Едва оправившись от этого испытания, я сначала не поняла истинную причину выражения ужаса на лице Стивена, – до тех пор пока он беспомощным жестом не указал на позаимствованную на выходные пишущую машинку и стопку девственно белой бумаги на столе рядом с ней. Он скорбно сообщил мне о моей предполагаемой роли – я должна была напечатать его заявление на вступление в должность научного сотрудника в колледж Гонвиля и Каюса, которое было необходимо подать до начала следующей недели. Все еще снедаемая угрызениями совести по поводу твиста, я приступила к работе с намерением написать заявление от руки (правая рука у меня была в порядке). Я потратила на это все выходные.

В силу обстоятельств я не могла оставаться у Стивена на ночь. По его словам, всевидящее око Сэма, ворчливого служителя пансиона и по совместительству блюстителя морали на его круговой лестнице, не раз замечало мой шарф или кардиган, небрежно оставленный на спинке стула у Стивена в кабинете. Учуяв запах скандала и легкую добычу, Сэм, выслеживая юную посетительницу, по утрам просовывал голову в дверь спальни Стивена в надежде обнаружить меня в его незаконных объятиях на узкой односпальной кровати. Но он так и не дождался возможности доложить пикантные обстоятельства администрации – друзья Стивена, которые уже обзавелись отдельным жильем, регулярно предоставляли мне убежище по выходным. У многих из этих друзей уже имелся дом, машина и планировались дети, что в те дни считалось в порядке вещей. Наше поколение было последним из тех, что исповедовали простые жизненные ценности: романтическая любовь, брак, дом и семья. Единственное отличие наших со Стивеном отношений заключалось в понимании, что нам отпущено меньше времени на то, чтобы достичь этих целей.

Несмотря ни на что, заявление на место научного сотрудника было доставлено вовремя, и Стивен стал ожидать интервью. Однако и тут не обошлось без сложностей. На волне своей популярности после неожиданного вмешательства в лекцию Хойла Стивен подошел к профессору Герману Бонди в конце одного из регулярных семинаров в лондонском Кингс-колледже и попросил его дать рекомендации в случае обращения работодателя по поводу одобрения кандидатуры Стивена на место научного сотрудника. Так как Герман Бонди жил в Гемпшире по соседству с тетушкой Стивена Лорейн и ее мужем Расом (тем самым стоматологом с Харли-стрит), то Стивену показалось, что официальный письменный запрос не требуется. Однако несколько недель спустя он получил сконфуженное послание от колледжа Гонвиля и Каюса. В ответ на запрос колледжа о рекомендациях для Стивена Хокинга профессор Бонди заявил, что не имеет чести знать кандидата с таким именем. Принимая во внимание обстоятельства и неформальный подход Стивена, было очевидно, что профессор попросту забыл о данном согласии. Ситуацию исправили несколько спешных телефонных звонков, после чего Стивена в обычном порядке вызвали на интервью, где он получил массу возможностей впечатлить членов комиссии своей способностью к убеждению – в особенности благодаря тому, что ни один из них не занимался космологией, несмотря на прекрасную репутацию в других научных дисциплинах.

Должно быть, комитет по научной работе соблазнился мыслью залучить в свои ряды космолога; мы же искренне ликовали, увидев имя Стивена в списке новых научных сотрудников. Все получалось так, как мы задумали; нашу свадьбу можно было, как и предполагалось, назначить на середину июля. Мы не обращали внимания на мрачные медицинские прогнозы, блаженствуя в атмосфере любви и в предчувствии профессиональных успехов, и отметили начинающееся лето серией новых праздников. Ясный небосклон нашего счастья омрачали лишь редкие облачка в виде предстоящих мне экзаменов, решения жилищного вопроса и зловеще забрезжившего на горизонте подоходного налога.

К нашему негодованию, не по сезону холодный ветер враждебной реальности раздул одно из облаков до грозовой тучи, временно подмочившей наше приподнятое настроение. Ободренный успехом в комитете по научной работе, через две недели после утверждения его кандидатуры (что показалось нам в нашем нетерпении достаточным сроком) Стивен отправился на встречу с главным казначеем колледжа Гонвиля и Каюса (в Кембридже говорят: Гонвиль и Киз, что соответствует фамилии второго основателя колледжа, но пишут «Кай» из-за латинизирующего влияния эпохи Возрождения). Казначей холодно проинформировал новоиспеченного научного сотрудника, что тот займет свой пост лишь в октябре и в высшей степени преждевременно пытаться получить информацию шестью месяцами раньше. Что касается собственно запроса Стивена, ответ на который играл ключевую роль в наших планах, то казначей совершенно не был расположен к тому, чтобы предоставить информацию о размере заработной платы научных сотрудников. Для ровного счета он категорически заявил, что колледж более не берет на себя обязательств по предоставлению жилья научным сотрудникам. Пострадав от столь высокомерного обращения, мы имели возможность лишь строить догадки о том, каков будет доход Стивена, и оказались вынуждены искать жилье. Поскольку в Кембридже было достаточно много женатых научных сотрудников, мы предположили, что надежда у нас есть. Что касается крыши над головой, то мы отдали предпочтение квартире в строящемся доме возле рыночной площади, попросив агента внести нас в список на вселение.

