– А мы, – говорю,- поможем в этой борьбе.

Бабрак хлестко выпивал водку до дна, рюмку за рюмкой. Человек в сером костюме решительно следовал за ним. Я обратил внимание: о чем бы мы ни беседовали, Генсек то и дело поглядывал на этого странного, так и не дождавшись, пока мы покинем дворец, я шепотом спросил у Ахромеева:

– Кто это?

– Товарищ О.

Уже на улице Сергей Федорович пояснил:

– Полковник КГБ Осадчий, он всегда находится при Бабраке. Будь осторожен с ним. Что бы мы ни делали, что бы ни внушали, ни рекомендовали Бабраку, – этот (он произнес ругательное слово) все переиначит, все по-своему интерпретирует. И, запомни, пользуется прямым выходом на Ю. В. в качестве его абсолютно доверенного лица.

Странно, на мой взгляд, получалось, что на первой и строго конфиденциальной беседе с главой государства присутствовал человек, который тут же после нашего ухода займется интерпретацией смысла сказанных слов, даже, может быть, составит на меня характеристику и доложит о всей беседе Андропову.

Я почувствовал, как какое-то неприятное раздражение начинает зарождаться во мне.

Для определения содержания и характера боевых действий предстоявших двух недель, намеченных первоначально для ознакомления с положением дел в провинциях и уездах, явно не хватало. Обдумывая с Черемных план полетов по стране, мы поняли, что сумеем управиться лишь недель за пять-шесть, то есть к концу августа – началу сентября. За это время, предполагалось, основательно изучив обстановку в стране и армии, познакомиться с руководящим составом дивизий 40-й армии и армейских корпусов ВС ДРА, глубже узнать особенности взаимодействия между ними и выработать совершенно иную, новую стратегию и новую тактику, которые ошеломили бы пешаварское руководство и полевых командиров и создали бы предпосылки полной победы над моджахедами в ближайшие два-три месяца, максимум полгода.

Рано утром следующего дня я вместе с Черемных явился к Соколову. Сергей Леонидович, уже бодрый, дымил сигаретой. В кабинете находился и Ахромеев.

– Сергей Леонидович, – обратился я к маршалу. – Чтобы мне взять на себя всю полноту ответственности за положение дел после вашего с Сергеем Федоровичем отъезда и не оказаться при этом некомпетентным, – необходимо вместе с вами в течение пяти-шести недель облететь и объехать основные провинции, побывать в главных гарнизонах 40-й армии и в афганских дивизиях и корпусах.

– Хорошо, будем летать пять-шесть недель, – без долгих раздумий ответил Соколов.

Мы спланировали ежедневные полеты без выходных. Со мной находились начальник штаба Черемных, мой заместитель по ведению боевых действий генерал-лейтенант Петр Иванович Шкидченко и еще несколько офицеров оперативного и разведывательного отделов.

…Изо дня в день вот уже третью неделю с пяти тридцати утра мы перелетаем с места на место на самолете Ил-14. Как правило, вылетаем в один из провинциальных центров ДРА, там заслушиваем губернатора провинции, его администрацию, командиров армейского корпуса или командира пехотной дивизии афганской армии (в этом случае с нами в самолете вылетают секретари ЦК НДПА Нур и Зерай, министры: обороны – Рафи, СГИ – Наджиб, МВД – Гулябзой). Бывает, что на аэродроме, пересев в бронемашину, едем в полки 40-й армии или в афганские части, добираемся до действующих батальонов, то есть непосредственно в район боевых действий. Однако Сергей Леонидович любит, как я понял, и неожиданные наезды в воюющие батальоны и даже роты. В этом случае мы туда добираемся двумя-тремя вертолетами. Когда нам нужно попасть в воюющую роту или батальон, Соколов берет с собой минимальное количество сопровождающих, очевидно, во избежание возможных потерь. Да он и не любит большой суматохи вокруг себя, когда нужно лично убедиться в положении дел, когда нужно беседовать с командирами без лишних свидетелей (откровенной беседа бывает именно без свидетелей!).

Соколов бывал особо внимателен к раненым в бою, я не раз видел, как он немедленно отправлял их в тыл на вертолетах, на которых мы только что прибыли в то или иное подразделение, и мы по несколько часов оставались в воюющем подразделении, ожидая возвращения вертолетов за нами. Соколов не только задушевно беседовал с командирами батальонов, рот о результатах того или иного боя, но порой и в танк мог забраться – на правах старого опытного танкиста – и действовал в роли командира танка. Мне волей-неволей приходилось повторять то же самое, вспоминая свою танковую молодость.

После одного из таких поступков Соколова я ему, не стесняясь сказал:

– Душманы хорошо владеют «бузуками». Не рискованно ли маршалу в танке-то воевать?

– Тебе это делать запрещаю, ни к чему храбриться. А мне, – и он улыбнулся: мол, понимаешь, брат, – в Москве придется ответ за нашу технику держать.

Три дня, не возвращаясь в Кабул, мы работали в Мазари-Шарифе, изучали обстановку и характер боевых действий моджахедов под командованием Дустума. Столько же времени провели в Герате, слетали на иранскую границу. Слушали, записывали все, о чем нам докладывали афганские и советские командиры.

Работали мы и в зоне рейдовых боев в провинциях Пактия, Пактика, Газни, Заболь (в тех краях командовал Третьим армейским корпусом афганской армии генерал-лейтенант Гулям-Наби).

Сергей Леонидович был неутомим. И мне в эти недели приходилось спать не более двух-трех часов в сутки. Ведь после каждого возвращения в Кабул нужно было еще заехать в офис и вместе с Черемных и другими генералами и офицерами управления ГВС поработать несколько часов. Мы уточняли уже имевшиеся планы боевых действий, меняли поставленные задачи тем или иным соединениям и частям 40-й армии или вооруженных сил ДРА.

Черемных, как было заведено, тщательно готовил предложения по предстоявшим боевым действиям, своевременно согласовывал их с Ахромеевым и командармом 40-й Борисом Ткачом. Последнее слово однако оставалось за Соколовым (по 40-й армии) и за мной (по афганской армии).

Мне нравилась скрупулезная дотошность Сергея Леонидовича в работе. Конечно, перед возвращением в Москву ему нужна была самая свежая, точная и достоверная информация о положении дел в Афганистане. Но мы полагали, что в не меньшей мере она была нужна и афганскому руководству. Поэтому и брал Соколов с нами в полеты секретарей ЦК НДПА и министров в надежде, что хоть они растолкуют главе государства реальное (довольно плачевное) положение.