Испытание желанием

Аннотация

Кейт обожала Эдварда, а он проявлял к ней обидную холодность, отчего она вынужденно скрывала свои чувства. Неожиданно молодой муж отправляется в Китай по делам семейного бизнеса, втайне надеясь вернуться к жене сильным, независимым мужчиной. Так оно и случилось, но спустя три долгих года. Свою жену он нашел решительной, прекрасной, к тому же необыкновенно притягательной и страстной женщиной. Глядя на нее, он почувствовал, как в нем вновь просыпаются его необузданные фантазии. Боясь потерять над собой контроль, он избегает близости с супругой, но Кейт не собирается сдаваться и использует все известные ей приемы обольщения.

Посвящается Тиджу. Когда мне надо было сделать из Неда героя, я придала ему немного твоих черт Пролог Лондон, 1838 У леди Кэтлин Кархарт была тайна. Откровенно говоря, она была у нее не одна, но та тайна, о которой задумалась Кэтлин, усаживаясь завтракать за стол напротив своего мужа, прибыла только сегодня. Она была упакована в оберточную бумагу и аккуратно убрана в верхний ящик комода. И если ее муж узнает, что это… Она подавила робкую улыбку. Он отложил газету и пристально посмотрел на Кейт. Его ясные карие глаза напоминали цветом ее утренний шоколад, только оттенок их был гораздо, гораздо глубже… Темные и пронзительные, они обращали на себя внимание, как будто противореча его чуть рыжеватым, каштановым волосам. Он даже не имел представления, какое впечатление производил, когда так смотрел на нее. Кейт не могла сдержать волнения, мурашки побежали по телу, руки непроизвольно сжались. Все, что ему надо было сделать, — просто взглянуть на нее, и она начинала желать, хотеть — нет, жаждать… Именно в этом и заключалась ее главная проблема. — Несколько дней назад у меня был разговор с кузеном, — заметил он. Тысячи супружеских пар по всему Лондону могли бы поддерживать подобного рода прозаическую беседу за завтраком. Матушка Кейт наставляла ее быть практичной в вопросах брака, принимать совместную жизнь и все, что происходит между супругами, достойно, благородно, дружелюбно и вежливо. Однако Кейт вышла замуж не за среднего лондонского джентльмена. Поведение мистера Эдварда Кархарта с трудом укладывалось в рамки добропорядочности, вежливости или здравого смысла во всем, за исключением отношения к молодой супруге. — И что же сказал Блейкли? — спросила Кейт. — Вам, вероятно, известно, что у нас есть несколько владений в Ост-Индской компании [1] ? — А разве они есть не у всех в наше время? Это прекрасное вложение капитала. Они торгуют чаем, шелком и селитрой… — Голос ее замер, сорвавшись в неразборчивый шепот. Если бы он знал, какие мысли промелькнули у нее в голове, когда она произнесла слово «шелк», он бы не сидел здесь с таким бодрым и невозмутимым видом. Потому что она приобрела на Бонд-стрит замечательную полупрозрачную ночную рубашку, сшитую из импортного струящегося, гладкого шелка, завязывающуюся на груди бледно-лиловыми лентами. Эти полоски непрозрачной блестящей материи были единственной данью скромности, о которой позаботилась портниха. Обновка лежала в комоде, ожидая, что Кейт однажды ночью наденет ее. 1 Английская Ост-Индская компания — акционерное общество, созданное в 1600 г. указом Елизаветы I и получившее обширные привилегии для торговых операций в Индии. С помощью Ост-Индской компании была осуществлена британская колонизация Индии и ряда стран Востока. Компания управлялась губернатором и советом директоров, который был ответствен перед собранием акционеров. Обладала также правительственными и военными функциями, которые утратила только в 1858 г. (Здесь и далее примеч. пер.) — Шелком, — повторил за ней Нед, невидящим взглядом глядя в пространство перед собой, не замечая того, как она взволнованно подалась вперед, внимательно к нему прислушиваясь, — или другими вещами. Например, опиумом. — О, опиум совсем не входит в список моих покупок. Он даже не улыбнулся. Вместо этого отвернулся, явно чувствуя себя неуютно. — В любом случае мы с Блейкли обсудили последние события в Китае [2] , — Нед махнул газетой, которую держал в руках, в ее сторону, — и решили, что кому-нибудь следует лично вникнуть в то, что там сейчас происходит. 2 Имеется в виду начало так называемой Первой опиумной войны. Поводом к началу военных действий стала позиция китайских властей, в марте 1839 г. потребовавших от англичан в Гуанчжоу сдачи всего опиума, те отказались подчиниться, и власти блокировали войсками территорию иностранных факторий, отозвав с них китайский персонал. На этот раз он говорил серьезно. Кейт нахмурилась: — Под словом «кто-нибудь» вы подразумеваете мистера Уайта, а говоря «там», имеете в виду контору в… — Напротив, «кто-нибудь», — отчетливо произнес Нед, — это я, а «там» означает в Китае. Он отложил газету и закусил губу. Утреннее солнце внезапно показалось слишком ярким. Оно залило комнату ослепительным светом, отбросив суровые тени на лицо Неда. Должно быть, он все-таки шутит. Это не может, не должно быть ничем, кроме шутки. В любой момент он посмотрит на нее и рассмеется. Кейт осторожно отставила свою чашечку с чаем и робко улыбнулась: — Желаю приятного путешествия. Надеюсь, вы вернетесь домой к чаю? — Нет. «Несравненный» покидает порт Сент-Кэтрин в полдень, и я собираюсь успеть на него. Не только солнечный свет подействовал на нее ослепляюще. Она подняла глаза на мужа и внезапно осознала, что он говорит правду. — О господи, вы и в самом деле имели это в виду. Вы уезжаете? Но я думала… Она думала, что у нее будет время воспользоваться шелковой рубашкой, бережно завернутой в шуршащую оберточную бумагу. Нед покачал головой. — Кейт, мы женаты уже три месяца, и оба знаем, что этот брак случился лишь потому, что посторонние люди застали нас вдвоем в уединенном месте и вообразили гораздо больше, чем произошло на самом деле. Мы стали супругами лишь ради того, чтобы избежать скандала. Да, судя по всему, ее непрактичные надежды оказались еще глупее, чем ей это представлялось. — Правда в том, — безжалостно продолжал он, — что ни один из нас не был готов к браку, совсем не готов. Ни один из них? Нед встал и задвинул стул. — Мне еще ни разу не предоставлялось шанса показать себя, доказать окружающим, на что я способен на самом деле. И… — Он замолчал, проведя рукой по волосам. — Я очень хочу этого. Нед положил салфетку на тарелку и развернулся, собираясь покинуть столовую. Пол закачался у Кейт под ногами, мир словно съежился в душившую ее петлю. — Нед! — Кейт вскочила со стула. Однако у этого возгласа было столь же шансов удержать уносимые приливной волной непрочные узы их супружества, как и у воздушного шелкового одеяния, напрасно ожидавшего ее наверху. Его плечи напряглись и будто окаменели — два лезвия под мягкой шерстью элегантного сюртука. Он остановился на пороге комнаты, почти покинув ее. Кейт не могла подобрать слов, чтобы передать холодный ужас, охвативший все ее существо. Ей удалось произнести лишь: — Я бы очень хотела, чтобы вы не уезжали, чтобы вы остались. Нед повернул голову и взглянул на нее. Всего лишь одно мгновение он смотрел на нее именно так, как она всегда мечтала: жадно, с почти неприкрытым желанием, так, будто она значила для него гораздо больше, чем просто имя, стоящее в брачном контракте рядом с его собственным. — Я бы тоже хотел, — тихо добавил Нед. — Хочу. — А потом развернулся и вышел из комнаты. Кейт с трудом удерживалась от желания побежать за ним, сказать ему все, сказать хоть что-нибудь… Но неожиданно к ней пришло осознание происходящего, не позволившее ей сделать ни шага. Он был таким же беспокойным и неугомонным сейчас, как и она когда-то. И она прекрасно понимала, что не способна избавить его от этого беспокойства, что в этом ей не помогут никакие шелковые наряды. По крайней мере, он будет считать ее спокойной и практичной, будет думать, что ее ни капли не расстроил его внезапный отъезд. Кейт хорошо, слишком хорошо сохранила тайну своих страстных чувств к нему, спрятанную, завернутую в бумагу. Она сохранила все свои тайны, и сейчас уже не было времени, чтобы их открыть. Глава 1 Беркшир, три года спустя Каменная стена, почти достигавшая высоты человеческого роста, тянулась вдоль дороги в гору, по которой поднималась Кейт. Прошлой ночью, которую она и кормилица провели на ногах, темные камни этой стены казались зловещими и подозрительными. Кейт представляла себе Юстаса Пэкстона, графа Харкрофта, притаившимся за каждым уступом, чтобы наброситься на нее с ужасными, отвратительными проклятиями и обвинениями. Теперь же, в туманном утреннем свете, она различала мелкие желтые пятнышки диких цветов, пробивавшихся между камнями. Даже эта вековая ограда уже не производила на нее столь гнетущего впечатления, напротив представляясь приветливой и привлекательной. Ну а Харкрофт, что ж, Харкрофт был в Лондоне, как минимум в тридцати милях отсюда, и не имел ни малейшего понятия о ее роли в постигших его недавно неприятностях. Она заслужила небольшую передышку и впервые за последние две недели облегченно вздохнула. И как нарочно, словно для того, чтобы поколебать ее недавно приобретенную уверенность в собственной безопасности, легкий утренний ветерок донес до нее тяжелое цоканье лошадиных копыт. Кейт резко обернулась, сердце бешено забилось в груди. И хотя ее буквально бросило в жар, она лишь еще больше закуталась в грубый плащ. Ее обнаружили. Он был здесь… Однако позади нее не было ничего, кроме густого утреннего тумана. Кейт решила, что у нее слишком разыгралось воображение. Действительно, сложно себе представить, чтобы Харкрофт так быстро раскрыл ее тайну. Едва она опять облегченно вздохнула, как скрип колес деревянной телеги заставил ее вновь в ужасе затаить дыхание. Однако на этот раз было, по крайней мере, очевидно, что шум доносился от дороги. Взглянув в ту сторону, Кэтлин различила в тумане темный силуэт взбиравшейся на холм лошади с телегой. Открывшаяся ей картина показалась знакомой и успокоительной. Пелена тумана по-прежнему практически заглушала все звуки. Телега двигалась медленно, влекомая лишь одной лошадью. Когда же Кейт в спешке почти добралась до вершины холма, все мышцы на ногах буквально горели от напряженной ходьбы, она смогла различить и другие детали. Телега оказалась груженной тяжелыми деревянными бочонками, отмеченными клеймом, которое она не могла разобрать. Лошадь, тащившая этот груз, была очень странной масти, почти не различимой в тумаке. Виднелись лишь нечеткие серые пятна и полосы. Лошадь с трудом взбиралась на гору, мышцы под ее причудливой расцветки шкурой ходили ходуном. Кейт облегченно вздохнула. Очевидно, что возница был простым деревенским работником, а не Харкрофтом. Соответственно он не представлял для нее никакой угрозы. Слегка успокоившись, Кейт поглубже натянула на глаза капюшон, полностью скрывая лицо. Этот колючий грубый шерстяной плащ был ее единственной маскировкой. И тут, словно в напоминание о ночном кошмаре, которого счастливо избежала Луиза, воздух прорезал свистящий удар кнута. Кейт сжала зубы и продолжила свой путь к вершине. Менее минуты спустя и несколькими ярдами [3] ближе звук повторился. Она прикусила язык. 3 1 ярд — 91,4 см. Ей приходилось поступать практично и осмотрительно. У леди Кэтлин Кархарт, безусловно, нашлись бы резкие, уничижительные слова для этого человека. Однако сейчас Кейт была закутана в простой грубый плащ, и служанке, которой она хотела казаться, ничего не оставалось, как только робко опустить взгляд в землю. Служанка никогда бы не решилась заговорить с незнакомцем, тем более если у него в руках кнут и рядом лошадь. Да он и не поверит в то, что она является владелицей окрестных земель… достаточно взглянуть на ее наряд. Помимо всего прочего, последнее, что нужно было Кейт, если она хотела сохранить свою тайну, — это то, чтобы в обществе стало известно, что леди Кэтлин Кархарт разгуливает по округе, вырядившись простой служанкой. Пока она поднималась на холм, удары кнута сопровождали ее путь. Поравнявшись с повозкой, она скрипнула зубами в бессильной ярости. И возможно, именно потому Кейт не сразу расслышала другой звук. Заглушаемый противным скрипом колес старой телеги, этот новый шум был едва различимым. Однако еще один налетевший порыв ветра принес с собой ритмичный цокот копыт. Кейт оглянулась и увидела, как на холм взбирается всадник. Это было уже совсем другое дело. Простой сельский работник мог лишь раз в своей жизни мельком видеть леди Кэтлин на каком-нибудь празднике урожая — достаточно близко, чтобы потом хвастаться приятелям в кабачке за бочонком эля, что ему удалось поглядеть на герцогскую дочку. Он никогда бы не узнал ее обряженной в грубый плащ и чепчик служанки. Однако всадник на лошади мог оказаться джентльменом. Вполне возможно, и в самом деле графом Харкрофтом, разыскивающим свою пропавшую жену. И если Харкрофт встретит одетую служанкой Кейт, если он узнает ее, ему ничего не стоит догадаться и о той роли, которую она сыграла в исчезновении его жены. Все, что ему оставалось бы сделать в этом случае, — на несколько миль [4] проследить ее обратный путь. Тот пастушеский домик располагался не так далеко отсюда. Кейт еще более тщательно закрыла лицо капюшоном и прислонилась к стене. Она вжалась рукой в ее шершавую, грубую поверхность. Несмотря на то что была закутана в плащ, Кейт гордо подняла подбородок. Она вовсе не собиралась просто так сдать Луизу ее мужу. И не важно, что он скажет или сделает. Когда Кэтлин достигла вершины холма, из мутной утренней дымки показался всадник. Клочья тумана вихрились вокруг копыт его лошади, словно серые, едва движимые легким ветерком морские волны. Эта лошадь, безусловно, могла принадлежать только джентльмену — стройная, сильная, прекрасно сложенная кобыла, серая, как окутывавшая ее ноги рассветная мгла. Совсем не похожа на гнедого жеребца Харкрофта. Обнадежив себя этим, Кейт принялась внимательно рассматривать самого джентльмена. 4 1 миля — 1609 м. На нем был цилиндр и длинный плащ, полы которого ритмично подбрасывало в такт перестуку копыт его лошади. Кем бы он ни был, его плечи казались слишком широкими для Харкрофта. Кроме того, лицо незнакомца закрывала рыжеватая борода. Уж точно не Харкрофт. Она не могла припомнить, чтобы была знакома с этим джентльменом. Однако это совсем не означало, что всадник, в свою очередь, не узнал бы ее или не стал бы распространять сплетни о встрече с леди Кархарт, одетой в наряд служанки. Кейт вздохнула и отвернулась, стараясь смотреть только себе под ноги. Если она не будет привлекать к себе внимания, он ее не заметит. Она выглядит как простолюдинка, а джентльмена его круга вряд ли заинтересует встреченная по дороге служанка. Легкий стук копыт лошади всадника свидетельствовал о том, что он постепенно приближался к вершине холма. Мерная, ритмичная поступь породистой кобылы резко контрастировала с натуженными, судорожными рывками бедного животного, тащившего в гору свой поистине сизифов груз. Однако Кейт хватало и того груза, что лежал в данный момент у нее на плечах. Краем глаза она успела заметить, что всадник обогнал повозку. Полы его плаща промелькнули перед зашоренными глазами животного. Не больше фута [5] материи… 5 1 фут — 30,48 см. Однако запряженная в телегу лошадь остановилась и испуганно повела ухом в его сторону. Послышался резкий скрип деревянной оси повозки, и Кейт прижалась к стене. Еще один взмах плаща… Когда раздался новый удар кнута, Кейт содрогнулась. Несчастная лошадь сделала даже более того: она испуганно заржала и встала на дыбы. Телега опасно накренилась. Кейт услышала резкий деревянный скрежет и в полном смятении уставилась на дорогу. Одна ось телеги сломалась ровно пополам. Лошадь запуталась в упряжи, и как бы бешено она ни брыкалась и ни натягивала поводья и постромки, у нее не было шансов выпутаться. Если напугать лошадь — она побежит, если не может бежать… Не в силах оторвать взгляда, Кейт смотрела, как лошадь закатила глаза, пригнула уши… Ограниченный шорами взгляд животного мгновенно сконцентрировался на ней. Просвистел еще один удар кнута, и лошадь опять взвилась на дыбы. Она оказалась так близко, что Кейт могла ясно различить железные подковы, вспоровшие воздух прямо над ее головой. Кейт застыла от сковавшего ее ужаса, не в силах пошевелиться, словно заяц, пригнувшийся к траве при виде пикирующего на него коршуна. Ее руки похолодели. Сознание работало заторможенно, она была словно в кошмарном сне. Кейт могла бы пересчитать каждое ребро лошади, каждый четкий, напряженный рубчик, когда копыта оказались прямо перед ее глазами. Когда же оцепенение, вызванное внезапным испугом, схлынуло, практические соображения побороли ее растерянность и неверие в происходящее. Она едва успела припасть к земле, как массивные копыта ударили в стену ровно в том месте, где недавно была ее голова. Раз — и осколки камня и крошка строительного раствора посыпались ей на голову, два — и отлетевший кусок щебня вонзился в щеку. Лошадь пронзительно заржала и снова взвилась на дыбы. Однако прежде, чем тяжелые копыта ударились о землю, кто-то встал прямо перед Кейт и рывком поставил ее на ноги, при этом едва не вывихнув ей руку, которую пронзила мгновенная боль. Тело его на секунду прижалось к ней — краткое прикосновение крепких, напряженных мышц к ее мягким округлостям. Он встал спиной к лошади, заслоняя Кейт от тяжелых железных копыт. Она внезапно осознала, что это был всадник — джентльмен на серой кобыле. Должно быть, он спешился и подбежал, чтобы оказать помощь. Даже если бы она и захотела, у нее не оставалось ни малейшей возможности воспротивиться этому вмешательству, вырваться из его крепких объятий. Руки его сомкнулись вокруг ее талии, и он потянул ее вверх, пока ее пальцы не вцепились в шершавую поверхность стены. Кейт подтянулась и взгромоздилась на ее вершину. Ее сердце бешено стучало. Затаив дыхание, она взглянула вниз. Всадник внимательно смотрел на нее. Его глаза, два огромных коричневых колодца, сверкнули на нее, внезапно приковав внимание к его лицу, практически полностью скрытому широкой волнистой бородой. Он смотрел на нее так, будто бы испытал самое глубокое потрясение за последние несколько месяцев. На мгновение Кейт почувствовала легкую дрожь осознания чего-то знакомого… Я знаю этого мужчину. Но он снова отвернулся, и это чувство близости ускользнуло от нее, не дав возможности за него ухватиться, рассыпавшись, как мелкие острые камушки кладки стены, за которую она цеплялась. Кем бы он ни был, у него, казалось, полностью отсутствовало чувство страха. Незнакомец снова обратился к бьющемуся в слепой ярости жеребцу. Джентльмен ступал медленно и плавно, намеренно стараясь избегать резких движений. Создавалось впечатление, будто он вальсирует с взбесившимся животным. Он отклонился от еще одного удара железных копыт. — Стой там, Чемпион. — Голос незнакомца звучал тихо, но выразительно. — Я вовсе не хочу давить на тебя, но ведь ты никогда не успокоишься, если не перерезать тебе все эти постромки. — Перерезать постромки! — возмущенно воскликнул возница, сжимая в руках кнут. — Что, черт возьми, такое вы там болтаете — перерезать постромки ? Джентльмен не обращал на него ни малейшего внимания. Сделав небольшой разворот, он оказался у лошади за спиной. Возница едва удерживал при себе кнут, его рот перекосило от негодования. — Адский пламень! Да что же вы себе такое задумали-то, а? Незнакомец повернулся спиной к напрасно надрывавшемуся парню. Он что-то говорил разъяренному жеребцу — скорее, убаюкивающе бормотал. Кейт не могла разобрать ни слова, но хорошо различала его интонации, мягкие и успокаивающие. Лошадь еще пару раз взбрыкнула копытами в воздухе, потом встала, пританцовывая на месте. Она нервно мотала головой то в одну, то в другую сторону, стараясь не упускать из виду стоящего у нее за спиной джентльмена. Один резкий взмах ножом, потом другой. Он сильно рванул на себя разрезанные постромки, и жеребец оказался на свободе. — Какого дьявола вы здесь натворили? Это мое животное, а вы его выпустили, мое! Лошадь рванула вперед. Возница по-прежнему сжимал поводья в одной руке, так что она не могла убежать далеко. Однако, уже не будучи тесно впряженной в телегу и, что самое главное, оказавшись вне пределов досягаемости кнута восседавшего на этой телеге возницы, лошадь больше не оглашала тишину пронзительным ржанием, а лишь гордо гарцевала в отдалении, периодически взбрыкивая тяжелыми копытами, не выпуская из виду несомненно представлявших для нее опасность людей. — Вот так, — заметил джентльмен, — ведь так же лучше, правда? И так, несомненно, было лучше. Все остальные звуки этого холодного осеннего утра, казалось, умолкли после этих слов незнакомца: бешеные удары сердца Кейт, стук копыт нервно гарцующей на дороге прямо перед ней лошади, нетерпеливое похлопывание рукоятки кнута возницы. Она с силой вжалась руками в шершавые камни стенной кладки. — Вы, джентльмены, все одинаковые. Напрасно вы о них так печетесь, — проворчал возница. — Глупое животное. Последние слова его относились к лошади, которая, несмотря на это так называемое «попечение», все еще в страхе дрожала, тесно прижав уши. Бородатый джентльмен — а судя по выдающим благородное происхождение и воспитание интонациям его голоса и модному покрою сюртука, он определенно был джентльменом — наконец повернулся к вознице. Незнакомец подошел к селянину, наклонился и взял в руки поводья. Возница молча передал их, тупо таращась по сторонам. — Печетесь? — мягко переспросил джентльмен. — Чемпион животное, а не картошка, чтобы ее печь. Кроме того, я предпочитаю обращаться по-доброму с существами достаточно большими, чтобы растоптать меня, вышибив дух и переломав все кости. Особенно если они так напуганы, что вполне способны это сделать. Всегда полагал, что глупо цепляться за принципы, когда эти принципы готовы рухнуть, похоронив тебя под собой. Мимолетное чувство чего-то знакомого снова коснулось ее, тревожа, словно неопределенный аромат, случайно занесенный легким ветерком. Что-то в его голосе напомнило ей о чем-то, о ком-то , но нет, как ни старалась, Кейт не могла припомнить этот спокойный, повелительный голос, даже если и слышала его раньше. Кейт сделала еще один глубокий вздох — и замерла. До настоящего момента она видела бедное животное лишь издалека. В тумане его странный окрас, эти нелепые белые пятна, казались лишь любопытной, доселе невиданной мастью. Однако теперь, со своей удобной позиции на вершине стены, Кейт разглядела, что на самом деле представляли собой эти пятна — рубцы и шрамы. Рубцы и шрамы, которые оставлял после себя рассекший шкуру до крови удар кнута, кровавые отметины, появившиеся от плохо пригнанной упряжи, следы небрежения и жестокого обращения в течение бог знает скольких лет. Неудивительно, что несчастное животное взбунтовалось. Возница развел руками. — Вот те вынь да положь! — пожаловался парень. — Да я совсем ничего его и ударил-то… Моя мамаша всегда повторяла, что горести нам как бы только во благо, они нас сильнее делают. Я разумею, что вроде как в Библии [6] об этом толкуется. — Возница умолк и с несчастным видом пожал плечами. — Как любопытно, — джентльмен обезоруживающе улыбнулся, и, даже полускрытая пышной бородой, его улыбка оказалась настолько заразительной, что возница также подхватил ее, оскалив свои редкие зубы, — но я что-то не припомню заповеди, которая бы наставляла бить животных. В любом случае я не согласен с этой сентенцией. Мой опыт свидетельствует о том, что горести вовсе не делают тебя сильнее. Это все равно как оставить больного страдать от воспаления легких в течение многих лет. 6 Имеется в виду место в Книге пророка Исаии: «Во благо мне была сильная горесть , и Ты избавил душу мою от рва погибели» (Ис., 38:17). — Чего-о-о? Джентльмен махнул рукой и снова повернулся к жеребцу. — Никогда не доверяйте афоризмам. Любое высказывание достаточно краткое, чтобы его запомнить, грешит против истины. Кейт едва подавила улыбку. Уголки губ незнакомца поползли вверх, будто бы он это заметил. Конечно, она глубоко сомневалась в том, что он вообще имел понятие о том, что она все еще здесь, поскольку возился в тот самый момент со смертельно напуганной лошадью. Медленно и осторожно Кейт спустилась со стены на землю. Джентльмен порылся в кармане и вытащил оттуда яблоко. Лошадь настороженно расширила ноздри, принюхиваясь, и слегка повела ушами в его сторону. Кейт были хорошо видны ее ребра. Они не настолько выпирали, чтобы утверждать, что животное морили голодом, но мышечной ткани на них было явно недостаточно. Обезображенная жестокими рубцами и шрамами, шкура жеребца, вероятно, имела когда-то гнедой окрас. Однако дорожная грязь и угольная пыль, сплошным слоем покрывавшие его шкуру, лишили ее всякого намека на блеск и цвет. — Господи меня прости, во имя всего святого, не кормите его! — возмущенно воскликнул возница. — Пустое дело, говорю я вам, от этой проклятой животины никакой пользы. Жеребчик у меня уже три месяца, и как я ни бил его, он шарахается от каждого несчастного шороха. — Это, — заметил джентльмен, — звучит скорее как объяснение, чем как оправдание твоих действий. Не так ли, Чемпион? — Он бросил яблоко на дорогу перед лошадью и отвел взгляд в сторону. Ей показалось, что он хорошо умеет обращаться с животными. Спокойно, мягко, по-доброму. Однако все это совсем не имело значения, потому что, кем бы он ни был, она не может заговорить с ним. И не важно, добрый он или злой, — он не должен знать, чем здесь занималась леди Кэтлин Кархарт, ни при каких условиях, если она намеревалась и дальше хранить тайну. Кейт начала потихоньку удаляться от сцены. — Чемпион? Что это, кого это вы, господин, так странно называете? — Ну, впрочем, может, у него есть другое имя? Незнакомый джентльмен так и продолжал стоять чуть в отдалении, не делая попыток подойти к лошади поближе. Он внимательно смотрел вдаль, находясь от лошади на расстоянии натянутых поводьев. Точнее, в сторону Берксвифта, усадьбы Кейт, расположенной совсем недалеко от этого злополучного места. Еще один подъем, потом небольшая аллея и дом… — Имя? — Возница тупо наморщил лоб, не в состоянии справиться с непосильной его интеллекту задачей. Сама идея того, что эта животина может иметь имя, представлялась ему, скорее всего, новой и чуждой. Потом понимание неожиданно отразилось на его физиономии, и он мерзко осклабился. — Чудно вы его прозвали, господин хороший, — Чемпион, ха! — Ну да, Чемпион, боец. — Джентльмен недоуменно посмотрел на возницу, потом перевел взгляд на поводья, которые продолжал сжимать в кулаке. — Боец… м-м-м… победитель, понимаешь, как на турнирах, — вон какой он строптивый и упрямый. — Ха, эка вы загнули — да он скорее убоина , а не боец. Мясо — так я его кличу. Лошадиное мясо . Хотя сдается мне, что за его жесткое мясо живодер не даст мне больше полпенни за фунт [7] . 