Шрифт:
ДОЛЛИ. Святая правда, как на духу.
БЬЮЛА. Едва-едва терпят друг друга. А иным и этого не удается. По правде говоря, Долли Хэмма, я не думаю, что все эти мужья-самоубийцы в нашем графстве так-таки сами и покончили с собой, как утверждает следователь. Ну, половина из них, еще куда ни шло!.. А остальные…
ДОЛЛИ(сладострастно смакуя шуточку Бьюлы). Значит, вы думаете, милочка, это благоверные спровадили их на тот свет?
БЬЮЛА. Чего там думать? Я знаю… Есть и такие, которых начинает воротить от одного вида или запаха любезного муженька или драгоценной женушки еще до того, как закомпостируют обратный билет во время свадебного путешествия!
ДОЛЛИ. Как ни горько, а сущая правда.
БЬЮЛА. И все-таки — липнут друг к другу.
ДОЛЛИ. Ваша правда — липнут.
БЬЮЛА. Год за годом, год за годом копят денежки и всякое добро, богатеют, создают себе положение… И все-то их уважают — и в городе, и в округе, и в церкви, которую они посещают, и в клубе, к которому принадлежат, и так далее и тому подобное, и ни одна душа не знает, что они моют руки, если прикоснутся к чему-нибудь, чего касался их друг жизни!.. Ха-ха-ха-ха!..
ДОЛЛИ. Как вы можете смеяться, Бьюла, это так ужасно, так ужасно!..
БЬЮЛА(громче). Ха-ха-ха-ха-ха!.. Но вы же знаете: это правда.
ДОЛЛИ(кивнув зрителям). Да, она говорит сущую правду!
БЬЮЛА. А там, глядишь, один помрет — рак или кондрашка хватит, мало ли от чего. А другой…
ДОЛЛИ. Пользуется добычей?
БЬЮЛА. Вот-вот, пользуется добычей! Бог ты мой, как после этого он — или она — расцветает! Обзаводится новым домом, новой машиной, новой одеждой! Иные даже меняют церковь. Вдовушка заводит молоденького хахаля, вдовец начинает обхаживать какую-нибудь цыпочку… Ха-ха-ха-ха!.. Так вот сегодня утром я как раз и беседовала с Лейди, когда она собиралась в Мемфис за Джейбом. «Лейди, — говорю, — неужто вы не подождете с кондитерской, пока Джейб не оправится после операции?» А она мне: «Нечего откладывать — а вдруг придется ждать слишком долго». Так прямо и сказала: нечего откладывать — а вдруг придется ждать слишком долго. А всё деньги: столько вложено в эту кондитерскую, что хочешь — не хочешь, а к пасхе кончай работы и открывай. К чему такая спешка, спросите? А к тому. Джейб не сегодня-завтра помрет — она знает, вот и торопится навести в делах порядок.
ДОЛЛИ. Ужасная мысль! Но верная. Ужасные мысли — почти всегда верные!
Обе внезапно вздрогнули, услышав донесшийся из глубины сцены, из неосвещенной ее части, легкий смех.
Освещение меняется, обозначая окончание пролога.
Обернувшись, женщины замечают под аркой, отделяющей лавку от кондитерской, Кэрол Катрир.
Ей лет тридцать с небольшим, ее не назовешь ни миловидной, ни привлекательной, но она красива какой-то необычной, неуловимой красотой, кажущейся почти невероятной благодаря той манере краситься, которой танцовщица по имени Валли произвела недавно такой фурор в местах, где собирается цвет французской и итальянской богемы, — лицо и губы густо запудрены, глаза резко подведены черным, а веки тронуты синим. Она принадлежит к одному из старейших и наиболее уважаемых семейств в графстве.
БЬЮЛА. Кой-кому, видать, невдомек, что закрыто.
ДОЛЛИ. Бьюла!
БЬЮЛА. А?
ДОЛЛИ. С чего это некоторые так размалевывают себя, не знаете?
БЬЮЛА. А некоторых хлебом не корми, только чтоб на них обращали внимание. Любят пускать пыль в глаза.
ДОЛЛИ. Вот уж не хотела бы, чтобы на меня обращали такое внимание. Нет, не хотела бы…
Во время этого разговора, достаточно громкого для того, чтобы Кэрол его услышала, она подошла к телефону-автомату и опустила монету.
КЭРОЛ. Дайте мне Нью-Орлеан, пожалуйста. Тью-лейн, ноль три — семьдесят. Что? Хорошо, только подождите минуточку, не разъединяйте.
Медленно, словно напуганная видом Кэрол, по лестнице сверху спускается Ева Темпл. Кэрол открывает ящик кассы, берет оттуда несколько монет, возвращается к телефону и опускает их.
БЬЮЛА. Она взяла деньги из кассы!
Боязливо, точно ребенок перед клеткою со львом, Ева проходит мимо Кэрол.
КЭРОЛ. Здравствуйте, Сестрица.
ЕВА. Я Ева.
КЭРОЛ. Здравствуйте, Ева.
ЕВА. Здравствуйте… (Громким шепотом, Бьюле и Долли.) Она взяла из кассы деньги.
ДОЛЛИ. Она может делать все, что ей вздумается, — она ведь из рода Катрир!
БЬЮЛА. Потише!..
ЕВА. А почему она босиком?
БЬЮЛА. Говорят, когда ее последний раз задержали на шоссе, у нее пальто было надето прямо на голое тело.
КЭРОЛ(телефонистке). Да, да, я жду. (Женщинам.) У меня каблук застрял между досками тротуара — они у вас тут сгнили совсем, — ну и сломался. (Показывает туфли, которые держит в руке.) Говорят, если утром сломаешь каблук, — суждено встретить свою настоящую любовь еще до темноты. Но когда я сломала каблук, было уже темно. Может быть, встречу свою настоящую любовь еще до рассвета? (У нее удивительно чистый, как у ребенка, голос.)