Что до самого охотника, то долго горевать он не привык. Услышав мрачную новость, он конечно напился как свинья да еще разбил морду кому-то из постояльцев в трактире, стоявшем по соседству с деревней. Но и только-то. Жить прошлым Вилланд считал глупостью. Так что забыл про Аин и ее чудный голос уже через год. Вернее, думал, будто забыл.

Теперь же, слыша ласковые «ой-ли-ло…» и полюбившийся голос, охотник преисполнился внезапной надеждой. Ведь чем демоны не шутят — наверняка этот лабиринт между мирами позволяет простым смертным преодолевать не только пространство, но и время. А значит, коли песня Аин еще звучит, не поздно все исправить. Отговорить любимую, согласиться хоть даже на венчание. И пес с ней, с охотой да с вольной жизнью. Ведь другой такой как Аин ему за десять лет так и не встретилось. И много ли тогда стоит хоть вся дичь Фьеркронена, если на другой чаше весов оказалась жизнь этой чудесной девушки?

— Вилланд? Ты куда?.. — успел окликнуть его Игорь, когда охотник бросился в коридор, навстречу пленительному голосу. На спутника, надеявшегося его остановить своим тупым возгласом, Вилланд даже не обернулся.

Раз поворот, два поворот… и лабиринт исчез. Охотник выскочил под вечернее небо, в осенний воздух, наполненный свежестью и назойливым писком комаров. На опушку леса… где понял, что опоздал.

Уже с затянутой в петлю шеей Аин раскачивалась в футе над землей на веревке, перекинутой через сук старой и крепкой березы.

На миг Вилланд замер, буквально парализованный горем. Готовый расплакаться навзрыд, чего с ним не бывало даже в детстве. Но звуки плача застряли в горле. А внутренний голос, голос сердца, робко попытался обнадежить охотника. Вдруг-де она еще жива. Времени ведь прошло немного — если он только что слышал ее голос.

Быстрым шагом подойдя к березе, Вилланд достал нож для разделки звериных туш и, перерезав веревку, осторожно подхватил бездыханное тело и положил его на траву. На ощупь Аин была не слишком холодна. Хотя причина тому была наверняка прозаичная и ни капли не обнадеживающая. Просто дни еще стояли теплые, почти как летом.

— Прости меня, Аин, — произнес Вилланд шепотом, — я не знал, что так получится. Я люблю тебя… и если бы я мог это изменить… В общем, я согласился бы обвенчаться. И жить с тобой в избе… чтоб ты мне детей целую кучу нарожала. А про охоту я бы забыл. Не слабак ведь какой. Авось, и с крестьянским бы трудом сладил.

Когда лежащая на траве девушка зашевелилась, охотник сперва удивился — чудо все-таки! Потом на душе потеплело: на миг этот немолодой уже человек готов был поверить, что любовь действительно всемогуща и всепобеждающа. Поверить всем этим сказкам! Но затем…

Аин привстала. Ее голова безвольно моталась на сломанной шее, словно порванный парус на мачте. А выпученные глаза, красные от лопнувших сосудов, смотрели невидяще и безжизненно.

— В самом деле? — из горла вырвался сдавленный хрип, нисколечко не похожий на тот волшебный голос, в который когда-то влюбился Вилланд, — ты все еще любишь меня? Так давай же, люби меня… оставайся со мной навсегда — и люби!

С содроганием Вилланд почувствовал, как на его плечо ложится рука: холодная, со скрюченными пальцами, оказавшимися неожиданно цепкими.

— Да-а-а! На-а-аш-ш-ша любовь не закончится! Никогда! Теперь даже смерть не разлучит нас!

И снова коридор превратился в тупик, оканчивающийся стеной с фреской. Только на сей раз фреска изображала мужчину, в котором при желании можно было узнать Вилланда. Но узнать с немалым трудом: лицо на фреске выглядело непривычно печальным, просто-таки излучающим скорбь. Тогда как в реальности лично я никогда не замечал за ним подобного тоскливого выражения. Да не сочтет никто за апломб, но я успел неплохо узнать этого человека, в чье тело некогда вселился. Уж во всяком случае уверен: кем-кем, а нытиком Вилланд никогда не был. Оставалось лишь попытаться представить… с ужасом, какие обстоятельства жизни могли привести к подобной метаморфозе.

Но в том, что они были, эти обстоятельства, сомневаться не приходилось. Были — и вот теперь всплыли. Как утопленник со дна озера.

— Итак? — внезапно за спиною раздался голос Надзирателя за душами, — надеюсь, хоть теперь до тебя дошло?

Не знаю, откуда он взялся на сей раз. Наверное, подкрался, прежде следуя за нами — держась на расстоянии и в то же время неотступно. А может, по собственному обыкновению материализовался в нужном для себя месте. Хотя, конечно, слово «материализовался» в данном случае не совсем применимо. Здесь, в пространстве между мирами, материальная оболочка ему без надобности. Как, впрочем, и мне. Не то как бы я смог вернуть себе тот самый облик, в котором пребывал в родном мире, до роковой поездки на злополучной маршрутке?

Ну да, впрочем, не важно. Точнее, важно, но не это.

— Кажись, дошло, — со вздохом ответил я вслух, — каждому есть, что вспомнить. И в жизни каждого человека бывали яркие моменты. Вот только не всегда приятные. В этом-то загвоздка.

Надзиратель ухмыльнулся… чем напомнил мне на сей раз не сверхъестественного злыдня, а, скорее, основательно накормленного кота.

— О, мудрый господин, — это Аль-Хашим обратился к нему в своей излюбленной манере, — да озолотит вас каждая мысль ваша, каждое слово… но что теперь будет с нашими спутниками? С юницей, отважной сердцем, и тем могучим мужем?..