7 1 фунт — 453,6 г. Джентльмен крепче сжал поводья. — Я дам тебе десять фунтов за это животное. — Десять фунтов? Да живодер предлагал мне… — Если Мясо так же запаникует по пути на живодерню, ты рискуешь гораздо большим, чем просто потерей собственности. — Джентльмен посмотрел на Кейт как раз в тот момент, когда та торопливо огибала поломанную телегу. Впервые за все время он обратил свое внимание непосредственно на нее, и Кейт буквально физически ощутила на себе его взгляд, одновременно тревожащий и знакомый. Она прижалась к стене. Джентльмен встряхнул головой и отвернулся. — Тебя бы, милейший, следовало отдать под суд за намеренное причинение опасности. — Он потянулся к карману, достал оттуда кошелек и начал отсчитывать монеты. — Эй, послушайте-ка, господин хороший, я так не договаривался. Как я сдвину эту телегу? Джентльмен пожал плечами: — Со сломанной осью? Не думаю, что лошадь поможет тебе в этом случае. — Однако, говоря это, он достал еще пару монет из своего кошелька и бросил их на телегу, рядом с тем местом, где сидел возница. — Вон там — деревня. Парень покачал головой и подобрал монеты. Потом он поднялся, спрыгнул с телеги и направился в сторону деревни. Джентльмен проводил его взглядом. Видя, как он стоит, смущенно озираясь, Кейт решила, что ей самое время продолжить свой путь. Лошадь спасена, ее тайна — вернее, тайна Луизы также была вне опасности. Кем бы ни был этот мужчина, он не мог узнать ее. Несомненно, он решил, что она простая служанка, спешащая по делам своей сиятельной госпожи. Незначительное существо, мало чем отличающееся от спасенного им бедолаги. Он приподнял шляпу в знак то ли запоздалого приветствия, то ли прощания и повернулся к своей ухоженной кобыле, которая невозмутимо ожидала его на дороге, ярдов в десяти от места основных событий этого осеннего утра. Кейт полагала, что новоприобретенное животное покорно пойдет за своим хозяином с тем же жалким и униженным видом, который оно воистину собой представляло. Однако конь не склонил головы; напротив, едва мужчина подвел жеребца к тому месту, где мирно стояла его кобыла, тот яростно взмахнул гривой. Жеребец гневно заржал и принялся гарцевать на своих худых, в шрамах и рубцах ногах. Серая кобыла опустила голову и отступила на шаг назад. — Вы полагаете, они пойдут спокойно вместе? — спросил джентльмен. С уходом возницы они остались вдвоем на этом холме. Он не мог адресовать свою речь ни к кому другому, кроме Кейт. Кейт взглянула на него, уже успев пройти несколько шагов по дороге к дому. Она не смела заговорить с ним. Ее интонации, несомненно, выдали бы в ней леди, и здесь бы уже не помог никакой маскарад с одеждой. Она покачала головой. Мясо оскалился на кобылу, недовольно раздувая ноздри. Его взгляд недвусмысленно говорил об одном: «Держись от меня подальше. Я дикий и опасный жеребец!» Джентльмен переводил взгляд с одного животного на другое. — И я думаю, что нет. — Мягкая смущенная улыбка тронула его губы, и он снова повернулся, чтобы взглянуть в глаза Кейт, еще раз остановив ее бегство. Его неугомонный тревожный взгляд пробудил в ней странные чувства. Что-то в этом человеке — его голос, спокойная уверенность в себе — заставило ее замереть, по коже пробежал холодок. Она определенно знала его. Или, быть может, ей только хотелось, чтобы все было именно так, и Кейт просто вообразила себе это чувство непонятной, но притягательной близости. Она бы обязательно запомнила такого мужчину. Когда он снял шляпу, Кейт заметила, что, в отличие от других лондонских джентльменов, его лицо выглядело загорелым. Его плечи были прямыми и широкими, и заслуга в этом принадлежала вовсе не его портному. Он отвернулся от своего коня и направился к Кейт. Нет, она определенно никогда бы не забыла такого джентльмена. Брошенный им на нее взгляд заставил ее почувствовать себя неловко — он смотрел так, будто ему были известны все ее секреты. Будто сознание этого доставляет ему неизъяснимое удовольствие, вызывает веселую улыбку. — Итак, — проговорил он, — мы попали в весьма щекотливую ситуацию, миледи. Миледи? Леди не носят колючие, серые, неудобные плащи. Они не скрывают свои прелестные личики под бесформенными чепчиками. Неужели он заметил роскошное прогулочное платье, когда подсаживал ее на стену? Или же он знает, кто она такая? Он невольно окинул ее фигуру с головы до ног типично мужским взглядом, потом снова принялся рассматривать ее лицо. Кейт не была такой дурочкой, чтобы сожалеть о том, что он спас ее из-под копыт взбесившейся лошади. Однако она искренне желала, чтобы он выехал сегодня по своим делам пораньше и не встретился на ее пути. Хорошо, что он, по крайней мере, ничего не сказал по поводу ее нелепого наряда. Вместо этого он… — Это, — весело сообщил ей джентльмен, потрясая зажатыми в кулаке поводьями новоприобретенного жеребца, — напоминает мне одну из проклятых логических загадок, которыми изводили меня мои приятели в Кембридже. Пастух, три овцы и волк должны переправиться через речку в лодке, в которой могут поместиться лишь двое… Понимание — и разочарование — внезапно настигли ее. Неудивительно, что он не хочет вызвать у нее гнев, задавая дурацкие вопросы о необычной одежде и одиночестве. Он был одним из тех мужчин. И именно поэтому он обратился к ней с такой легкостью и претензией на знакомство. В его тоне сквозили определенные надежды, столь не соответствующие подчеркнуто формальному обращению «миледи». Она вспомнила, как его рука оказалась на ее талии, и словно вновь ощутила прикосновение его разгоряченного тела. Тогда она ничего не заметила, кроме внезапного толчка и краткого касания крепких мужских рук, убравших ее с пути разъяренного, испуганного жеребца. Теперь же ее кожа покрылась мурашками там, где он сжимал ее в объятиях, будто бы взгляд его пробудил к жизни ее плоть. И если он знал ее достаточно хорошо, чтобы рискнуть попытать счастья выиграть это постыдное пари, значит, он с тем же успехом способен был пересказать в обществе последние слухи о ней. И эти слухи, эти сплетни вполне могли достичь ушей Харкрофта. Теперь перед ней уже не стоял вопрос, услышит ли Харкрофт об этом случае, вся проблема заключалась в том, что именно ему расскажут и когда. Кейт не могла себе позволить поддаться панике, только не сейчас. Она сделала глубокий вдох. Главной ее целью в тот момент было сделать так, чтобы впоследствии в обществе обсуждали ее слова, а не маскарадный наряд простолюдинки. — Сейчас не время для логических головоломок, — оборвала его Кейт. — Вы прекрасно знаете, кто я. Он изумленно на нее уставился. Невольно коснувшись рукой бороды, джентльмен покачал головой. — Конечно, я знаю, кто вы такая. Я понял, кто вы, в тот самый момент, когда коснулся рукой ваших бедер. Ни один настоящий джентльмен никогда бы не посмел напомнить об этом грубом, неприличном контакте. Однако еще ни один настоящий джентльмен не заставлял ее желать дотронуться до своей талии, чтобы ощутить невидимые следы прикосновений его сильных и нежных рук. Она одарила его лучезарной улыбкой, и он моментально просиял в ответ. Кейт согнула указательный палец, словно желая подозвать его поближе. Джентльмен сделал шаг вперед. — Значит, вы думаете сейчас об этом пари, ведь так? Он замер на месте и ошеломленно затряс головой, однако все это его притворное изумление не могло обмануть Кейт. За эти годы она успела ознакомиться со многими вариациями на данную тему, разнящимися лишь степенью актерской одаренности исполнителя. — Этому пари уже два года, — заметила Кейт. — Конечно, вы думали именно о нем. И вы… — с этими словами она ткнула своим изящным указательным пальчиком ему в грудь, — вы убедили себя, что являетесь именно тем человеком, который способен заполучить эти пять тысяч фунтов. Он нахмурил брови. — О да, — вкрадчиво продолжила она, и в ее голосе зазвучали нотки фальшивого благорасположения, — конечно, я прекрасно понимаю, что леди не пристало упоминать вслух о подобном пари джентльменов. Но вы, в свою очередь, вряд ли заслуживаете чести называться джентльменом, если решились принять его и попытаться меня соблазнить. При этих словах он резко расправил плечи, его лицо побледнело. — Соблазнить вас? Но… — Неужели я поставила вас в неудобное положение? — с наигранным сочувствием поинтересовалась Кейт. — Возможно, вам показалось, что я грубо вторгаюсь в вашу частную жизнь со своими расспросами? Надеюсь, теперь вы вполне можете себе представить, что испытываю я, зная, что мою судьбу обсуждает весь Лондон. — На самом деле… — Только не надо лживых отрицаний. Скажите мне правду. Вы заявились сюда, думая, что вам удастся заполучить меня в свою постель? — Нет! — воскликнул он оскорбленным тоном. Потом сжал губы, словно отведал нечто непереносимо горькое. — Хотя, если быть совсем откровенным, — добавил он более мягким и сокрушенным тоном, — и задуматься о том, то да , но… — Мой ответ: «Нет, благодарю вас». У меня есть в жизни все, о чем только может мечтать женщина. — В самом деле? Он пристально на нее посмотрел. Кейт уже мысленно видела, как он пересказывает ее речь своим приятелям. И если он и в самом деле это сделает, то предметом пересуд светского общества станут ее слова, а не костюм. Харкрофт, конечно, услышит обо всем, но не увидит за этим рассказом ничего, кроме досужих светских сплетен. Еще одна история о неудачном соблазнителе, которому так и не удалось выиграть знаменитое пари. И Кейт по пальцам перечислила все прелести и преимущества своей нынешней жизни. — У меня насыщенная и полноценная жизнь, в которой я много времени уделяю благотворительности. Безумно любящий меня отец. Огромное, даже по меркам лондонского общества, состояние. — Она чуть помедлила, прежде чем загнуть мизинец, одарив незнакомца обворожительной улыбкой. — Ах да… И мой супруг живет от меня на расстоянии почти шесть тысяч миль. И почему, ради всего святого, скажите мне, почему вы все задались этой идиотской идеей, будто я могу пожелать усложнить мою прекрасную и устроенную жизнь каким-то безнравственным, незаконным романом? Он замер, потом видимо справился с собой и потер рукой покрытый рыжевато-коричневой густой бородой подбородок. — Знаете, — негромко произнес он, — мой поверенный был прав. Мне следовало прежде побриться. — Могу заверить вас, что ваша неопрятная внешность ни на йоту не повлияла на мой выбор. — Это не борода, это… — Он судорожно сжал руку в кулак, потом мягко расправил ее. Кейт невольно ощутила жестокое наслаждение, видя с его стороны столь заметные признаки смущения. Было бы нечестно заставлять страдать всех мужчин за ошибки ее мужа, но, в конце концов, этот намеревался соблазнить ее, что не вызывало в ней ни малейшего сочувствия. — Да, вы выглядите просто ужасно, — заметила она с наигранным беспокойством в голосе. — Глупо. Неуклюже. Вы точно уверены, что вы не мой пропавший муж? — Что же, в ваших словах есть смысл. — Он сконфуженно посмотрел на нее и приблизился еще на один шаг. Он стоял теперь к ней так близко, что она видела, как вздымается при каждом вздохе его грудь. Он потянулся к ее руке. У Кейт уже не было времени от него отвернуться. А она должна, просто обязана была это сделать. Он нежно взял в руку ее запястье, так бережно, так осторожно, будто поймал упавший с дерева сухой листок. Пальцы его нащупали место, где заканчивалась перчатка. Она и в самом деле ощутила себя сухим осенним листом, готовым в любой момент вспыхнуть в жарком огне желаний. Кейт было отчаянно необходимо спасаться бегством от этого человека, чтобы восстановить в душе мир и порядок, столь внезапно у нее похищенные. Он снова ей улыбнулся, в его глазах застыл печальный огонек. И внезапно, к своему глубочайшему ужасу, она осознала, что он хотел выразить этой своей последней неуклюжей фразой. Кейт поняла, почему его глаза показались ей смутно знакомыми. Она знала этого человека. Тысячу раз за последние три года она воображала встречу с ним. Иногда ей казалось, что она с презрением отвернется от него, не произнеся ни слова. В другой раз она мысленно проговаривала про себя гневные, обличительные речи. Однако сцена неизменно заканчивалась его коленопреклоненными извинениями, которые она выслушивала с неприступным, царственным видом. Однако сейчас в ней не было ничего царственного. В своих фантазиях она даже не могла себе и представить, что окажется перед ним в неуклюжем и тяжелом плаще служанки и с перепачканным дорожной пылью лицом. Ее запястье все еще горело в том месте, где он его коснулся, и Кейт инстинктивно отдернула руку. — Вот видите, — сухо заключил он, — я-то как раз абсолютно уверен, что являюсь вашим мужем. И я больше не нахожусь от вас на расстоянии шести тысяч миль. Глава 2 Шесть тысяч миль. Три года. Нед Кархарт убеждал себя, что, когда он вернется, все пойдет по-другому. Но нет, ничего не изменилось — и менее всего она, его жена. Она пожирала его взглядом, ее губы потрясенно приоткрылись, будто он объявил ей, что любит играть в очко с воронами. Кейт неловко поправила плащ, плотнее закутываясь в него. Несомненно, она хотела защитить себя от его пристального взгляда. И тут Нед осознал, что все повторяется — почти забытая страсть возгорелась с новой силой, — словно пожирая своим ярким пламенем ладонь, которой он только что коснулся своей жены. Ее плащ был покрыт дорожной пылью и, слава богу, ниспадал свободными складками, полностью скрывая ее фигуру. После всех этих лет тщательного контроля проверка, которую он себе устроил, оказалась почти формальной. Да, он по-прежнему может контролировать свои эмоции, они не подчинили его, не рванули за собой, как резвая собака поводок в руке хозяина. Но тем не менее он уже очень давно не испытывал именно таких чувств. Десять минут в обществе жены, и он снова чувствовал себя одурманенным, сбитым с толку, охваченным страстью и желанием. — Вы ведь и вправду не узнали меня, — произнес Нед. Она неловко уставилась на него, не в силах вымолвить ни слова. Да, конечно же не узнала. Вся эта пустая болтовня? Господи, она же думала, что обращается к незнакомцу. Незнакомцу, который, как она была в том абсолютно уверена, собирался ее соблазнить. Нед поправил рукой волосы. — Два года? Так, значит, уже два года, как лондонские джентльмены заключили пари соблазнить вас? — А чего вы ожидали? Вы оставили меня ровно через три месяца после свадьбы. — Кейт отвернулась. Даже под этим бесформенным толстым плащом он заметил, как напряглись ее плечи. И он ждал, ждал хоть какого-нибудь проявления эмоций. Резкой, гневной отповеди, обвинений. Чего-нибудь. Но когда она повернулась к нему снова, только обтянутая перчаткой рука, неловко вцепившаяся в складки плаща, выдавала ее чувства. Улыбка, эта проклятая очаровательная улыбка снова была у нее на устах. — Я полагаю, ваш отъезд прозвучал как звук охотничьего рога для ваших приятелей. Вы бы не смогли лучшим образом провозгласить открытым охотничий сезон на леди Кэтлин Кархарт, даже если бы дали объявление в определенных кругах светского лондонского общества. — Нет, это уж точно не то, чего я добивался. И это было правдой. Тогда Нед мечтал совсем о другом. Он отправился в Китай еще совсем мальчишкой, юным идиотом. Достаточно взрослым, чтобы настаивать, будто он уже вырос из юношеского возраста, и недостаточно умным, чтобы понять, что это утверждение еще весьма далеко от истины. Все свои предшествующие годы он провел, играя роль беспутного и бесполезного «запасного» наследника своего кузена, место которого в любой момент мог занять законный отпрыск маркиза Блейкли. В конце концов, он сам устал от своей бесполезности. Женившись, он всеми силами стремился доказать, что уже не ребенок. Что может взяться за любое задание, каким бы сложным оно ни было, и выполнить его, продемонстрировав всем окружающим, что стал сильным и надежным мужчиной. Он это сделал. Тогда женщина — тем более женщина, уже поклявшаяся и любить, и почитать его, — не показалась ему таким уж большим препятствием для исполнения его честолюбивых планов. Нед покачал головой и взглянул на Кейт. — Нет, — повторил он. — Когда я уезжал, я и не пытался дать знать об этом никому в Лондоне, я не общался со своими приятелями. Я не имею отношения ни к чему, связанному с вашим именем. — Ох. — Ее губы скривились, и она невидящими глазами посмотрела вдаль. — Что же, пусть будет так. По крайней мере, хорошо, что вы соблаговолили сообщить мне об этом. Кейт отвернулась и пошла прочь. Нед почувствовал, как у него заныло под ложечкой, будто бы он сказал или сделал невообразимую глупость. Однако не мог понять, в чем она заключалась. — Кейт, — позвал он. Она остановилась. Его жена даже не взглянула на него, однако что-то в ней, возможно напряженная линия ее профиля, выражало беспокойство. Он запнулся. — Это пари. Кто-нибудь его выиграл? Кейт сжалась, но все-таки повернулась в его сторону. — Ах, дорогой мистер Кархарт. — Она, наконец, назвала его по имени, произнеся эти несколько звуков с презрительной горечью, еще более подчеркнувшей печальную формальность официального обращения. — Если мне не изменяет память, я поклялась «отказавшись от всех других, хранить себя только для вас в течение всей своей жизни» [8] . 8 Строчка из брачной клятвы в англиканской свадебной церемонии. Нед нахмурился: — Я вовсе не ставлю под сомнение вашу честь. — Нет. — Она встала подбоченившись и с вызовом посмотрела ему в глаза. — Я всего лишь хочу вам напомнить, что не я забыла наши брачные обеты. С этими словами Кейт посмотрела на дорогу, ища взглядом серую кобылу. Потом она глубоко вздохнула и отвернулась опять. На секунду Нед вообразил, как снова берет ее за руку, как разворачивает к себе лицом. В его фантазиях она не смотрела на него с такой печалью, опасливо отодвинувшись от него на максимально доступное расстояние. Нет, расстояние — это последнее, что ему нужно было между ними… Кейт бросила на него последний взгляд и направилась к его кобыле, спокойно жевавшей травку у дороги. — Знаете ответ на вашу загадку? — спросила она. — Возьмите другую лодку. Она взяла его лошадь под уздцы и обернула поводья вокруг запястья. Прежде чем Нед успел сказать что-нибудь, Кейт уже направилась вниз по дороге. Реакция Чемпиона на кобылу Неда не оставляла последнему ни малейшей надежды на то, что ему удастся подойти поближе к Кейт, иначе их ожидало повторение сегодняшней сцены со всеми скачками и кульбитами вставшей на дыбы испуганной лошади. Волей-неволей ему пришлось тащиться за ней, чувствуя себя гадким утенком, плывущим за прекрасным лебедем. В воздухе носились запахи свежей земли и осеннего солнца. Его жена шла в десяти ярдах впереди. Она шагала с таким видом, будто решила, что сможет полностью избавиться от его неприятного присутствия, если только ей удастся достаточно быстро передвигать свои ножки. Возможно, это было сумасшествием, но он представил себе, что даже чувствует источаемый ею слабый аромат — этот полузабытый запах превосходного туалетного мыла и сирени. И еще более глупым было смотреть ей в спину и думать, что еще могло с ней произойти за то время, пока он ее не видел. Ее волосы, по крайней мере те несколько прядей, которые выбивались из-под этого бесформенного серого чепчика, которые ему удалось разглядеть, были по-прежнему серебристо-белыми. Ее серые глаза также вспыхивали, когда она сердилась. Что же касается ее талии… Он ни капли не погрешил против истины, когда заявил, что узнал ее, едва дотронувшись руками до талии. Он не так часто обнимал ее в прошлом, но этого все равно было достаточно. Кейт казалась ему такой необыкновенно изящной, утонченной, с элегантной, словно точеной фигуркой. А эти ее огромные прекрасные серые глаза, обрамленные невозможно длинными и пушистыми ресницами. Когда он женился на Кейт, она казалась ему ярким, веселым, жизнерадостным созданием. Как бабочка, чьи крылышки сверкают, переливаясь разными цветами на солнце в июньский полдень. Стоило ей улыбнуться, и Нед готов был поверить, что июнь продлится в его жизни вечно, теплый, светлый, под голубым и безоблачным небом. Однако он инстинктивно сторонился этих обещаний вечного лета. Да и к тому же кто будет разговаривать с бабочкой о снежной, холодной зиме, какими бы яркими и блестящими ни казались ее крылья. Меньше суток в Англии оказалось достаточным, чтобы осознать, какую опасность для его выдержки и самообладания представляет его жена. Хладнокровный мужчина не должен хотеть посреди белого дня прижать ее к этой проклятой каменной стене. Владеющий своими чувствами мужчина будет наслаждаться милыми, нежными и безоблачными прелестями семейной жизни. Что ж, Нед вступил в поединок с капитаном королевского флота ее величества и вышел из него победителем, он отдавал приказы чиновникам Ост-Индской компании. Он уже не был тем безмозглым, дурашливым мальчишкой, который покинул Англию три года назад, чтобы показать миру, на что он способен. И он вовсе не собирался позволить какому-то желанию овладеть им, лишив его самодисциплины и контроля над эмоциями. Дорога бежала себе дальше, и его шерстяной сюртук постепенно покрывался тонким слоем пыли и грязи. Вскоре они свернули с дороги на широкую аллею, по обеим сторонам которой росли высокие деревья. Нед прекрасно знал этот путь — они приближались к Берксвифту, его загородному имению, знакомому ему еще с детства. Он подумал о том, что теперь, за прошедшие три года, Берксвифт стал также и ее домом. Как причудливо, однако, переплелись их жизни даже в его отсутствие! Едва они свернули на узкую, ведущую к дому дорожку, воздух наполнился умиротворяющим запахом свежевспаханной земли, подготовленной под посадку озимых. Еще до того, как они преодолели небольшую аллею деревьев, загораживающих усадьбу от дороги, Нед воочию представил себе их старый фамильный дом — отливающий на солнце золотистым цветом каменный фасад, три длинных крыла, полукруглый пологий пандус для экипажей. В это раннее утро двор должен был быть еще пустым, словно застывшим в ожидании суматошной дневной сутолоки. Однако едва они миновали рощицу молодых березок, двор вовсе не показался им пустым. Напротив, у подъезда к дому толпилось множество слуг. Причина их столь бурной активности в этот неурочный час также представлялась вполне очевидной. Три тяжелые черные кареты стояли около парадного подъезда. Нед смог даже разглядеть фамильный герб владельца, в котором преобладали голубой и серебряный цвета на ближайшем к нему экипаже. Кейт внезапно остановилась. Ее фигурка замерла на месте, прямая и неподвижная, будто она была дуэлянтом, приготовившимся выстрелить с тридцати шагов. Когда он приблизился к ней, она уставилась на него напряженным взглядом. — Вы их приглашали? — Кейт махнула в сторону карет рукой. — Вы приглашали их? — Она не повышала голоса, но тон ее внезапно стал раза в два выше. — Да я сам только прибыл в Англию. — Это не ответ. Вы приглашали графа Харкрофта? Да, это действительно мог быть Юстас Пэкстон, граф Харкрофт. Многие знатные семьи, составлявшие цвет лондонского светского общества, находились в разной степени родства друг с другом. Харкрофт приходился Неду отстоящим на два поколения троюродным кузеном по отцовской линии. Их отношения, насчитывающие уже немало лет, можно было назвать дружескими. Он женился даже раньше, чем Нед. И как раз накануне отъезда из Лондона лорд и леди Харкрофт оказали Неду большую услугу. Кейт по-прежнему смотрела на него, не отводя глаз. Внезапная озабоченность словно свела судорогой ее губы. — Нет, — медленно произнес он. — Единственный, с кем я успел переговорить, был мой поверенный. — И даже если слух о его возвращении достиг света, что вполне возможно, Нед все равно с трудом себе представлял, как Харкрофт сумел подняться в такую рань, чтобы опередить Неда в Берксвифте, путешествуя в тяжелой карете. Стоя подле него, леди Кэтлин резко нахмурилась, будто бы он допустил возмутительное отклонение от общепринятых в обществе правил приличия. Возможно, это было и так. Проведя восемь месяцев на корабле, человек забывает много условностей. — Я вижу прямо перед собой карету Дженни и Гарета. Может быть, они прибыли вместе с Харкрофтом? — Гарет был его кузеном, Гаретом Кархартом, маркизом Блейкли, Дженни его супругой, маркизой Блейкли. Кейт расправила руками юбки, отодвигаясь подальше от Неда, будто случайно совершенная им неведомая бестактность могла оказаться заразной. — Лорд и леди Блейкли, — чопорно и формально объявила она, — всегда желанные гости в этом доме. — Она еще раз пристально посмотрела прямо перед собой на переполненный слугами двор и тяжело вздохнула. Она ничего не сказала о леди Харкрофт или о ее супруге. А ведь Нед прекрасно помнил, что, когда он покидал Лондон, недавнее знакомство Кейт и леди Харкрофт почти переросло в крепкую дружбу. Действительно, много чего успело произойти здесь за время его отсутствия. Вздохнув еще раз, Кейт словно преобразилась. Ему показалось, что она вдохнула солнечного света и бодрости. Ее голова была высоко поднята, лицо сияло, глаза излучали оптимизм и радушие. Стройная, элегантная осанка ничем не напоминала о совсем еще недавно скрюченных, напряженно сведенных плечах. Если бы он своими глазами не видел, насколько она была растеряна и потрясена всего лишь минуту назад, Нед бы, несомненно, решил, что это ее новое выражение вполне искренно и натурально. — Неожиданные гости, — заметила она беззаботным голосом. — Ах, это просто замечательно. И, передав поводья лошади конюху, леди Кэтлин буквально впорхнула в дом. Глава 3 Кейт нарядилась в элегантное утреннее платье из тончайшего муслина и приготовилась во всеоружии вступить в предстоящую ей битву. Ажурные кружевные манжеты и изящные перламутровые пуговички уходящей под шею застежки этого очаровательного платья, которое она надела вместо грубой и колючей серой хламиды служанки, придавали ей уверенность — теперь она могла противостоять любому врагу. Застыв на пороге гостиной, где расположились прибывшие гости, она не могла расслышать предмета оживленной беседы. До нее долетал лишь отдаленный гул голосов, звонким эхом отражавшихся от пустых стен коридора. Ее явно ждали, и долетавшие до нее звуки напоминали ей первые раскаты грома, предвестника приближающейся грозы. Хорошо, что она решила надеть сегодня матушкины жемчуга. Ощущая у себя на шее эти огромные, сияющие неярким матовым светом жемчужины, Кейт была уверена, что с честью справится с любой ситуацией. Харкрофт жестоко посмеялся бы над ней, если бы ему вдруг стали известны ее мысли. Он глубоко презирал такие приземленные материи, как кружева и оборки, считая их женским уделом. Как глупо с его стороны. Между тем визит к портнихе помогал решить очень многие проблемы… Однако даже в этом превосходном наряде Кейт прекрасно понимала, что ожидавшая ее встреча — настоящее военное сражение, как бы элегантно и вежливо все ни было обставлено. Она сделала глубокий вдох и приготовилась войти в комнату. — Кейт. Голос, раздавшийся позади нее, — тот самый глубокий, теперь хорошо узнаваемый голос — проник сквозь ее невидимую броню. Кейт резко обернулась. Она почувствовала, как от этого внезапного движения один локон выбился из ее тщательно уложенной прически и неопрятно упал на плечо. — Нед, — даже не полное, а домашнее, принятое лишь между близкими людьми имя сорвалось с ее губ. А она так хотела обращаться к нему впредь используя вежливое, официальное имя. Кейт молча проглотила проклятия, которыми мысленно наградила свой несдержанный язык. Господи, он конечно же услышал, как бешено забилось у нее сердце, выдавая обуревавшие ее эмоции, которые она предпочла бы скрыть. И скорее всего, обратил внимание и на яркий румянец, вспыхнувший на ее щеках, и на досадливо прикушенную губу. — Я думала, вы уже ушли. — Кейт постаралась, чтобы эти слова прозвучали как обвинение. Однако ей самой показалось, что они слетели с ее бескровных губ как жалкий ропот. — Я была уверена, что вы поспешите засвидетельствовать свое почтение маркизу и маркизе Блейкли, не говоря уже и о самом Харкрофте. — Я и так спешу. — Даже если это и было так, его дыхание казалось подозрительно ровным. Кейт же буквально задыхалась, не в силах вдохнуть полной грудью. У нее создалось впечатление, что он совсем не рассердился, обнаружив ее застывшей в коридоре, вместо того чтобы развлекать в гостиной дорогих гостей. Напротив, он улыбнулся ей так, будто ему была известна какая-то шутка, о которой она даже не имела понятия. — Но мне же надо было побриться. — Я вижу. В этом и