Утилитарный подход? Безусловно! Но каждому он найдет место в своей системе:

— Я мыслю категориями нации. Я привлекаю всех, у кого есть способности и воля идти со мной вместе… Со мной будут честные люди, независимо от их политической окраски.

После его падения Бурбоны перестанут пускать в военные школы детей «плебеев». Не будет и «императорских стипендиатов». Их места займут сынки старых дворян.

И эта «новая» Франция отвергнет многих славных воинов. Отовсюду выгонят бонапартиста Гаспара Монжа. Не отыщется в ней места и стендалевскому Жюльену Сорелю, энергия которого найдет страшный и нелепый выход.

В 1804 году Жюльен Сорель из «Красного и черного» и Фабрицио дель Донго из «Пармской обители» недолго бы размышляли, где и с кем им быть. Тогда у них был бы выход. А в 1820–1830-х годах его не стало. Оноре де Бальзак напишет в рассказе «З. Маркас» (1840): «Во Франции у молодежи нет выхода, и в ее среде растет лавина непризнанных талантов, растут беспокойные стремления законного честолюбия; молодежь неохотно вступает в брак, семьи не знают, что делать со своими детьми; какой призыв потрясет эти толпы — не знаю; но они ринутся на современный строй и опрокинут его».

Лавина непризнанных талантов — это «двести тысяч Жюльенов Сорелей», о которых скажет Стендаль в одном из писем о революции 1830 года.

«Никогда места не походили менее на синекуры, — говорит в целом критически относившийся к Наполеону французский историк и философ Ипполит Тэн [125] . — Никогда успех счастливых кандидатов или неуспех кандидатов несчастных не казался более несправедливым. Никогда трудности, риск работы не вознаграждали более точно удовольствия достигнутой награды, никогда человеческое соревнование не встречало такого опытного и авторитетного судью. Он сам сознавал свою единственную роль; его честолюбие, более ненасытное, чем у всякого другого человека, давало ему возможность понимать честолюбие других; ставить повсюду человека, подходящего к месту, в месте, подходящем для человека, — вот что он делал для себя и других. Он знает, что именно в этом состоит его сила, его высокая популярность, его социальная полезность: “Никто, — говорил он, — не станет уничтожать правительство, где все достойное находит себе место”. Наполеон был прав — французы не уничтожат его правительство. Оно рухнет под ударами вооруженной Европы и части Азии.

«Клянусь честью, что посвящу свои силы служению Республике ради сохранения целостности ее территории, ради защиты ее правительства, законов и освященной ими собственности. Буду всеми средствами в пределах справедливости, разума и законов противодействовать всякой попытке, направленной на восстановление феодального строя и связанных с ним привилегий и прав…»

Такова была клятва членов Почетного легиона. Для экономии времени индивидуальную клятву заменили коллективной. «Господа кавалеры, — генералы, офицеры, граждане и воины, клянетесь вашей честью, что посвятите себя на службу Империи для охранения ее владений во всей их целости; для защиты императора и законов Республики… клянетесь ли?!» — воскликнул император.

Слова его были встречены с величайшим восторгом. Все кавалеры отвечали: «Клянемся!» — и тотчас же раздались крики: «Да здравствует император!»

Наполеон был счастлив. Его адъютант генерал Рапп [126] вспоминал, что он никогда — ни прежде, ни после — не видел императора таким веселым.

Чему они клялись служить — Республике или Империи? Все равно — ведь это же революционная Империя!

16 августа 1804 года Куанье, Ларрей и еще две тысячи новых кавалеров вошли в число тех, кто оказал «значительные услуги государству в войне за свободу», и тех граждан, которые «своими знаниями, талантами и добродетелями содействовали установлению и защите республиканских начал или внушали любовь и уважение к правосудию или к государственной власти».

Они вошли в Легион, шефом которого был сам Наполеон Бонапарт. Организация состояла из Главного административного совета и пятнадцати когорт. Каждая когорта насчитывала семь высших офицеров с пожизненным жалованьем 5 тысяч франков, двадцать майоров с жалованьем 2 тысячи франков, тридцать офицеров с жалованьем 1 тысяча франков и 350 легионеров с жалованьем 250 франков. Каждая когорта имела приют для призрения немощных кавалеров ордена Почетного легиона.

Они стали нотаблями, то есть знатными людьми. Им положены привилегии. Когда они проходят по улице, караульный отдает им честь. Пикет в двадцать пять человек служит им конвоем. В избирательных коллегиях департамента или округа они являются выборщиками в силу своего положения. Их сыновья получают стипендии в Сен-Сире и Флеше, военных академиях и лицеях. Их дочери и сестры учатся в первоклассных учебных заведениях — Экуане (дочери и сестры солдат) или Сен-Дени (дочери и сестры офицеров).

Директрисой Института для дочерей офицеров Почетного легиона стала знаменитая Жанна Луиза Кампан, писательница. Когда-то она служила лектрисой дочерей Людовика XV, а затем первой камеристкой Марии Антуанетты.

В ее пансионе, основанном в конце революции, воспитывались Каролина Бонапарт [127] — сестра Наполеона и Гортензия Богарне [128] — дочь Жозефины. Последняя определяла туда также племянниц и двоюродных сестер. Люсьен Бонапарт отправил на воспитание к госпоже Кампан свою дочь Шарлотту.

Высокие персональные пенсии, почет, восторги прекрасных дам, уважение офицеров к рядовым солдатам — кавалерам ордена и даже бесплатная выпивка, предлагавшаяся легионерам владельцами кофеен, — разве это не то, ради чего стоит жить?

Стендаль, участник нескольких наполеоновских кампаний, описывает обычный порядок награждения в боевых условиях, отмечая его достоинства и недостатки: «На войне император после победы или просто удачного дела одной какой-нибудь дивизии всегда устраивал смотр. Объехав в сопровождении полковника ряды и поговорив со всеми солдатами, чем-либо отличившимися, он приказывал бить сбор: офицеры толпой окружали его. Если кто-либо из эскадронных командиров был убит в бою, он громко вопрошал: “Кто самый храбрый капитан?” В пылу энтузиазма, возбужденного победой и присутствием великого полководца, люди говорили искренне, и ответы их были чистосердечны. Если самый храбрый капитан не обладал нужными для эскадронного командира способностями, его повышали в чине по ордену Почетного легиона, а затем император снова задавал вопрос: “После него кто же самый храбрый?” Князь Невшательский [129] карандашом отмечал награждения, и как только император направлялся в другой полк, командир полка, в котором он побывал, утверждал офицеров в новых должностях.