Мухамед Рафи, которому я дал свободу действий, провел смотр одного из полков 15-й дивизии, одного из танковых батальонов 7-й танковой бригады, но не сумел побывать в 43-м горно-пехотном полку. Рафи проинформировал меня, что остался доволен укомплектованностью, слаженностью подразделений и частей, состоянием вооружения и техники. Тем самым министр подтвердил правильность наших оценок в отношении Второго армейского корпуса.

Я в те дни работал в 70-й отдельной мотострелковой бригаде (70 омсбр). В лагере, построенном для жизни в зимних условиях, – а на дворе стояла, напомню, четвертая неделя января – были построены так называемые модули, то есть типовые казармы со всеми необходимыми удобствами – и столовыми, и туалетами, и местами отдыха, и ленинскими комнатами. Обустроенные парки для стоянки боевых машин, заправочные – все, что присуще военному гарнизону. И повсюду у Шатина был хороший порядок, везде виделась его твердая рука отличного командира. Таких полевых военных городков к концу января 1981 года в Афганистане было уже 67. Конечно, афганцы об этом знали, видели, насколько прочно и надолго шурави собираются оставаться в их стране. А это давало повод моджахедам вести агитацию против пребывания неверных в исламском Афганистане. Это усиливало их позиции в борьбе с режимом Бабрака Кармаля и с советскими войсками. Но воинам частей и соединений Советской Армии, несмотря ни на что, надо было как-то обустраиваться, вот и строили по всей стране эти городки…

Я встретился в бригаде с офицерским составом, до командира роты включительно. Все в один голос говорили мне то же, что и на севере: воевать трудно, но воевать будут. Подразделения 15-й пехотной дивизии и 7-й танковой бригады, когда действуют совместно с батальонами 70-й отдельной мотострелковой бригады, еще так-сяк воюют и действуют более-менее активно. Однако, когда действуют самостоятельно, лишь обозначают боевые действия. Но поскольку юг Кандагарской провинции был мало заселен, мы почти не оставляли в аулах подразделения своих или афганских войск. Они контролировали главным образом сам Кандагар, поддерживая в нем режим чрезвычайного положения и комендантского часа. 70-я бригада по-прежнему охраняла дорогу Кандагар-Кабул, вела разведку и при необходимости – боевые действия севернее, северо-восточнее Кандагара в тех небезызвестных виноградных плантациях.

Я еще спросил Шатина:

– Как после той операции выглядят виноградники?

Он ответил:

– В основном восстановлены. Урожай 81-го года, вероятно, будет таким же, как и в прошлом году.

Ну и дай Бог!..

Меня интересовало: что же все-таки происходило накануне гератских событий в Кандагаре. Мне было доложено, что днем жизнь в Кандагаре шла обычным чередом. По ночам нормально соблюдался комендантский час. Однако в последние три-четыре ночи на минаретах как-то по особенному проникновенно и громче обычного распевали муллы. Среди работников генерал-губернаторства и особенно зоны Кандагар чувствовалась какая-то непонятная нервозность. Чиновники из администрации губернатора проявляли особо заискивающее обращение с советником командира Второго армейского корпуса и советническим аппаратом корпуса, в частности с офицерами 70-й мотострелковой бригады.

В «Д-1» они, то есть шурави, были приглашены на ленч по случаю какого-то торжества (сейчас уже неважно какого). И на том ленче особенно заискивающе расхваливали и взаимодействие войск, и дружбу между советским и афганским народами. Это насторожило наших командиров. Тем более что афганцы всячески продлевали присутствие советских офицеров – мероприятие продолжалось и тогда, когда за окнами наступила темнота.

Но шурави оказались бдительными. Они сопоставили поведение хозяев с поведением в последние дни кандагарских мулл – по-особенному, более церемониально, чем обычно, проводивших намазы, и пришли к выводу, что готовится какое-то торжество.

На заискивающее расположение афганцев наши решили откликнуться по-своему. С полным почтением к руководству корпуса и генерал-губернаторству зоны в Кандагар были введены три роты 70-й бригады – для охраны местных органов власти и их обороны в случае нападения неприятеля. Однако среди главных объектов, находившихся в нашем поле зрения, была, разумеется, радиостанция.

Позднее мне стало известно, что эти действия на самом деле сыграли если не решающую, то значительную роль в предотвращении повторения гератских событий в Кандагаре.

Когда в Кандагаре получили информацию о том, что произошло в Герате, то 70-я бригада была приведена в состояние полной боевой готовности. Генерал Левченко привел в состояние полной боевой готовности 15-ю пехотную дивизию второго АК и ввел в Кандагар один из танковых батальонов 7-й танковой бригады для патрулирования улиц.

Меня это, конечно, вполне удовлетворяло: были предприняты своевременные действия для предотвращения – вслед за гератскими событиями – восстания в Кандагаре.

Я проинформировал своих офицеров о положении в нашей стране, в Афганистане, рассказал о том, как идут боевые действия, о происшедшем в Герате, просил мужественно и стойко переносить тяготы армейской жизни в этих условиях. Судя по всему, мои слова воспринимались с должным пониманием.

Вот, пожалуй, и все о Кандагаре.

Я остался ночевать в 70-й мотострелковой бригаде, в автобусе. Бруниниекс и Карпов находились поблизости. Рафи со своим адъютантом остались у командира 2АК Мир Тохмаса.

Поздно ночью меня разыскали по телефону Черемных и Самойленко. Они только что вернулись из посольства с доклада, где заодно и плотно пообедали.

Самойленко доложил, что в посольстве скандалят.

– И пьют водку. При этом Козлов на нашей стороне. Он сегодня Фикряту отрубил: дескать, прохвостов плодите и поддерживаете. Табеев в долгу не остался, назвал Козлова свистуном, а не политиком. Козлов, ясное дело, наполнил фужер, выпил и спел: «Ах, зачем эта ночь так была хороша? Не болела бы грудь, не страдала б душа…» и ушел.

– Ладно, пошутковали и хватит, – прервал я Самойленко – Готовьте спектакль на учебном центре. До моего прилета к ним не ходите. Разговор окончен.

Рано утром вылетели на трех вертолетах в Гардез, как обычно прибегнув к мерам предосторожности – то есть мы с Рафи летели в разных машинах.

В Гардезе размещался штаб ЗАК. Этот корпус включал три пехотные дивизии – 13-ю, 14-ю и 25-ю, 22-й горнопехотный полк и полк «командос». Корпус дислоцировался на территории провинций Пахтия и Пактика, прикрывая кабульское направление с юга, на трассах Хост-Кабул и Газни-Кабул. Командовал корпусом человек известной и древней фамилии – генерал-лейтенант Гулям-Наби.