заключалась одна из причин ее внезапного сердцебиения. После того как исчезла борода, открылась каждая черточка его лица — подбородок, губы и, что хуже всего, уверенная улыбка. Ей казалось, что она всматривается в грубый, нечеткий карандашный рисунок мужчины, за которого некогда вышла замуж. Тот, прошлый, Нед был совсем еще юношей, почти мальчиком, высоким, костлявым и неуклюжим. Его юность располагала к себе, делала его милым и забавным. Прошедшее время смыло это мальчишество, эту юность с его черт. Его подбородок не был больше опущен в неуклюжем извинении, теперь он казался волевым, гордо приподнятым, командным. Его нос не выглядел острым и резким. Нет, он вполне соответствовал его облику, говорящему о спокойной проницательности и осмотрительности. Когда-то он казался неуклюжим, постоянно нетерпеливо переминающимся на слишком длинных, по сравнению с остальными частями тела, ногах. Однако за последние несколько лет его фигура стала соразмерной, он словно дорос до своих ног. Его нескладные, угловатые, беспорядочные движения сменились спокойными и экономными. Жизнеспособность и энергия так и светились на его загорелом, уверенном лице. Ее муж перестал быть безопасным. — Войдем вместе? — предложил он, подставляя ей локоть. Даже этот едва уловимый жест ничем не напоминал прежнего Неда. Если раньше в каждом его несуразном движении словно сквозило извинение за то, что он вынужден занимать столько места и он постоянно прижимал к себе руки, то теперь он свободно владел собой, заполняя все вокруг спокойной уверенностью. Казалось, для того, чтобы решиться опереться на предложенную им руку, нужна определенная смелость. Он будто излучал неведомую опасность. «Держись от него подальше», — шептала ей ее интуиция. Вместо этого она обвила рукой рукав его элегантного шерстяного фрака. Кейт ясно ощутила силу и мощь скрытой под ним мужской руки. — Не думаю, что мы сможем обмануть кого-нибудь из них, войдя вместе в гостиную. — Она заставила себя взглянуть Неду в лицо, встретить его пронзительный взгляд. — Если кто и знает правду о нашем браке, так это люди, собравшиеся в той комнате. Нед вопросительно наклонил голову к одному плечу: — Скажите-ка мне, Кейт, в чем же заключается эта пресловутая правда? Он уже не улыбался, а, не дрогнув и бровью, посмотрел на нее. Его вопрос был задан вполне серьезно. Так, будто бы он сам не знал на него ответа. Его неведение, подумала Кейт, — счастье. Она же сама ощущала лишь сильную, ноющую боль под ложечкой. — Наш брак продлился всего лишь несколько месяцев. Когда же вы уехали, наша связь засохла быстрее, чем чернила на брачном контракте. А то, что осталось… что ж, этот сухой листок может улететь прочь от малейшего дуновения ветра. — Знаете, тогда, — с твердой уверенностью заметил он, — я постараюсь не дышать. — Не трудитесь. Я перестала сдерживать свое дыхание много лет назад. И даже когда ее муж был юным почтительным мальчиком, он все равно, если говорить откровенно, не был безопасен для ее чувств. Ее сильно ранил его отъезд. А теперь она ощущала в его словах глупую надежду. Проклятый, соблазнительный внутренний голос, который она никак не могла заставить умолкнуть, нашептывал ей дурацкие мысли, обнадеживал, будто с ее браком еще не все потеряно. Настоящую опасность представлял вовсе не его волевой подбородок или мощный изгиб бицепса, который она столь явственно ощущала своими пальцами, покоившимися на его руке. Нет, как всегда, самыми опасными были ее собственные надежды и желания. Они словно оформились в ее сознании в фантастический список страстных стремлений, первым пунктом в котором значилось — найти тот самый воздушный шелковый ночной наряд … Все эти наивные девичьи грезы могут вновь поселиться у нее в душе, если только она опять даст волю чувствам. И тогда будет уже не важно, сдержит он свое дыхание или нет. А сейчас у нее завелось гораздо больше тайн, а вернее, проблем, о которых следовало бы позаботиться, прежде чем беспокоиться о каком-то несчастном комке шелковой ткани. — Что ж, — заметил Нед, — в любом случае нам пора идти. Наши гости ждут нас. — И, не дожидаясь ответа, он накрыл ладонью ее дрожащие пальцы, крепко прижав их к своему согнутому локтю. Этот жест был одновременно сильным и ободряющим. Нед не знал, что их ожидает. Кейт проигнорировала подступающую к горлу дурноту и вместе с ним вошла в комнату. После полумрака коридора утреннее солнце, заполнившее парадную гостиную, ослепило ее. Все звуки внезапно прекратились, поглощенные мгновенно воцарившейся мертвой тишиной. Раздался резкий шорох платья; перед глазами Кейт мелькнуло бледно-лиловое облако, и прежде чем она успела моргнуть или перевести дыхание, нечто шелковое и блестящее врезалось в Неда, вырывая его из ее рук. — О, Нед! — воскликнула женщина. — Ты просто невозможный человек. Ни слова предупреждения, ни малейшего намека на свое возвращение. Когда ты планировал сообщить нам об этом? — Я буквально только что сошел с борта корабля, — ответил Нед. — Вчера поздно ночью. По своему возвращению вы найдете у себя записку от меня. Эта женщина была Дженнифер Кархарт, маркиза Блейкли. Она была супругой кузена Неда и, как он объяснил Кейт после свадьбы, одним из его самых близких друзей. — Я так скучала по тебе, — проговорила леди Блейкли. Леди Блейкли была симпатичной, черноволосой и умной, и Кейт почувствовала, как недостойная ее и, возможно, несправедливая обида проснулась где-то глубоко в груди. Не ревность, по крайней мере, не такая ревность. Кэтлин завидовала тем легким, дружеским отношениям, которые связывали ее мужа и леди Блейкли. Когда маркиза отступила в сторону, супруг, маркиз Блейкли, занял ее место: — Нед. — Гарет. — Нед крепко пожал протянутую руку. — Поздравляю с рождением дочери. Я понимаю, мои пожелания намного запоздали, но я только утром узнал эту новость от своего поверенного. — Благодарю тебя. — Маркиз взглянул на Кейт мельком, а потом отвернулся, так и не встретившись с ней глазами. — Леди Кэтлин. Нед не заметил этой легкой отстраненности. Напротив, он горячо хлопнул своего кузена по плечу: — Искренне желаю, чтобы вы поспешили и произвели на свет наследника. Знаешь, так некомфортно ощущать себя у тебя на крючке. — Нет! — резко воскликнул лорд Блейкли. Однако, встретившись взглядом со своей женой, которая неодобрительно покачала головой, он поправился. — Нет, — вздохнув, повторил он уже более мягко, — но я в любом случае благодарен тебе за такое отношение. Мне гораздо больше нравится иметь детей, чем наследника. Я буду растить мою девочку — ты и твои потомки получат этот проклятый маркизат после моей смерти. — Его взгляд снова скользнул по Кейт, будто она уже родила своему мужу, находившемуся на другом конце света, сына — наследника титула. Кейт должна бы играть роль хозяйки в этой гостиной, легко и непринужденно общаться со своими гостями, не давая и им, в свою очередь, ощутить неловкость и дискомфорт. Вместо этого она сама чувствовала себя непрошеной гостьей, ей казалось, что это она вернулась после трехлетнего отсутствия. Возможно, такое впечатление было связано с весьма ненадежной и скользкой ситуацией, в которой они оказались вместе с Луизой, однако сам разрыв, ощущение непричастности, возникло задолго до того, как она узнала о невзгодах Луизы. Это началось постепенно, почти сразу после отъезда ее мужа из Англии. Кейт обвиняла Блейкли в том, что тот отослал его в Китай. Глупо и безосновательно, поскольку ей было прекрасно известно, что Нед сам добровольно вызвался исполнить это поручение, что ему так же хотелось уехать, как и ей оставить его подле себя. Она обвиняла и маркизу, завидуя ее дружбе с Недом. Кейт понимала, что ее чувства нельзя назвать ни обоснованными, ни рациональными, однако ее возмущение и обида были столь велики, что она не могла испытывать их по отношению лишь к одному человеку. С течением времени эти семейные связи почти прервались. Другая женщина на ее месте сделала бы попытку оживить их, однако Кейт оправдывала себя тем, что у нее есть собственный круг друзей. Она совсем не испытывала необходимости добавлять к нему родственников своего супруга. Что ж, именно так все и произошло, и теперь каждый из собравшихся в этой комнате, если только узнает о том, что она сделала, сочтет ее врагом. Самый главный ее враг как раз подошел, чтобы, в свою очередь, поприветствовать ее мужа. Высокий и худощавый, граф Харкрофт был одного возраста с Недом, но выглядел как восемнадцатилетний юноша — годы не оставили отпечатка на его лице. «Граф производит впечатление идеального мальчика, золотого ребенка», с горечью подумала Кейт. Он превосходно играл в крикет, был настоящим шахматным гением и с видом знатока мог высказаться по поводу пасторальных мотивов в живописи фламандских художников. Харкрофт много времени уделял благотворительности, не позволял себе ни единого бранного слова и регулярно посещал церковь, где мелодичным баритоном исполнял духовные гимны. Он также регулярно избивал свою жену, стараясь наносить удары по тем местам, где синяки незаметны. Это было его законным правом, правом супруга Луизы, и если ему станет известно, что Кейт ее спрятала, он может довести дело до суда, требуя вернуть Луизу обратно. Кейт намеревалась не дать ему ни малейшего шанса. Нед пожал руку Харкрофта и вопросительно посмотрел по сторонам. — А где же Луиза? — прямо спросил он. — Она, наконец, родила? Надеюсь, не заболела опять? Воцарилась тишина. Три гостя обменялись взглядами. Кейт напрягла спину. Леди Блейкли вновь села в кресло и расправила свое фиалковое платье. Она старалась не смотреть на Неда. Напротив, она перевела взгляд на своего мужа, который пожал ей руку, словно возлагая на нее обязанность сообщить правду. — Мы не знаем, где она, — просто сказала леди Блейкли. — Но ты ведь только вернулся. Не беспокойся об этом. Конечно, они прибыли, чтобы поговорить с Кейт. Не очень хороший знак, особенно если учесть, что никто из присутствующих в комнате даже не взглянул в ее сторону. — Дженни, — осторожно спросил Нед, — ты что, пытаешься меня от чего-то защитить? Улыбка на лице леди Блейкли завяла. — Полагаю, что если я и достиг чего-то за последние несколько лет, так это права знать правду. Мне кажется, я доказал вам, что могу быть полезным. — Нед, я совсем не то имела в виду. Я просто подумала… Нед выставил вперед руку: — Что ж, прекрати думать просто. — Он произнес это легко и непринужденно, но опять что-то словно промелькнуло между ними, и леди Блейкли кивнула. О, как глупо, как нерационально было испытывать эти уколы ревности! И тем не менее они ранили ее, ранили даже не потому, что она подозревала, будто между ними что-то есть. Леди Блейкли была искренне предана своему супругу. Однако этот обмен взглядами говорил о доверии и дружбе между ними, дружбе, которую Кейт так и не удалось завязать со своим мужем. Все, чем она могла довольствоваться, — краткие встречи за завтраком и еще более краткие ночи, в которых было больше надежд и ожиданий, чем истинной страсти. Она копила эти надежды три месяца и наблюдала, как они постепенно обращались в пепел в течение долгих трех лет. — Если кто-нибудь и имеет право знать правду, — достаточно резко заметила Кейт, — так это я. Луиза была одной из моих самых лучших подруг. Я думала, что после того, как она успешно разрешилась от родов три недели назад, опасность миновала. Неужели с ней что-то случилось? — Кейт вовсе не надо было притворяться, она и в самом деле испытывала сильную тревогу за судьбу подруги. — С ней все в порядке? Вы приехали, чтобы отвезти меня к ней? Во время всей ее речи Харкрофт не сводил с нее холодного, подозрительного взгляда. Однако как бы Кейт внутренне ни дрожала, какой бы страх ни испытывала, она не позволила себе показать нечто большее, чем обычное дружеское беспокойство. Леди Блейкли, должно быть, также не заметила ничего подозрительного в ее словах. Она лишь тяжело вздохнула: — Мне не так просто говорить вам это, но Луиза ушла… — Ушла? — переспросил Нед и резко поднял голову. — Неужели вы… вы хотите сказать, что она… скончалась ? — задала страшный вопрос Кейт с хорошо разыгранной озабоченностью в голосе. — Я имею в виду, — уточнила леди Блейкли, — что она пропала. В последний раз ее видели вчера около полудня, и мы отчаянно пытаемся ее разыскать. — Может быть, она попала в руки к вымогателям, разбойникам? — предположила Кейт. — Вы не получали писем с требованием выкупа? Нед обратился к Харкрофту: — Харкрофт, бывало, ты забавы ради разыскивал пропавшие книги в Бодлианской библиотеке [9] . Как же ты мог оказаться настолько невнимательным, что потерял свою собственную жену? Харкрофт взволнованно пригладил рукой волосы. Кейт с горечью подумала, что он хорошо играет роль убитого горем мужа. 9 Бодлианская библиотека — старейшая библиотека Англии, с 1602 г. носит имя сэра Томаса Бодли, возродившего старинную оксфордскую библиотеку. Несмотря на принадлежность Оксфордскому университету, долгое время обладала негласным титулом Национальной библиотеки Великобритании. — Понимаешь… — мягко заметил Харкрофт, — она так страдала в последнее время. Эта ее болезнь… Наверное, она и есть причина всего произошедшего. Знаешь, после того, как она родила ребенка… Врач сказал, что у некоторых женщин после родов это случается. Что-то связанное с чрезмерным возбуждением, которое не выдерживает женская чувствительность. Она была сама не своя после рождения Джереми. Женский разум такой хрупкий и деликатный, ты понимаешь… Она сильно изменилась за время вынужденного пребывания в постели после родов. Стала менее послушной, более возбужденной. С нею постоянно случались истерики. Харкрофт пожал плечами. В этом жесте промелькнуло столько беспомощности и отчаяния, что Кейт невольно скривила губы. Уж кем-кем, а беспомощным Харкрофт не был. Кейт подавила настоятельное побуждение схватить своей деликатной женской ручкой стоявшую рядом масляную лампу. Она ощущала возбуждение и стремление быть непослушной прямо сейчас… Так почему бы ей не пойти на поводу у своей деликатной женской чувствительности и не запустить эту тяжелую бронзовую лампу прямо ему в голову? Однако, какое бы удовлетворение ни принесло ей это несложное упражнение, оно вряд ли бы решило проблемы Луизы. — И нет, — продолжил Харкрофт, повернувшись к Кейт, — нет никаких признаков насилия. Кто бы ни забрал ее… — В его голосе появились резкие, неприятные нотки, и он закончил свою речь, смотря Кейт прямо в глаза. — Кто бы это ни был, он собрал чемоданы для Луизы и тщательно упаковал все детские пеленки. Они взяли также и моего сына, и кормилица не слышала при этом ни звука, ни крика, которые бы, несомненно, насторожили ее. — О нет! — воскликнула Кейт. Она натянула на лицо маску искренней симпатии и сочувствия и достойно встретила гневный взгляд Харкрофта. — Только не маленький Джереми! Каким же надо быть больным, испорченным, ужасным недочеловеком, чтобы задумать причинить зло этому крошечному ангелу? Несмотря на то что в ее словах заключалась лишь полуправда, эмоции, которые ею двигали, были искренними. Кейт лишь надеялась, что все присутствующие истолкуют их как проявление симпатии по отношению к Харкрофту, а не как гневные обвинения, каковыми они, несомненно, и являлись. Он не мог знать, что было у нее на уме, но воспоминания, которые она пробудила своей взволнованной речью, вряд ли подействовали на него утешительно. Губы его скривились, и он отвернулся. — Как уже сказал, — пробормотал он, — я не получал ни угроз, ни требований. — Чем я могу помочь? — спросил Нед. — Полагаю, именно за этим вы сюда и приехали, так? Поскольку услышали, что я вернулся? Потому что… — Он прервался и внимательно оглядел устремленные к нему лица собравшихся. — Но нет, никто из вас не знал ничего о моем возвращении. — Они прибыли сюда, чтобы поговорить со мной, — в наступившей тишине раздался голос Кейт. — Узнать, не сообщала ли Луиза мне нечто важное. Маркиз Блейкли подошел к ней еще ближе. Он был высоким, и Кейт ни разу не видела, чтобы хоть что-нибудь могло поколебать его уверенность в себе. Лорд Блейкли производил чертовски устрашающее впечатление, и она невольно отшатнулась. — А она что-нибудь вам говорила ? Кейт задумчиво покачала головой, будто стараясь припомнить. — Мы планировали увидеться на балу у семейства Хэтэуэй в ноябре, если позволят дороги. Она ничего не упоминала при мне о каких-либо других планах. Почти правда. Это Кейт побудила ее к действиям. Кейт разработала весь план, Луизе оставалось лишь только согласиться. Кейт продолжала: — Она ничего не говорила мне о своем желании побывать где-нибудь или… Или, да простят мне собравшиеся, что я касаюсь столь деликатного предмета, но при данных условиях это необходимо, у кого-нибудь. Луиза совсем не та женщина, которая может сбиться с пути… После этих ее слов воцарилось разочарованное молчание. — Может быть, все же, — продолжил расспросы Харкрофт, — вы вспомните что-нибудь, что она когда-либо говорила об окрестностях Берксвифта. Вчера вечером одинокая женщина, похожая по описаниям на Луизу, вышла из наемного экипажа в Хавертоне, всего в пяти милях отсюда. Экипаж был нанят в Лондоне. Этот эпизод весьма примечателен. — Одинокая женщина? Без ребенка? И куда же она направилась? — Да, без ребенка. Однако столь точное соответствие приметам Луизы — женщина с темно-рыжими волосами и голубыми глазами… — Я уверена, что это не она, — покачала головой Кейт. — Луиза никогда бы не оставила Джереми. Ни за что. Именно на этом держался весь ее план — убедить Луизу позволить Кейт отвезти ее новорожденного сына в Лондон, чтобы сбить с толку возможных преследователей и затруднить поиски. Женщина с младенцем на руках и так достаточно примечательна, а если учесть еще ее весьма яркую внешность, то позволить Луизе путешествовать таким образом было равноценно тому, чтобы зажечь маяк в безлунной ночи. — Возможно, — рискнула Кейт, — если вы расскажете мне о том, что произошло накануне и что, вероятно, могло спровоцировать ее отъезд, это поможет мне вспомнить что-то. Она не хотела быть единственным человеком в этой комнате, говорящим неправду. Пусть, наконец, Харкрофт объявит, что он ударил ее в живот и пообещал сломать ручку малышу Джереми, если она хоть кому-нибудь об этом расскажет. — У меня есть лучший способ оживить ваши воспоминания, — с угрожающим видом Харкрофт почти вплотную приблизился к ней. На секунду Кейт инстинктивно от него отшатнулась. Ей, более чем кому-либо еще, было известно, на что он способен. Нед также сделал шаг вперед и встал рядом с ней. Конечно, глупо было сознавать себя более безопасно рядом с человеком, бросившим ее на долгие три года, но именно так она себя и почувствовала. — Возможно, — вкрадчиво произнес Харкрофт, будто совсем и не угрожал ей еще минуту назад, — со временем ваша память прояснится. Обязательно сообщите мне, если вспомните что-нибудь важное. — О, даже не сомневайтесь. Я немедленно пошлю вам письмо, если мне хоть что-нибудь придет на ум. Харкрофт покачал головой: — В этом, я полагаю, не будет необходимости. Нед, дружище, ты спрашивал, чем можешь мне помочь? Наемный экипаж высадил мою жену в двух шагах отсюда, и мне не поступало сведений, что женщина с ее приметами покинула эти места. Я уверен, она где-то рядом. Кейт ощутила неприятный холодок где-то между лопатками. Харкрофт посмотрел на нее холодным, бесчувственным взглядом, будто ему были прекрасно известны ее мысли, будто он увидел каждый ее волосок, вставший дыбом от его безжалостных слов. — Я лишь только прошу, — заключил он, — чтобы мне было дозволено и впредь пользоваться вашим гостеприимством, пока я занимаюсь здесь поисками. Это было нехорошо. Очень нехорошо. Кейт изобразила на губах подобие улыбки, пытаясь привести в некий порядок свои смятенные мысли. — Конечно, — вежливо сказала она, — я сейчас же распоряжусь, чтобы нам принесли чай, и вы расскажете, чем я могу быть полезна. Глава 4 — Дженни, — проговорил Нед, едва Кейт покинула комнату, — прежде чем мы начнем обсуждать проблемы, связанные с поисками Луизы, я должен кое-что узнать у тебя. Дженни, сидевшая на гобеленовом диванчике подле мужа, улыбнулась Неду и кивнула, предлагая присесть. Нед занял стоявшее рядом кресло и наклонился к ней ближе. То, что он собирался сказать, уже больше часа не шло у него из головы. Учитывая все обстоятельства, было не очень честным предъявлять ей претензии и беспокоить ее этим вопросом. И все же… — Почему ты не написала мне, что модным развлечением лондонских великосветских повес стало пари, заключенное с целью соблазнить мою жену? Нед не мог припомнить, чтобы когда-нибудь Дженнифер Кархарт вела себя трусливо. И все же она отвернулась, закусив губу. — Через океан письма идут так долго, — помедлив, ответила Дженни, отводя от него взгляд. — К тому же леди Кэтлин, Кейт, я хотела сказать, так уверенно держала себя в этой ситуации. Не думаю, чтобы ей нужна была моя помощь, и, откровенно говоря, вряд ли бы она одобрила мое вмешательство. Кроме того, тебе… — Она внезапно умолкла, смущенно водя указательным пальцем по своей ладошке. — Мне — что? — Тебе нужно было время, чтобы все осмыслить. — Дженни потянулась и незаметно расправила лацканы его фрака. — О боже! — только и мог вымолвить Нед. Все эти годы одной только Дженни в полной мере были известны его юношеские страхи и комплексы. Когда он едва не погубил свою жизнь, она помогла ему собрать ее по кусочкам. Дженни была ему как сестра, и она без преувеличения спасла его в свое время от смерти. Возможно, именно поэтому она до сих пор старалась защитить его, будто он все еще был неразумным ребенком, нуждающимся в ее заботе и постоянном внимании. — В следующий раз, — спокойно произнес он, — скажи мне. — Что тебе сказать? — раздался голос Харкрофта, и Нед неохотно обернулся. — Ты, несомненно, рассказываешь нам о большом успехе твоего индийского вояжа? — Если под словом «успех» ты подразумеваешь тот факт, что мне удалось раскрыть правду, то да. Гарет взглянул на него и наклонился вперед: — Все так плохо? — Даже гораздо хуже, чем об этом говорилось на последних заседаниях парламента. Корабли компании [10] регулярно обстреливают китайские поселения в устье Жемчужной реки [11] только потому, что Китай лишил нас права торговли индийским опиумом. Не самые славные страницы британской истории [12] . Когда мы покончим с нынешней проблемой, надо обязательно обсудить, что можно предпринять в связи с этим в палате лордов. Я сделал некоторые заметки. 10 Имеется в виду Ост-Индская компания. 11 Чжуцзян, третья по величине река в Китае. 12 В данном случае описываются реальные события так называемой Первой опиумной войны (1840–1842). — И тебе так легко удалось вести записи? — Достаточно легко, — широко улыбнулся Нед. — Стоило только избавиться от докучливых претензий офицеров, пытавшихся мне помешать. Харкрофт махнул рукой: — Мы можем обсудить поподробнее это позже. А теперь нам нужно выработать план. Я считаю, прежде всего, надо организовать… — Я полагал, нам следует дождаться возвращения Кейт, — удивленно перебил его Нед. Он никогда не думал, что Харкрофт может вести себя столь невежливо и даже оскорбительно. А начинать беседу без Кейт, будучи у нее в гостях, представлялось Неду верхом неприличия. Харкрофт пренебрежительно махнул рукой. — Господи, нашел о чем беспокоиться! Чем, по твоему мнению, она может нам помочь? Отправиться за покупками? — Он покачал головой. — Если бы моя жена пропала на Бонд-стрит, я бы обязательно обратился за помощью к леди Кэтлин. Пальцы Неда сжались в кулак от этого намеренного оскорбления, нанесенного его жене. — Да, да, — Харкрофт презрительно махнул рукой в сторону Неда, — я понимаю. Ты чувствуешь себя обязанным возмутиться. Но попробуй мыслить разумно. У некоторых женщин просто не хватает ума ни на что другое, кроме легкомысленных поступков. Я с тобой согласен, кое в чем она просто великолепна. Например, в организации балов, музыкальных вечеров и приобретении тысяч шляпок и перчаток. Поверь мне, Нед. Мы все будем просто счастливы, если леди Кэтлин окажет нам помощь в составлении обеденного меню. И именно в этот момент в сопровождении слуги с подносом в гостиную вошла Кейт. Она не смотрела на Неда. Она не смотрела ни на кого. И она ничего не сказала по поводу предмета их беседы. Леди Кэтлин вообще ничего не сказала. Однако по тому, насколько сосредоточенно Кейт занялась угощением гостей и распределением изящных фарфоровых чашечек и традиционных огуречных сэндвичей, Нед мог определенно заключить, что она прекрасно расслышала последние слова Харкрофта. И они сильно задели ее, причинив боль. Что хуже всего, никто не пошевелился, чтобы ее защитить. Даже он сам. И судя по тому, как Кейт посмотрела на заварочный чайник, она все поняла. Усаживаясь, она намеренно выбрала самый отдаленный от них стул, словно для того, чтобы подчеркнуть свою непричастность к общей беседе. Харкрофт начал развивать перед ними свой план опроса сельских жителей и найма платных ищеек, а Кейт так и продолжала тихо сидеть, уставившись в свою чашечку. Нед не мог подобрать слов, чтобы описать неуютное чувство, мгновенно охватившее его при одном только взгляде на Кэтлин. Она вела себя благожелательно и с достоинством, до кончиков ногтей оставаясь именно той дочерью герцога, на которой он женился. И ей было очень больно. Глядя на нее, Нед невольно чувствовал, будто… будто он упустил, забыл что-то важное. Конечно, не ее. Он бы никогда не мог забыть Кейт. И не клятвы, которые он давал ей у алтаря. Нед вел долгую и мучительную борьбу с самим собой, пытаясь одновременно заботиться и любить Кейт и держать ее подальше от той тьмы, что была внутри его, тьмы, что могла однажды вырваться наружу. Нет, после всего того, что она сказала ему в коридоре, он был абсолютно уверен, что неправильно, неприемлемо вел себя по отношению к ней, и не очень представлял себе, как все исправить. И удастся ли ему это вообще. Кейт сказала, что их брак может взлететь на воздух, как высохший осенний листок при малейшем дуновении ветра, и он не знал, как вдохнуть в него жизнь. Как сделать это, не тревожа собственных темных демонов, укрощенных, но навеки оставшихся в его душе? Единственное, в чем он прекрасно отдавал себе отчет, так это в том, что если он промолчит сейчас, если не попытается хотя бы смягчить причиненную ей боль, то никогда не сможет честно взглянуть на себя в зеркало. Он поднялся и подошел к ней. Где-то позади него Харкрофт продолжал свои разглагольствования. — В наши дни, — посетовал тот, — все забыли о правах мужа. Все эти возмутительные новшества!.. Возвышаясь за спиной у жены, Нед видел ее густые ресницы. Кейт не накрасила их сегодня, и когда она смотрела в свою маленькую чайную чашечку, ее ресницы дрожали. Не поднимая глаз на Неда — он вообще был не уверен, что она заметила его и поняла, насколько близко он к ней стоит, — Кейт тяжело вздыхала и добавляла в чай одну ложку сахара за другой. Они совсем мало прожили вместе, однако даже тех нескольких месяцев кратких совместных чаепитий было вполне достаточно, чтобы запомнить, что его жена никогда не клала сахар в чай. — Факты же говорят о том, — напыщенно провозгласил позади них Харкрофт, — что сама Британия как таковая была основана на правах супруга. — Права супруга, — прошептала Кейт. — Боже упаси! — Кейт? Кейт вздрогнула, ее чашка стукнулась о блюдечко. — Уже второй раз за эти несколько часов вы подходите ко мне сзади. Вы хотите причинить мне увечье? Судя по ее последнему выражению, она была не очень высокого мнения о браке — не важно, шла ли речь о леди Харкрофт или о ней самой. Возможно, они сравнивали свои впечатления. Он не знал, что делать, кроме