Его смутно тянуло уйти в темноту и спрятаться, но голоса усталости и боли удерживали его. Недомогание требовало, чтобы он во что бы то ни стало отыскал пищу и кров.

Он нетвердо шагал к костру. Силуэты солдат, озаренных алым светом, отбрасывали черные тени. Когда юноша подошел ближе, какое-то чувство подсказало ему, что кругом на земле спят люди.

Вдруг перед ним выросла чудовищная черная тень. Сверкнул ствол винтовки.

— Стой! Стой!

Он испугался, но затем уловил знакомые нотки в этом встревоженном голосе.

— Это… это ты, Уилсон? — стоя под дулом винтовки, позвал он.

Винтовка чуть-чуть опустилась. Вглядываясь в лицо юноши, горластый сделал несколько шагов ему навстречу.

— Генри?

— Да, это… это я.

— Ох, друг, ну и рад же я тебе! А я уже распрощался с тобой. Думал, ты убит. — Горластый даже охрип от волнения.

У юноши подкашивались ноги. Его силы внезапно иссякли, но он считал, что, если сию секунду не придумает какой-нибудь правдоподобной истории, безжалостные товарищи осыплют его градом издевательств.

— Да, да… я… я попал в страшный переплет… — шатаясь, заговорил он. — Я все время был там… С правой стороны. Такое пекло… Я попал в переплет… Отбился от полка… Там, справа, меня и ранило… В голову. Ну и пекло! Ужасный переплет… И как только меня угораздило отбиться от полка?.. И к тому же я был ранен…

Его друг подскочил к нему.

— Как? Ты ранен? Что же ты сразу не сказал! Ах ты бедняга! Нужно… Погоди минутку… Как же мне быть? Ага! Позову Симпсона.

В это мгновение из темноты возникла вторая фигура. Они разглядели капрала.

— С кем это ты разговариваешь, Уилсон? — сердито спросил он. — С кем ты разговариваешь? Такого паршивого часового, как ты… Батюшки! Это ты, Генри? А я-то думал, что ты давным-давно уже покойник. Господи боже мой! Каждые десять минут кто-нибудь да возвращается. По подсчетам мы потеряли сорок два человека, но если так будет продолжаться, к утру вся рота окажется в сборе. Где ты был?

— Справа. Я отбился… — довольно развязно начал было юноша, но горластый поспешно перебил его.

— Да, и он ранен в голову, и ему нехорошо, и нужно поскорее перевязать его.

Переложив винтовку в левую руку, он правой рукой обнял юношу за плечи.

— Ох, и больно же, наверно, тебе! — сказал он.

Юноша тяжело оперся о плечо друга.

— Да, больно, очень больно, — слабеющим голосом ответил он.

— Вот оно что! — С этими словами капрал подхватил юношу под руку и потянул за собой. — Идем, Генри. Я помогу тебе.

— Ты укрой его моим одеялом, Симпсон! — крикнул им вслед горластый. — И погоди минуту — вот моя манерка. В ней кофе. Взгляни при свете, какая у него там рана на голове. Может, очень опасная. Меня сменят через несколько минут, и уж тогда я присмотрю за ним.

Чувства юноши так притупились, что голос друга еле доносился до него и он почти не ощущал руки капрала. Он пассивно подчинялся силе, куда-то увлекавшей его. Голова его опять свесилась на грудь, ноги подгибались.

Капрал подвел его к костру.

— Ну-ка, Генри, — сказал он, — дай взглянуть на твою голову.

Юноша покорно сел, и капрал, положив винтовку на землю, начал разбирать его густые волосы. Он повернул голову юноши так, что вся она была освещена пламенем костра. Капрал критически оттопырил губы, потом подобрал их и свистнул, потому что его пальцы нащупали запекшуюся кровь и странной формы рану.

— Вот она где, — сказал он и осторожно продолжал обследование. — Так я и думал, — добавил он немного спустя. — Тебя оцарапало пулей. Шишка такая, будто тебя дубиной стукнули. Кровь уже не течет. Утром десятый номер кепи будет тебе мал, вот и все. И голова станет горячая и сухая, как паленая, свинина. И еще могут быть всякие неприятности. Кто его знает. Но я так полагаю, что ничего худого не будет. Про, сто здоровая гуля на голове, и все. Ты посиди тут смирно, я пойду сменю часовых. Потом пришлю Уилсона — пусть он побудет с тобой.

Капрал ушел. Юноша продолжал сидеть на земле, похожий на куль с мукой. Пустыми глазами он смотрел на огонь.

Потом он начал приходить в себя, и тогда предметы вокруг него стали вновь обретать форму. Он увидел, что на окутанной мраком земле спят люди в самых немыслимых позах. Вглядываясь в темноту, он и поодаль различал лица, бледные и жуткие, как-то странно фосфоресцирующие. Они были так бессмысленны, что, казалось, в лесу спят не измученные солдаты, а упившиеся гуляки. Пролети в эту минуту над ними ангел, он решил бы, что тут недавно бушевал омерзительный разгул.