— И если уж ты, Любочка, не затруднилась поднять руку, — Вера Павловна заглянула в журнал, — будь любезна, подойди к доске.

— Я не приготовила урока, Вера Павловна.

— Откровенно, как всегда! И я отвечу с полной откровенностью: плохо, Крутояр, очень плохо. Это уже не в первый раз, да еще перед экзаменами!

Класс притих. Вера Павловна хорошо знала эту непривычную тишину, более тревожную, чем шум и выкрики. Лариса Таранкина, сверкнув стеклами очков, наклонилась к столу, почти коснулась руки Любы:

— Глупая, не замалчивай. Расскажи, как было. Из-за кого-то двойки получать?

Тишина в классе сменилась шепотком, шелестом перелистываемых страниц. Учительница угадывала: класс раскалывался «за» нее, «против» нее, за Любу, против Любы. Они уже не дружили, как прежде, в младших классах, по-детски, всей гурьбой: появились группки, обособились ватаги, тройки и пятерки, связанные склонностями, вкусами, взглядами; они не враждовали, но спорили и зубоскалили изрядно, могли и подраться.

Жорка Цибулькин вскочил:

— Вера Павловна, разрешите, окно закрою, а то с трассы горячим асфальтом потянуло, наша Любочка угореть может, и без того расстроилась!

— Напрасно паникуешь, — хихикнул сосед. — Наша Любочка привыкла к асфальту, у нее отец на асфальте работает.

Вера Павловна уже не управляла классом, не нашлась, что сказать, прикрикнула на братьев-разбойников, любителей «подначки», знатоков стиля, этакого «чао» пополам с «плевать».

— Вера Павловна, — поднялась Лариса Таранкина, — Любочка Крутояр не виновата. Ее отец… Сами знаете… Вчера Любина мама его в дом не пускала, дверь заперла, так он целую ночь в хату ломился, даже нам было слышно.

— Кто тебя просил, кто вас просит!.. — голос Любы сорвался; не могла головы поднять, взглянуть на учительницу, на товарищей. Потом вдруг рванулась, выскочила из-за стола, метнулась из класса.

Андрей Корниенко хотел броситься за ней, Таранкина удержала его:

— Сиди, козел. Она в туалете спрячется!

Лара Таранкина вскинула руку:

— Вера Павловна, пожалуйста, разрешите выйти, у меня голова разболелась.

— Ступай. Ребята, тихо! А ты, Корниенко Андрей, — к доске!

Андрей неуклюже, бочком, поднялся, копался в планшетке, отложил планшетку, снова раскрыл. Иван Бережной шепнул другу:

— Не волынь, имей совесть…

Андрей неторопливо направился к доске.

— Изобрази на координатной плоскости вектор, Корниенко, вектор, координаты которого тебе известны… И еще…

— Ого! — чмыхнул носом Жорка Цибулькин. — Доски не хватит!

— Всем группам, — обратилась к ребятам Вера Павловна, — произвести идентичные вычисления, самостоятельно подставляя иные числовые выражения.

— Обратимся снова к вектору, — спешила загрузить класс работой учительница. — От нас требуется глубокое понимание природы направленного отрезка, изображение силы, скорости, ускорения при помощи вектора. Желательно с первых шагов усвоить направленность, динамичность…

— Начинается поэма о векторе! — буркнул Цибулькин и тотчас нырнул носом в тетрадку, требуя от соседей подсказок и законченных решений.

Лара Таранкина заставила Любу умыться, вытереть «слезники до единой», приговаривала:

— Я же не хотела, Любочка… Я ж хотела как лучше.

Отпуская ребят после урока, Вера Павловна остановила Андрея:

— Корниенко, останься.

Андрей не спеша укладывал тетради в планшетку.

— Я сейчас, ребята, — крикнул он вдогонку товарищам.

Вера Павловна терпеливо ждала, когда он подойдет.

Опустевший класс, затихающий поток в коридорах, слышно, как цокают по ступеням каблуки девчат; чьи-то нетерпеливые прыжки через ступени.

— Опять разговорчики, — нацепил планшетку на плечо Андрей. — Не могла дома высказаться.

— Мне здесь, в школе, а не дома приходится выслушивать замечания; в журнале появились тройки, что случилось, Андрей? Евгений Евгеньевич недоволен тобой!

— Недоволен!.. Научно-показательную модель из меня лепят, как же, сыночек педагога, классной, смотрите, берите пример…

— Андрей!

— Вот тебе и Андрей… Скажи откровенно — Евгений Евгеньевич опять говорил, что я исключительный мальчик, надежда и гордость школы, победитель математических викторин и турниров, что передо мной открываются горизонты, священные врата физмата?