того, как вызвать у нее улыбку. — Неужели я невольно помешал приватной беседе между вами и вашей чашкой? Кейт изумленно посмотрела вниз. Даже Неду было заметно, что жидкость в чашке стала просто сиропообразной от огромного количества растворенного в ней сахара. Сколько же ложечек сахара она туда положила? Однако Кейт ничего не ответила. — О, должно быть, это и вправду так, — продолжал Нед, — о чем я искренне сожалею, поскольку вам и вашему чаю есть много чего обсудить. Однако позволено ли мне называть его просто чаем? — Кейт окинула его удивленным взглядом. — Мне бы меньше всего хотелось оскорбить ваши усилия по превращению его в сироп. Невольная улыбка тронула ее губы, она отставила свой невыпитый, переслащенный напиток. И — о чудо! — Нед сам не понял почему, но он протянул руку и коснулся ее пальцев. Было чертовски приятно ощущать их изящные, нежные косточки в своей ладони. — О, постойте, постойте, — заметил Нед. — Я совершил ужасную ошибку. Но вы должны простить меня. За эти годы я совсем позабыл про этикет и правила старшинства. Вы — дочь герцога, чай ваш личный враг, и вы являетесь единственным его законным истребителем. Этикет же гласит, что… — Ничего подобного! Я вовсе не… — растерялась она. Однако появившийся после его слов веселый блеск в ее глазах не погас. Может быть, если ему удастся еще раз заставить ее рассмеяться, он сможет вернуть все обратно. Возможно, ему удастся заполнить юмором эту пропасть между ними. — Ах, так вы не дочь герцога? — Он огляделся по сторонам в преувеличенном замешательстве. — А кто-нибудь еще здесь знает об этом? О, я никому не скажу, поверьте! Ее рука дернулась, и ему удалось выиграть еще одну ее невольную улыбку. И это Нед тоже хорошо помнил — его попытки вызвать у нее смех во время завтрака с дежурными сэндвичами и ее притворно суровые выговоры за то, что она едва не подавилась от кашля. Это было довольно рискованным занятием даже при ярком свете дня. — Прекратите дурачиться, — сделала она ему замечание. — А почему бы и нет? — Он протянул руку и коснулся ее подбородка. Кейт подняла голову. И тогда он вспомнил, почему беседы с ней представлялись ему столь опасными. Потому что она так смотрела на него. Прошли годы. Но на мгновение тот взгляд, которым она смотрела на него, показался таким же древним и загадочным, как тот, что Далила однажды бросила на Самсона. Это был взгляд, говоривший о том, что Кейт видит его насквозь, что она прекрасно различает за пеленою юмора совсем не веселую реальную причину его отъезда. Она смотрела на него так, будто понимала, как отчаянно он пытался сохранить контроль над собой, не потерять самообладания… и как близко она подошла к тому, чтобы разрушить все его усилия. Его жена представляла для него опасность с самого начала их брака. В ней странным образом сочетались открытость и сбивающая с толку таинственность — загадка, которую ему так хотелось разгадать. Он хотел бы поразить всех ее драконов — да он запросто придумает их, даже если у нее и нет достойных пресмыкающихся противников. Короче говоря, он внезапно осознал, что опять впадает в то юношеское безрассудство, которое ему удалось побороть в себе с таким трудом. Он бежал от этого. Он покинул Англию якобы для того, чтобы проинспектировать владения Блейкли на Востоке. Это было рациональным, вполне разумным и расчетливым предприятием, и он доказал, что и сам может быть разумным и расчетливым. Он вернулся домой, будучи свято уверен, что на этот раз избавился от всех своих юношеских безрассудных фантазий. — Вы что, решили разыграть из себя шута горохового для меня? — На ее лице словно были написаны те же страхи и угрозы, что смущали его и раньше. Он увидел боль и грусть оттого, что бросил ее, и почувствовал свое собственное отчаянное желание их восполнить. Однако он заметил и нечто большее — она стала сильнее и тверже, чем та женщина, почти девочка, которую он оставил три года назад. Он вернулся в Англию, намереваясь окружить свою жену джентльменской заботой и участием. Он хотел доказать всем раз и навсегда, что заслуживает доверие, что уже не тот глупый, безрассудный мальчишка, ищущий непосильной ноши. А Кейт заставляла его хотеть невозможного. Когда она улыбалась, теплота ее выражения преобразовывалась в некое горячее чувство, осколки которого проникали ему под кожу, как раскаленные иглы. Они врезались ему в грудь, цепляли его за ребра и неудержимо влекли к ней. На одно безумное, отчаянное мгновение он подумал о том, чтобы открыть ей свою душу. Ему захотелось, чтобы она обо всем узнала — о его борьбе за самообладание и стабильность, о той тяжелой битве, которую ему удалось выиграть. Он стремился также понять, почему она сидит в этой гостиной так, будто не принадлежит к собравшемуся здесь обществу. И это было полным безрассудством. Он столько сделал для того, чтобы обрести контроль над своими желаниями и побуждениями, и вовсе не собирался терять его ради милой улыбки. Пусть даже эта улыбка принадлежит его жене. — Нет, — наконец произнес он. — Вы абсолютно правы. Я покончил с юношеским дурачеством и не строю из себя шута. Даже ради вас, Кейт. Даже ради вас. Нед ощутил запах сена и навоза, едва вошел в конюшню. Хотя проход между стойлами был сухим и чистым, он осторожно ступал по недавно устланному соломой полу. Кобыла, на которой он прибыл из Лондона, повела мордой, словно принюхиваясь, и Нед достал из кармана кусочек моркови. Он положил его себе на ладонь и протянул, лошадь аккуратно слизала его языком. — Если вы, господин, ищете этого нового дьявола в лошадиной шкуре, так он не здесь. Заслышав этот старческий, хорошо знакомый ему голос, Нед обернулся: — Ты говоришь о Чемпионе? Где же он? Ричард Плам поскреб мозолистой рукой морщинистую щеку. Это был единственный комментарий, которого мог ожидать Нед от старого конюха по поводу избранного им для этой лошади имени. В памяти знакомым эхом отозвались слова Плама, сказанные им еще много лет назад молодому хозяину: животным не нужны красивые имена. Они все равно не понимают, что они значат. Имена лишь ложь, придуманная для своего удобства двуногими существами. — За свою жизнь я повидал множество лошадей, — начал старый конюх. Нед терпеливо ждал. Плам провел столько времени с животными — начиная от лошадей на конюшне и заканчивая небольшой сворой охотничьих собак на берксвифтской псарне, что иногда забывал о том, что обычный человеческий разговор имеет начало и конец, некоторый естественный порядок обмена вопросами и ответами. Казалось, Плам был уверен, что в беседе есть только один говорящий — он. Однако, если его не перебивать и не подгонять дополнительными вопросами, старик обычно сам исправлялся и продолжал. — Этот еще не самый худший, кого я видел. Но и не лучший. Что есть у него от рождения, то есть, лошадь не переделаешь. Даже если мы и подкормим его малость, чтобы появилась плоть на этих костях, он всегда будет слабым. Но его норов… Он подозрителен и зол так, будто сам дьявол засел в его стойле. Я не доверяю ему рядом с моими кобылами. Формально говоря, это были кобылы Неда, но Нед не стал исправлять старого слугу. А он-то надеялся, что утренний приступ ярости Чемпиона всего лишь следствие плохого обращения в прошлом. — Звучит не очень обнадеживающе. — Гм. — По-видимому, мистер Плам был уверен, что это угрюмое хмыканье является вполне удовлетворительным ответом, потому что положил руки в карманы и взглянул на Неда. — Животное нуждается в добром отношении в первые годы жизни, мистер Кархарт. И если… м-м-м… ваша лошадь… — Нед заметил, что Плам тщательно избегает называть жеребца Чемпионом. — Если ваша лошадь никогда не видела добра от людей, кончено дело. Это нельзя поправить. Ни за день, ни за неделю, ни даже за год. И в этом случае уже ничего не поделаешь. — Ты сказал «ничего», — спокойно поинтересовался Нед, — но действительно ли ничего нельзя сделать? — Конечно нет, — Плам мотнул головой, — всегда можно сделать что-то, да? Что ж до этого жеребца — возьмите пистолет и нажмите на курок. Это — лишь милосердие поступить так с таким, как он. То, чему животное не научилось, пока молодое, оно вряд ли поймет в старости… Нед отвернулся, импульсивно сжав кулаки. Он почувствовал внезапный приступ тошноты. Не для того он спас Чемпиона, чтобы дать ему погибнуть от какого-то дурно понятого милосердия. В голове промелькнула картинка: пистолет, отливающая серебром рукоятка, играющий на ней солнечный зайчик. Нет. Он не пожелает такого конца никому, даже несчастной, худосочной старой кляче. — Как далеко все это зашло? Мистер Плам пожал плечами: — Кто знает, нельзя сказать ничего определенно… Следует поступать разумно, сэр. Если вы спросите меня, то я сомневаюсь, что животное стоит усилий. Он снова прервался, надолго замолчав. Нед принялся отбивать пальцами ритм на ноге. Нетерпеливая мелодия, порожденная избытком энергии. Еще один дурной знак. — От него совсем мало пользы, сэр. — Польза. — Нед с силой сжал ладони. — А зачем ему быть полезным? Плам встретился с ним глазами: — Польза — это то, ради чего созданы животные, мистер Кархарт. Бесполезных животных не держат [13] . Однако Неду прекрасно было известно, что значит ощущать себя бесполезным. Он был никому не нужным внуком, даже не наследником. И вел себя как настоящий болван, идиот, в чьих руках любое достойное дело становилось настоящим посмешищем. Его дед ничего не ожидал от Неда, а Нед, молодой дурак, делал все, чтобы оправдать такое к себе отношение. 13 Весьма примечательный диалог для того времени. В начале XIX в. в Великобритании только зарождается движение за наделение животных определенными правами. Несколько попыток придать этому движению законодательную базу поначалу вызвали лишь всеобщие насмешки и провалились. В 1821 г. член парламента Ирландии полковник Ричард Мартин выдвинул законопроект о правильном обращении с лошадьми, за что был осмеян членами палаты общин Великобритании, предположившими, что следующей его идеей будет наделение правами ослов, собак и кошек. Однако благодаря самообладанию, чувству юмора и увлеченности полковника Мартина, получившего от короля Георга IV прозвище Человечный Дик, в 1822 г. был принят так называемый «закон Мартина», который стал первым из известных законов в защиту животных. Нарушителя ожидал денежный штраф (до пяти фунтов стерлингов) или двухмесячное тюремное заключение за «избиение, плохой уход или жестокое обращение с любой лошадью, кобылой, мерином, мулом, ослом, быком, коровой, телкой, бычком, овцой или другим скотом». Но теперь он кое-чему научился. Он изменил себя, пока для этого не стало слишком поздно. — Куда ты его поставил? — В старый загон для овец. Он пуст в это время, когда все овцы переведены на нижние луга. — Он еще придет в себя, пообвыкнется. — Гм. — В устах Плама это было весьма емкое междометие. Он мог вместить в него целую речь о своем неверии в слова Неда. — В душещипательных историях малыш спасает лошадку, и конь приносит ему кубок на скачках в Аскоте [14] . И это хромоногое, слабое животное становится победителем только потому, что его хорошо кормили и баловали ласковыми словами. Но такое случается только в сказках, мистер Кархарт. Это обычная рабочая лошадь, да еще и совсем на исходе своих сил. Даже если вам удастся как-то утихомирить его, чтобы надеть на него упряжь, и убедить его идти в запряжке с другой лошадью, жеребец все равно останется норовистым и пугливым на всю жизнь. 14 Одни из самых престижных скачек в Британии. Впервые состоялись в 1807 г. — Норовистым, — повторил Нед. — Что ж, с этим вполне можно жить. Плам окинул его долгим взглядом и неодобрительно покачал головой. — Очень на это надеюсь. Очень. На том лугу еще лежит сено, — заметил он. — Мы собирались убрать его на сеновал, прежде чем пойдут дожди. Сегодня вечерком я разыщу парочку парней с фермы и отправлю туда. — Не беспокойся, — заметил Нед. — Я сам этим займусь. После этих слов конюх надолго замолчал. — Вы этим займетесь, — наконец повторил Плам, смотря себе под ноги. Он не произнес больше ни слова, ведя себя так, будто Нед только что объявил, что он не просто собирается сохранить бесполезную лошадь, а, по меньшей мере, обладает пятью головами. И неудивительно. Джентльмены предлагают самостоятельно заняться погрузкой сена столь же часто, как и обзаводятся лишними головами. Да и наследник маркизата вовсе не простой наемный работник, чтобы утруждать себя грязной работой с вилами. Однако Нед и не был обычным наследником знатного титула. Ему необходимо было чем-нибудь себя занять, чтобы дать выход буквально переполнявшей его энергии. Еще немного, и она начнет проявляться в торопливых и нервозных движениях. Если он в ближайшее время не предпримет решительных действий, то просто так не успокоится. Напротив, сдерживаемая энергия сможет выйти наружу в любой подходящий момент. Или, как показал горький опыт, в самый неподходящий. — Вы, должно быть, шутите? — смущенно спросил Плам. — О, я помню, вы всегда любили шутки, еще мальчишкой. Ох уж эти неуместные детские шалости!.. — Я абсолютно серьезен. И займусь этим. За последние несколько лет он понял, что может долго хранить нерастраченное беспокойство и ему нелегко просто так прекратить это делать. Все, что ему оставалось, — преобразовать излишнюю энергию в какую-нибудь физическую работу. И чем более приземленной, монотонной и тяжелой она будет, тем лучше. Плам покачал головой, решительно не желая иметь ничего общего с хозяйскими причудами. — Телега уже в поле, — единственное, что произнес старый слуга. После получаса пути Нед обнаружил ту самую телегу. В ярде от нее за изгородью стоял Чемпион и внимательно наблюдал за ним, опустив глаза. Накладывать сено на телегу было прекрасной работой — напряженной и изнурительной. Нед ощущал, как с каждым взмахом вилами его мышцы протестующе ныли. Спина раскалывалась от боли — хорошей боли. Он справится с ней. Один стог сена, другой… Солнце успело проделать достаточно большой путь по дневному небосклону, прежде чем Нед понял, что настолько устал, что уже даже не чувствует боли в плечах, что все его мышцы горят, а в голове осталось одно желание — бросить это проклятое занятие и предоставить его работникам с фермы, которых несомненно пришлет Плам. Однако он так не сделал. Поскольку исполняя подобного рода упражнения, Нед не только боролся с избытком энергии, — это было еще и очень хорошей практикой. Потому что помимо таких дней, как сегодня, когда он чувствовал себя непобедимым и решительным, случались в его жизни и иные — когда ему не хотелось ничего делать, и он не желал напрягаться, даже чтобы пошевелить пальцем. Всю свою жизнь он балансировал между двумя полюсами — периоды избытка с трудом контролируемой энергии сменялись полным ее отсутствием. И когда стрелка его внутреннего компаса окажется у иного полюса, он должен быть готов к этому. Поэтому сейчас он просто грузил сено. Глава 5 Кейт обнаружила сюртук своего мужа небрежно брошенным на изгородь. Она уже некоторое время брела в поисках Неда по едва заметной тропинке, петлявшей между рядом невысоких деревьев и старой, полуразвалившейся изгородью. Где-то вдалеке мирно крякали утки. К тому времени, когда она нашла супруга, ее платье, когда-то девственно чистое и аккуратно отглаженное, собрало на подоле комки глины и грязи. Края некогда накрахмаленного воротничка небрежно обрамляли шею. Совсем не так хотела она выглядеть при встрече со своим мужем. Впрочем, и он не мог похвастаться безупречной внешностью… Нед давно расстался с сюртуком. Его темный жилет был небрежно распахнут. А сам он вовсю ворочал вилами с ловкостью бывалого фермера. Из-под расстегнутого жилета топорщились полы рубашки, выбившейся из брюк. Галстука на нем также не было. Поискав глазами, Кейт обнаружила эту полоску белой ткани, висящую на телеге, неподалеку от сюртука. Другие знакомые ей джентльмены выглядели бы глупо без привычной брони верхней одежды, которая зрительно расширяла хилые плечи или скрывала отвислые животы. Однако Нед словно распространял вокруг себя некое странное ощущение, причем совсем даже не нелепости или неопрятности. Он, скорее, пробуждал невольное доверие к себе. Возможно, причиной тому были неподражаемо самоуверенный вид, с которым он занимался тяжелой работой, четкий ритм слаженных движений. Этот дикий и одновременно щегольской образ очень ему шел. Он никогда не представлялся ей опасным до своего отъезда, да и сейчас она не чувствовала страха. И все же в нем появилось нечто иное. Он казался слишком спокойным и свободным, чтобы быть самоуверенным и заносчивым, слишком хладнокровным и владеющим собой, чтобы производить впечатление беззаботного и беспечного повесы. Ее муж изменился. Даже сейчас, когда он думал, что за ним не наблюдает никто, кроме одинокой испуганной лошади, Нед работал с каким-то слегка хулиганским, бодрым видом. Чемпион убрался подальше, на другой конец пастбища, и опасливо поглядывал по сторонам, держа уши по ветру. Нед был другом Харкрофта. Именно он познакомил графа с лордом Блейкли и его супругой. И если он догадается хоть о чем-нибудь, если ему станут известны поступки Кейт — а, как ее законный супруг, он имел абсолютно законное право быть в курсе ее жизни, — то это, несомненно, погубит все ее тщательно продуманные планы. А ведь он уже начал мешать ей. Он, безусловно, принял сторону лорда и леди Блейкли. Он любезно предложил Харкрофту свое гостеприимство. И он захочет узнать, что, с его точки зрения, вполне естественно, как проводит свободное время его жена. Его присутствие может помешать Кейт поддерживать отношения с Луизой. Как же она позаботится о безопасности подруги, если будет не в состоянии видеться с ней? Нет, даже если он сам и не подозревал об этом, ее муж представлял для Кейт большую опасность. Одно его неосторожное слово, стань оно известным заинтересованным лицам, — и Луиза в мгновение ока будет обнаружена. Однако Нед Кархарт представлял для нее и другую, гораздо более тонко уловимую опасность. Всего пять минут беседы с ним, а она до сих пор ощущает прикосновение его пальцев к ее подбородку. Ее рука хранит отпечаток его ладони. Пять минут, и он заставил ее улыбнуться. Нед не слышал ее приближения, поэтому Кейт могла беспрепятственно наблюдать за ним. Он закончил перекладывать сено на телегу и медленно опустил вилы. Нед сдернул, одну за другой, кожаные перчатки, потом снял жилет и положил рядом с перчатками и галстуком. Он выпрямился и взял с телеги стоявший на ней глиняный кувшин. Однако вместо того, чтобы отпить из него, поднял над собой и выплеснул воду на голову. Его мокрые, блестящие волосы разметались в причудливом беспорядке. Белая тонкая рубашка стала прозрачной и прилипла к груди. Боже мой! У Кейт оборвалось дыхание. Годы, прошедшие со времени их последней встречи, оказались очень добры к нему. Намокшая ткань подчеркивала его рельефные мускулы — не грубые и чрезмерно развитые, как у какого-нибудь работяги-фермера, а упругие и аккуратные, как у фехтовальщика. О, как непорядочно, нечестно, подумала в тот момент она, было с его стороны пропадать столько лет и вернуться выглядящим так потрясающе! Ощущение какой-то иррациональной несправедливости глубоко ранило ее в сердце. Между тем Кейт была не единственным зрителем этой захватывающей сцены. Ярдах в двадцати от них стояло животное, столь неожиданно и импульсивно приобретенное им сегодня. Вероятно, слуги уже попытались привести его в порядок, поскольку жеребец выглядел теперь не грязным и неухоженным, а… чуть менее грязным и неухоженным. Упряжь была снята, тусклая шкура почищена скребком. Однако эти слабые попытки лишь сильнее подчеркнули, насколько животное было далеко от нормы. В тех местах, где у здоровой лошади должны располагаться мускулы, виднелись провалы, а там, где плохо подогнанная упряжь натерла кожу, зияли проплешины. Нед не разговаривал с лошадью даже тем тихим, мягким голосом, которым пытался успокоить ее утром. Собственно говоря, он вел себя так, будто бы даже и не замечал, что она стоит в отдалении. Нед взял в руки жилет и принялся рыться в карманах, словно разыскивая что-то. Наконец он вытащил маленький мешочек и отошел от телеги. Лошадь — Чемпион, как ее окрестил Нед, — опасливо за ним наблюдала, повернув морду в его сторону, чтобы не выпускать человека из поля зрения. Нед еле слышно засвистел и устремил взгляд куда-то вдаль на поросший кустарником и низкорослыми деревьями холм. Не делая резких движений и не привлекая к себе особого внимания, он принялся перекладывать маленький непонятный предмет из одной руки в другую. Кейт показалось, что у него в руках мелькнуло что-то белое, а потом он бросил это на пожелтевшую стерню. Выполняя это движение, он повернулся чуть боком и сделал такой замах, будто собирался кинуть камушек в водную гладь озера, чтобы тот много раз отскочил рикошетом. Кейт подошла ближе и положила руки на верхнюю перекладину изгороди. Чемпион сильно и коротко втянул ноздрями воздух, поспешно отскочил назад, испугавшись резкого движения Неда. Нед отвернулся от лошади и неожиданно заметил Кейт. Он застыл на месте как вкопанный, его легкая улыбка моментально испарилась. Не произнеся ни слова, Нед подошел к телеге, надел жилет и занялся галстуком. Он завязал его с какой-то торжественной определенностью и наконец обратил внимание на Кейт. Позади него Чемпион снова прижал уши к голове, словно предупреждая любого хищника, которому вздумается на него напасть. Он взбрыкнул — один раз, другой. Потом проскакал рысцой немного вперед, нагнул голову и подхватил языком брошенный ему Недом предмет. Нед по-прежнему так и не произнес ни слова. Однако, подойдя к Кейт, он снова залез рукою в карман и положил еще один непонятный предмет прямо перед собой на перекладину изгороди. В ярких лучах солнца этот объект, размером с большой палец на руке, казался осколком белоснежного фарфора. — Идите сюда, — позвал он Кейт, — давайте пройдемся вместе. Кейт показалось, что корсет душит ее. Тонкие пластины китового уса больно врезались в ребра, едва она попыталась вздохнуть. Причудливая игра света делала его глаза темнее, чем они были на самом деле. Они казались Кейт совсем черными. И словно по контрасту с их бездонной темнотой, его светло-каштановые волосы отливали золотом в лучах закатного солнца. После того как он побрился, стала хорошо заметна твердая линия его волевого подбородка. Но ему все-таки по-прежнему не мешало бы воспользоваться услугами своего камердинера, чтобы подровнять волосы. Их вьющиеся концы, на которых поблескивали капельки воды, закрывали ему глаза. Нед медленно поднял руку и откинул непослушную прядь. И опять Кейт ощутила, как это было чудовищно, ужасно нечестно с его стороны. Когда ее волосы падали ей на глаза, она выглядела неопрятно и неряшливо. Муж же, напротив, казался беспечным и доступным. И все равно, если бы она решилась подступиться к нему и рассказать, что сделала на самом деле… Когда они поженились, Кейт думала, что он обладает какой-то неотъемлемо ему присущей добротой и мягкостью. Возможно, именно поэтому она согласилась выйти за него замуж. Брак — опасное для женщины предприятие; никогда нельзя сказать наверняка, каким окажется твой муж. Мужчина, за которого она выходила замуж, никогда, ни при каких условиях не потерпел бы того, что сотворил со своей женой Харкрофт. Но этот мужчина? Она поначалу подумала, будто он положил на перекладину изгороди белый камушек. Когда же подошла поближе, оставленный им объект невинно сверкал на солнце. Ее муж мог производить впечатление беззаботного и беспечного человека, но он никогда не был жестоким. Мужчина, который кормил подозрительно настроенную лошадь — Кейт незаметно принюхалась — мятными леденцами, был совсем не тот человек, рядом с которым ей бы стоило опасаться за свою безопасность. Так что он по-прежнему был добрым и сердечным. Однако если раньше он был излишне сладким, приторным, как меренга — взбитые белки со сливками, без твердого содержимого, то теперь… Она пошла вслед за ним, ее пальцы отбивали тревожную мелодию по шершавой перекладине изгороди. Ярдов через десять Нед остановился с противоположной стороны ограждения. Всего лишь несколько тонких, деревянных реек. Не такая большая преграда. Кейт сделала глубокий вдох. — Я смотрю, вы опять балуете лошадь своим попечением? Он забавно фыркнул: — Кто-то же должен о ней позаботиться. Кейт не решалась посмотреть на него. Если она это сделает, то уже не сможет отвести взгляд от его великолепных рук с рельефными бицепсами, не думать о влажной рубашке под его жилетом, прилипшей к мускулистому животу. Она могла бы вообразить… О, проклятие! Она уже воображала. Кейт подставила лицо кстати налетевшему легкому ветерку в надежде, что он охладит ее пылающие щеки. Она еле заметно вздохнула и поставила ногу на деревянную дощечку лесенки, ведущей через изгородь. Лесенка представляла собой несколько узких ступенек, укрепленных перпендикулярно длинным горизонтальным рейкам ограждения, так, чтобы человек, а не пасущаяся в загоне домашняя скотина мог проворно по ней взобраться. Но Кейт подумала, что с трудом карабкается по этим узким, непрочным дощечкам так, будто она и есть какой-нибудь бычок или корова. Туго затянутый корсет и полуботинки на маленьких каблучках с гагатовыми пуговичками были очень хороши для уютных салонов. Но они оказались совсем не созданы для лазания по шаткой фермерской лесенке. Когда она забралась на вершину изгороди, взглянула вниз на своего мужа. Его глаза были обращены вовсе не на ее лицо, как то приличествовало бы джентльмену. Он словно застыл на месте, не в силах отвести взгляда от ее лодыжки, на мгновение показавшейся из-под платья. Нед моргнул и перевел взгляд вверх. Он подал ей руку, Кейт приняла ее. Все было так, будто он никогда и не смотрел на ее ножки. Будто бы она не застала его за этим занятием. Когда Кейт добралась до последней ступеньки, он помог ей спуститься на землю. И когда она встала рядом с ним, Нед отвернулся. Кейт поступила так же. Взгляд ее остановился на лошади. Чемпион поднял голову и, пригнув уши, уставился на нее. Некоторые ее знакомые леди буквально выросли в седле. Однако Кейт как-то сбросила ее лошадь, и сломанная нога способствовала некоторому недоверию и опаске, испытываемым Кейт по отношению к животным. Ее отец как-то объяснил, что, когда конь так наклоняет уши, это означает на лошадином языке либо «Я очень голоден», либо «Помогите, волк!». Что бы это значило сейчас? — Не смотрите на него. — Глубокий, спокойный голос Неда раздался прямо у нее над ухом. — А почему бы и нет? — Она попыталась придать голосу веселые и озорные нотки, чтобы заглушить охватившее ее волнение и не обращать внимания на внезапно образовавшийся в желудке тяжелый ком. — Потому что он нервничает. Значит, все-таки «Помогите, волк!». Кейт отвернулась, однако ее глаза немедленно уставились на мужа, и комок в желудке зашевелился. Она моментально перевела взгляд на Чемпиона. Стоя от них в двадцати ярдах, лошадь угрожающе заржала. Кейт заметила, как блеснули на солнце ее желтоватые зубы. — Он может подумать, что вы его дразните. — Казалось, голос Неда звучит весело. Однако если она отвернется от Чемпиона, то ей придется столкнуться глазами с мужем. — А может быть, и так, — задорно возразила Кейт. — Я хочу быть единовластной госпожой этого пастбища. Я должна повелевать козочками по весне и управлять соломой зимой. — И я прикажу тебе грузить сено в рубашке с закатанными рукавами. Ежедневно. — Вы можете повелевать какими угодно козочками и в любом количестве, если только… о, проклятье! Стоя на другом конце поля, Чемпион взбрыкнул передними ногами. У Кейт была лишь секунда, чтобы осознать всю серьезность ситуации, прежде чем лошадь галопом бросилась в их сторону. Копыта тяжело ударялись о землю. Кейт не думала, что Чемпион на самом деле задавил бы ее, однако прежде, чем она успела развернуться и вскарабкаться по лестнице, Нед подхватил ее уже во второй раз за сегодняшний день и перебросил через изгородь. Она неуклюже приземлилась, вцепившись руками в деревянную перекладину, чтобы не упасть на землю. Он легко перемахнул сразу после нее через изгородь и повернулся лицом к Кейт. Возбуждение жеребца быстро спало, и Чемпион издал звук, который Кейт интерпретировала как победное ржание чрезвычайно довольного собой животного. — Беру свои слова обратно, — проговорила Кейт, едва переводя дыхание. — Он — повелитель всех козочек. Когда Нед перебросил ее через изгородь, она развернулась спиной к пастбищу. Ее муж приземлился рядом с ней, и поскольку Чемпион подошел еще ближе, Нед сделал еще один шаг в ее сторону и фактически прижал к изгороди всем телом. Однако он не выглядел сердитым, а лишь весело на нее посматривал. — Полагаю, вы уверены, что я вела себя очень глупо, — мягко заметила Кейт. Чемпион стоял прямо позади нее. — Что? Потому что вы дразнили существо в два раза вас сильнее и раз в пять быстрее? Кейт залилась румянцем. — Совсем не глупо, — произнес наконец он, смотря ей в глаза. — Да? — Вам не могла угрожать никакая опасность. Я же был рядом. Я бы не допустил, чтобы с вами что-нибудь произошло. Кейт замерла, не в силах вдохнуть. Он стоял так близко к ней, едва ли их разделяло больше шести дюймов [15] . Когда она делала вдох, это расстояние сокращалось еще больше. Его взгляд скользнул по ее корсажу, к высокой горловине ее прогулочного платья цвета слоновой кости. Ей показалось, что он видит ее насквозь через кружевной ворот, как будто надетое на ней платье было прозрачным. 