Когда из Ташкента была дана секретная депеша по всей линии Закаспийской и Ферганской железных дорог о розыске пассажирки Громовой, она в сопровождении Силина и его жены Анзират-ой, восседавшей на белом верблюде, ехала верхом на спокойном коне по степной тропе, направляясь к горам, туда, куда звало её сердце. Смуглое от орехового масла лицо под белой кисеёй тюрбана было привлекательно. Глядя на двух кочевниц под охраной пожилого степенного бая, никому не пришло бы в голову, что одна из них — Громова.

После непродолжительных скитаний верхом по горным дорогам Елена с Силиным и Анзират-ой приехала на летовку Молдабека. Её встретили с, большим почётом, поместили в юрте, которую поставили возле юламейки Громбатыра, и поднесли обильное угощение. Громов с сыном, не ожидавшие скорого приезда Елены, накануне отправились в горы на охоту.

Догадливый Молдабек послал к ним гонца с известием о прибытии долгожданной гостьи. На следующее утро Елена, заплетая свои длинные волосы в две косы, грустно думала: "Вот и серебряные нити появились. И Никита, верно, стал стариком. Много ему пришлось перемести… Ах, зачем я растратила лучшие годы на сомнения и страдания? Узнаем ли мы друг друга?"

Накинув на жёлтую шёлковую рубашку-платье тёплый камзол, Елена вышла из юрты по тропинке, направляясь в горы. Солнце только что поднялось над вершиной горы в освещало изумрудно-сочную траву долины. Чуть заметный ветерок веял прохладой с далёких снеговых вершин. Елена поднялась на крутой холм и с восхищением смотрела вниз.

Взволнованная своими мыслями, она закрыла руками лицо и повернулась в сторону гор. Когда же открыла глаза, увидела у подножья холма человека. Он, упруго шагая, быстро поднимался на вершину. Лицо его, ярко освещённое утренними лучами, было обращено к ней. Войлочная шляпа засунута за пояс, на котором висел охотничий нож. Чёрная голова с непокорными кудрями и небольшая подстриженная бородка были всё те же, знакомые и родные. Сердце Елены затрепетало, забилось, а потом на одно короткое мгновение остановилось.

Минуты счастья не считаны. Кто следит за временем, когда рядом бьётся любящее, много страдавшее сердце! Елена и Никита очнулись только тогда, когда солнце стало сильно припекать им головы. Они сидели на плоском камне, Никита обнимал жену за талию и тихо покачивал её. А она, прильнув головой к его плечу, прислушивалась к той неизмеримой радости, которая плескалась в её сердце.

— Никита, откуда этот тонкий аромат? Мне кажется, им пропитана твоя одежда?

Он вынул из-за пояса пучок нежной травки о мелкими, собранными в шарики сиреневыми цветами.

— Тимиан. Из него добывают тимол. — Он вложил пучок за отворот её камзола, снова взял руку и прижал к своему громко стучащему сердцу. — Я люблю этот скромный и полезный цветок.

Казалось, всё было сказано или угадано, даже наступившее молчание было красноречивее всех слов. На хотелось говорить без конца, без конца слушать ласковые слова, глядеть в яркие чёрные глаза мужа. И, припав головой к плечу любимого, Елена говорила о своих муках, о тоске. Но вот ослабла крепкая рука, охватывавшая её стан. Никита покачнулся и соскользнул в камня. Елена увидела бледное лицо с закрытыми глазами; ей показалось, что он умер. Вскочив, охватил его плечи, бережно опустила безжизненное тело на траву.

Елена стояла растерянная, испуганно глядя на помертвевшее лицо. До её слуха донёсся приветственный клич. Оглянувшись на тропинку, она увидела Андрея. Он бросил связку дичи возле кустарника и бежал к матери; вдали два охотника на длинной жерди несли косулю и несколько куропаток. Мать кинулась навстречу сыну.

— Андрейка, он умирает!.. — с плачем целуя сына, говорила она.

Андрей опустился на колени и приник к груди отца. Сердце медленно билось.

— Жив. Это только глубокий обморок. Он ещё очень слаб. Ведь всего с год, как память вернулась к нему.

Оставив добычу на кургане, охотники понесли больного в юламейку. Там напоили очнувшегося Никиту крепким сладким чаем и, укутав, оставили, только Елена сидела возле. Придя в себя, муж взял её за руку и не выпускал; засыпая, положил её ладонь под свою щеку.

Глядя на истомлённое лицо дорогого человека, Елена поняла, что он сильно болен. Она боялась, что потрясение может лишить его рассудка. Тяжёлые мысли и запоздалые сожаления мучили её. Вошедший Андрей заверил, что после крепкого долгого спа отец совсем оправится. Он осторожно освободил руку матери и увёл её в юрту.

— Тебе тоже надо отдохнуть, ложись, мама, я посижу возле отца.

Она передала ему привет от товарищей и совет Буранского скорее переходить границу.

— Мы хорошо спрятаны. Кроме того, Молдабек распорядился расставить свои пикеты. Если бы даже открыли моё пребывание, то горная почта — вечерние костры на вершинах гор — даст знать об опасности, и я успею скрыться.

— Но как ты будешь там? Могут арестовать и выдать.

— О нет. Не тревожь себя этими мыслями. Во-первых, в Кашгар много бежит народу от притеснений бухарского эмира и хивинского хана. Там издавна укрывают беглецов. А во-вторых, Молдабек послал гонца в Афганистан. Там при дворе эмира проживает знаменитый учёный врач Ходжи Акрам Мирза Мирсаид. Его там чтят как святого. Он стар и дряхл. Так вот, его последователь и ученик Рустам приедет к самой границе ровно через две недели и встретит меня на берегу реки Кзыл-су, возле нашего Иркештамского укрепления.