Он больше не был юношей, пересекшим океан, теперь он был мужчиной, который без посторонней помощи освобождал своего сына от негодяев-похитителей в самый разгар депрессии.

– Энн. – Чарльз помог мне подняться со стула. Теперь его глаза были ясными и решительными – точно такими, как в день, когда я встретила его и узнала как самого прекрасного и талантливого человека на свете. Его голос не дрожал. Несмотря на внутреннее смятение, мне передались его сила и уверенность, как бывало всегда.

– Энн, они украли нашего ребенка. Но ты должна мне доверять. Я верну его домой.

– Да, – сказала я, удивляясь, что мой голос стал ясным и сильным, таким же сильным, как его голос, – я знаю, ты это сделаешь.

Это было священное, сокровенное мгновение, как будто мы повторяли наши свадебные клятвы. Только на этот раз я не клялась в верности; я клялась жизнью своего ребенка. Мы стояли вместе так близко, как во время нашего путешествия на Восток. Я вручила судьбу моего ребенка в руки моего мужа перед лицом этих испачканных грязью полицейских, в этом доме, сверкающем огнями так, что его было видно за пять миль в темноте, которая окружала его, стремясь ворваться внутрь еще раз, как она уже это сделала однажды в эти бесконечно длинные сутки. Два часа и одну жизнь назад.

Если я дам этой кружащейся темноте снова ворваться внутрь, даже маскируясь под сомнения, она никогда не уйдет. Она навсегда отравит нас обоих. В тот момент я исступленно верила, что мы еще не погибли. Поэтому я кивнула в ответ на слова Чарльза, сказанные так мальчишески-серьезно, с такой душераздирающей уверенностью, что он вернет мне нашего сына. И что у меня нет абсолютно никаких оснований для беспокойства.

Я верила ему, как верила всегда, как всегда хотела верить. Конечно, я ему доверяла, я была его командой. Он был моей командой.

В этот страшный час глубокой ночи, когда восход казался невероятным чудом, какой еще у меня был выбор?

Ребенок плакал. От волнения я рефлекторно пошевелилась во сне. Сбросив одеяло, я заворочалась с закрытыми глазами, надеясь, что он перестанет. Но он все кричал. Теперь он звал меня по имени, выкрикивал мое настоящее имя – как странно! Не мама, а Энн. «Энн, Энн…»

Я тоже закричала. Я звала его: «Чарльз! Чарльз!» Никогда раньше я не называла его Чарльзом, только Чарли, или Маленький ягненок, или Мальчик-с-пальчик. Бедный малыш! Он ведь даже не знал, как его зовут. Как же он придет, если я буду продолжать звать его по имени? Теперь я бежала; было темно, и что-то продолжало колотиться в стену дома. Ветер завывал за окном, наполняя мои уши унылыми стонами. Я снова стала звать: «Чарльз! Чарльз!», но потом поняла, что он не поймет, не узнает своего собственного имени, даже не расслышит его сквозь стоны ветра. Но я все продолжала кричать.

– Энн! Энн!

Но почему он не зовет меня «мама»? Откуда он знает мое имя? Он действительно пропал? Может быть, прошла жизнь, он теперь стал взрослым, и я больше не узнаю его? Его, этого незнакомца, трясущего меня за плечо и зовущего по имени?

– Энн!

– Чарльз!

Мои глаза были широко раскрыты, однако мне понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, где я. Я лежала в постели. Мой муж держал меня за плечи, а я боролась с ним, потому что мне надо было срочно в детскую – там плакал Чарли. Вот что меня разбудило – плач Чарли!

– Он уже проснулся? – спросила я удивленно.

Почему на Чарльзе вчерашняя одежда?

– Энн!

– Бетти его накормила?

Я зевнула, протерла глаза, удивленная, почувствовав на щеках следы слез. Я посмотрела на свои мокрые пальцы и поняла, что все еще плачу.

И тогда я вспомнила.

О!

Горе было реальным и кровоточащим, как будто все то, что случилось прошлой ночью, повторялось снова и снова. Я хотела вскочить, хотела побежать в его комнату, но Чарльз остановил меня.

– Отстань! Не держи меня! – кричала я. Он бросил тревожный взгляд на закрытую дверь спальни, как будто за ней кто-то стоял. – Дай мне пройти! – Я стала бить мужа, испытывая от этого какую-то непонятную радость. Как здорово, однако, даже в такое страшное мгновение накинуться на кого-нибудь!

– Энн, тихо. Я разбудил тебя, потому что есть кое-что, на что ты должна посмотреть.

Я перестала бороться с ним. Я сидела тихо, чтобы его слова дошли до моего мозга, а потом до моего сердца. Потом я рассмеялась, веселье просто бурлило во мне. Значит, это был сон, всего лишь сон!

– Малыш? Вы нашли малыша? О, где он? – Я обвила его руками.

Его тело было каменным. Он высвободился из моих рук.

– Нет, нет. Не ребенка, – его глаза сузились, как будто я каким-то образом посягнула на его авторитет, нет, на его компетентность, – соберись, Энн. Снаружи ждет человек. Надо, чтобы ты с ним встретилась. У него, возможно, имеется какая-то информация.

– О, – я кивнула, глядя в сторону. Я не могла показать ему своего разочарования, – который час?

– Восемь часов.