15 1 дюйм — 1/12 фута, 2,54 см. Помогите, волк! Он был невозможно близко. И для него она всегда оставалась женой. С раннего детства ее учили, что значит быть женой. Она обязана уделять внимание необременительной благотворительности и самозабвенно отдаваться сложностям вышивки гладью. Она должна была быть созданием, затянутым в корсет и обряженным в многочисленные юбки, которое следовало защищать от малейшей опасности и прощать многочисленные слабости. Леди не пачкают руки работой. Она прекрасно помнила все эти заветы родителей. Кейт задумалась: а что сказал бы Нед, если бы она поведала ему о том, что организовала побег Луизы? Поверил бы он вообще, что она способна на это, или же просто бы решил, что она легкомысленная и фривольная особа — чересчур легкомысленная , как заметил недавно Харкрофт? Она слышала позади себя громкое дыхание крупного, тяжелого животного. Кейт никогда не думала, что одна-единственная лошадь могла дышать так громко. — Почему он не уходит? — Она попыталась произнести этот вопрос спокойным тоном, однако даже ей самой было очевидно сквозившее в нем отчаяние. Нед не отводил от нее взгляда. — Не знаю. Думаю, он чует у меня в кармане мятные леденцы. Он сделал движение рукой и медленно-медленно полез в карман, потом столь же убийственно неспешно достал оттуда мешочек. Его рука была настолько близко, что он почти коснулся ее щеки. Нед достал еще один леденец и бросил его далеко на траву. Кейт не видела лошадь. Она лишь чувствовала ее тяжелое дыхание. Не было слышно и удаляющегося стука копыт, который бы сигнализировал о том, что Чемпион наконец удалился прочь. Ничего. Она представляла себе, как жеребец воинственно вдыхает ноздрями воздух, раздумывая, стоит ли снова ринуться в атаку на своих врагов. Нед подмигнул Кейт, и она вся затрепетала. — Я не смею пошевелиться, — призналась она. — В самом деле? — Он одарил ее дерзкой и очень мужской улыбкой. — Мне приходит на ум с десяток способов, как бы я мог этим воспользоваться для собственной выгоды. Кейт поперхнулась. Если совсем недавно ей казалось, что она не может пошевелиться, то сейчас она буквально вросла в землю. Ее полусапожки были словно сделаны из железа. Ее руки бессильно опустились. Она гнала прочь непристойные мысли, одолевавшие ее. Он мог поцеловать ее, мог протянуть руку и коснуться ее, мог расстегнуть эти перламутровые пуговицы ворота и спустить лиф ее платья. Нед взглянул ей в глаза. Кейт ощутила, как ее наполнило древнее, безрассудное желание. Легкий ветерок коснулся их тел, и ей показалось, будто это были ласковые и нежные руки ее мужа. Он слегка прищурил глаза и наклонился к ней. Может, именно за этим она сюда и пришла, опасно это было или нет, планировала она это или нет. Ей надо было удостовериться, что где-то глубоко внутри, на чувственном, неподвластным разуму уровне, Эдвард Кархарт по-прежнему воспринимает ее как свою жену. Убедиться, что он будет относиться к ней так же бережно, по-джентльменски, как и раньше. Чемпион наконец сдвинулся с места. Кейт ощутила, как ее шеи коснулся легкий ветерок, едва заметное свидетельство его движения, промелькнувший и растаявший в воздухе. Раздался стук копыт. — Ну вот, — сказал Нед. Он не отводил от нее взгляда. Губы ее дрогнули, кожа словно натянулась. Он собирался поцеловать ее. И как ни глупо это могло показаться, после трех лет его отсутствия она все еще желала, чтобы он попытался это сделать. Кейт хотела верить, что он сможет возродить их эфемерный брак. Она жаждала коснуться руками грубой, влажной ткани его рубашки, ощутить под ней его кожу. Кейт мечтала отведать его беспечности и легкомыслия, которые бы убедили ее, что муж видит в ней нечто большее, чем изнеженную дочь герцога. Она хотела верить, что он испытывает к ней что-то, пусть даже это будет столь мимолетное и ускользающее желание. Она закусила губу, ожидая его встречного движения. Однако вместо этого Нед отступил. — Вот и все, — повторил он снова. — Теперь вы вольны идти куда угодно. Идти. Она вольна идти ? Кейт недоверчиво уставилась на его профиль. И это после того, как Нед практически пригвоздил ее к перекладине изгороди и отпускал шутки по поводу десятка способов воспользоваться ею — после всего этого ее невозможный муж думает, что она может идти, прежде чем он испытает хотя бы один из них? Кейт до боли закусила губы. Она даже почувствовала соленый привкус крови на языке. Да, она наконец-то могла дышать свободно, но при этом просто кипела от ярости. — Я могу идти ? Он даже не взглянул на нее. Его сжатые в кулаки руки были тесно прижаты к туловищу. — Я могу идти? А я думала, сейчас произойдет то, в чем вы раньше проявляли больше умения и сноровки. Он вздрогнул и взглянул на нее. — Я пытаюсь быть джентльменом. — Я думаю, — с чувством заметила Кейт, — что вы самый глупый и бестолковый мужчина во всем христианском мире. — Вполне возможно, но маловероятно. — Он виновато пожал плечами. — На свете столько христиан, и довольно многих из них можно назвать идиотами. Если бы это было не так, Британия никогда бы не ввязалась в войну с Китаем по поводу ввоза опиума. Она пнула его в ботинок — не сильно, но достаточно ощутимо, чтобы дать ее разочарованию возможность проявиться в зримой форме. — Если я хочу говорить гиперболами, то я буду так говорить. И не думаю, что вам удастся остановить меня этими не относящимися к предмету нашей беседы политическими замечаниями. Это не честно и не по-джентльменски. — Поверьте мне, — сказал он, и лицо его скривилось, будто от боли, — я сейчас не могу помышлять ни о чем другом, кроме как о том, чтобы вести себя по-джентльменски. Я голову сломал, стараясь думать только о моих джентльменских обязательствах. Он глубоко вздохнул и уставился на ее шею. Будто бы он никогда и не уезжал, словно они были по-прежнему на третьем месяце их брака. Будто она одна испытывала эти страстные желания, а он избегал ее вежливо, но непреклонно. — Я беру свои слова обратно. — Ее голос дрожал. — Вы вовсе не самый глупый и бестолковый мужчина во всем христианском мире. — Нет-нет, вы были абсолютно правы. Владычица пастбищ всегда имеет право на гиперболы. Используйте же их, используйте, я вовсе не возражаю. — В этом нет нужды, — ответила Кейт. — Я поняла, что это я самая глупая и бестолковая женщина. Эти слова наконец-то заставили его перевести взгляд с ее платья на лицо. Она пришла сюда, чтобы посмотреть, осталось ли что-нибудь от их брака, выяснить, способен ли он принять жену, совершившую совсем не женский поступок. Однако оказалось, что она по-прежнему влюблена в него, влюблена вопреки всем этим горьким годам одиночества. А он, несмотря на свой диковатый внешний вид, все так же относится к ней как неисправимый джентльмен. — До чего же я дошла, — продолжала Кейт дрожащим голосом, — я практически умоляю вас поцеловать меня. А вы так умело, так искусно… отказываетесь от этого. Я не настолько невинное создание, чтобы не понимать, что это означает. Мужчинами движет вожделение, страсть, и, раз на вас это не подействовало, значит, вы их вовсе не испытываете. По крайней мере, ко мне. Он потрясенно открыл рот. — Но тогда прямо так и скажи. — Она посмотрела ему в глаза, впервые в жизни назвав его на «ты». — Сделай ситуацию проще для нас обоих, если ты этого хочешь. Скажи, что я тебя не интересую. Скажи, и я не буду больше стоять посредине этого проклятого пастбища и ждать, когда ты меня поцелуешь. Прошло три года, Нед, и я до смерти устала тебя ждать. Он повернулся к ней, его брови сомкнулись у переносицы. Нед смотрел на нее несколько секунд, потом покачал головой. — Говори же. — Она была на грани отчаяния. — Скажи мне, чего тебе бояться? Я не причиню тебе боли. И ты, возможно, не сможешь ранить меня больше, чем уже ранил. — Женщины самые удивительные и любопытные создания. — Он протянул руку и коснулся пряди ее волос, упавшей ей на щеку. Этот простой и вместе с тем интимный жест заставил ее замереть на месте. — Значит, вот что ты думаешь, да? Что я не поцеловал тебя потому, что не испытываю к тебе интереса? — Если бы ты на самом деле хотел меня, то не смог бы удержаться. Я прекрасно понимаю, как все это происходит. — Кто-то, вероятно, сказал тебе неправду. Должно быть, ты решила, что все мужчины по своей природе — животные. Что мы, увидев нечто привлекательное, подобно Чемпиону, не раздумывая, несемся через все поле. Он еще ближе наклонился к ней, и Кейт отпрянула. Жесткая деревянная перекладина изгороди врезалась ей в спину. — Должно быть, ты думаешь также, что у нас нет никакого самообладания или контроля над своими поступками и что мы способны лишь следовать своим естественным инстинктам. Именно об этом свидетельствовали тайные беседы с ее замужними подругами. Ведь, в конце концов, именно потому мужчины заводят любовниц, что не могут контролировать свои желания. Так ей сказали. — И ты отчасти права, — продолжал он. — Да, мы все — животные. И у нас есть естественные желания и страсти — тайные, темные чувства и мысли. Ты бы содрогнулась, Кейт, если бы узнала, что они нам нашептывают. У нас есть нужды, есть влечения, и, поверь мне, я хочу . Кейт смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова. Он вроде бы совсем не изменился внешне. Нед так же улыбался этой беззаботной, обычной улыбкой, да и выражение его лица, его поза оставались теми же. Однако она заметила в нем нечто новое — слегка нахмуренные брови, плотно сжатые губы — незначительные, почти невидимые признаки, которые свидетельствовали о том, что серые облака сгущаются за беспечным сиянием его улыбки. — Сейчас, — произнес Нед, протягивая к ней руку, — я думаю о том, чтобы взять тебя прямо здесь, прислонив спиной к этой проклятой деревянной изгороди. У нее перехватило дыхание. — Так что верь мне, когда я говорю, что я животное. Его пальцы коснулись грубых завязок плаща у нее на шее. Он нащупал сквозь ткань линию ключицы. Нежность его ласк совсем не соответствовала резкому, отрывистому голосу. Она чувствовала прикосновения его горячих рук. Он провел пальцами по швам ее лифа, дотронулся до ее ребер. Следы его рук огнем горели на ее теле. Нед сомкнул руки у нее на талии и притянул к себе поближе. Кейт запрокинула голову и посмотрела ему в лицо. Его глаза горели неумолимым огнем, и она почти увидела в них то животное, о котором он говорил. А потом он медленно опустил голову. Она могла бы уклониться от поцелуя, если бы просто отвернула голову. Однако Кейт уже успела ощутить жаркий огонь его дыхания. Его слова словно жгли ее губы: я думаю о том, чтобы взять тебя прямо здесь, прислонив спиной к этой проклятой деревянной изгороди. Где-то в глубине ее сознания звучал тихий предостерегающий голос. Он может поцеловать ее, и на этом все закончится. Он может даже взять ее прямо у этого столба. Это его право как супруга. И когда все закончится, он просто уйдет. И, как всегда, она окажется одна, жаждущая, желающая его возвращения. Ей надо защитить себя. Она должна повернуться и… Кейт уже желала, и никому бы не помогло, если бы она сейчас отослала его прочь. Правда заключалась в том, что в женщине тоже жило животное. Она ощущала страстное желание и, выгнувшись, как пантера, была готова напасть на него, если он отвернется. Но он не отвернулся. Напротив, он коснулся ее губ своими губами. Они были нежными только в первые несколько благословенных секунд поцелуя. А потом его руки обняли ее, и он приподнял ее вверх, прижимая к опоре изгороди. Их тела соединились, и он поцеловал ее так, как она давно и отчаянно хотела. Губы его не были добрыми, или вежливыми, или джентльменскими. Его поцелуй казался темным, глубоким и отчаянным, и Кейт почувствовала, как тонет в нем, растворяется в его странноватом мятном вкусе. Она ответила на его страстный призыв и поцеловала его так же, потому что хотела, потому что желала его и вовсе не собиралась сдерживать свое желание. Кейт была не уверена точно, сколько времени длился их поцелуй. Должно быть, минуту, но может, и час. Когда он разжал руки и отпустил ее голову, она почувствовала, как солнечный лучик греет ей спину, услышала, как жаворонок выводит грустную мелодию где-то в далеком лесу. Каждый нерв ее тела словно ожил, каждое чувство обострилось. — Видишь, — заметил Нед, — мужчины — животные. Но разница в том, что я могу контролировать сидящее во мне животное, а не оно повелевает мной. И не думай, что мой контроль означает что-нибудь более, чем… чем мой контроль. Потому что прямо сейчас животное хочет. Оно жаждет взять тебя прямо здесь, посредине этого пастбища, на открытом и доступном всем месте. Я хочу тебя, и будь все проклято, если ты не готова. — Я всегда была готова. — Кейт услышала, как это признание сорвалось с ее губ, высказанное прямо и недвусмысленно. — Неужели? — Его тон внезапно стал сухим и колючим. — Я думаю, наш брак высох, как осенний листок, и может взлететь на воздух, — перефразировал он ее недавние слова, — от одного дуновения легкого ветерка. Кейт, да ты даже не доверяешь мне. Я был бы чудовищем, если бы, вернувшись домой после трехлетнего отсутствия, ожидал, что все просто вернется на круги своя. — Для того чтобы вести семейную жизнь, вовсе не нужно доверие , Нед. — Она покачала головой. — Я лишь стараюсь мыслить рационально, практично. — Однако сердце ее стучало совсем не практично, в полном противоречии с ее рассудительными словами. — Ты скажешь мне, почему Харкрофт так подействовал на тебя сегодня? Почему ты чувствовала себя так неловко в его присутствии? Я понимаю, иногда он бывает слишком требовательным и суровым, немного чересчур безукоризненным. Но я знаю его с тех пор, как мы оба бегали в коротких штанишках. У него добрые намерения. Он был… он и сейчас остается моим другом. Все думают, что у Харкрофта добрые намерения. В том-то и был весь ужас, весь ад этой ситуации, что любой человек, кому бы она обо всем рассказала, обратился бы к Харкрофту, стремясь найти подтверждение ее сказке. Однако тот производил прекрасное впечатление, был разумным и рассудительным. Никто бы даже не обратил внимания на недельной давности синяки, когда Харкрофт все объяснил бы логично и рационально. А кроме всего прочего, она пообещала Луизе хранить молчание. Что же касается личных нужд и желаний самой Кэтлин — ее стремлений возродить их брак, ее жажды его прикосновений… что ж, если положить на другую чашу весов саму жизнь Луизы, станет убийственно очевидно, что весят они ничтожно мало. Нед думает, что Харкрофт хочет только добра. Они не просто друзья, но хорошие, давние друзья. Когда Нед попросил его, Харкрофт ввел леди Блейкли в свет, несмотря на явные недостатки ее происхождения. Его поддержка очень помогла и сильно отличалась от повсеместного неохотного принятия и полного отвержения. Харкрофт помог сгладить весьма и весьма нелегкую ситуацию. Они все были должны Харкрофту. Никто даже не задался вопросом, были ли у Луизы основания для побега. Кейт попыталась отступить, но изгородь не дала ей этого сделать. — Да, ты прав. Я тебе не доверяю. Если ты посмел оставить свою молодую жену на потеху светским сплетникам, подвергнуть ее насмешкам и оскорбительным пари, ты бы сам доверял себе? — Кейт, я… Она положила руки ему на грудь и легко его оттолкнула. Надеялась, что он отодвинется, освободив ей пути к отступлению. Однако вместо этого Нед лишь изящно склонился к ней так, будто ее толчок был всего лишь нежным напоминанием. Он провел рукой по своим подсохшим волосам, которые снова падали ему на глаза. — Я оставил Англию, чтобы кое-что доказать себе. Я думаю… я думаю, мне остается еще многое доказать тебе. — Нед произнес эту сентенцию удивленным голосом, будто только что обнаружил, что у него есть жена и обязанности. Вряд ли это могло послужить утешением. Ее муж вовсе не нуждался в напоминаниях о том, что он должен Харкрофту. Глава 6 День Неда так и не наладился. Беседа за ужином едва теплилась. Никто не хотел вести себя так, будто бы это был обычный домашний вечер, когда джентльменам приличествовало потягивать свой портвейн, а после — присоединиться к дамам и поучаствовать в увлекательной игре в шарады. Холодная вежливость сама по себе казалась шарадой. После ужина гости Неда разошлись по комнатам, а сам он направился в библиотеку. Он решил пойти туда, поскольку эта комната показалась ему безопасной — безлюдное помещение, заставленное книжными полками и темной мебелью, освещенное лишь стоящей на низеньком столике масляной лампой и тусклым оранжевым пламенем камина. Однако едва ступив внутрь, Нед обнаружил, что он там не один. — Кархарт. Нед услышал глубокий голос прежде, чем различил темный силуэт, сгорбившийся в кресле около камина. Дрова прогорели, практически превратившись в угли. Их неяркое пламя едва заметно поблескивало из-за каминной решетки. Бокал портвейна, наполненный менее чем наполовину, стоял на маленьком столике перед Харкрофтом. Зная своего друга, Нед предположил, что тот едва-едва успел пригубить свою порцию. — Заходи, — проговорил Харкрофт, — выпей со мной бокальчик. Ни за что. Его губы презрительно скривились. Даже несмотря на то, что Нед не произнес ни слова, Харкрофт, должно быть, понял смысл его невольной гримасы. Он повернулся в кресле и посмотрел в глаза Неду. Взгляды, которыми они обменялись, пробудили давние воспоминания, относящиеся к поре их далекой юности. Оба они учились в Кембридже. Как-то вечером они выпили вместе слишком много бутылок кларета [16] . Это случилось как раз во время одного из «плохих» периодов Неда — незадолго до того, как он был исключен за абсолютное ничегонеделание. Алкоголь, который он поглощал тогда в надежде, что тот излечит его горести, чем бы они ни были вызваны, не помог. Напротив, в ту ночь они с Харкрофтом напились до чертиков. 16 Кларет — легкое сухое красное вино. После того как они прикончили, по мнению Неда, четвертую бутылку, хотя Харкрофт настаивал, что она была шестой, они занялись тем, что ни один уважающий себя мужчина никогда бы не стал делать — обсуждать свои чувства. Детально. Неда до сих пор пробирала холодная дрожь при одном только воспоминании об этом. — Совсем немного, — сказал он, делая соответствующий жест рукой, — просто для того, чтобы поддержать компанию. — Да, да. — Харкрофт понимающе скривил губы. Хотя, возможно, ему тоже было что вспомнить. Он встал, подошел к стоявшему на полке графину и налил Неду глоток рыжевато-коричневой жидкости. Нед взял бокал и сел в кресло напротив Харкрофта. Казалось, их внимание было единодушно приковано к догоравшему пламени камина. Смотреть на него было гораздо проще, чем взглянуть в глаза Харкрофту. Даже будучи сильно пьяными, они инстинктивно избегали прямого разговора на тему столь скользкую и эмоционально наполненную, как та, что больше всего на свете беспокоила Неда. Однако в итоге получилось так, что, кроме маркизы Блейкли, Харкрофт был единственным человеком на земле, которому было хоть немного известно о мучающем Неда недуге. В ту ночь он сделал туманное, сентиментальное, пьяное признание. Он сказал Харкрофту, что боится, будто с ним творится что-то не то, что-то непоправимо странное и непонятное. Харкрофт, достигший сходной степени опьянения, признался, что с ним происходит то же самое. Конечно, они говорили обо всем лишь в общих словах. Даже будучи сильно пьяным, Неду удалось не впасть в полнейшую глупость и не пожаловаться на неясную, озадачивающую, необъяснимую грусть, что иногда настигает его. Харкрофт также не стал описывать подробно то, что случается с ним. Они назвали это — нечто, случаем. В ту ночь оно показалось им отдельным созданием. Они выпили за его кончину. Однако алкоголь вовсе не убил это. Напротив, Нед вспоминал об этом разговоре как о смутной, пьяной ошибке. Обоюдная исповедь не сделала их ближе, более того, Неду отчаянно хотелось выбросить все воспоминания о той беседе из своей памяти. До того Харкрофт был ему хорошим другом, после — Нед стремился находиться от него как можно дальше, будто он являлся источником заразной болезни. Будто обсуждение этого нечто , случавшегося с ним, могло сделать его более реальным. Догоравшие в камине дрова сухо хрустнули, и Нед покачал головой. — Так на что оно было похоже? Харкрофт взял в руки свой бокал. Даже если он и отпил из него крошечный глоток, казалось, что уровень жидкости в бокале остался неизменен. После той слезливой, тошнотворной исповеди Харкрофт также почти не притрагивался к спиртному. Он едва ли выпил более бокала даже у себя на свадьбе за здоровье молодых. — На что похоже что? — неловко переспросил Нед. — Твое пребывание в Китае. Достаточно безопасная тема беседы. Так могло бы показаться, если бы путешествие Неда не было столь тесно связанным с предметом их беседы в ту ночь. Нед отставил в сторону бокал и закрыл глаза. Множество образов пронеслось перед его внутренним взором — высокие зеленые холмы, словно вырастающие над синим зеркалом морских вод, покрывавшая сплошным ковром землю растительность, влажный горячий воздух, всепроникающий запах отходов человеческой жизнедеятельности, отблеск морской волны на сверкающей рукоятке, палящие лучи солнца… И потом, когда он уже покинул Гонконг, — дельта Жемчужной реки в пороховой дымке, гул артиллерийских раскатов. Однако в этот вечер у Неда вовсе не было желания копаться в этих чувствах и воспоминаниях. Даже мельком. — Было жарко , — подобрал наконец подходящее слово Нед. — Так жарко, что пот лил ручьями, и так влажно, что эти ручьи никогда не испарялись. Я половину времени тратил на то, чтобы буквально выжимать свою одежду от пота. — Ха. Звучит нецивилизованно. — Харкрофт пошевелился и протянул свои ноги на другое кресло, придвинув его поближе, чтобы использовать в качестве подставки для ног. В каминном пламени, догорая, снова треснул какой-то сучок, и легкий сквозняк донес запах дыма до Неда. Этот едва ощутимый аромат показался ему эхом далеких воспоминаний об окутывавших его облаках порохового дыма. — Если цивилизация — это вальсы и камерные оркестры, играющие в украшенных золотой лепниной гостиных, тогда — да, я был нецивилизованным. — Сидя с закрытыми глазами, Нед ощущал легкую рябь волн под ногами. Едва заметная улыбка застыла у него на губах. — А чем же еще может быть цивилизация? — Голос Харкрофта казался удивленным. В сознании Неда серые клочья тумана застлали устье реки — и это были не водные испарения, а серый и едкий пороховой дым, напоминавший о недавно закончившемся артиллерийском обстреле. — Я думаю, мы несем нашу цивилизованность внутри нас, — осторожно заметил Нед. — И нашу дикость. Мне кажется, человеку нужно совсем немного, чтобы переключиться из одного состояния в другое. Будь ты британцем или китайцем. — Богохульство, — немного более горячо, чем обычно, возразил Харкрофт, — по меньшей мере, предательство. — Правда. — Нед открыл глаза и взглянул на Харкрофта. Тот сидел, обхватив бокал руками, внимательно уставившись на золотистую жидкость так, будто бы мог разглядеть всю цивилизацию в ее глубинах. Когда он наконец заговорил, его голос был едва слышен. — Что же, твоя дикость так близка к поверхности? Эти слова показались ему слишком близкими к теме их пьяной болтовни. Что же касается дикости… Прежде чем он объехал полмира, слово «дикость» обозначало для него множество странных и непонятных вещей — например, каннибализм или полураздетых женщин. А теперь… теперь он вспоминал при упоминании этого слова скорее о капитане Адамсе. Или о едком облаке гари и пороха, вздымавшемся над руинами домов. Или о притонах, в которых опиумные наркоманы пытались найти прибежище от мира, о котором у них почти не осталось никаких воспоминаний. — Моя дикость? — переспросил Нед. — Это не очень правильное слово. Дикость предусматривает действие , а накатывающие на Неда временами приступы черной меланхолии были весьма далеки от действия. Он никогда не хотел отведать чьей-нибудь плоти или убить чью-то мать. И самое ужасное, что жаждал он совершить в то время, так это… остановиться, прекратить все. Иногда он по-прежнему хотел остановиться. Единственная разница в том, что теперь он научился это не делать. Нед моргнул, и пламя камина, мелькнувшее в его портвейне, напомнило ему безжалостные, слепящие, жалящие лучи солнца, отражающиеся от водной глади. Харкрофт же просто уставился на огонь. — Это совсем не дикость — преподать кое-кому урок. Показать достойное место в мире. Иногда следует демонстрировать силу, чтобы доказать незыблемость устоев. Ты можешь называть желание властвовать и повелевать дикостью , но мы оба знаем правду. Так устроен мир. — Порой это заходит слишком далеко, — возразил Нед. — Мы продолжаем настаивать на нашем праве травить Китай опиумом. Мы убиваем женщин и детей. Вовсе не нужно творить дикости, чтобы продемонстрировать силу. — Иногда эти вещи происходят… происходят случайно. — В голосе Харкрофта промелькнули удивительно правдивые нотки, и он отвернулся, странно вздернув упрямо застывший подбородок. — Ты называешь это случайностями? — Понимаешь, мне кажется… будто я могу представить, с чего все это начинается. Зверь просто хватает тебя за глотку и прежде, чем ты осознаешь… — Харкрофт повернул голову и взглянул в глаза Неду. — Что же, ты знаешь… Нед знал — по крайней мере, он знал, как это случается с ним. Но он научился контролировать свои реакции, научился быть таким же, как все люди. Однако ни он, ни Харкрофт не были достаточно пьяны, чтобы открыть друг другу правду, поэтому Нед не совсем понял, что Харкрофт имел в виду. — Я знаю, что надо просто быть готовым, — сказал Нед. — Ты должен быть сильнее, лучше, чем он, так что в следующий раз, когда он настигнет тебя холодными пальцами, ты окажешься быстрее, и зверь не тронет тебя. Харкрофт долго смотрел в глаза Неда. Наконец он отвернулся. — Да, — заметил он. — Именно так. Конечно. Дрова в камине снова затрещали, одно прогоревшее полено упало, посыпались