– За то, что по пьяному делу исправный вертолёт угробили? И не посадят? Ну-у-у… ребят, может, и не посадят, – медленно проговорил генерал, изучая теперь поверхность стола прямо перед собой, и голова майора опустилась до прежнего уровня. Генерал перевёл взгляд ему в темя и, вздохнув, после паузы продолжил:

– По правильному вас надо бы на освидетельствование везти… На наличие алкоголя. Вы уж здесь с полсуток скоро. А алкоголь в крови шестнадцать часов держится. Так что времени-то – в обрез.

Майор не шевелился. Генерал подался к нему локтями и преподавательским тоном продолжил:

– Да и на чём вас везти-то? «Кашку» местную в такую погоду из-за вас гробить? Ага… Щас! Комбриг свой катер не даст – у него ещё здесь своих дел по горло. И оно ему надо?

Сама авиация обосралась – пусть сама и выпутывается. А на спасателе такие же, как и вы, уроды – пьяные поголовно.

Майор, не поднимая головы, шумно вздохнул, как бы входя в тяжёлое положение командующего и очень его понимая. А тот, подивившись тупости подчинённых, с которыми приходится работать, продолжил:

– Да и смысла в экспертизе этой, поди, уж и нет никакого. Доктор-то местный на вас, профилактики ради, столько спирту извёл! Уж и не скажет никто, когда вы нарезались – до аварии… – командующий устало «умыл» лицо ладонью, и утвердительно повторил – Да, именно аварии. Или после уж. Нет, ну это надо такими идиотами быть, чтоб исправную матчасть, считай, на пустом месте угробить! Машина-то исправна была? – командующий, сверля темя бедолаги-майора взглядом, по слогам и с нажимом произнёс, – ИС-ПРАВ-НА, спрашиваю?!!

Абсолютно ни во что не оформившаяся мысль горошиной забилась в черепной коробке «летуна». Но ощущения она приносила обнадёживающие. Он взял окурок «в ладошку» и поднял на командующего сузившиеся пытливые глаза:

– Так точно… – отнюдь неуверенно пробормотал майор. Командующий, казалось, получил некоторое удовлетворение если не от самого сказанного, то хоть от интонации сказанного, и резко спросил:

– Бортмеханик где?

– За дверью, в коридоре…

– Давай сюда его.

…Три офицера – генерал, майор и старший лейтенант – сидели кружком во флагманской каюте БПК «Славный», курили генеральские сигареты и напряженно думали. Но это уж после того, как старлей-бортмеханик трижды попытался убедить командующего, что вверенная ему матчасть перед полётом была совершенно исправна, подтверждая свои слова сначала просто честным словом, потом честным комсомольским словом, а затем и словом офицера. В конце концов, командующий крайне непоследовательно обозвал его редким мудаком и следующей фразой задал общее направление течению мыслей этого коллектива:

– А чем же вы тогда там надышались-то, что абсолютно исправную машину не смогли втроём на курсе удержать?!!

Майор всем телом повернулся к бортмеханику и, изрядно перегрузив командный голос металлом, кратко спросил:

– Ну?!! – и старлей всё понял. Он погрузился в тяжёлое раздумье под суровыми взглядами своих командиров и наставников. И минут через десять выдал в окружающее пространство:

– Прибор кэ-э… ка-а-а… ка-о-о-о… ка-о-полста… вышел из строя… видимо… – причём вид у него был такой, что казалось, будто он совершенно уверен – сейчас будут бить.

Глаза майора стали круглыми от удивления, а генерала – прищуренными от заинтересованности. Командующий, всю жизнь пролетавший на штурмовиках да истребителях, деловито спросил:

– Что за хрень?

Ответил ему майор. Зачарованно так ответил, всё ещё глядя круглыми удивлёнными глазами на бортмеханика, а отнюдь не на командующего:

– Керосиновый обогреватель воздуха кабины КО-50.

– А чё это он керосиновый? Топливный, что ли?

– Так точно, – испуганно включился в разговор старлей, всё ещё не веря, что бить не будут, – Есть обеспечивающая электросхема… Но обогрев – через теплообмен… От продуктов сгорания, значит… А топливный контур свой, автономный… От насоса ЭЦН-40 и до камеры сгорания…

– Хорош умничать-то, – оборвал его командующий, – Ну, и что там у вас с ним случилось? Точнее, могло случиться?..