Мы были настолько уверены в себе, так нетерпеливо рвались в будущее, что не позволяли столь приземленным проблемам надолго огорчать нас. На самом деле отношение казначея и ему подобных лишь подтверждало обоснованность нелюбви Стивена к напыщенным чиновникам старшего возраста, которую я теперь разделяла в полной мере. Мы прекрасно понимали, что в своем идеализме попираем здравый смысл, осторожность, условности и обыденность. Мы не могли позволить убогому мышлению чиновников помешать нашим великим замыслам или поколебать нашу убежденность. Борьба с подобными бюрократическими мельницами скоро стала нашей собственной версией восстания шестидесятых. Но нашей главной битвой оставалась битва с судьбой. Преследуя свою высокую цель, мы чувствовали за собой право высмеивать такие незначительные дорожные препятствия, как зазнавшиеся казначеи.

Когда человек борется с судьбой, действительно значимо лишь главное: жизнь, выживание и смерть. До сих пор силы судьбы либо дремали, либо были на нашей стороне. Несмотря на все препятствия, наше ближайшее будущее казалось столь же обеспеченным, как и будущее других наших сверстников, учитывая угрозу холодной войны в середине шестидесятых. Для Стивена женитьба влекла за собой необходимость заняться серьезной работой и показать, чего он стоит как физик. В своей неискушенности я полагала, что вера также сыграла свою роль в том, что мы смогли поставить себе цель и добиться ее. В каком-то смысле у нас со Стивеном была общая вера – экзистенциальная вера в правильность сделанного нами выбора, но для меня, как и для моей мамы и друзей, существовало и другое понимание веры – вера в Бога, который, как мне казалось, укрепил меня в моей решимости и придал мне мужества. С другой стороны, я знала о том, что Хокинги, несмотря на методистов в родне, провозглашали себя агностиками, если не атеистами, и находила их привычку глумиться над религиозными ценностями неприятной. Через два месяца после помолвки мы со Стивеном вместе встретили Рождество. После возвращения на Хилсайд-роуд, 14 с утренней службы, на которую Стивен ходил со мной и моими родителями, нас встретили с поднятыми в изумлении бровями и начали отпускать едкие комментарии. «Ну как, ты уже стал святым?» – тихо спросила у Стивена Филиппа саркастическим тоном, и я почувствовала волну необъяснимой враждебности по отношению ко мне. Он лишь рассмеялся в ответ, а его мать продолжила тему: «Да уж святее, чем ты; он ведь находится под влиянием добропорядочной женщины». Я не знала, как относиться к таким замечаниям: проигнорировать их было нелегко, так как от них за версту несло семейным заговором против меня, устроенным с целью поколебать мой оплот – веру, на которую я полагалась в предстоящем мне свершении. Этот цинизм я не могла разделить, в отличие от веселья по поводу выбора текста венчания. Я пришла в ужас, узнав, что в соответствии с Молитвенником 1662 года мне предстояло стать «как иные благочестивые и воздержанные матроны», и проголосовала за версию 1928 года, где эта уродливая фраза отсутствовала.

Успех имеет свойство порождать успех, и скоро у нас опять появилось что отметить. Еще одна суббота была потрачена на написание конкурсной заявки на получение Премии гравитации, учрежденного неким гражданином Америки, в своей мудрости верующим в то, что открытие антигравитации послужит излечению его подагры. Не думаю, что поступившие на конкурс эссе смогли хоть отчасти облегчить страдания несчастного, но его щедрые денежные выплаты победителям значительно поправляли бюджет молодых физиков. За годы своей работы Стивен выигрывал приз Премии гравитации многократно, в различных номинациях, начиная с 1971 года. Однако в 1965-м судьба еще не стала к нему настолько благосклонна; тем не менее наши усилия были вознаграждены весьма своевременным успехом. Через несколько недель меня срочно вызвали с чердака к телефону – на проводе ждал Стивен. Он, как всегда, звонил из Кембриджа за четыре пенни, чтобы сообщить мне о получении им поощрительного приза Премии гравитации в сумме сто фунтов стерлингов. Я скакала по кухне миссис Данхэм в пароксизме восторга. Сложив сто фунтов Стивена и двести пятьдесят фунтов, составляющих вклад, сделанный отцом на мое имя в системе национальных сбережений [40] , который я имела право забрать, когда мне исполнится двадцать один, мы могли бы закрыть кредит Стивена и купить машину. Летом, незадолго до свадьбы, близкий друг Стивена из Тринити-холла Роб Донован организовал для нас очень выгодное предложение со стороны своего отца, торговца автомобилями из Чешира. На наш выбор было предоставлено две машины. Первая – блестящий красный «Роллс-Ройс» 1924 года с открытым верхом – была соблазнительна, но абсолютно непрактична и к тому же не вписывалась в наш бюджет. Вторым вариантом была «Мини», тоже красного цвета. Стивен неохотно снизошел до «Мини», признавая, что она нам по карману и соответствует нашим потребностям, особенно в свете приближающегося зловещего облачка под названием «экзамен по вождению».