искры. — Ну, поскольку с Китаем мы закончили, расскажи, как ты находишь по сравнению с ним Англию? Серой. Дождливой. Даже птицы поют здесь по-другому. Он вернулся домой, но все в этом доме изменилось, стало чужим за время его отсутствия. Даже его жена. Особенно его жена. — Я нахожу Англию холодной, — задумчиво произнес Нед. — Чертовски холодной. Ночь стала еще холоднее к тому времени, когда Нед отослал своего камердинера. После того как все слуги удалились, Нед осторожно погасил разожженный ими в камине огонь. Он не хотел тепла. Холод обострял разум. Единственная свеча на комоде отбрасывала совсем мало света. Сейчас желтоватый отблеск упал на дверь, соединяющую его комнату со спальней жены. Не спрашивая, слуги определили его в хозяйские покои. Даже проектировавший их архитектор полагал, что супружеские посещения — дело само собой разумеющееся. Нед упрямо сжал губы и подошел к смежной двери. Он ожидал, что раздастся неприятный скрип — наглядное свидетельство того, что ею не пользовались много лет. Однако дверь легко открылась. Какой-то усердный слуга, понятия не имевший о символике, продолжал смазывать дверные петли в течение всех лет его отсутствия, будто бы их семейная жизнь всего лишь прервалась на время. Гардины в ее комнате были приспущены, и льющийся из окна лунный свет мерцающей дорожкой стелился к ее кровати. Силуэт Кейт четко вырисовывался на фоне этой серебристой полоски. Она сидела на кровати, обняв руками согнутые в коленях ноги. Он видел ее изящную ножку, высовывающуюся из-под длинной белой рубашки. Услышав звук открывшейся двери, она резко обернулась: — Господи, Нед. Как ты меня напугал — у меня мурашки по коже пробежали. Кроме тонкого, ниспадающего складками муслина, ее кожа была больше ничем не прикрыта. Во рту у него пересохло. Как давно это было! И как, проклятье, он хотел ее… Он хотел коснуться округлостей, спрятанных под тонкой тканью. Хотел ворваться в комнату и уложить ее на пуховую постель, прижав своим телом. Желание охватило его, сильное, стремительное, шумевшее в ушах, словно полноводная река, сметая все его благие намерения. Кейт развернулась, вытягивая перед собой ноги и невольно открывая его взору изящный изгиб ее щиколоток. Потом она одним быстрым и грациозным движением поднялась на ноги. Лунный свет сделал белую материю ее рубашки полупрозрачной. Нед различал сквозь тонкую пелену муслина очертания ее точеной талии. Руки его так и тянулись обнять ее. Она твоя. Ты можешь взять ее. Кейт посмотрела на него, нахмурившись: — На тебе удивительно много одежды. — Да? Я не заметил. — Тонкая материя его брюк была его единственной защитой, непрочная броня, скрывавшая всю правду его подлинных реакций. Он ощутил эрекцию, едва войдя в комнату. Однако Нед не подошел к ней ближе. Напротив, он постарался сосредоточенно сделать несколько вдохов и выдохов. Он держит себя в руках, он контролирует свои желания. Свое воспаленное воображение. Он держит все под контролем. Он совсем не дикарь. Тогда Кейт сама подошла к нему. Рубашка струилась по ее телу, делаясь прозрачной в местах, что были освещены серебристым лунным светом. Она встала подбоченясь — движение, которое только еще больше подчеркнуло все достоинства ее фигуры. Тончайший муслин с тихим шорохом обволакивал ее нежную кожу. Она словно поддразнивала его, сама не понимая этого. — Правда, Нед. Как, должно быть, тебе тяжело? — Мучительно тяжело. — Да если бы она только знала, как тяжело!.. Какой тяжелый… он был — и длинный, и полный… — Что же, — заметила Кейт. — Я — твоя жена. Мы оба знаем, что надо делать в этой ситуации. — Она тяжело вздохнула. — Может, мы просто покончим с этим? Я не буду возражать. Она пообещала не возражать слабым голосом несчастной служанки, согласившейся убирать навоз в коровнике. Однако, несмотря на столь умеренный энтузиазм ее заявления, орган Неда стал не просто тяжелым, а твердым как камень. Он призвал на помощь все известные ему доводы разума. — Это так не работает. — Это не работает? — Она изумленно окинула его взглядом ниже талии. — Понятно. Годы за границей действительно тебя изменили. Раньше у него не было проблем с работоспособностью. Он снова окаменел, будучи упомянут столь откровенно. На какое-то мгновение Нед готов был осыпать себя проклятиями за то, что не сменил брюки на свободную ночную рубашку, которая хорошо бы все скрывала. — Он работает. Поверь мне. Если бы ты протянула руку, то удостоверилась бы в том, как хорошо он работает, прямо сейчас. Она потянулась, однако он успел поймать ее пальцы, прежде чем они обнаружили бы всю глубину — или, скорее, длину — его притяжения. — Это было риторическое замечание, — ее пойманная рука затрепетала, порываясь вырваться из его хватки, — а совсем не приглашение. Прошло всего лишь двенадцать часов с тех пор, как ты заявила мне, что не нуждаешься в столь сложном и утомительном времяпрепровождении, как романтические отношения. — Боже мой! — Она наконец вырвала руку и встряхнула пальцами. — Мы женаты. Вряд ли это можно назвать романтическими отношениями. И тебе вовсе не нужно соблазнять меня. Другие мужчины вовсе не испытывают подобных угрызений совести. Неудивительно! У большинства приятелей Неда угрызения совести проявлялись в том, что они старались держать своих любовниц подальше от жен. Одни заглушали угрызения совести занятиями благотворительностью, поддержкой церковных приходов. Угрызения совести лишь мешали, и о них следовало бы позабыть глубокой ночью, когда женщина шептала тебе, что согласна. — В том-то все и дело. — Слова словно царапали Неду глотку. — Видишь ли, я не хочу быть как все. Я хочу быть лучше. Она закатила глаза. — Ах да, конечно, я в этом абсолютно уверена. Ты лучше. И длиннее. И… Ты совсем, похоже, забыл, что в твое отсутствие я провела три года в обществе джентльменов, задавшихся целью меня совратить. Тебе просто повезло, что поблизости не оказалось никого подходящего, чтобы развлечь меня этой ночью. — Кейт, я понимаю, что наделал много ошибок за эти годы. Проклятье, да единственной причиной, по которой мы поженились, была моя ошибка. Она оскорбленно подняла подбородок. — Ты… ты наглый, самонадеянный… — Губы ее дрожали. Несомненно, подумал Нед, окончанием ее фразы, которое она никак не могла подобрать, было сукин сын. Он хотел бы услышать эти вульгарные слова, произнесенные изысканным тоном дочери герцога. Но, увы. Ее словарный запас леди ее подвел. — Самонадеянный хам, — закончила она. — Мы поженились потому, что я сказала «да». — Я убедил тебя встретиться со мной наедине. Нас застали вместе, потому что я… — Я встретилась с тобой наедине, Нед. Почему, господи, почему, по-твоему, я это сделала? Чувство неловкости в нем нарастало. Он покачал головой, не отводя от нее глаз. — Это был брак по расчету и… — Господи, да замолчишь же ты, наконец! — фыркнула Кейт. — Меня воспитали в практичном отношении к браку, Нед. Мне не нужно объяснений в любви. Я не хочу, чтобы ты клялся мне здесь в вечной преданности и неземной любви, даже если ты и сделаешь это, я все равно не поверю. Я просто хочу… — Она умолкла и отвернулась. Ее волосы взметнулись вместе с ней — серебристая волна, окутавшая ее плечи. — Что ты хочешь? Полуобернувшись, она взглянула на него. И в то же мгновение — даже несмотря на то, что ночная мгла скрыла от него выражение ее лица, — он осознал правду. Он не хотел, чтобы она отвечала. Он не хотел слышать, что бы она ни сказала. — Тебя, — спокойно ответила она. — Я просто хочу тебя. Он почувствовал эхо трех лет обид и страданий в ее голосе и неловко переступил с ноги на ногу. — Это был не совсем брак по расчету, — тихо проговорила она. — Я вышла замуж… — Ты вышла замуж за маленького костлявого господина, — сухо перебил ее Нед. — За самонадеянного хама. — И очевидно, гораздо большего сукиного сына, чем представлялось Неду ранее. Она слегка улыбнулась: — В общем, да. — Ты никогда не просила меня о большем. — Единственный раз в жизни, когда она его о чем-то попросила, так это о том, чтобы он не уезжал. И он не послушал ее тогда. Похоже, дела обстоят здесь не самым лучшим образом. Она так легко приняла презрение Харкрофта. Она была готова отдаться Неду — и, проклятье, одна мысль о том до сих пор приводила его в возбуждение, — даже несмотря на то, что он причинил ей боль. Она словно согласилась с тем, что не может требовать от их брака ничего, кроме праха былых надежд. Неужели это он виноват во всем этом? Похоже, что да. — Просто приди ко мне в постель, — сказала она с глубоким вздохом. Если бы он был любым другим мужчиной, он бы непременно так и сделал. Он безумно хотел ее. Однако, невзирая на то что она никогда и ни о чем его не просила, он услышал мольбу в ее голосе. И не важно, что бы Кейт ни говорила, она не заслуживает бесстрастного соития в темноте. Нет. Он не может вести себя как все мужчины. Он должен быть лучше, сильнее, должен держать себя в руках. После того как он причинил ей боль, он обязан дать ей нечто большее, чем несколько минут со спущенными до колен штанами. — Когда я возьму тебя снова, Кейт, ты не будешь предлагать мне себя из чувства долга, или обязательств, или как еще это можно назвать. — Он провел пальцем по ее подбородку. Она затрепетала от его прикосновения и сделала шаг назад. — Ты не будешь вздрагивать, когда я тебя касаюсь. И ты не скажешь, что это не имеет отношения к любви. Ты никогда не скажешь мне этого. И что не менее важно, он будет держать себя в руках — будет контролировать те жаркие, неумолимые желания, что она пробуждала в нем. Он сможет доверять себе в ее присутствии, он будет абсолютно уверен, что в следующий раз снова не скатится в пучину хаоса и неподвластных ему страстей. Кейт окинула его пристальным взглядом, ее серые глаза казались серебряными в тусклом лунном свете. Ее губы приоткрылись, однако она не произнесла ни слова, а лишь смотрела на него. В ее взгляде странным образом слились невинность и соблазн, желание и боль. Кейт влекла его к себе, словно соблазнительная морская сирена, не имея ни малейшего понятия об острых скалах, грозивших ему гибелью, стоит ему поддаться ее зову. Он отдернул палец от ее подбородка и незаметно вытер его о брюки. — Совсем недавно ты сказала мне, что наш брак, словно сухой осенний листок, может сорваться и улететь при малейшем порыве ветра. Если даже легкий ветерок способен его разрушить, то что, по-твоему, случится, если я просто использую тебя? Она внезапно облизнула пересохшие губы. — В этом случае ты всего лишь найдешь во мне пользу. — Ее голос был низким и хриплым. Нед мог бы в две секунды повалить ее сейчас на кровать, раздвинуть ее колени своими бедрами. Он бы обнял ее, прижал и ворвался бы в нее, дав выход всему накопившемуся, всему, что удерживало его на месте. Кровь пульсировала у него в ушах — не громко, но эти тихие настойчивые удары звучали в нем словно шум волн, разбивающихся о скалистый берег. Их было невозможно остановить или не заметить. Однако Нед уже почти стал специалистом по повороту вспять морских приливов. — Я не буду этого делать. Ее глаза блеснули, он протянул руку и дотронулся до ее щеки. Она закрыла глаза, наслаждаясь его прикосновением. Он хотел взять ее, хотел яростно и отчаянно, хотел ощутить ее тело в своих объятиях. Но вместо всего этого заставил себя погладить ее лицо рукой — нежное, ласковое прикосновение. Его большой палец дотронулся до ее губ, и он начертал им поцелуй на их податливой мягкости. Она не разомкнула губ, но он ощущал ее аромат — лавандовая вода и еле заметные нотки розового мыла. Он коснулся ее щеки и нарисовал этот почти воздушный поцелуй на ее шелковистой коже. И прежде чем Нед успел задуматься о том, что делает, он наклонился и коснулся ее губ своими губами. Она была нежной и мягкой, и, несмотря на яростное и темное желание, горевшее в нем, его поцелуй оказался простым и незамутненным, как полуденное летнее солнце. Кейт ощутила тепло яркого солнечного лучика и нежное дыхание легкого ветерка. Однако он, напротив, чувствовал лишь темное, отчаянное влечение. Нед оторвался от нее, словно ее губы обжигали, оторвался прежде, чем желания овладели им. Он оставил Кейт скорее обещание поцелуя, чем по-настоящему поцеловал ее. Нед выпрямился, едва она встала на цыпочки, чтобы дотянуться до него. И прежде чем его инстинкты взяли свое, прежде чем он схватил ее руками за талию и прижал к стене, как ему бы страстно того хотелось, Нед повернулся к ней спиной и вышел из комнаты. Глава 7 Кейт почувствовала дуновение холодного воздуха, ее ночная рубашка резко взметнулась и опала — она открыла глаза, еще недавно наслаждаясь этим нежным, почти воздушным поцелуем, чтобы увидеть, как ее муж удаляется из ее спальни. Этот его уход был еще хуже предыдущих. Он коснулся ее, и она ощутила, что сердце ее готово разорваться на части. Ее руки были по-прежнему полураскрыты, словно она продолжала обнимать его, пальцы дрожали, губы стремились соединиться с его губами. Ее учили разумно относиться к замужеству. Брак — это выгодный союз, и Нед казался вполне приемлемым партнером — наследник маркиза, богатый, привлекательный, без каких-либо действительно ужасных недостатков. Этот поцелуй словно остался висеть в воздухе, как недосказанное слово. Весь ее брак повис в неизвестности, как фраза, которую неумелый оратор позабыл окончить. Он был спокойным, вежливым, полностью держащим себя в руках. И лишь она одна сгорала от снедавшего ее желания, от кипящих в ней страстей. Она, только она виновата в том, что позволила этому мужчине одурачить себя, и, очевидно, вовсе не собиралась прекращать заниматься самообманом. На этот раз ей нужен был лишь повод, самый дешевый и незамысловатый, чтобы буквально запрыгнуть в его кровать, а он… он просто не заметил этого, он отклонил этот повод, каким бы банальным он ни был, и отослал ее, целомудренно погладив по головке. Он поцеловал ее так, будто она была ребенком. Так, словно ничего и не изменилось. Однако в том-то и дело, что все было по-другому. Когда он покинул Англию, она была наивной девочкой, молодой женой, и он владел только ее телом, жадно отвечавшим ему, испытывающим жгучие желания. Но теперь ему, оказывается, надо больше, чем физическое повиновение ее тела. Что он сказал? Он хочет, чтобы она пришла к нему так, будто между ними романтические отношения, любовь. Ему нужно от нее не только готовность, но и доверие. Он желает забрать каждую каплю ее одинокой силы, которую она копила для себя во время его долгого отсутствия. Он не хочет, чтобы она была лишь обнаженной, нет, он стремится увидеть ее трепещущей и слабой. Ранимой. Он хочет ее всю , целиком, и, проклятье, она слишком долго создавала себя, слишком долго буквально собирала себя по кусочкам, чтобы отдать просто так ему все, чего бы он ни пожелал. Нет, он может стремиться заполучить ее согласие, употребляя для этого всю свою власть и мужское обаяние, но она не собирается идти ему навстречу. Совсем наоборот. Она ведь видела искру в его глазах, намек на то, что ее провалившаяся попытка совращения вызвала в нем больший отклик, чем просто удивление. Он наклонился к ней. Он поцеловал ее. И когда она потянулась к нему, он поймал ее руку, не дав ей коснуться его. Его броня дала трещину. Кейт слышала, как в его комнате скрипнула деревянная половица. Что он там делает? Снимает оставшуюся одежду? Она посмотрела на дверь, разделявшую их, мрачным, ревнивым взглядом. Он хотел победить ее, не давая себя взамен. Хотел завоевать, а не добиться ее уважения в обмен на свое. Он хотел, чтобы все было по-старому. Но на этот раз Кейт не останется одна, снедаемая яростными желаниями. Она собирается разрушить этот его контроль, заставить его отринуть свое хладнокровие. На этот раз он тоже будет гореть. Будет хотеть. Будет жаждать ее вопреки всяческим доводам разума. И когда она победит его, жалкого и отчаявшегося, на коленях умоляющего ее… Кейт вздохнула, и практичная часть ее натуры взяла свое. Если ей и удастся поставить мужа на колени, она почувствует себя так же смущенно, как и сейчас. Она просто не будет знать, что ей с ним делать. Да, у нее были вполне обоснованные причины для гнева, но даже малейшее раздражение делало ее уязвимой. Неужели ее гневные фантазии стали всего лишь иным воплощением ее былых надежд? Она опять вернулась к своим девичьим грезам о коленопреклоненных признаниях в любви. Но ей вовсе не нужна месть. Что ей от этих мелочных насмешек? Она лишь хотела не испытывать в будущем той боли, что он причинил ей в прошлом. Кейт закрыла глаза и глубоко вздохнула. Не надо никаких грез, никаких стремлений, никаких желаний. Если она просто откажется от своих пустых надежд, он никогда не сможет ее ранить. Кейт достала одно за другим все яйца из своих карманов и положила их на стоящий перед ней ветхий столик. Мелкие хлопья пыли кружились в приглушенных лучах утреннего солнца, проникавших сквозь толстые стекла маленькой пастушеской хижины. — Я не могу сказать, когда вернусь снова, — сказала она, доставая последнее яйцо из кармана плаща. — Я думала, что удастся приходить сюда достаточно часто, но теперь появились некоторые сложности. Луиза сидела на стуле, держа на руках запеленутого младенца. Она выглядела, как никогда, женственно и благородно, даже несмотря на то, что надетое на ней удобное шерстяное зеленое платье сильно отличалось от изящных нарядов из шелка и муслина, украшавших ее гардероб в Лондоне. При этих словах ее лицо вытянулось, и она прижала младенца ближе к груди. — Сложности, — прошептала она, — терпеть не могу сложностей. Кейт начала перекладывать принесенные ею съестные припасы из корзины на стол. Ее руки и плечи отчаянно ныли после того, как она пять миль тащила весь этот груз на себе. — Здесь копченый окорок, несколько морковок и пучок зелени. Там под навесом при входе лежат припасенные картошка и репа. Я принесла еще немного лука-порея из сада — вот он. Возможно, я смогу выбраться сюда в следующий раз только через неделю. Так что тебе придется довольствоваться этой незамысловатой пищей. Она умолкла, чувствуя себя бесполезной. Луиза покачала головой. — Что за сложности могут задержать тебя на целую неделю? Кейт отвернулась и приподняла еще одну салфетку, лежавшую на самом дне корзины. Домик, где скрывалась Луиза, располагался в пяти милях к западу от Берксвифта. Когда-то это убогое строение было не более чем скромной пастушеской хижиной — четыре стены и открытый очаг. Однако со временем он превратился в небольшой трехкомнатный коттедж — летняя кухня, где располагались грубо обтесанный стол и пара табуреток, спальня и комнатушка для хранения припасов. Луиза и кормилица из Йоркшира, которую наняла Кейт, теснились на этом маленьком пятачке, как пассажиры в почтовой карете. Кейт нагнулась над корзиной в последний раз. Ее руки тесно сомкнулись на металлической рукоятке — холодной и смертельной. — Я принесла тебе… — Новости, Кейт. Мне нужны новости. — Это. — Кейт положила пистолет с серебряной рукояткой рядом с окороком. Звон, с которым пистолет коснулся стола, показался им слишком мягким, слишком спокойным, слишком будничным, чтобы принадлежать смертельному оружию. Она нашла его утром в кабинете, и ее посетило мрачное прозрение. Учитывая сложившиеся обстоятельства, ей показалось хорошей идеей принести пистолет Луизе. — Ты знаешь, как стрелять? — спросила Кейт. Лицо Луизы помрачнело. — Не совсем. Просто… просто спустить курок, да? — Харкрофт в Берксвифте. — Кейт старалась говорить быстро, потому что чем с большей скоростью она произносила эти ужасные слова, тем менее болезненными они ей казались. — До него дошли слухи о похожей на тебя женщине, сошедшей с наемного экипажа, и он в бешенстве примчался сюда. — Он знает. — Луиза помертвела лицом. Она обняла и прижала к себе спящего ребенка, желая защитить его от грозящей ему опасности. Ее глаза сузились. Однако, учитывая то, как внезапно сгорбились ее плечи и как тяжко осела она на стуле, этот жест был не более чем бравадой. — Не знает пока. Но надо быть готовыми ко всему. Он в ярости. И к сожалению, он остановился в моем доме. — Понятно. — Луиза вздохнула и улыбнулась. Это была храбрая улыбка, однако ее истинные чувства выдавал испуганный, бегающий взгляд. — Что же, по крайней мере, эти беспокойства не дадут мне соскучиться. Никогда бы не подумала, что буду сожалеть об отсутствии этих ужасных чаепитий Дамского благотворительного общества, однако сейчас я что угодно отдала бы, только бы еще раз услышать жаркие споры о преимуществах вышитых носовых платков над вязаными носками или шарфиками. — Она лениво усмехнулась. — Мне сейчас совсем нечем заняться, кроме того, как наблюдать за Джереми, а большую часть времени он спит. За время совсем не женственной тайной «карьеры» Кейт в качестве «похитительницы» жен у мужей, которые их не заслуживают, она встречалась с самыми разными реакциями. Одна женщина сбежала от своего мужа, но уже через несколько дней начала проситься обратно, настаивая на том, что он просто не проживет без нее, что он на самом деле ее любит и никогда больше не ударит. Другая скрывалась три недели в этом коттедже, не в силах даже поднять голову. Были и те, кто в полной мере воспользовались выпавшим им шансом и выскользнули на свободу, едва им представилась такая возможность. Поведение Луизы лежало где-то между этими двумя крайностями. Она настаивала на том, что должна продолжать исполнять свои обязанности супруги в течение многих месяцев, прошедших с тех пор, как Кейт впервые обнаружила, что именно с ней происходит. Когда же Луиза стала матерью, что бы она ни думала о своих супружеских обязанностях, все это отошло на второй план по сравнению с новой обязанностью матери, которой та отдалась с самозабвенной страстью. И не так много женщин, оказавшихся в сходной с Луизой ситуации, стали бы шутить о скуке, зная о том, что где-то рядом находится разгневанный муж. — Он пробудет здесь всего несколько дней, — предположила Кейт. — У него нет никаких зацепок, никаких следов — лишь слух о какой-то рыжеволосой женщине, которая наняла экипаж, а потом исчезла. Ему придется уехать отсюда максимум через неделю. Луиза кивнула. — Но пока Харкрофт здесь, он не должен меня ни в чем заподозрить. Ни на минуту. Он думает, что я легкомысленная, глупая особа, увлеченная походами по модным лавкам и организацией балов. Я хочу, чтобы он и продолжал так думать. Следующие несколько дней я посвящу себя развлечению дорогих гостей. Я буду организовывать грандиозные обеды. Я искренно обижусь, если Блейкли откажется участвовать в моих музыкальных вечерах. — С ним Блейкли? Должно быть, Харкрофт собрал всех, кто был ему хоть в чем-то обязан. Полагаю, он притащил сюда Блейкли, чтобы напугать тебя и заставить выдать мои тайные планы. Да, это и в самом деле сложности… — Ситуация усложнилась даже еще больше, — призналась Кейт. — Понимаешь, здесь мой муж. — Кархарт? Когда же он вернулся? — Вчера. Ты можешь в это поверить? Конечно, его корабль не мог сбиться с курса хотя бы на две недели… Теперь он здесь, и, в отличие от Харкрофта, который меня игнорирует, Нед будет следовать за мной по пятам и досаждать своим присутствием. Прошлой ночью… Она прикусила язык. Ей показалось неправильным обсуждать с кем-либо то, что поведал ей муж. Его обещания казались ей такими реальными в приглушенном лунном свете, таким же священным, как и брачные клятвы. Было бы почти святотатством рассказывать о них даже близкой подруге. Будь практичной , напомнила себе она. Однако прежде, чем Кейт продолжила свой рассказ, Луиза взяла ее за руку: — Я знаю, прошло много времени с тех пор… с тех пор, как ты в последний раз… Он не причинил тебе боль? Если что и было хуже, чем разбалтывать супружеские тайны, так это слышать, как Луиза утешает Кейт из-за несуществующих проступков ее мужа — человека, который кормит мятными леденцами строптивую полудикую лошадь. — Ну, ну, — успокаивающе прошептала Луиза. — Обещаю, если он только покажет здесь свой нос, я подстрелю его за тебя. Кейт только рассмеялась: — В этом нет никакой необходимости. Он никогда не был таким плохим. На самом деле он… другой. Опасный , нежный, — неуклюже закончила она фразу. — Он всегда таким был. Ты же его видела. А не думаешь ли ты, что… гм… что ты можешь рассказать ему все? Кейт внезапно почувствовала, насколько уязвимым было это ее предложение. Она не имела ни малейшего понятия, как он отнесется ко всему, когда узнает. Ее отец вспыхивал при малейшем намеке на то, что Кейт собирается предпринять самостоятельно что-нибудь интересное, будто это задевало его отцовские чувства и заставляло усомниться в его собственных возможностях. Он любил ее вспыльчивой, отчасти приторной любовью — той, что лишь усложняла ей жизнь, заставляя сидеть на месте. И скучать. Она любила отца, но скрывать от него свои занятия было жизненно необходимым. — Нет. — Луиза встала и резко повернулась, поглаживая закутанного в пеленки младенца. — Во имя всего святого, он же друг Харкрофта. — Нам будет нужен кто-нибудь, чтобы добиться развода. Должен же быть какой-нибудь другой выход, кроме бегства в Америку. Ты не можешь долго оставаться в таком состоянии. — Кейт развела руками, указывая на тесную комнатушку и все с этим связанное — скитальческую жизнь, побег от мужа, имевшего полное законное право потребовать ее возвращения, ее сына, растущего без прав и привилегий, полагающихся ему от рождения. — Конечно, это радикальная мера, но ты же можешь подать ходатайство о разводе на основании жестокого обращения. Луиза судорожно взмахнула руками: — А он поможет? Ты уверена? Какое ты имеешь на него влияние? Да моего влияния не хватило даже на то, чтобы завлечь его в постель. Если бы она имела хоть какое-нибудь влияние на мужа, он бы никогда не уехал. И к тому же вернулся он гораздо более опасный, более таинственный , чем когда-либо. Луиза тяжело опустилась на стул, и Джереми на ее руках тихонько всхлипнул во сне. — И все равно это не выход. Даже если мы будем уверены, что твой муж меня поддержит, все равно Харкрофт отберет Джереми. А я его никогда не оставлю. — Гневные нотки зазвучали в ее голосе. — Только не ему. Только не это. Я лучше умру. Несмотря на вызывающий и выспренний характер этого заявления, яростный огонь, сверкнувший в ее взгляде, свидетельствовал о его несомненной искренности. Неловкое чувство коснулось Кейт. А ведь она вручила Луизе оружие. Однако было слишком поздно отбирать у Луизы пистолет, да и случись что, это уже не имело значения. — Оружие, — облизнула губы Кейт, — следует использовать только как угрозу, понимаешь? — Ох, — горько сказала Луиза. — Я понимаю. Это в большей степени моя ошибка. Я сама позволила, чтобы такое со мной случилось. Я ничего не говорила в течение многих лет. Ни жалоб, ни протестов. Я просто смирилась с этим. Я даже думаю, что сама все это заслужила. — Никто не заслуживает ударов в живот раскаленной кочергой. — Но я не остановила этого. — Луиза смотрела невидящим взглядом. — Пока он не пригрозил Джереми, я даже не пыталась его остановить. Кейт узнала правду о периодических мифических заболеваниях своей подруги год назад. В то время она убеждала ее покинуть мужа, сделать хоть что-нибудь. Луизе потребовалось больше года, чтобы начать действовать. Невозможно было не жалеть ее после всего того, что она пережила. Кейт понимала, что ее подруга пострадала не только физически. Однако Кейт все равно не могла избавиться от легкого чувства досады. — Не говори так, — заметила Кейт. — Ты все-таки прекратила это. Ты здесь. Ты в безопасности. Никто и никогда тебя не найдет. Кейт посмотрела в окно. Расстилавшийся прямо перед ними ковер пожухлой желтоватой травы, покрывавшей холм, плавно переходил в