С деньгами действительно было туго. Мы заняли двухкомнатный люкс, устланный коврами, и пересчитали свою наличность. Оказалось 254 рубля. Было ясно, что долго задерживаться в этом уютном номере нам не придется. Перед оном устроили жеребьевку. Жена вытащила спичку с головкой. Это значило, что утром мне оставаться с детьми, а ей отправляться на поиски работы.

К обеду она возвратилась сияющая и гордая. Ей предложили место в школе-интернате. На полторы ставки! А если хочет — могут дать две. Она уже познакомилась с коллективом и школой. Школа новенькая, ее только сдали в эксплуатацию. Учителя — добрейшие люди. Они поразились, что в такую погоду новая учительница пришла в туфельках, и моментально раздобыли для нее валенки. Черные, очень аккуратные и теплые. Вот!

Все складывалось отлично. Жена сменила меня, осталась с ребятами, а я оделся и вышел из гостиницы. На противоположной стороне улицы Московской рабочие готовили ямы под осветительные опоры. Именно «готовили», хотя это и не строительный термин. Но сказать, что они бурили, копали, долбили — неправильно. Их землеройными инструментами были тяжелый молот и массивное зубило на длинной ручке. Один ставил зубило, другой бил по нему молотом. От земли отлетали сколы величиной в спичечный коробок. Я остановился рядом, смотрел на этот египетский труд и думал: «Сколько же понадобилось силы, упорства и мужества, чтобы построить глубокие шахты и город, если каждый сантиметр земли дается ценой таких усилий?»

— Желаешь в помощники? — сказал мне рабочий постарше, который подставлял зубило. — Работка не пыльная и денежная.

— Боюсь, не справлюсь, — отшутился я. Уж больно жесткая тут земля.

— Это, брат, не земля. Это ровга.

Я не знал слова «ровга». Но оно мне понравилось какой-то своей неожиданностью и загадочностью. Потом я прочитал у В. Даля: «Ровга — арх. — вечно мерзлый пласт, который никогда не оттаивает…» Видимо, рабочий был архангелогородцем.

Двое суток назад я сошел на какой-то станции за свежими газетами и в киоске Союзпечати купил книжку стихов Вячеслава Кузнецова «У высоких широт», свеженькую, только что выпущенную Коми книжным издательством. В первые дни пребывания «у высоких широт» книга Кузнецова помогла мне понять и осмыслить многое.

Книга была своеобразным поэтическим путеводителем по Воркуте и всей Арктике. Из стихотворения «Улица Ленина» я узнал, что на этой улице есть редакция городской газеты «Заполярье». Я без труда нашел ее и полчаса беседовал с редактором — Егором Николаевичем Терентьевым. Он внимательно расспрашивал меня обо всем, особо поинтересовался моими склонностями к производственной теме, заметно скривился, когда речь зашла о стихах.

— Вы нам подходите, — сказал он в заключение. — Но учтите, у нас низкие ставки. К тому же на работников редакции не распространяются многие существующие льготы. Работаем на романтическом энтузиазме. А требования высокие. Так что — подумайте и решайте. Определю вас в промышленный отдел. Работы много. Ведь началось второе рождение бассейна. Полная реконструкция шахт. Город живет углем. Уголь — его сегодняшний и завтрашний день. Сотруднику промышленного отдела надо знать об угле все… Одним словом, подумайте…

Раздумывать я не стал.

В гостиницу возвращался в состоянии гордой приподнятости. В голове вертелись слова редактора: «Второе рождение бассейна». Это звучало патетически, но абстрактно. Я еще ничего не знал о существе этих слов. И прежде чем узнать о втором рождении, следовало хорошенько вникнуть в историю «первородства».

Никакой серьезной литературы по этому вопросу не существовало. История возникновения и строительства Печорского угольного бассейна жила пока в памяти тех, кто ее создавал. А таких людей в городе еще оставалось немало. Люди, выстрадавшие Воркуту, настоящие борцы, коммунисты ленинской закваски, не торопились расставаться со своим детищем.

В те времена я встречался с очень многими из них — крупными инженерами, учеными, руководителями высокого ранга и малозаметными людьми. Все они по-разному относились к прожитому и пережитому. Но единственное, что их объединяло — это безупречная вера в торжество правды.

Редакция направила меня в качестве специального корреспондента на шахту «Юнь-Яга». Строительство одной из крупнейших шахт бассейна долгое время служило примером бесхозяйственности, образцом того, как не надо вести дело. Достаточно сказать, что за двенадцать лет строительства сменилось одиннадцать начальников и еще больше главных инженеров. Естественно, что при таком положении не могло быть и речи о какой-то разумной технической политике.

В состоянии глубочайшей запущенности принял стройку Николай Петрович Волков. Двенадцатому начальнику было около шестидесяти лет, когда он впрягся в эту трудную «телегу». Я поселился в одной с ним комнате и не переставал удивляться энергии этого немолодого человека, который не покидал строительную площадку по двенадцать и четырнадцать часов в сутки. Поздно вечером он приходил домой, просматривал газеты, готовил ужин. Потом начинались ночные звонки, поскольку строители работали в три смены. Однажды я выбрал самую рядовую неделю и посчитал количество ночных звонков. Минимально их было четыре, максимально — одиннадцать.