Фарж потянулся за термосом и пакетом с бутербродами…

Бродяга тем временем дошел до старого вяза, росшего у дома напротив, и тихо скользнул в тень его широкого ствола. Затем он осторожно обернулся. В машине было тихо.

Инспектор Фарж и двое агентов пили кофе, в свежести ночного воздуха был слышен его аромат. Скрываясь в тени дерева, Бомон проскользнул в парадное и тихо затворил за собой дверь.

Уже близилось утро, небо на востоке начало светлеть, а ночное заседание в службе безопасности все еще продолжалось. После вдохновенной речи инструктора Пикара настроение присутствующих явно испортилось. Министр это почувствовал.

— Вы напрасно впадаете в пессимизм, господа, — сказал он. — Конечно судя по всему, Бомон — хороший профессионал, но надо учитывать и то, что он провел два года в африканской тюрьме. Кроме того, в Мальруни его подвергали обработке, вводили специальную сыворотку. Это усталый человек, его здоровье наверняка подорвано…

— Усталый?! — от возмущения инструктор Пикар даже привстал в своем инвалидном кресле. — Мой ученик не может устать! — выкрикнул он. — Этот режим его гармонизовал. Он не политик, не болтун, он — человек действия. Это лев!..

Но полковнику Мартену уже надоели восторженные излияния в адрес Бомона.

— Все, хватит, мы все поняли, Пикар, — сказал он, берясь за ручки инвалидного кресла.

— Как это — «хватит»? Я еще не закончил… — протестовал Пикар, но Мартен решительно вывез его за дверь.

— Итак, — сказал министр, на которого речи старого инструктора явно произвели впечатление, — этот Пикар прекрасно описал нам Бомона. Значит, он лев. А если он лев, то съест всех вас и закусит мной.

— Нет, господин министр, — поторопился возразить Мартен, — мы его остановим.

— Мы? — с иронией переспросил министр. — Кто именно сможет остановить этого человека? —

— Я, — внезапно поднявшись с места, произнес человек, до сих пор безмолвно сидевший в глубине комнаты. — Я — комиссар Розен из бригады противодействия.

Жанна Бомон была невысокой брюнеткой с легкой склонностью к полноте, с по-детски нежной и яркой кожей, пухлыми губами и узкими темными восточными глазами. Сейчас под ними от тревоги, волнений и бессонницы залегли сероватые тени, придававшие ее лицу выражение беспомощной обиды и горечи. Она сидела в гостиной, на полукруглом диване, сжавшись в комок.

Она впала в какое-то оцепенелое ожидание. После звонка Джосса прошло уже более шести часов, его все не было. Телефон молчал. Вдруг она услышала в прихожей легкий шорох, скрип двери и бросилась туда.

— Джосс?! Это ты, Джосс?! — позвала она вполголоса.

Но увидела у двери незнакомого темнолицего оборванца, заросшего седой щетиной, в рваном плаще, Жанна в ужасе закричала, отпрянула, но бродяга рассмеялся, сбросил шляпу и плащ и оказался Джоссом. Немного похудевшим, с усилившейся проседью в волосах, но, в общем, мало изменившимся.

Он шагнул к ней, Жанна почувствовала его запах, тепло рук, укололась о небритые щеки и заплакала.

— Тише, тише, Джан, дорогая, не надо плакать, — шептал Жослен.

— Два года, Джосс, два года! Я думала, что сойду с ума от ожидания… — голос Жанны прервался от слез..

— Все так странно получилось. Джан! Видишь, какой мне пришлось устроить маскарад, чтобы прийти к тебе. Две минуты нежности и два года, чтобы снова вернуться к тебе…

Когда первые вздохи, слезы, поцелуи, объятья были уже позади, они лежали в спальне, на широкой постели. Ночная лампа горела мягким чуть розоватым светом, мягкие волосы Жанны касались ее плеча. Жослен перебирал безделушки в своей старой шкатулке — запонки, часы, галстучные булавки, фамильный перстень и вдруг наткнулся на свой именной медальон.

Бомон Жослен. Служба безопасности Франции… номер и так далее…

— Может пригодиться, — подумал Бомон.

— Джосс! Ты слушаешь меня? — Жанна приподнялась с подушки и заглянула ему в глаза.

— Конечно, Джан, я очень внимательно слушаю тебя… — сказал Жослен.

— Тогда скажи мне, — повторила она свой вопрос, в службе безопасности знают о твоем возвращении?

— Забудь о моей работе, Джан. Прошло два года с тех пор, когда я видел их в последний раз.

— Я не забыла этого, Джосс, и думаю, что она тоже не забыла… — медленно сказала Жанна.

— Кто — «она»? — нарочито равнодушно спросил Бомон.

— Ты знаешь, о ком я говорю…

Бомон промолчал.

— Через несколько минут после твоего звонка они ко мне заявились. Говорили о какой-то телеграмме. Почему ты не пришел ко мне перед тем, как ее послать? Они перерыли всю квартиру, угрожали… Зачем тебе это нужно, Джосс? Ты вернулся, чтобы увидеть меня или для того, чтобы поиграть с ними? Твой приход — это визит нежности или визит-провокация?

Жанна замолкла, ожидая ответа, но молчал и Жослен.