Сердце неприятно колотилось, ладони вспотели.

Он вытер их о штаны, и осмотрел ландшафт. Совсем плоским тот не был, но и не предлагал ни большого разнообразия, ни какого-нибудь укрытия. Не было здесь ни деревьев, ни поросшей кустарником лощины.

Вдали виднелось небольшое озерцо — краем глаза он уловил блеск воды — но если он угробил самолет в озере, почему тогда он, к Богу в душу, не вымок насквозь сам?

Может, просто успел обсохнуть, пока был без сознания?

А может, он просто вообразил себе, что видел самолет возле камней. Конечно — не мог же он уйти так далеко от озера, и совсем об этом забыть?

Тогда он начал потихоньку двигаться к озеру, из чистой неспособности придумать ничего более разумного.

Очевидно, прошло какое-то время; небо очистилось как по волшебству.

Ну что ж, придется им слегка потрудиться, чтобы его найти; по крайней мере, они знают, что он был где-то рядом со стеной. Грузовик должен быть здесь с минуты на минуту, он просто не мог находиться дальше, чем за два часа езды от аэродрома.

— Все хорошо, и даже слишком… — промурлыкал он.

Кажется, он выбрал какое-то особенно Богом забытое место, чтобы разбиться — вокруг не было ни дома, ни выгула для скота, нигде в поле зрения; в воздухе не было даже запаха дымка из дымохода.

В голове постепенно прояснилось.

Он обойдет озеро — на всякий случай — потом выйдет на шоссе. Может, встретит там экипаж поддержки.

— И скажешь им, что потерял чертов самолет? — спросил себя вслух. — Ну да, конечно. Давай, ты, идиот несчастный, думай! Так, где ты видел его в последний раз?

Шел он долго. И очень медленно, из-за колена.

Через какое-то время идти стало легче. А вот разум его легче себя не чувствовал.

Что-то было не так с этой деревенской местностью.

Конечно, Нортумбрия всегда была местом запущенным, и существовала на дотации, но не настолько же… Дорогу он, правда, нашел, но это было вовсе не то шоссе «B», которое он видел с воздуха.

Эта была грунтовая, рябая от камней проселочная дорога, и демонстрировала явные признаки того, что по ней много путешествуют с копытными животными, на весьма волокнистой диете.

Жаль, что он не подумал о диете. Живот уже прилип к позвоночнику.

Думать о завтраке было куда лучше, чем о прочих вещах — и какое-то время он развлекался тем, что воображал, как беспорядочно поглощает яичный порошок и скучные непропеченные тосты, потом перешел к воспоминаниям о щедрых завтраках своей юности в Шотландском Нагорье: огромные миски с дымящейся кашей, ломти черного пудинга, жареного на сале, булочки с мармеладом, и галлоны горячего, крепкого чая…

Час спустя он обнаружил стену Адриана.

Трудно было не заметить, но она тоже как будто подросла по сравнению с травой, и всем прочим, что росло вокруг.

Она шла неуклонно вперед — так же, как римские легионы, которые ее строили — упорно работая, серым швом они прошивали свой путь в горы, и по долинам, отделяя мирные пастбища на юге от этих грабителей-мародеров на севере.

При этой мысли он усмехнулся, и присел на стену — здесь она была меньше ярда высотой, как раз в этом самом месте — помассировать больное колено.

Он не нашел ни самолета, ни чего-то еще, и начал уже сомневаться в собственном здравомыслии и чувстве реальности.

Правда, он уже видел лису, и бессчетное количество кроликов, и фазана — этот чуть было не устроил ему сердечный приступ, выпорхнув у него прямо из-под ног.

И ни одного человека вокруг — это не давало ему покоя…

Да, сейчас была война, и многие из мужской половины населения ушли, но фермы-то не были принесены в жертву военным действиям, разве не так?

А на фермах работали женщины, это они кормили нацию, народ, и все такое — он слышал, как на вечернем радио их превозносили за это, еще на прошлой неделе. Так где же, кровавый ад, были они все теперь?

Солнце висело в небе совсем низко, когда он, наконец, увидел дом.

Тот прилепился к самой стене, и показался ему странным образом знакомым, хотя Джерри знал, что никогда не видел его раньше. Каменный и приземистый, но довольно большой, с неопрятной, какого-то крысиного вида, соломенной крышей.

Из трубы шел дым, и он изо всех сил захромал прямо к дому.

Снаружи какая-то женщина в длиннющем убогом платье и фартуке кормила цыплят.

Он закричал, и она подняла голову, разинув при виде него рот.