Игнорируемая всеми, я продолжала наблюдать за гостями и тем, с каким любопытством, иногда довольно откровенным, они ловили каждый жест полковника. Линдберг был настоящим магнитом – незнакомая, странно харизматичная личность. Ни наносного лоска, ни отработанного годами поведения. Глядя на него, вы не могли не думать о невероятности того, что он совершил, и одновременно о неизбежности этого. Он излучал такую спокойную уверенность, каждое его движение было исполнено такого благородства, такой естественности. Даже когда его речь временами прерывалась, глаза продолжали говорить. Казалось, они всегда видят что-то важное, что-то очень серьезное, находящееся за горизонтом.

– А вы не хотели бы, мисс Морроу? – Полковник наклонился вперед, обращаясь ко мне.

Застигнутая врасплох, я инстинктивно отшатнулась и увидела, что он покраснел.

– Не хотела бы я что?

– Полетать на аэроплане. Ваша сестра попросила взять ее полетать, и, естественно, я хотел бы пригласить и вас. Если вы захотите.

– Летать? Я?

Господи, я и мечтать не могла об этом!

– Не беспокойтесь, это совершенно безопасно, – проговорил полковник с улыбкой – первой естественной улыбкой, которую я заметила на его лице. Внезапно в нем появилось что-то мальчишеское. Он наклонил голову, и непокорная прядь волос упала ему на лоб.

– Летать вообще совершенно безопасно. Несешься в воздушном потоке, как птицы, – это просто божественно. Никогда и нигде больше я не чувствовал себя хозяином своей судьбы. Парить высоко над всеми мелкими страстями, борьбой и соперничеством, происходящими на земле, – как это прекрасно! Это здесь, внизу, существуют опасности, наверху их нет.

Я знала, что полковник способен на многое, но не думала, что он склонен к поэзии. Слушая его, я поняла с некоторым испугом, что хочу летать, хочу испытать это божественное чувство, хочу парить над землей, как это делал он. Быть выше всех, выше горестей и страхов, подняться над собой – над этим убогим телом, головой, полной сомнений, и сердцем, полным тоски.

– О, мне бы очень… – начала я, но внезапно заметила, что перед нами толпятся гости, слушая наш разговор, как будто мы – актеры на сцене. Внезапно у меня язык прирос к гортани, и я лишь отрицательно покачала головой, понимая, что разочаровываю его, но не в состоянии ответить иначе перед всем этим скоплением людей, прислушивающихся к каждому нашему слову.

Но на этот раз он не покраснел и не отступил. Его голубые глаза смотрели на меня со странным выражением. Я заметила в них любопытство, словно была новым видом живых существ, который он только что открыл. Покраснев, я отвернулась и очень обрадовалась, увидев спешащую к нам маму с натянутой улыбкой на губах и тревогой в глазах.

– Что я слышу? Полковник, вы приглашаете моих дочерей полетать на самолете?

– Если они захотят. Естественно, это приглашение относится и к вам, миссис Морроу.

– Какая честь! Элизабет, ты слышишь? Энн?

– Конечно! – Элизабет рассмеялась и откинула назад голову. – Не могу представить никого лучше, с кем хотела бы отправиться в свой первый полет!

– Я… я подумаю, – пробормотала я, просто умирая от всех этих взглядов, обращенных на меня, и понимая, что, если полечу на его самолете, на меня будет устремлено еще больше глаз – газетчики, фоторепортеры, хроникеры.

К моему облегчению снова заиграла музыка – песни из «Медленной лодки», самого популярного шоу этого года, и мгновенно обстановка в комнате разрядилась. Официанты деловито сновали взад-вперед с подносами, уставленными коктейлями – в Мексике не было сухого закона, – и первые пары закружились в танце. Дуайт потянул меня с дивана:

– Пойдем, Энн! Давай станцуем виргинскую кадриль. Я научу их танцевать по-нашему!

И я выскочила на танцпол. Взявшись за руки с братом и кузиной, мы пустились в пляс под звуки мексиканской трубы, выводившей мелодию «Арканзасского путника».

Я любила танцевать. Любила свободу шимми, абсолютное веселье чарльстона. Я могла до самозабвения подчиняться музыке и ритму, забывая о смущении. Чем больше народу толпилось на танцполе, тем веселее мне было. Мы с Дуайтом налетали на танцующих, спотыкались об их ноги, не обращая на это никакого внимания. Мы всегда исполняли этот незамысловатый танец на днях рождения, когда были подростками. Элизабет обычно терзала фортепьяно, играя какую-нибудь песню Стивена Фостера [9] , а отец и мама, сидя рядом на диване, смеялись и аплодировали нам, словно никогда раньше не видели ничего подобного.

Но с тех пор прошло много времени, мы успели вырасти, пойти в колледж и почти забыть о наших детских забавах. Я благодарно улыбнулась брату за то, что он снова подарил мне незабываемые мгновения. Разбудил ту часть моей души, о которой я уже начала забывать. Он помог мне представить, хотя бы только на несколько минут, что мы снова дома в Нью-Джерси.

Всего лишь мгновение! Я была на середине поворота, одной рукой держа брата за руку, другой приподнимая юбку, когда поймала взгляд полковника Линдберга. Он без улыбки, изучающе смотрел на меня, слегка нахмурившись. Даже с такого большого расстояния – он находился на другой стороне комнаты – я ощутила всю силу его неодобрения. Конечно, я была смешна! Девушка, танцующая детский танец, когда парень, ненамного старше меня, пересек целый океан!