осеннее красновато-коричневое убранство долины. Серые завитки дыма виднелись над расположенной в нескольких милях отсюда деревней. Кейт досчитала до десяти, стараясь унять досаду и успокоить свои встревоженные чувства, подождала, пока дальнее облачко дыма не исчезло и не появилось новое, и лишь потом продолжила говорить: — Я думаю, ты недооцениваешь своей собственной силы. — А ты всегда ожидаешь от меня слишком многого, — просто ответила Луиза. — Я совсем не сильная, не такая, как ты. Кейт продолжала смотреть на увядающую траву. Она не могла разглядеть отдельные былинки в этом море выгоревшей под ярким солнцем зелени, по которому периодически пробегали легкие волны, нагоняемые залетевшим ветерком. Если бы Луиза смогла заглянуть в сердце Кэтлин прямо сейчас, то она не назвала бы ее сильной. Кейт боялась Харкрофта. Ужас от того, что он может раскрыть все, вгонял ее почти что в панику. Ее собственный муж мог предать ее в любой момент, а она все равно хотела, чтобы он взял ее прошлой ночью. Она не была сильной. Нет, Кейт испытывала страх. Однако она стала профессионалом в сокрытии истинных чувств под покровом внешнего спокойствия. А теперь ее муж угрожал сорвать эту ее последнюю защиту. Она постаралась взять себя в руки, прежде чем начать говорить. — Тебе нечего бояться. — Кейт подняла подбородок и уловила взглядом какое-то отдаленное движение на холме. Кровь похолодела у нее в жилах, вся ее смелость мигом испарилась. Едва успев сделать глубокий вдох, она увидела двух всадников на лошадях. Она знала , чьи это лошади. Всадниками были не кто иной, как Харкрофт и ее муж. Рано утром, за завтраком, они говорили о том, что собираются посетить ближайшие деревеньки и порасспросить местных жителей. Кейт не думала, что они выберут эту, едва заметную тропку. — Пригнись! — шепотом воскликнула она. Луиза резко присела — так быстро, что Джереми открыл глаза и растерянно заморгал. Они прижались друг к другу на полу. И пока они будут вести себя тихо и спокойно… И тут Джереми заплакал. Нет, он не начал тихо всхлипывать, а, напротив, наморщил свой носик и завопил. Кейт никогда бы не подумала, что этот сверток пеленок, размером едва ли больше кочана капусты, может испускать такой шум. Она в ужасе уставилась на Луизу. И с этим ничего нельзя было поделать. Луиза пыталась укачивать его, поглаживая по спинке, и бросала обеспокоенные взгляды на Кейт. И все равно по-прежнему не было никаких причин, по которым бы мужчины внезапно изменили свои планы и решили заглянуть в отдаленную пастушескую хижину. Дорога, по которой они ехали, проходила примерно в четверти мили от этого домика и вела вдоль холмов к деревне, до которой было восемь миль пути. Даже если они и подъедут ближе, то не увидят ничего примечательного, разве что только не заглянут прямо в окно простой пастушеской хижины, покинутой с приходом осени своими хозяевами. И как бы громко ни заливался Джереми, им надо было бы подойти очень близко, чтобы услышать его плач. Сделают ли они это? Руки Кейт похолодели. Она не была уверена, сама ли она дрожит, или это Луиза, — они так близко прижались друг к другу, что охвативший их трепет слился воедино. Кейт не могла позволить себе поддаться страху. Если мужчины подъедут ближе — заглянут в хижину, — ей надо будет немедленно действовать, чтобы предупредить их неизбежные вопросы. И пистолет здесь ей не поможет. Истошный плач Джереми замер на время, необходимое младенцу, чтобы перевести дыхание. На мгновение Кейт удалось различить шум ветра, колышущего траву и мелкий кустарник, которым порос холм, неуместно веселую и счастливую трель дрозда в соседнем лесочке. Джереми продолжил плакать, однако его испуганный рев постепенно затихал, перейдя через несколько минут в негромкое всхлипывание. И все же ей по-прежнему казалось, что она чувствует топот копыт, приближающихся все ближе и ближе, уже преодолевших разделяющее их поле. Кейт застыла в напряженном ожидании, ее пальцы дрожали. Но нет, похоже, ей только почудилось, и она приняла за топот копыт яростные удары своего сердца. Ничего не произошло. Не было слышно ни звука, за исключением затихающих всхлипываний Джереми. Они были в безопасности. — Вот видишь. — Кейт перевела дыхание и слабо улыбнулась. — Не о чем и беспокоиться. Я сейчас быстренько поднимусь и посмотрю… Она привстала и подобралась к окну. Менее чем в двухстах ярдах от них Харкрофт и Нед ехали по полю. Они пересекали луг параллельно пастушеской хижине. Казалось, что всадники и не смотрят в сторону ветхого строения, однако все могло измениться, заметь они стоящий у окна женский силуэт. Кейт похолодела от ужаса. Внезапное движение могло только привлечь еще больше внимания. Она медленно отступила в тень. Кейт пристально наблюдала за ними, ее сердце бешено стучало в груди. Наконец они пришпорили лошадей и двинулись дальше. Всадники проехали мимо, а затем рысцой принялись взбираться на холм, видевшийся позади скромного пристанища беглянки. На полдороги в гору Нед привстал на стременах. Кейт не видела его лица, но, судя по его позе, он смотрел прямо в ее сторону. Вряд ли, конечно, он мог заглянуть в их слабо освещенную комнату. Совсем уж невозможным представлялось предположение, будто он мог рассмотреть ее фигуру сквозь толстое, мутное стекло. Немыслимо было даже и подумать, что он каким-то невероятным образом догадался, что здесь происходит. Кейт повторяла про себя эти успокоительные сентенции, моля Бога, чтобы они соответствовали истине. Возможно, эти отчаянные молитвы были услышаны, потому что ее муж отвернулся. Она наблюдала за его удаляющейся фигурой, сильно искаженной толстым и грубым стеклом, пока он не скрылся за холмом. И лишь тогда Кейт снова смогла спокойно вздохнуть. — Они уехали, — хрипло провозгласила она самым веселым тоном, на который была в тот момент способна. — Ты была у Харкрофта прямо перед носом, моя дорогая, а он ничего и не заподозрил. Видишь, тебе вовсе не о чем беспокоиться. — Да, — согласилась Луиза, однако, судя по ее тону, ее не особенно убедили притворно бодрые заверения Кэтлин. Она взглянула в лицо Джереми. — Ты понимаешь? — сказала она ему. — Мы в абсолютной безопасности. Глава 8 Кейт не осмелилась возвращаться в Берксвифт прямым путем. Посещение Луизы и так было достаточно большим риском. Однако стоит ей повстречать Харкрофта на этой пыльной широкой дороге — и его подозрения, никогда не ослабевавшие, разгорятся с новой силой. Она выбрала окольную тропинку, которая петляла вдоль окружавших поля изгородей и проходила через невысокий редкий лесок. Это значительно увеличило время пути, занявшего не два, а три часа. Когда она приблизилась к дому, уже начали опускаться сумерки. Тропинка уперлась в неглубокий ручей, перейти который можно было только по скользким, ненадежным камушкам, указывающим путь. Она начала переправу, балансируя зажатой в руке пустой корзинкой. По обоим бережкам ручья росли невысокие деревья, желтая крона которых уже частично облетела, и листья сплошным ковром устилали землю. Прогулка успокоила ее страхи. Поля были овеяны особой осенней тишиной, а этот ручеек являл собой упоительную картину сельского умиротворенного уединения — негромкое журчание спокойных вод, удаленность от людских взоров. Она ступила ногой на последний покрытый зеленым мхом камушек почти у самого берега. И в этот момент из-за дерева появился ее муж. Кейт вскрикнула и отшатнулась. Мгновение она пыталась сохранить равновесие на скользком камушке, отчаянно размахивая руками. Ее корзинка взмыла в воздух. Нед подошел ближе. Его руки сомкнулись вокруг ее талии, и он заключил Кейт в объятия. Он был твердый и сильный. Сердце ее бешено забилось, едва она коснулась его груди. Его дыхание раздавалось совсем рядом с ее грудью. И даже после того, как она ощутила под собой твердую землю, он не выпустил ее из рук. — Нед, ты удивил меня. Ты подошел так тихо. Он оглядел ее свысока, держа за руки. — Какой ужасный проступок с моей стороны! Возможно, мне следовало бы носить колокольчик, как корове. Она слегка отклонилась назад, чтобы взглянуть ему в глаза. В сгустившейся тени, отбрасываемой ветвями деревьев, они казались темными, бездонными колодцами. И в них уж точно не было ничего коровьего. В сумерках они показались ей скорее волчьими. Ее сердце вновь учащенно забилось. — Или как козочке, — заметила она. — Если ты помнишь, у меня были некие претензии относительно этих созданий. Однако его было нелегко смутить. — Где ты только что была? Нет. В нем определенно не было ничего коровьего. Этот его вопрос затрагивал весьма опасную и неприятную тему. — Гуляла. — Кейт перекрутила завязку плаща в руке. — О, я пошла навестить кое-кого из наших арендаторов и занести им немного провизии. У нас в последнее время слишком хорошо несутся куры — я решила раздать лишнее несчастным, у кого, возможно, нечего поставить на стол к обеду. — Она не могла отвести от него взгляд, не могла позволить ему заметить, насколько ее обеспокоил его вопрос. — Кроме того, прогулки очень полезны для здоровья, так мне сказал мой врач, а у меня совсем не было возможности гулять в Лондоне. Лондон — грязное, дымное место, где в парках так много других людей. Там мне совсем не удавалось побыть в одиночестве. — Она говорила слишком много. Он убрал руки с ее талии. — Ты была одна? — Конечно. С кем бы еще я могла гулять? — Я не знаю. Я спросил только потому, что ты как-то виновато от меня отпрыгнула. — Не виновато, а испуганно, тиран. — Она легко хлопнула его в грудь рукой, словно затевая веселую игру, однако он не ответил. — А что ты делал, спрятавшись и выслеживая кого-то за этими деревьями? — Я не выслеживал, — ответил он. — Я ждал тебя. Я заметил, как ты шла через верхнее поле. И миссис Эванс сказала мне, что ты отправилась отнести кое-какие продукты арендаторам. Но кто же живет там, на западе? Кейт почувствовала, как неприятный холодок коснулся ее рук. Он переместился ей за шиворот, пробежал по позвоночнику и, наконец, затих холодной и неприятной массой где-то в животе. Ее отец всегда принимал на веру ее рассказы, не задавая никаких вопросов. Она и представить себе не могла, что Нед задумается над тем, что она сказала. — О, — воскликнула она ненатурально бодрым голосом, — только миссис Элкот. Она уже в летах. Я решила вернуться домой кружным путем. Он взглянул на нее. Может, это было просто ее не на шутку разыгравшееся воображение, но ей внезапно показалось, будто она разглядела подозрение в неловком движении его губ. — Ты, должно быть, понимаешь, что мне хотелось некоторое время побыть одной и подумать. Столько всего изменилось за последние дни. — Но ведь Элкоты живут в деревне, — заметил Нед. — Нет. Больше нет. — Кейт ответила немного резко, но уж лучше показаться невежливой, чем позволить ему распознать испуганные нотки в ее голосе. Последнее время ей чудилось, что все разговоры имеют отношение к Луизе. Он удивленно поднял брови и окинул ее внимательным взглядом. Кейт представила себе, будто в его голове заработал некий точный механизм, который складывал факты и делал неумолимые и весьма логичные умозаключения. Видел ли он ее в пастушеском домике? Нет, это было невозможно. — Ты мне ничего не хочешь сказать? — Его голос казался таким добрым, таким заботливым. Кейт вздрогнула. Сказать ему? Нет, прежде она должна доверять ему. А до этого было еще далеко. Даже история миссис Элкот представлялась ей опасной для его слуха. Услышав ее, он может начать складывать воедино все странные, необъяснимые события. Ведь именно Кейт сделала так, что миссис Элкот больше не живет вместе со своим мужем в деревне. — Есть ли что-то, что я должен узнать? — повторил Нед. — Да, — сказала Кейт и привстала на цыпочках. Совсем не влечение руководило ею, когда она неловко коснулась его губ своими губами, а скорее смятение и растерянность. Ей необходимо было время. Он был явно ошарашен, но его руки с готовностью сомкнулись у нее на талии. Когда она положила свои ладони ему на грудь, его губы раскрылись в ответном поцелуе. Он коснулся ее языка своим. Она ощущала его тело, его сильные руки, прикосновения его бедер. А потом он приподнял ее и крепко прижал к себе. Он казался горячим и жарким, однако пламя, которое исходило от него, вовсе не могло растопить ее усиливающуюся панику. Она тонула в его объятиях, не в силах оторваться от его крепкой мужской груди, ее ноги были прижаты к его бедрам. Кейт протянула руку и провела ей по его щеке, ощутив легкое покалывание щетины. Это началось как поцелуй, порожденный безысходностью и паникой, — самый простой способ избавиться от ненужных вопросов, лучшее средство выиграть время для размышлений. Однако Кейт явственно осознала, что размышления — это последнее, чем она может заниматься, когда их губы слились в поцелуе. То, что задумывалось как средство избавиться от замешательства и испуга, лишь только усилило эти чувства. Ее губы онемели, словно скованные испытываемым ею страхом, она отчаянно искала его язык своим. От него веяло сладковатой горечью. Она не могла целовать его, не вспоминая о грустной очевидности его ухода. Она не могла ощущать теплое обещание его рук, обхвативших ее талию, не сознавая необходимость держать его подальше от своих тайн. Ее поцелуй говорил о годах одиночества, а у его тела не было ответов. Кейт смогла бы, вероятно, вместить все свои разбившиеся вдребезги супружеские ожидания в одном этом поцелуе, если бы Нед позволил ей продолжить. Но он не сделал этого. Те самые сильные руки удержали ее на месте. Он поднял голову и взглянул ей в глаза. Однако она сомневалась, что он сможет разглядеть там правду в приглушенном свете последних солнечных лучей, едва проникавших сквозь желтую крону деревьев. — Это было просто замечательно, — низким голосом проговорил он, — но не похоже на ответ. Проклятье! — Муж миссис Элкот остался в деревне, — тихо сказала Кейт, — а сама миссис Элкот перебралась на старую ферму Лири. Еще два года назад. — А какого дьявола она это сделала? — Потому что муж избивал ее, — резко ответила Кейт, — а теперь, когда она уже в годах, он может переломать ей все кости. — Он согласился жить отдельно? Ее муж все равно узнает правду: все, что ему надо, — навести некоторые справки в деревне. Кейт опустила глаза и неохотно пояснила: — Он поступил так после того, как я вынесла это решение. — Миссис Элкот относилась к тем немногим женщинам, которым она была в силах помочь открыто. Кейт являлась владелицей поместья. В отсутствие мужа ее слово хотя и не считалось в полной мере законом, но было очень убедительным. — Ты вынесла решение, — повторил Нед. — А почему ты решала это? — Потому что тебя здесь не было. Он задумчиво потер рукой подбородок. Потом тряхнул головой, словно стараясь избавиться от предубеждения. — Я и не подозревал, что мой отъезд повлек за собой столько последствий. Похоже, тебе на плечи легла серьезная ответственность. Кейт хотела , чтобы он ее недооценивал. Ей было просто необходимо ради Луизы, чтобы он не знал ничего об ее настоящей, тайной жизни. Однако ради себя она бы с удовольствием толкнула его в грязь и слякоть глинистого берега ручья только за одни эти заботливые интонации, прозвучавшие в его голосе. — Возможно, ты успел заметить, что я вовсе не согнулась под этой ношей. — Конечно, я вовсе не хотел сказать, что ты оказалась недостойной этой задачи, — ругая себя за оплошность, поспешил уверить ее Нед. — Я и не сомневаюсь, что ты великолепно со всем справилась. Я просто хотел сказать, что мне не следовало допускать того, чтобы тебе пришлось с этим столкнуться. Ах да, и упаси боже, чтобы она выкроила время в своем легкомысленном расписании для того, чтобы подумать о чем-то существенном. — О, и в самом деле, — заметила Кейт, снова переходя на отстраненное «вы», — этот случай отнял у меня несколько очень ценных дней и отсрочил мою поездку на Бонд-стрит. В результате в тот год мне пришлось отправиться на открытие сезона в оперу в поспешно купленных готовых перчатках. Можете себе представить, какой это был стыд и позор! Она лишь хотела сказать этим: начиная с шестнадцати лет я принимала и гораздо более ответственные решения . — Ты на что-то сердишься? — удивленно спросил он. — О да, и еще как. В тот год был большой недостаток павлиньих перьев, и, поскольку я опоздала к началу сезона, мне пришлось довольствоваться бриллиантовыми булавками. Нед нахмурился, глядя на нее: — Я сказал что-то не то? Всего лишь это заботливое и участливое внимание. Ей казалось, что оно окружает ее всю жизнь. Отец с детства пытался всячески оберегать ее, обращаясь с ней так, как и следовало обращаться с леди. Считалось, что леди должны организовывать музыкальные вечера, а совсем не побеги. Неду не понять, что она стремилась к большему. Кейт представила, как бы она ему об этом рассказала. Я хотела большей ответственности и потому начала «похищать» жен. Ты знаешь, что Луиза уже седьмая? Нет. Это не выход. — И все-таки я что-то сказал, — повторил он, не сводя с нее глаз. — Ты определенно на меня рассердилась. — Я прихожу в совершеннейшую ярость, стоит мне только подумать о тех бриллиантах, — со вздохом ответила Кейт. — Запомните: если любите женщину — покупайте ей сапфиры. Нед уставился на нее так, будто она объявила, что собирается произвести на свет котят. — Я никогда, — наконец медленно произнес он, — никогда в жизни не пойму женщин. Да, и это так. Только Кейт не знала, стоит ли ей благодарить за это Господа или заливаться слезами. У Неда больше не было возможности поговорить с женой этим вечером, да и в любом случае он сомневался, что она скажет ему что-нибудь вразумительное. После ужина Кейт весело спросила, не хочет ли кто-нибудь сыграть в прятки. Она высказала эту идею с ослепительной улыбкой, и если бы это был обычный домашний вечер, ее предложение не осталось бы без внимания. Однако на этот раз Харкрофт смерил ее долгим, пристальным взглядом, покачал головой и, не сказав ни слова, покинул залитую светом столовую. Дженни вежливо извинилась от своего имени и имени супруга. И когда они все разошлись, Нед снова увидел на лице Кэтлин то самое знакомое выражение — странную смесь удовлетворения и горечи. Нед не мог отделаться от чувства, что Кейт уже играет в предложенную ею игру. Он не был уверен в том, какую роль ему отвела она в этой забаве, но почувствовал себя неловко. Однако, по-видимому, никто этого не заметил, и Нед оказался предоставлен самому себе. За всем этим что-то стояло, нечто на первый взгляд незаметное. Он отправился разыскивать Дженни, которая обладала более острым взглядом и умением подмечать детали. Внезапно Нед остановился, привлеченный полоской света, видневшейся из приоткрытой двери расположенного на первом этаже кабинета. Нед заглянул в комнату. Харкрофт повернулся, услышав, что кто-то вошел. — А, Нед, твоя жена сказала мне, что я могу занять эту комнату. Надеюсь, я не помешал твоим обычным занятиям. — О нет, нет. У меня есть стол в комнате наверху. Харкрофт разложил на столе большой лист бумаги. Подойдя ближе, Нед понял, что это выполненная от руки карта местности, с нанесенными на нее карандашом дорогами и населенными пунктами. Россыпь деревянных стружек и тот самый карандаш украшали угол полированной столешницы. Красная точка в центре чертежа обозначала место, где, по слухам, видели женщину, похожую на Луизу. Двумя булавками были отмечены деревни, в которых Харкрофт уже успел побывать сегодня вместе с Недом. — Ты достаточно педантичен, — заметил Нед. По какой-то неясной причине эти две булавки, словно ежовые иголки, торчащие из карты, вызывали у него неловкое чувство. — Я не могу позволить себе ничего упустить. Важно осмотреть даже отдельные дома, поскольку их владельцы могут обладать полезными сведениями. В оранжевом свете масляной лампы волосы Харкрофта отливали медью. Он нахмурился и, склонившись над картой, так внимательно уставился на эти булавки, что Неду показалось, будто под его огненным взглядом они раскалятся добела. Нед знал Харкрофта много лет. Строгое выражение его лица не было ему в новинку. Харкрофт выглядел как заносчивый, сердитый ангел с золотистыми волосами, но усталый и сутулый. Он всегда казался безупречным — просто чертовски безупречным. Однако после его исповеди той давней ночью Нед стал подозревать, что и у него есть изъяны. Харкрофт налил себе хереса, но, как обычно, его бокал стоял почти нетронутым рядом с картой. Он резко распрямился и вздохнул, приглаживая рукой волосы. — Я могу помочь тебе в твоих странствиях, — заметил Нед. — Я провел в юности немало времени, слоняясь по окрестностям, так что мне довольно хорошо знакомо все в округе. — Он взял карандаш и поставил небольшой крестик между двумя холмами. — В этой долине располагается пять маленьких фермерских домиков. Не совсем деревня, но дома построены не так далеко друг от друга. Участки земли расходятся отсюда. И здесь… Харкрофт согласно кивал, пока Нед продолжал свой рассказ. Было приятно чувствовать себя полезным , знать, что хоть кто-то охотно с тобой разговаривает. Нед подробно описывал местность, расположенную в пределах одного дня пути на лошади от Берксвифта, начиная с севера и двигаясь далее по часовой стрелке. И лишь когда они достигли самого южного угла карты, Нед остановился, чтобы вновь заточить карандаш перочинным ножом. — К западу от нас совсем немного обитаемых строений, — сказал он. — В основном здесь расположены пастбища. — Он показал на карте старую ферму Лири, вспомнив слова Кейт, сказанные ему днем. — Миссис Элкот, очевидно, живет здесь одна. — Нед поставил необходимую закорючку. — Ее дом находится достаточно далеко от других дорог. Только теперь, рассматривая эту самодельную карту, он в точности припомнил, насколько далеко располагался ее дом от всех ближайших дорог — около тридцати минут езды на лошади. А пешком? Путь Кейт должен был быть значительно дольше. Больше часа. И еще два или три часа, чтобы вернуться домой окольным путем. Она не могла оказаться в том месте, где он ее встретил в то время. Даже если она шла очень быстро и почти не задержалась у миссис Элкот. — Что-то не сходится, — заметил он вслух. — Я понимаю это чувство. — Харкрофт протер глаза. — Мне тоже кажется, будто я упустил нечто важное прямо у себя под носом, и стоит только вернуться назад, как все станет ясно. — Есть еще один дом. — Нед передвинул карандаш на несколько дюймов на север. — Он совсем заброшен — пастухи используют его весной и летом. Он прямо здесь, у холма. Мы проезжали его сегодня утром. Однако в это время года он пустует. — Возможно, я заскочу в эти два пункта завтра утром, — решил Харкрофт, наблюдая, как Нед рисует на плане еще одну закорючку, изображающую пастушескую хижину. Нед напугал Кейт днем. Частое дыхание, внезапная бледность — налицо были все признаки испуга. Казалось, что она пришла в ужас при одном его виде. И виной тому было не только его внезапное появление. Его вопросы настолько смутили ее, что она бросилась в его объятия с этим испуганным поцелуем, более напоминающим пародию. А ведь он совсем ничего не сделал — только спросил о миссис Элкот. — Кейт говорила с миссис Элкот сегодня днем, — медленно произнес Нед. — Она бы сказала нам, если бы женщина что-нибудь видела. — Он потянулся за булавкой, чтобы отметить эту точку на карте. Харкрофт наклонился вперед и задержал его руку: — Нет. Думаю, нет. — Кейт — подруга леди Харкрофт. Я знаю, она хочет помочь. — Она всего лишь женщина. Она могла задавать вопросы слишком мягко или недостаточно внимательно выслушивать ответ. Нед, все эти три года я постоянно видел твою жену рядом с моей. Будь у нее в голове что-нибудь, кроме последней моды на шляпки, я бы это заметил. Его уничижительное замечание прозвучало как-то слишком уж похоже на эхо собственных слов Кейт, которые он услышал от нее совсем недавно. Нед ощутил, как его снова коснулось странное и неловкое чувство. Он определенно что-то упустил. — Что же, — заметил он, — тогда я сам сделаю это завтра утром. Я знаю миссис Элкот, и, если то, что рассказала мне Кейт, правда, старушка скорее разговорится со мной, чем с незнакомцем. Тебе лучше отправиться сюда. — Он указал восточное направление на их импровизированной карте. — Сконцентрируйся на городках со значительным населением — в любом случае это будет лучшим использованием твоего времени. Я же заскочу в эти два дома. Ощущение, будто что-то ускользнуло от него, усилилось. Харкрофт покачал головой: — Хорошо. Так и поступим. Я думаю, что все успею, если выеду завтра рано утром. — Он, потягиваясь, поднялся из-за стола. Нед продолжал смотреть на карту. — Меня удивляет лишь одна вещь, Харкрофт. Дженни и Гарет провели сегодня весь день в поисках известий о разбойниках, которые могли скрыться с твоей женой. Однако ты расспрашивал лишь о женщине с ребенком. Ты думаешь, она могла уйти по собственной воле? Харкрофт замер с поднятыми руками. — Я не могу позволить себе исключать никакой возможности. — Но почему она могла пойти на это? — Кто же в состоянии объяснить женские поступки? — Он пожал плечами, будто для него все женские страхи сводились лишь к глупым капризам. — Честно говоря, я просто не понимаю тех женщин, которые утверждают, будто им следует предоставить право голосовать или владеть собственностью. Едва они получат право голоса, как непременно изберут парня с самыми изящными усами. Или того, кто пообещает провозгласить новую моду. — Ну, это сильно сказано. — Едва ли. Как показывает мой опыт, в случаях, когда женщина начинает думать, будто в состоянии принимать важные решения, ее поведение следует расценивать как неоспоримое свидетельство невменяемости и недееспособности. То есть наглядное доказательство того факта, что она настолько глупа, что не может понять, что ей просто от природы не дано это. Нед закрыл рот. Харкрофт расстроен, несчастен. Неудивительно, что он чувствует предубеждение против женщин, особенно принимая во внимание все обстоятельства. Харкрофт окинул его недоверчивым сердитым взглядом: — Ты, естественно, не думаешь, будто женщины заслуживают больше прав? Что они в состоянии вести мужские дела? Отец Неда умер в результате произошедшего на охоте несчастного случая. Матушка практически в одиночку вырастила его — выбирая ему учителей, стараясь удостовериться, что от своих кузенов и дядюшек он выучился охотиться и боксировать, а от деда перенял основы управления поместьем. Чуть позже, на исходе своей юношеской поры, он наблюдал за тем, как Дженни, маркиза Блейкли, справлялась с ситуациями, которые могли поставить на колени любого мужчину. Неду было знакомо всеобщее убеждение, будто женщин следует защищать от окружающего их жестокого мира, однако в его частной жизни у большинства известных ему женщин не было особенной мужской защиты. И тем не менее они всегда побеждали. Возможно, именно поэтому ему было сложно участвовать в спорах, которые вели большинство его соотечественников по поводу предоставления женщинам традиционных мужских прав и привилегий. В его жизни женщины всегда обладали этими прерогативами. — Я понимаю, ты беспокоишься о том, как леди Харкрофт сможет прожить самостоятельно, — мягко предположил он, — но мой опыт показывает, что женщины способны на гораздо большее, чем мы можем предположить. Уверен, она еще удивит тебя тем, что ей удалось сделать. Однако Харкрофт, по-видимому, не услышал слов Неда. Напротив, он досадливо хлопнул себя кулаком по другой руке. — На самом деле, — заявил он, — мы должны считать их недееспособными в принципе — не имеющими права владеть собственностью, продавать ее, свидетельствовать в суде против мужчин, которые их защищают, получать развод, какие бы ни были тому причины. — Замужние женщины и так не могут владеть собственностью по закону, — заметил Нед. — Они и так не могут свидетельствовать в суде против своих мужей. И развод возможен для женщины лишь в исключительных случаях доказанной жестокости супруга. Харкрофт тихо кашлянул: — Да ты только послушай себя. Не говори мне, будто ты последователь Бентама [17] . Как ты можешь повторять эти жалкие женские жалобы? Все это неоднократно обсуждалось в газетах и было предметом многочисленных политических дискуссий. Нед устало покачал головой. — Да, — ожесточенно сказал Харкрофт, — я бы желал видеть, чтобы всех женщин признали слабоумными в принципе. И тогда они не смогут распоряжаться собственностью, не будут угрожать нам самой возможностью свидетельства в суде, они никогда не покинут своих супругов, поскольку, если осмелятся пойти на это, им нигде не найдется пристанища. 