Но хозяин с хозяйкой настаивали. Как же это? Принять гостей во дворе? Это неуважение к гостям и обида для хозяев. Все зашли в избу. Под весенним солнцем изба успела нагреться, поэтому Бальсене повела гостей не на ту половину, где черные стены пропахли дымом, а на другую — где и светлее, и чище.

Войдя в светлицу, паныч сел за стол, но сразу же снова встал и, непринужденно расхаживая, разглядывал все, что казалось ему интересным. Особенное его внимание привлекла книжная полка в углу. Тут, кроме молитвенников и псалтырей, он обнаружил «Хозяйственные месяцесловы», издаваемые Лауринасом Ивинскисом, «Азбуку» Каэтонаса Алекнавичюса, «Песни светские и духовные» Антанаса Страздаса. «Сказки» и «Песни жемайтийские» Симонаса Станявичя, «Нравы древних литовцев» Симонаса Даукантаса; нашел и собственную «Азбуку», которую, видимо, недавно купили.

Пока паныч оглядывал книги, хозяева расспрашивали Стяпаса, как его здоровье, как он живет и куда едет.

— На прошлой неделе вернулся с господами из Вильнюса, — рассказывал Стяпас. — Пан у меня добрый. Мало что я слуга, лакей! Никогда пальцем не тронет, бранное слово и то редко услышу. Барин наш образованный, а сын его и сейчас в Петербурге учится. Другие помещики нашего недолюбливают и обзывают «хлопоманом». И он их не жалует, а Скродского вовсе знать не желает. У пана Сурвилы бывают разные люди, даже приезжие. — Тут Иокубас глазами и незаметным движением головы указал на листавшего книги Акелайтиса. — А каких я там разговоров наслышался! — Тут он понизил голос. — И против власти, и против царя…

Иокубас с женой пугливо покосились на паныча. Стяпас их успокоил:

— Ничего, ничего, они хорошие паны. И этот тоже хороший.

Акелайтис покончил с полкой и снова сел.

— Столько литовских книг в избенке у крепостного крестьянина! — восхищался он. — О, теперь я вижу, что не попусту мы хлопочем! Еще больше нужно издавать литовских книжек, нужна нам литовская газета.

Он стал серьезным, озабоченным, задумался, но вдруг снова оживился, тряхнул головой, пригладил длинные волосы и обратился к хозяйке:

— Матушка, а где же остальные ваши дети? Пусть зайдут повидаться с дядей, мы скоро поедем.

Выглянув в окошко и что-то заметив во дворе, он вышел. Пятрас с младшим братом Винцасом поил лошадь, а меньшой, Микутис, пастушонок, гонял голубей в крыши сарая. В избе стучали кросна, и два девичьих голоса стройно выводили негромко:

Акелайтис открыл дверь избушки, и песня внезапно оборвалась.

Акелайтис подошел, пощупал ткань, нагнулся, оглядел узор.

— Ручники! Какая прелесть! — воскликнул он восхищенно.

Действительно, старшая Бальсите ткала чудесные полотенца. На фоне изогнутых, волнистых, словно струйки, мелких прожилок выступал главный узор — угловатые звезды и колечки, искусно сплетенные из мелких и крупных квадратиков и штрихов. Все было так точно подсчитано, что всякая нить ложилась на свое место и каждая долька сочеталась с другой, сплетаясь в общую картину нежной пестроты.

Акелайтис немало видел подобных рукоделий, но теперь, застав в пропитанной дымом темной избушке за чудесным тканьем простую деревенскую девушку, впервые так искренне поразился изумительному искусству литовских женщин.

— Что за красота! — повторял он, поглаживая пальцами узор. — И как вы все делаете — не ошибетесь?

Вне себя от радости, вся просветлев, Гене показывала ласковому панычу свою работу я поясняла:

— И вовсе не трудно. Только надо попасть в нить, знать, как жать на подножку, да следить за нитями. Меня мама научила. Она какой узор ни увидит, сразу же сама такой и сделает. А ткать нетрудно.

— А ну-ка, попробуй, — заинтересовался гость.

Гене вложила в уток новую, притертую Онуте цевку и, проворно нажимая босыми пятками на подножки — то на крайние, то ка средние, быстро проталкивала челном в устрое основы и дважды перебивала основу бёрдом. Узор нить за нитью разрастался и продвигался вперед.

— Ай, до чего красиво и занятно! — дивился Акелайтис. — Но ступайте, девушки, поздоровайтесь с дядей. Меня нечего стесняться. Я не какой-нибудь знатный и сердитый пан.

Он вышел во двор, пошарил под сиденьем брички и достал из узелка тонкую книжонку.

— Пятрас, — крикнул он, — я заметал, что вы тут книги любите. И хорошо! Вот, почитай сам, и другие пусть послушают. Бери самую новую.

Он подал книжку Пятрасу, и тот прочел: «М. Акелевич, глашатай, объезжающий Литву для поучения людей».

Пятрас смекнул — паныч сам сочинил эту книгу. И азбуку, купленную в Кедайняй для Микутиса, — тоже. Большое почтение почувствовал он к необыкновенному гостю. Книжки пишет. И Пятрас с еще большим вниманием стал наблюдать за Акелайтисом и слушать.