Желая соблюсти старинный обычай, пассажиры воздушного корабля устраивают гадание. Но они не знают, что один из попутчиков - не совсем человек, и его участие в ритуале будет иметь пугающие последствия. Нити судьбы сплетаются в новый, странный узор... но уже в новом мире.
Прягин Владимир
Дурман-звезда
Дурман-звезда
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. СТЕПЬ
1
В тот день, когда заплакало солнце, я был на пути в столицу.
Мы шли на крейсерской высоте над раскаленной степью. Попутный ветер наполнял паруса, и корабль развил неплохую скорость - десять, а то и все двенадцать лиг в час. Капитан обмолвился, что если так пойдет дальше, то уже к вечеру мы достигнем предгорий. Среди пассажиров эта новость вызвала оживление; я же только пожал плечами. С одной стороны, меня в столице ждали дела, и чем скорее мы прибудем, тем лучше. С другой - дела эти были такого рода, что любая задержка воспринималась как праздник.
Я стоял на палубе у перил и смотрел, как тень от корабля скользит по земле. Степь была ровной, только у горизонта виднелось несколько пологих холмов. Ветер гнал зеленые волны в белых клочьях ковыльной пены.
За моей спиной послышался детский смех, и сразу же кто-то проскрипел мерзким голосом:
– Юная леди! Ведите себя прилично!
Смех оборвался. Обернувшись, я увидел девочку лет восьми или девяти в сарафане и соломенной шляпке. Ее сопровождала пожилая аристократка. Впрочем, "пожилая" - это незаслуженный комплимент. Ходячая мумия - так, наверно, будет точнее. Лицо как застывший воск, глухое темное платье до подбородка и перчатки, несмотря на жару. Худая и прямая как палка. С такой опекуншей, понятное дело, не забалуешь.
Малышка стояла перед ней, смиренно потупившись. Водила туфелькой по полу и молчала, изображая раскаяние. Из-под шляпки выбивались светлые локоны. Милейшее создание, в общем. Даже любопытно стало, что она могла натворить. Слишком резво скакала на одной ножке? Показывала язык рулевому?
Дослушав нотацию, девчонка подняла голову, и я удивленно хмыкнул.
Черты ее лица были совершенны; такие бывают только у представителей древнейших родов, для которых чистота крови - навязчивая идея. Прежде я ни разу не видел, чтобы дети, рожденные в этих семьях, летали на обычных пассажирских судах. Древнейшие предпочитают личные яхты с толпой вооруженной охраны.
Сейчас телохранитель тоже имелся, но почему-то всего один - топтался поодаль и хмурил брови. Заметив, что я смотрю на девчонку, он сразу напрягся и стиснул рукоятку меча. Спасибо, хоть из ножен не вытащил. Я пожал плечами и отвернулся, демонстрируя безразличие, но мысли мои упорно возвращались к попутчикам.
Как эта малышка здесь оказалась? И где остальная свита?
Пожалуй, надо сразу оговориться - я не люблю загадки. Прямо-таки терпеть не могу. За последние полвека они мне надоели до зубовного скрежета. Но судьба рассыпает их передо мной, как пшено, и я, словно безмозглая курица, склевываю и склевываю по зернышку...
Наш корабль, тем временем, догнал одинокое облако и пристроился в его тень. На побережье, где воздух влажный, а небо низкое, особым шиком считается подняться до самых туч и царапнуть мачтой рыхлое брюхо. Но здесь, над горячей сухой равниной этот фокус бы не прошел - облако, под которым мы спрятались, висело чересчур высоко. К тому же, наши курсы не совсем совпадали, и через пару минут мы выскочили из тени.
Пожилая дама удовлетворенно кивнула и полезла в ридикюль за "глазком". Я внутренне усмехнулся. Золотое правило - если желаешь светской беседы, заговори о погоде. А если не знаешь, чем занять руки, возьми "глазок", посмотри на солнце и выдай что-нибудь о перспективах малого цикла. Желательно, с умным видом, но это уж как получится.
Темное, в серебряной оправе, стекло, которым вооружилась аристократка, было овальной формы, размером чуть ли не в две ладони. Такое найдешь, разве что, в антикварной лавке. Нынешние модницы предпочитают стекляшки не крупнее медного пятака - их полагается носить на шее вместо кулона.
Старая карга достала чистый платочек и тщательно протерла "глазок". Поднесла его и лицу и поморщилась. Смахнула еще одну невидимую пылинку. Наконец, запрокинула голову и взглянула сквозь стекло на солнечный диск. Несколько секунд стояла как изваяние, недоверчиво щурясь.
А потом вдруг взвизгнула совершенно по-бабьи.
Девочка в шляпке раскрыла рот. Для нее, похоже, стало сюрпризом, что опекунша умеет проявлять человеческие эмоции. А телохранитель, который до сих пор сверлил меня взглядом, резко обернулся и дернул из ножен меч, готовясь разить врагов на всех направлениях. Какое-то время он растеряно вертел головой. Затем, не обнаружив прямой угрозы, спросил осторожно:
– Леди?
Аристократка посмотрела на него, словно не узнавая, покачнулась и судорожно вцепилась в перила. С трудом отдышалась и прошептала:
– Плачет... О, боги, плачет...
Удивительно, но ее услышали, кажется, в самых дальних закоулках нашего судна. Буквально через минуту палуба кишела людьми. Здесь были все - от юнги до капитана; даже кок в засаленном фартуке стоял среди пассажиров и, стиснув толстыми пальцами закопченное стеклышко, пялился в небо. Телохранитель, забыв про меня, тоже достал "глазок" и застыл неподвижно. И белокурая девочка, и матросы на мачтах, и рулевой, оторвавшийся от штурвала...
А я лихорадочно пытался соображать. Десятки и сотни мыслей - радостных и панических, дельных и бестолковых - пронеслись в голове за эту минуту, но главная из них сводилась в тому, что в столицу я уже не успею. Никак. Ни при каких обстоятельствах.