— Вы не только взломщик, громила, вор, но еще и шпион! Какая низость…

Вор, взломщик — это еще куда ни шло, мужественное занятие, но шпион… Этого Алнис не мог снести.

— Я не хотел! Никогда в жизни не подслушивал, я же там уже спал, а вы мне почти на ноги наступили! Я даже дышать не смел!

Девушка перестала беситься.

— Так это был ваш рюкзак — я заметила что-то круглое из-под копны. Поэтому пустилась наутек… Это были вы… Какой вы… Ой… — внезапно и болезненно простонала она, даже всхлипнула, и, дернув мопед, как лошадь за уздечку, вымещая на нем свой гнев, пыталась увести его прочь.

Алнис вцепился в багажник:

— Зилите, я ни в коем случае не стал бы там спать, кабы знал, что это… что это ваша копна. Простите, пожалуйста… Никогда в жизни не буду больше спать в копнах!

— Ох, какой же вы идиот, все вы делаете не так, как люди, даже спите не так!

— Помиримся, прошу вас, помиримся! Я абсолютно ничего не слышал..

— Не стоит с вами связываться. Ладно. Я тоже ничего не видела. Человеку надо верить… — тяжело вздохнула она, таким образом свалив всю ответственность за сокрытие преступления на этот воспитательный лозунг.

Они переглянулись, застенчиво улыбнулись друг другу и переглянулись еще.

— Теперь я должна идти к зданию правления. Ночью шел дождь, надо посеять газон.

— А я на автобус. Разрешите, подтолкну.

Она разрешила. Это было вроде бы подписи под договором о мире.

— Я звонила этому родственнику насчет музыкального ящика.

— Продаст?

— Согласен, только просит две сотни.

— Ну, договоримся. Где он живет?

— Он сказал, что лучше будет улаживать это через меня и чтобы я не говорила.

— Тем лучше! Значит, послезавтра или послепосле-завтра буду опять у вас в Гундегас.

Навстречу им мимо каменного здания, в котором находился магазин, вырвалось нечто красное. Несущийся вареный рак, поднимая покрышками пыль, остановился перед ними. С "Явы" слез парень в блестящей красной куртке, в сверкающе красной каске и в высоких сапогах. На груди герб неизвестного государства — может быть, Гаити, а может, и Никарагуа. Спортсмен подал Зилите коробку "Риги":

— Приветик! Прошу, химический стиральный порошок, тот самый, что ты вчера заказала!

Так как Алниса не замечали, то он отступил, отдав мопед девушке.

Для девушки стиральный порошок был неуместным напоминанием о прошлой ночи. Познакомить их, пусть сами разбираются, оба взрослые.

— Спасибо, вот и денежки. Мунтис Кипен из Бирз-гале.

— Мелкаис.

Они подали друг другу руку, выказывая мужество неистовым рукопожатием, так что треск суставов обеих кистей слышала и дама.

— Очень рад, — пробасил Кипен, держа на локте другую красную каску. На той, правда, не хватало надписи "Love Story", какая золотыми буквами была нарисована на головном уборе самого мотогонщика.

— Может, прихватишь его в Бирзгале? Я ужасно тороплюсь — работницы ждут, надо засевать газон. Чао! — Вежливо отделавшись от обоих, она стукнула по пружине. Сквозь тарахтение мотора она не расслышала, как Мунтис крикнул:

— А завтра вечером?

Осталось двое молодых людей, которых дружба пока что не объединяла: Алнис про Мунтиса кое-что знал, у Мунтиса были подозрения насчет Алниса, что тот ло-мится в чужие охотничьи угодья. Подозрения, как известно, посильнее всякого знания, потому что они допускают все.

— Вам тоже в Бирзгале? Я вас там что-то не встречал.

— Мой дядя — худрук в доме культуры.

— А, Сунеп. Видел его в обществе друзей природы.

— А вы здесь просто так?

— Я от художественной школы. Собираем народное искусство.

Лжет. Инта Зилите еще не народное искусство. А Инта — вчера торопилась, сегодня торопится, а этот бездельник толкает ее тачку. В Кипене накапливалась красная злость. Эмоции каждый выражает своим инструментом. Пианист на пианино, косарь косой. У Мунтиса был мотоцикл.

— Вот вам каска. Поехали!

Ветер прохватит, но неудобно из-за этого отказываться. Поплотнее затянув на плечах ремни рюкзака и втиснув бороду под ремень шлема, Алнис взобрался на седло. Отсюда он возвышался над Кипеном, дорожные повороты и свое будущее обозревал вполне хорошо. Удар по пружине, толчок ногами — и уже оба могли подтянуть свои личные ходули. Алнис опер гигантские ступни на мелкие, обтянутые резиной втулки. Взревел мотор, защелкала коробка скоростей, и вот уже включена третья, прямая скорость. Километровые столбы неслись навстречу, будто кто их подгонял. Кипен сгорбился и длинным козырьком шлема рассекал воздух.