Как-то мы провели с Николаем Петровичем целый день под землей, преодолели многие километры крутых выработок. Я дотащился к стволу, выбрался на поверхность и с трудом нашел в себе силы помыться в бане. И когда Волков предложил мне поехать в город, в театр, я не выдержал:

— Вы что, железный?..

Он улыбнулся:

— Когда я был в твоем возрасте и работал горнорабочим на проходке ствола шахты «Капитальная», то на спор поднимал восемнадцать пудов. Воркутинская закваска!

По профессии Волков был авиастроителем, занимал солидную должность на московском авиазаводе, строил первые советские самолеты. Осенью 1935 года он оказался в Воркуте. Был рядовым проходчиком. Потом переквалифицировался, стал горным специалистом, долгое время работал главным инженером крупного шахтоуправления. Когда XX съезд партии все расставил на свои места, Николай Петрович ушел на пенсию и уехал в Москву. А через пять лет ему предложили строить «Юнь-Ягу», и он обрадовался этому предложению.

В одной из откровенных бесед я спросил:

— Николай Петрович, почему вам не живется в столице? Ведь у вас прекрасная квартира, взрослые и благополучные дети, внуков полно… Что же вас тянет в эти неуютные дали?

— А ты не понял?.. Люди! Люди тянут меня сюда… Ты приглядывайся к ним повнимательнее. Это же личности! Начиная от первооткрывателя бассейна до рядового рабочего, который не всегда может понять, какие силы держат его здесь, на краю земли…

Рядовых рабочих, влюбленных в Север и отдающих ему лучшие годы жизни, я встречал ежедневно, а вот увидеться и поговорить с первооткрывателем Воркутинского месторождения было крайне интересно и, пожалуй, необходимо. И мне повезло. Такая встреча с Георгием Александровичем Черновым состоялась в первые месяцы моей работы в газете «Заполярье».

Будучи в Сыктывкаре, я вошел в здание Коми филиала Академии наук СССР с мальчишеским трепетом. Еще бы! Предстояло увидеть человека, который благодаря своему счастливому, но не случайному открытию собрал за Полярным кругом столько людей.

Я написал «не случайному» потому, что такие находки нельзя приравнивать к счастливым находкам драгоценных камней или самородков золота. Открытие Георгия Александровича было научно обосновано и подготовлено долгой жизнью и трудом другого человека — его отца, Александра Александровича Чернова, профессора, доктора геолого-минералогических наук, Героя Социалистического Труда, неутомимого исследователя Печорского Севера, который определил перспективу промышленного развития края на многие десятилетия вперед.

В то время Александр Александрович был еще жив и работал где-то под крышей двухэтажного академического особняка. В газетах и книгах я видел фотографии Чернова-отца, сухощавого длиннобородого старика, вызывающего откровенную симпатию.

Чернов-сын представлялся мне почему-то этаким академическим педантом, холеным и надменным. Ему было чем гордиться: в двадцать с небольшим лет человек открыл крупнейшее месторождение.

На самом деле Георгий Александрович оказался очень простым человеком, какого, встретив на улице, не отличишь от других. Он был крепко сложен. В его манере говорить чувствовалась безусловная уверенность и непреклонная убежденность. Было ему не более пятидесяти, и я вдруг удивился тому, как давно он сделал свое открытие. Это был первый вопрос, заданный ученому.

Он чуть заметно улыбнулся, ответил:

— 1930 год для меня остался самым незабываемым на всю жизнь. В один год столько событий: окончание университета, начало самостоятельной работы и, наконец, открытие высококачественных углей на Воркуте! Признаться, в те молодые годы я не мог по-настоящему оценить это открытие. Вряд ли, думалось мне тогда, оно заинтересует угольную промышленность. Я совершенно не понимал, как в такой труднодоступной местности можно начать не только добычу, но даже и разведочные работы…

Несколько лет спустя Георгий Александрович написал то же самое в одной из своих книг.

А тогда молодого геолога терзали сомнения, в Москве подтвердили высокую ценность открытых им угольных пластов. Ровно через год по следам Георгия Чернова на Воркуту двинулся отряд из сорока трех человек. Руководил отрядом инженер А. А. Волошановский. В кармане у него лежало правительственное предписание: провести разведочные работы на правом берегу реки, заложить шахту и за зиму 1931–1932 гг. добыть 60000 пудов угля (тогда еще воркутинский уголь исчислялся пудами).

Отряд выступил из Ухты 20 мая, а на Воркуту прибыл 2 августа. Об этом беспримерном переходе в условиях тайги и тундры, полнейшего бездорожья и обмелевших рек написал в своих воспоминаниях геолог отряда Н. Н. Инкин.

«…2 августа 1931 года мы прибыли к месту будущего рудника. Поставили флаг и палатку, ознакомились с местностью, донецкие шахтеры Правиков и Андреев прошли трехметровый шурф за три часа и вскрыли первый пласт. На следующий день были вскрыты еще три угольных пласта прекрасного качества.

День был солнечный, веселый. Кругом девственная тундра. Ничто не тронуто рукой человека. Широкая излучина реки представляла живой ковер из цветов и трав. Крутой левый берег нависал над рекой, как балкон.

Шестого августа на четвертый пласт была заложена первая штольня. Этим мы положили начало эксплуатационных работ на Воркуте.

За осень удалось выполнить программу угледобычи, но порожистая река была препятствием к переброске грузов. Леса для строительства жилья не хватало, и люди стали закапываться в землю. Выкопают котлован, а сверху обложат его дерном — землянка готова. К наступлению холодов нас уже было 350 человек.