— Эмма, неужели ты думаешь?..

— Ты спал с ней!

— Эмма, дай мне еще один шанс. Пойдем со мной, и мы найдем детей.

Я просил и умолял жену. У нее на лице появилось озадаченное выражение. Голосом не громче шепота она с усилием произнесла:

— Я больше ничего не знаю. Ле Брев говорит, что ты выдаешь себя. Он спрашивал, зачем ты выходил из дома, почему у тебя была мокрая пижама в ту ночь, когда это… случилось. И еще спрашивал, зачем ты остался, когда здесь нечего делать, кроме как… с этой женщиной.

— Эмма, но ты же не можешь поверить…

Она высморкалась, чтобы перестать плакать. Казалось, что мы остались на Земле единственными людьми, брошенными, потерпевшими кораблекрушение и оказавшимися в этой белой больничной комнате.

— Зачем ты ходишь к этой женщине? Что ты нашел в ней?

Ее слова отчаяния упали в пропасть между нами. Бывают моменты, когда невозможно посмотреть в лицо правде.

— Мне нужна была помощь… — пробормотал я.

Но Эмма не знала пощады:

— Зачем было спать с ней?

Я вспомнил, как просто Эстель предложила свою любовь, когда я очнулся в ее квартире, после того как меня отделали молодчики Ле Брева. Я чувствовал себя очень одиноко тогда и был готов пойти ей навстречу.

Я посмотрел Эмме в глаза, в которых отражалось страдание от собственных сомнений.

— Не знаю, — признался я. — Прости меня, Эмма. Ради Бога, прости.

— Простить? И забыть, что ты сделал с детьми?

Эмма крепко сжала губы.

— Эмма! Мы с тобой найдем их!

— Найдем их тела.

— Не знаю. Но они в особняке той старухи.

— Этого не может быть.

— Эмма, пойдем туда.

Она посмотрела в сторону, ее глаза прикованы к какому-то далекому пейзажу. Я подумал, что она сейчас в раздумье, действительно ли она верит, что я бросил ее ради какой-то француженки.

— Эмма, — умолял я. — Дорогая, я люблю тебя.

— Докажи это, — бросила она.

— Эмма, послушай, ради Бога. Я проник в это место. Я видел их кроссовки и сандалии.

Она, казалось, репетировала свою речь:

— Инспектор Ле Брев подозревает, что ты можешь быть замешан в это дело. Мы видели, как ты вышел прошлой ночью… Его люди арестовали тебя.

— Там был сумасшедший с ножом, который пытался убить меня. С маской из желтого пластика на лице.

— Я не верю тебе. Ты все придумываешь. Стараешься сбить меня с толку.

— Эм, меня чуть не разорвали на куски собаки в имении Сультов. Посмотри на руку.

Она опять уставилась на меня, будто стараясь решить, какой истории верить, моей или Ле Брева.

— Старший инспектор сказал мне, что они подобрали тебя после того, как ты проник в дом. Это правда?

— У них были сторожевые собаки.

— Собаки?

— Немецкие овчарки.

Я чувствовал боль от укусов.

— Что ты делал там?

— Эмма, ты должна мне верить. Я пытался найти детей.

Она встала и подошла к окну.

— Пытался найти или спал с этой женщиной? С этой шлюхой?

— Бога ради, это все не так. И никогда так не было.

— Ты разбил нашу семью, — отрезала она. — Уничтожил нашу любовь.

— Эм, пожалуйста. Это неправда. Послушай. Дети были там. Их привезли в дом Сультов.

Она все еще не верила:

— Так много лжи. Надоело.

— Эмма, это какой-то бред. Я люблю тебя. Люблю детей. Я пытался найти их, а меня избили, травили собаками. Все, что ты сделала, — это вернулась к своим чертовым родителям.

— Ты полное дерьмо.

— Эмма, я не хотел тебя обидеть. Просто хотел сказать, что мне нужно было остаться. Я должен найти их. Давай вместе поедем в Гурдон.

— Лучше расскажи это полиции.

— Не доверяй Ле Бреву. Он завяз в этом деле по уши. И вся местная полиция.

И пусть они и это запишут.

Эмма нахмурилась:

— Тогда зачем он привез тебя сюда?

Этого я понять не мог. Охранники могли перерезать мне горло и выкинуть кишки в выгребную яму. Но они все же были полицейскими. Кто-то не дошел до конца во время того нападения в лесу и отступил прошлой ночью. У Ле Брева все-таки есть какое-то подобие долга, хотя и деформированного и жестокого. Почему он охраняет эту сумасшедшую женщину?