Напротив, – подчеркивал дипломат, – славянская партия имеет глубокие корни, и поскольку к тому же она исходит из интересов государства, то может самым благоприятным образом способствовать естественному и самобытному развитию русской цивилизации» 141 .

В депеше от 25 июня Феррьер-ле-Вайе сообщал о серьезной обеспокоенности Николая I делом петрашевцев. «Говорят, – писал французский дипломат, – что Император, под влиянием и живым впечатлением от этого неожиданного для него происшествия, поначалу намеревался даже закрыть все гражданские университеты, заменив их системой практического и военного образования. Однако в конечном счете он прислушался к советам не делать этого и ограничился менее строгими мерами. Отныне в каждом университете не должно быть более 300 студентов. В настоящее время в Петербургском университете насчитывается 900 студентов, а в Московском – 1200. В других университетах количество студентов колеблется в пределах этих двух цифр.

Осуществление принятого решения на четверть сократит гражданское образование в стране. Правда, данное решение было принято не в форме Указа, оно не будет регистрироваться в Совете Империи и публиковаться в “Сенатских Ведомостях”. Речь идет о предписании, которое, несомненно, может быть исполнено с осмотрительностью. Но что представляется совершенно очевидным, так это то, что будет обращено самое серьезное внимание на реформу народного образования…» 142

Так оно и произошло. Другим последствием дела Петрашевского, наряду с отставкой графа Уварова, стала реорганизация системы народного образования с целью ограничения «вредного» европейского влияния на благонравную русскую молодежь.

Тем временем следствие по петрашевцам завершилось, и само дело было передано в Военный суд. Об окончании этой истории имеется свидетельство поверенного в делах Франции в России Голдре-Буало. В депеше на имя министра иностранных дел генерала де Лаитта он сообщал 5 января 1850 года: «Начало 1849 года было отмечено раскрытием тайного общества, цели и намерения которого до сих пор остаются окончательно не выясненными. Оно насчитывало в своих рядах весьма незначительное количество участников: молодые люди, едва получившие образование, в большинстве своем неизвестные обществу, с неясными взглядами.

Полиция очень скоро оказалась осведомленной об их деятельности. Довольно долгое время она выжидала, наблюдая за ними, а потом внезапно провела пятьдесят арестов…

Работа Следственной комиссии продолжалась шесть месяцев. Вследствие доклада, который она представила Императору, некоторые из числа арестованных были выпущены на свободу. Остальные были переданы в военную юрисдикцию и предстали перед судом в составе: генерал Перовский, председательствующий; Строганов, Анненков, Толстой, а также сенаторы – Лобанов, Дурасов и Веймар. Обвиняемые были приговорены к расстрелу за организацию заговора с целью свержения существующих законов и политического строя Империи.

Казнь должна была состояться на Семеновском плацу, куда были доставлены приговоренные в количестве 21 человека. Им зачитали приговор, завязали глаза, разорвали на них одежду – одним словом, совершили все приготовления к предстоящей казни. И только после этого объявили, что Император сохранил им жизнь. Приговоренные услышали, какая мера наказания следует каждому из них вместо смертной казни.

Петрашевский, признанный следствием главным организатором заговора, приговорен к отправке на рудники в Сибирь, без указания срока. Капитан Львов 2-й, поручики Момбелли и Григорьев – все трое из императорской гвардии – осуждены на каторжные работы в рудниках на сроки от 12 до 13 лет. Самому старшему из них – 27 лет.

По причине его крайней молодости, Кашкин 143 осужден менее строго. Его отправят простым солдатом в один из батальонов на Кавказ.

Гвардейский офицер Пальм, не принимавший непосредственного участия в заговоре, но знавший о нем и не раскрывший его, тем не менее тоже был приговорен к смерти, замененной ему восемью месяцами заключения в военной тюрьме. По отбытии срока ему разрешено будет продолжить в прежнем чине службу в армии.

Остальные, среди которых находится романист Достоевский, осуждены с большей или меньшей строгостью, соответственно степени виновности каждого. Одни приговорены к каторжным работам в рудниках, другие – к заключению в крепости или к отправке в солдаты» 144 .

Это было последнее сообщение французского посольства в Петербурге о деле Петрашевского.

Академик Е. В. Тарле, самый авторитетный историк Крымской войны 1853 – 1856 годов, полагал, что вмешательство Франции и Англии в русско-турецкий конфликт, предрешившее поражение России, в значительной степени стало результатом недальновидной политики Николая I в отношении Парижа, где в то время правил Наполеон III. Говоря о просчетах царя, Тарле, среди прочего, имел в виду высокомерно-пренебрежительное отношение, которое российский самодержец постоянно демонстрировал по отношению к французскому «выскочке» 145 .

В какой степени был прав наш именитый историк?

Наряду с уже известными дипломатическими документами, на которые опирался Тарле, ответ на этот вопрос позволяют прояснить документы, недавно обнаруженные мною в ГАРФ, в фонде Третьего отделения Собственной Е. И. В. канцелярии. Речь идет о переписке между Луи-Наполеоном Бонапартом (будущим Наполеоном III) и шефом Третьего отделения графом Алексеем Федоровичем Орловым. Эта переписка датирована 1847 – 1848 годами. Но прежде чем ознакомить читателей с ее содержанием, необходимо сказать хотя бы несколько слов о младшем Бонапарте.