не ругает, будто вовсе не замечает; живут рядом

с сыном, словно два пенька в лесу стоят.

Прошла дождливая, слякотная осень. Наступила

зима. Дни стали короткие, как заячий хвост, зато

ночи долгие-долгие, два раза выспишься да рассвета.

Канай Извай часто проводит вечера у Ороспая.

Старый карт зимой почти не выходит из дома, на

морозном воздухе он не может дышать —задыхается.

А придя с улицы, кашляет до пота. Но

одному сидеть дома тоскливо, поэтому Ороспай

всегда рад гостю и всякий раз, провожая Каная

Извая, приглашает его приходить и в следующий

вечер.

Старый карт любит поговорить. Слова у него

льются, как ручей: говорит-говорит —кажется, никогда

не остановится. Его уж и слушать устанут,

а он все говорит. Давно в Турекской стороне

не было такого ловкого на язык божьего служителя,

да и в окрестных деревнях тоже нет.

Последнее лето оказалось для Ороспая плохим:

пошатнулась вера у людей. К размышлениям об

этом Ороспай возвращается постоянно, об этом же

он часто заговаривал с Канаем Изваем.

—Молодых надо перетягивать на нашу сторону,

молодых,—говорил старый карт Канаю Изваю.— Старики-то и без нас не забудут нашего марийского

бога. Как прежде ходили на мольбище, так и будут

ходить. Над ними наша власть крепка. А вот молодежь

безусая, ребятишки...

—Так-то оно так,—соглашается Канай Извай

с Ороспаем,—но как же привлечь их на нашу

сторону?

—У меня детей не было,—вздохнул старый

карт,—я не умею с малыми ладить, не знаю, как

к ним подойти. А ты должен знать, у тебя сын.

Канай Извай подумал о Веденее, вспомнил, как

тот молил его не сажать в подпол и отпустить

в школу, вспомнил его испуганные, заплаканные

глаза, и у него при этом воспоминании холодок

пробежал по спине.

<<То-то, не знаешь, что такое дети,—подумал он

и с укором посмотрел на Ороспая.—Кабы знал,

не посоветовал бы так измываться над мальчишкой...>>

Карт долго смотрел на притихшего гостя, потом

спросил:

—Что притих, браток?

—Про Веденея подумал,—тихо ответил Канай

Извай.

—Вот-вот,—подхватил Ороспай.—Твоего Веденея

надо запустить в их компанию, как козла

в огород, своего козла... Хе-хе-хе!.. Правильно,

очень правильно соображаешь, брат Извай.

Канай Извай не стал объяснять, что он думает

совсем о другом. <<Для тебя козел в огороде, для

меня сын родной,—с раздражением подумал он.— Нет, больше не буду впутывать Веденея в наши

дела>>.

—Не со мной, тебе бы поговорить с Мосол

Петыром,—сказал Канай Извай.

—О чем? —спросил карт.

—Про ребятишек. Мой Веденей не вожак у них,

его не послушают. Васли Мосолов там верховодит.

Его товарищи слушают, ему верят. Да и правду

сказать, умный, толковый парнишка.

—Не тот ли это Васли, что на мольбище шум

поднял?

—Он, брат Ороспай.

—Тогда зачем о нем говоришь! —сердито глянул

на Каная Извая старый карт.—Зря язык

чешешь.

—А может, не зря,—возразил Канай Извай.— Из-за чего он тогда шумел? Из-за гуся; жалко ему

стало выхоженную им птицу. Разве дети понимают,

что для бога ничего жалеть нельзя? Мал он, по

недомыслию шумел. Вот если бы возвратить ему его

гуся, он бы сразу в бога поверил: мол, бог взял, бог

и отдал.

—Как же его теперь вернешь?

Канай Извай придвинулся к Ороспаю и горячо

заговорил:

—Другого гуся вернем, еще лучше того.

Ороспай встрепенулся, оживился.

—Погоди, погоди! —воскликнул он радостно.— Дельно ты придумал. Хм, хм... Значит, бог взял* бог

и отдал?

—Выйдет Мосол Петыр во двор, а во дворе

неизвестно откуда взявшаяся птица,—продолжал

развивать свой замысел Канай Извай.—Откуда

явилась? Чужая забрела? Не может того быть:

в эту пору каждый хозяин держит своих гусей

в хлеву. Да и сам гусь по такому холоду на улицу

не пойдет. Вот тогда Мосол Петыр и подумает: <<Бог