17 Бентам Иеремия (Джереми) (1748–1832) — английский философ, социолог, юрист, общественный деятель. Был сторонником свободы слова, женского равноправия, права на развод, запрещения рабства, пыток и телесных наказаний, выступал за права животных. Нед не мог серьезно воспринимать эти заявления. Вероятно, злобные многозначительные фразы его друга были продиктованы всего лишь мучительными, горькими переживаниями. Едва только Харкрофт отыщет свою жену, он, несомненно, будет испытывать более теплые чувства. Нед впервые увидел леди Харкрофт вскоре после ее свадьбы. Она вышла замуж очень рано — в пятнадцать лет, если он правильно помнит. И она всегда казалось ему маленьким, робким созданием, готовым немедленно броситься исполнять малейшую прихоть своего супруга по его первому же слову. За исключением тех дней, что она вынуждена была проводить в постели из-за каких-то своих недомоганий. Она часто болела. Однако, когда чувствовала себя хорошо, не отходила от мужа. Харкрофт мог только пошевелить пальцем, а она уже мчалась исполнять его просьбы. Несомненно, едва граф получит леди Харкрофт обратно в целости и сохранности, он вспомнит, как внимательно относилась к нему жена. Однако, наблюдая сейчас за ним, сидящим в кресле и уставившимся на карту с таким выражением, словно был способен извлечь супругу из ее неведомого укрытия силой одного только взгляда, Нед все меньше и меньше верил собственным благим предположениям. Нет, он явно что-то упустил. Нед чувствовал себя так, будто, складывая один за другим столбики цифр, внезапно получил результат, который, как ему было прекрасно известно, просто не мог быть правильным. Только бы найти эту ошибку. — Тебе доводилось встречать мою мать? Кажется, ты имел честь быть ей представлен? — мягко поинтересовался Нед. — Или маркизу Блейкли? — Нед мог бы добавить к этому списку и свою жену, если бы уже не знал, что Харкрофт испытывает против нее явное предубеждение. — Ни одну из них нельзя назвать примером слабоумного поведения. — Возможно. — Харкрофт отмахнулся от этой попытки ему возразить. — Возможно. Мне пора спать. Нед попрощался с ним и продолжил изучать лежавшую перед ним карту. Чувство неловкости не покинуло его даже после того, как удалился Харкрофт. В тусклом свете масляной лампы карандашные пометки казались неуклюжими детскими рисунками, которым не удалось передать ускользающую реальность. Цифры у него в голове по-прежнему не хотели складываться в нужную сумму. Два и два сходились вместе, однако они лишь давали размытые указания, намекали на отдаленную возможность, что где-то может скрываться четыре. Он совсем отчаялся разобраться во всем этом, когда у него стала болеть голова. Нед тысячу раз проезжал мимо маленькой пастушеской хижины на гребне холма — аккуратного строения из скрепленного известковым раствором камня, — не обращая на нее внимания. Да и у него никогда не было на это особых причин. Иногда пастухи жили в этом укрытии. Когда ему было двенадцать, он как-то на спор влез в этот домишко и был разочарован открывшейся ему весьма прозаичной картиной. С тех пор он больше и не задумывался о скромной хижине. Теперь он взглянул на строение более внимательно. Серая кобыла почувствовала его неловкость и переступила с ноги на ногу. Этот визит казался ему пустой формальностью, затеянной лишь с целью убрать еще один пунктик из списка Харкрофта. В ярких лучах утреннего солнца казалось нелепым заподозрить хоть в чем-нибудь эту мирную хижину. Живописные плети вьюнка обвивали входную дверь, едва заметные облачка дыма вылетали из трубы, чтобы немедленно быть подхваченными легким ветерком, разметавшим их в клочья. Дом казался маленьким, уютным и вовсе не заслуживающим его внимания. За исключением одной небольшой детали. Если это место считалось необитаемым, кто же тогда разжег огонь? Это в сочетании со вчерашним поведением Кейт, странными заявлениями Харкрофта вечером… Он спешился и привязал поводья кобылы к столбику перед входом. Неду даже немыслимо было себе представить, чтобы фантазии Харкрофта о том, будто его жена находится где-то здесь, в его поместье, могли оказаться реальными. Однако этот дымок… В конце концов, дом могли захватить разбойники. В холодном свете утреннего осеннего солнца ночные страхи показались ему абсурдными. Нед покачал головой. Податливое воображение может завести его слишком далеко, если он только даст ему разыграться. Следовало не забывать о некоторых важных деталях. Во-первых, это была всего лишь продуваемая всеми ветрами пастушеская хижина. Разбойники же обычно предпочитали бывать в местах с легким доступом к элю. И женщинам. И будущим жертвам. Во-вторых, дом располагался на принадлежащей Неду земле. Хотя Нед и не был специалистом в этом вопросе, но, по его мнению, сумасшедшие девы скорее предпочли бы разгуливать с распущенными волосами по безлюдным вересковым пустошам, чем разжигать скучный маленький огонек в уютном домике. Скорее всего, сюда забрел один из пастухов, осматривая окрестности и готовясь к предстоящей зиме. Несомненно, он решил здесь немного прибрать, прежде чем наступят зимние холода. Например, починить крышу. Безусловно, всему этому есть самое простое объяснение. Какое угодно, но оно будет гораздо более вероятным, чем его предположение, будто хижина занята бандой неизвестных злоумышленников, похитивших жену Харкрофта и скрывающихся в пастушеской хижине, расположенной на земле, принадлежащей его другу. Нед подошел к двери и громко постучал. Однако, как он ни прислушивался, ничего не услышал в ответ. Ни быстрых шагов. Ни поспешных, испуганных криков. Ни сигнала тревоги — пиратского призыва к оружию. Казалось, даже ветер затаил дыхание. Нед осмотрелся, чтобы убедиться, что следы обитания ему не привиделись. Однако тонкая струйка дыма по-прежнему поднималась из трубы. Из-за закрытой двери тянуло теплом. В доме определенно кто-то был. Ни один пастух не оставил бы очаг непотушенным в такую сухую осень. — Дрейвен? — попытался позвать он. Нет ответа. — Стивенс? Дэрроу? — Он буквально сломал голову, силясь вспомнить, кто еще из пастухов работал на этой земле. — Доббин? — наконец воскликнул Нед. Последнее имя могло быть продиктовано лишь отчаянием — Доббин был пастушеской собакой. Кто бы там ни был внутри, он, вероятно, отошел на несколько минут. У Неда, несомненно, найдутся крепкие слова для парня, оставившего непогашенный огонь в хижине. Однако почему бы не подурачиться, ожидая возвращения пастуха? Нед рванул ручку двери. — Ну что же, леди Харкрофт. — Он произнес это имя громко, придав голосу значительное и серьезное звучание и стараясь сдержать улыбку. Это помогло ему посмеяться над своими собственными фантазиями, еще раз показало всю их необоснованность. — Вы обнаружены. Наконец-то я вас нашел. Разбойники, приготовьтесь предстать перед лицом закона! Ха! Если бы действие происходило в романе, а Нед был боу-стрит-раннером [18] или древним рыцарем, он бы драматически вышиб дверь ногой. Конечно, за этим неизбежно последовали бы смущенные объяснения, и ему бы сконфуженно пришлось просить своего управляющего отремонтировать повреждения. Нед остановился на том, что просто толкнул дверь внутрь. 18 Боу-стрит-раннер (Bow Street Runner, англ.) — «ищейки с Боу-стрит». До 1829 г. в Англии не было профессиональной полиции. Каждый мог взять на себя роль тайного сыщика и приводить в суд разбойников, взломщиков и убийц. Одним из первых со сложившимся положением решил бороться писатель и мировой судья Вестминстера Генри Филдинг. В 1750 г. он убедил министерство внутренних дел отпустить деньги на оплату труда дюжины его помощников, которые и стали первыми «полицейскими». Поскольку суд Филдинга находился на Боу-стрит в Лондоне, то его людей прозвали «боу-стрит-раннерами» — ищейками с улицы Боу. И лишь 7 декабря 1829 г. в Лондоне была основана государственная полиция Скотленд-Ярд, в штате которой первоначально находилось 1000 полицейских. Он ожидал увидеть маленькую, тесную комнатушку пастушеского дома, в которой едва помещался грубый стол на козлах и самодельный очаг. Однако Нед был, мягко сказать, ошеломлен, обнаружив там несколько мешков, набитых, по-видимому, картошкой или репой, и маленький мешок с мукой. Единственная причина, по которой он не счел открывшуюся ему картину странным сном, была веревка, протянутая из одного угла комнаты в другой. На веревке сохло белье. Да, ему бы просто никогда не могло присниться нечто столь прозаичное. Едва Нед смог отвести взгляд от этой диковины, он оказался еще более потрясен, заметив лично леди Харкрофт, стоявшую настолько далеко от двери, насколько позволяли тесные размеры помещения. Ее темно-рыжие волосы были заплетены и убраны в аккуратную прическу, на ней надето скромное коричневое платье, лишенное украшений. Он был настолько изумлен, увидев ее после всей этой задуманной им с целью посмеяться над собой дурацкой бравады, что у него ушло несколько секунд, чтобы осознать, что она держит в руках. Это был пистолет с серебряной рукояткой. Призрак его ночных кошмаров. И она направила его на Неда руками, показавшимися ему удивительно твердыми. Все его добродушное веселье мигом испарилось. Неприятное, неловкое чувство, посетившее его вчера вечером, вернулось, грозя перерасти в настоящую панику. — Черт бы меня побрал! — Казалось, его губы движутся сами по себе. Он выпустил дверную ручку. Леди Харкрофт не отвечала. Ее губы были твердо сжаты. — Господи боже мой, леди Харкрофт, разве вы банда разбойников? Казалось, она совсем не слышит его слов, что, вполне возможно, было и правдой, поскольку весь мир для нее сузился в тот момент до ледяных ударов ее пульса. Ее плечи выпрямились, и она наставила дуло пистолета прямо в грудь Неда. — Вы же понимаете, что это было шуткой. О том, что вы предстанете перед законом. — Ему больше не было весело. Он даже не был смущен. Он просто не мог избавиться от нелепого, абсурдного ужаса. — Мистер Кархарт. — Голос леди Харкрофт дрожал, чего нельзя было сказать о ее руках. — Мне очень жаль. Правда. — Подождите. Нет. Но она уже прищурила один глаз и, прежде чем Нед успел сдвинуться с места, спустила курок. Глава 9 Курок сработал с резким металлическим щелчком. Этот звук эхом отозвался в ушах Неда, однако показался ему гораздо тише, чем дымный взрыв пистолетного выстрела, которого он ожидал. Она уставилась на него, не опуская дула пистолета, ее глаза расширились. — Будь ты проклята, Кейт. — Голос ее звучал глухо. — Не смейте приближаться ко мне, мистер Кархарт. Или я… — Луиза скривилась. — У меня есть нож. — Последние слова она произнесла с неуверенной дрожью в голосе, будто бы это был вопрос, а не утверждение. Нед был не настолько потрясен своим неожиданным спасением, чтобы не заметить того факта, что леди Харкрофт упомянула его жену в своих проклятиях. — Все совсем не так, как вам показалось, — быстро проговорил он. Она огляделась, несомненно ища глазами какой-нибудь грязный нож, чтобы применить его против Неда. — Я здесь для того, чтобы помочь, — продолжал Нед. Он вошел в комнату, отодвинув в сторону сушившееся на веревке белье. Детские пеленки, догадался он. Судя по степени влажности, их, очевидно, постирали сегодня рано утром в ручье, протекающем в полумиле от дома. — Вас прислала Кейт? Она же пообещала ничего не рассказывать. — Кейт… — Нед взглянул на оружие, которое она продолжала сжимать в руках. Если задуматься, так это был его пистолет. Он привез его с собой из Китая и бросил в кабинете. Нед надеялся, что больше никогда не увидит его снова. — Кейт, — сухо продолжал он, — достаточно долго посылала вам помощь, любезно предоставленную мной. Леди Харкрофт взглянула ему в глаза: — Скажите вашей жене, чтобы в следующий раз она зарядила пистолет. Нед сделал шаг вперед. Раньше он видел леди Харкрофт только в обществе ее мужа. Женщина, стоящая перед ним сейчас, — невысокого роста, но полная величавого достоинства, была совсем не похожа на жалкую, несчастную тень, не смевшую и двух шагов ступить без позволения Харкрофта. Когда он подошел к ней ближе, костяшки ее пальцев лишь еще сильнее побелели от усилий, с которыми она сжимала тяжелый пистолет. Леди Харкрофт так и не опустила его. Напротив, она крепко держала пистолет обеими руками, будто бы могла использовать, несмотря на то что он не был заряжен. — Вы что, собираетесь побить меня им как дубинкой? — Он улыбнулся, чтобы показать, что всего лишь шутит. Она заколебалась, вероятно не исключая такую возможность. Нед покачал головой и потянулся, чтобы взять оружие из ее рук, дабы оно не смущало их обоих. Он хотел пошутить по поводу того, что ее нежные пальчики, вероятно, устали держать столь тяжелую ношу. Но едва он потянулся к ней, леди Харкрофт резко отпрянула, заслоняясь от него рукой. Нед замер на полпути, несчастная женщина в ужасе смотрела ему в глаза. Должно быть, она увидела шок, отразившийся в его взгляде. Он не хотел об этом думать. Первое время, еще не придя в себя после того, как его едва не застрелили, Нед не успел свести концы с концами и осознать полную картину произошедшего. Леди Харкрофт не была безумной. Ее никто не похищал. Но она была напугана. И когда он потянулся к ней, лишь подняла руку, чтобы закрыть лицо. Кейт замешана в этом деле. Она вынесла решение о раздельном проживании миссис Элкот и ее супруга. Леди Харкрофт здесь, в доме, который являлся собственностью Неда — собственностью Кейт , — сжалась, будто ожидая с его стороны удара. Господи! Это придавало жуткий, ужасный смысл всему происходящему — вечерним высказываниям Харкрофта, тому, как Кейт отреагировала на встречу с Недом несколькими часами ранее. Испуганное движение леди Харкрофт, скорчившейся и прикрывшей лицо рукой, могло сказать больше, чем тысячи синяков. Кто-то бил ее, и достаточно часто, чтобы даже дружеский жест автоматически вызывал у нее такую реакцию. Нед отступил назад, стараясь не стеснять ее. — Господи. — У Луизы перехватило дух, и она выронила наконец пистолет. — Я такая глупая. — Она залилась слезами. Нед не имел ни малейшего понятия, что сказать в ответ. Он не решался приблизиться и утешить ее, только не после того, как одно его дружеское движение привело к таким последствиям. Леди Харкрофт сидела на стуле и очень по-женски рыдала, вытирая глаза платком, который ей протянул Нед. Он застыл в неловком молчании. — Если бы я не была таким ничтожеством, меня бы здесь не было. Если бы только я не позволила этому случиться. Если бы у меня были силы, чтобы… чтобы… — Она тихо всхлипнула и снова содрогнулась. — Чтобы что? — мягко спросил Нед. — Чтобы отреагировать прежде, чем все началось. — Она стиснула зубы. — Если бы я не была такой слабой и безвольной, ничего бы этого не случилось. Вы меня знаете. Я была такой робкой, глупой… Нед выставил вперед руку, останавливая готовый начаться поток самобичевания. — Вы упоминали слово это достаточно часто в своей речи. Под этим вы подразумеваете отношение к вам Харкрофта? Она шмыгнула носом и кивнула: — Да, так и есть. — А оно означает… — Мир вокруг словно замер, и Нед резко поперхнулся, не в силах произнести ни слова. Однако проклятая сухость во рту никуда не делась. — Означает тот факт, что он бил вас. Это не было вопросом, но она все равно кивнула. — Долго? — Не более пятнадцати минут за один раз, — честно ответила она. — Я понимаю. Могло быть гораздо хуже. Нед смотрел ей в глаза, не в силах отвести взгляда. — Это не совсем то, что я имел в виду. Это продолжается с тех пор, как я впервые встретил вас? — Это началось через год после женитьбы. Этого бы не случилось, если бы я была ему лучшей женой. Понимаете, был один джентльмен — друг, не более того, но… Она умолкла, и Нед покачал головой. Во имя всего святого, ей же было всего шестнадцать, когда она вышла замуж. Харкрофт оставил отпечаток на всем ее взрослом существовании. Надо было только постараться сделать это с такой жестокостью. Если бы он не держал себя в руках, сам бы дернулся сейчас, как от боли. Он слишком хорошо понимал, о чем она думает. Сколько раз сам задавал такие же вопросы себе? Что, если бы он был другим? Если бы он был лучше? Если бы он не испытывал эту предательскую слабость? Эти сомнения свели бы его с ума, дай он им волю. У него ушли годы, чтобы научиться избавляться от них, чтобы смело смотреть в глаза своим страхам. Он прекрасно представлял, как чувствует себя сейчас леди Харкрофт. Ее муж был другом Неда — неудивительно, как быстро он стал думать об этом в прошедшем времени. Но Харкрофт никогда бы не понял, до какой степени Нед проникся симпатией и сочувствием к его жене. Он знал, что такое ощущать себя бессильным, полагающимся на милость окружающих. И ему совсем не нравилось видеть в таком состоянии кого-либо еще. Это было чувством таким же дурацким, как и его недавнее желание выбить дверь ногой. Однако, несмотря ни на что, он по-прежнему видел себя героем — странным и бесполезным, в чем не было никаких сомнений. Он не был боу-стрит-раннером, не был и рыцарем в сияющих доспехах. Если бы у него и завалялись доспехи, они бы уже давно ржавели на дне морском. Однако Неда вовсе не прельщала участь стать рыцарем, доблестно погибающим в славной битве ради поэтического окончания сказания. Он победил. Он отбросил все свои сомнения. Он нашел свое место в жизни и научился стоять на собственных ногах, освободился от горькой опеки и зависимости. Похоже, леди Харкрофт и, соответственно, его собственная жена нуждались в герое. Если ему удастся помочь леди Харкрофт достичь того мира в душе, который обрел он сам, Нед раз и навсегда докажет, что его победа не была временной. Это станет еще одним доказательством того, что он и в самом деле выиграл, подчинил свои реакции. И это будет как средневековый рыцарский турнир — его собственное, очень личное испытание. Она бросила на него еще один молчаливый взгляд: — Я должна была вести себя по-другому. — Возьмите эти свои мысли, — Нед не смел коснуться Луизы, боясь испугать ее снова. Вместо этого он лишь преклонил перед ней колено, стараясь продемонстрировать ей всю свою доброжелательность. Он посмотрел ей в глаза со своего места на полу, — крепко держите эти мысли, обеими руками. Вы чувствуете их? Она сжала руки. — Мне кажется, вы сказали, что, если бы были другим человеком, муж никогда бы вас не ударил. Она еще раз отрывисто кивнула. — Что же, позвольте я покажу вам кое-что, чему я научился. Вы по-прежнему держите в руках эти свои мысли? Соберите их все-все в охапку, не оброните ни одной. Держите? Замечательно. Теперь поднимайтесь. Она подозрительно на него посмотрела: — Это какая-то уловка? — Леди Харкрофт, если бы я хотел предать вас, то мне не нужны были бы никакие уловки. Я бы явился сюда с двенадцатью мужчинами и вашим мужем. Видите, я остаюсь здесь, преклонив одно колено, а вы встаете. Луиза опасливо поднялась на ноги. Едва она это сделала, ее руки стали опускаться. — Будьте аккуратны, — немного поддразнивая ее, заметил Нед. — Иначе вы можете уронить эти мысли, а я специально предупредил вас, чтобы вы держали их обеими руками. — Но у меня ничего нет. — Чепуха. Вы же чувствуете тяжесть этих мыслей в своих руках, даже если вы их и не видите. Они висят на вас страшным грузом. Даже ваши плечи согнулись под их тяжестью. И если только вы вытяните свои большие пальцы, то сможете дотронуться до их поверхности. На что они похожи? Леди Харкрофт взглянула на свои пустые руки. — Они шершавые и колючие, — мягко проговорила она, — они полны горечи и самообвинений. — Теперь я встану. — Нед поднялся и, стараясь не приближаться к ней, подошел к двери и открыл ее. Потом отступил немного назад, чтобы она смогла пройти к двери, не столкнувшись с ним. И лишь потом кивнул ей на дверь. Луиза встала на пороге. — Теперь самая трудная часть. Отведите назад свою руку — да, именно так — и выбросите эти мысли как можно дальше. — Но… — Просто выкиньте подальше за дверь все, о чем бы вы ни думали, словно это комок склизкого, противного мусора, каковым эти мысли и являются на самом деле. Им нет места в вашей жизни. Это не ваша ошибка. И вы ни при каких условиях не можете быть виноваты в том, что мужчина ударил вас. Она нерешительно посмотрела на него. — Давайте же. Бросайте. — Но я же ничего не держу. — Тогда вам тем более не составит никакого труда от этого избавиться. Слабая логика, однако сомнения, копошившиеся в его собственном сердце, имели столь же мало отношения к логике. Нед нашел тысячу способов избавляться от неисчислимого множества горьких мыслей и тягостных тревог. Луиза сделала робкий, дрожащий вдох и выглянула за дверь. Ее взгляд заострился, и она внимательно уставилась на расстилавшуюся перед ней долину. Медленно она подняла руки до уровня талии. Потом изобразила бросок — девичий бросок, слабый и неуверенный, такой, который заставил бы его раздраженно опустить руки, если бы она, например, подавала мяч при игре в крикет [19] , но тем не менее это был бросок. А потом она повернулась к нему и одарила его нерешительной улыбкой. Это была первая улыбка, которую Нед заметил у нее на лице, с тех пор, как он здесь появился. 19 Это предположение могло быть только гипотетическим. Крикет — довольно жесткий вид спорта, участники которого использовали биту и мяч, — в то время совсем не относился к женским занятиям, в отличие от крокета — спортивной игры, участники которой ударами деревянных молотков проводят шары через проволочные воротца, которая стала популярным женским занятием, правда немного позднее. — Ну вот. Разве вы теперь не чувствуете себя лучше? — Это, — сказала она, снова заходя в комнату, — не должно было бы сработать. Все это абсолютно иррационально. Нед закрыл за ней дверь. — Но ведь это помогло, не правда ли? — Вы просто волшебник, мистер Кархарт? Как вы это узнали ? Неужели это Кейт вас послала меня утешить? Нед пожал плечами. Он знал, потому что… он знал. Ему было много чего известно о сомнениях и неуверенности. Он сражался со страхами. И черт бы его побрал, но он их победил. Очевидно. И не важно, что ему необходимо было прибегать к таким дешевым трюкам, чтобы доказать свою победу. Не имеет значения, что в худшие свои времена он по-прежнему нуждался в каждом клочке, в каждом осколке магии, которые ему удавалось когда-либо извлечь, чтобы поддерживать иллюзию. Самое главное — это то, что в итоге он побеждал, побеждал каждый проклятый раз. — Это моя работа — знать иррациональность, — заметил Нед с легкостью, не совсем соответствовавшей действительности. — А что касается моей жены… Он огляделся по сторонам, и еще одно открытие потрясло его. Кто-то тщательно обо всем позаботился. Здесь был запас провизии. У стенки стояло небольшое деревянное корыто — несомненно, именно в нем этим утром стирали детские пеленки, вещь, до которой Нед никогда бы не додумался, даже если бы у него был миллион лет на раздумья. Она спланировала все так тщательно, будто бы готовилась к осаде. Заглянув в маленькую примыкающую комнату, он заметил полускрытую в тени кормилицу, держащую на руках ребенка. А он-то считал Кейт изнеженной и утонченной. Он почувствовал себя так, будто бы, заглянув в комнату и ожидая увидеть там фарфоровый сервиз, обнаружил сложные шестеренки отлаженного механизма, медленно двигающиеся внутри гигантской часовой башни, по которой каждый мужчина устанавливает свои часы. — Моя жена, — повторил Нед, — пришлет вам яйца. Леди Харкрофт гордо подняла подбородок: — Передайте Кейт мою признательность. Несколько миль обратного пути до Берксвифта превратились в сознании Неда в монотонный круговорот осенней сухой пыли и опавших разноцветных листьев. Стук копыт его лошади, неспешной рысцой бежавшей к дому, словно отбивал важные пункты, ставя нужные акценты в череде его размышлений. Леди Харкрофт сбежала от своего мужа. Кейт помогла ей в этом. И она не сказала ни слова Неду — и, насколько он это понимал, никому другому тоже. Она ему не доверяла, и, как ему показалось, она не доверяла никому из своего окружения. И возможно, в этом большая доля вины самого Неда. Каким бы ни был их брак, он разрушил едва родившийся росток надежды своим отъездом. Их союз был браком по расчету, случайностью. Ему казалось тогда, что с его стороны будет лишь проявлением вежливости оставить ее, не обременять своими бедами и ошибками. Он боялся стать для нее обузой. Однако теперь он хотел быть более чем обузой. В этом настроении он прибыл домой и передал свою кобылу Пламу. Сам же направился на пастбище, где содержался Чемпион, вооружившись мешочком с мятными леденцами. Возможно, проще было общаться с лошадью, чем представить себе разговор с собственной супругой. Что бы он ни сказал ей сейчас, это выглядело бы как противостояние, конфронтация. А меньше всего ему хотелось пускаться во взаимные обвинения. Однако вовсе не Кейт разыскала его, когда он стоял, прислонившись к изгороди. Это был Харкрофт. Нед еще не успел привести в порядок свои мысли о его супруге. Он был не готов думать о Харкрофте. Между тем тот уверенно шагал по густой траве, и его ботинки сверкали, будто даже коровьи лепешки уступали место его сиятельному превосходству. Он подошел к Неду и внимательно окинул взглядом загон. — Это самый искусанный блохами, чесоточный, худосочный, чубарый полукровка, которого я когда-либо видел. Почему его до сих пор не кастрировали? — Его зовут Чемпион, — заметил Нед, намеренно говоря в пространство. Харкрофт вздохнул: — У тебя всегда было странное чувство юмора, Кархарт. — Он произнес эти слова так, будто бросил ему в лицо оскорбление. Нед пожал плечами: — Зато у тебя его не было. Еще несколько лет назад эпитеты Харкрофта могли бы задеть Неда, особенно учитывая скрытый в них намек на то, что Нед был слишком легкомыслен, слишком часто готов свести все к шутке. И если Нед только что причислил себя к рыцарству, то Харкрофт определенно выступал в роли его врага. Он был черным рыцарем, также вышедшим на поле битвы. Хотя вовсе и не выглядел злодеем. Повисла пауза. — Удалось узнать что-то новое? — задал наконец вопрос Харкрофт. — Нет. — Нед успел навестить миссис Элкот после того, как побывал у леди Харкрофт. — Всего лишь древняя вдова, которая прожужжала мне уши своей болтовней. Она с восторгом отвечала на все мои вопросы — и поведала о здоровье своих свиней, уток и Кевина. Харкрофт изумленно нахмурился: — Ее внука? Очко в пользу Неда. Он ухмыльнулся: — Ее петуха. — Ох уж эти женщины , — презрительно скривил рот Харкрофт, — только и умеют болтать. Жена Харкрофта уж точно слишком долго хранила молчание. Многие годы. И все это время Нед общался с ее супругом и ни о чем не догадывался. Его тошнило от отвращения. Однако он лишь спросил: — А как прошел твой день? Харкрофт ушел от ответа. — Откуда ты взял эту лошадь? — Я приобрел его за десять фунтов. — Если Нед был рыцарем в ржавых доспехах, Чемпион — убогий, шелудивый, подозрительный Чемпион — чем не боевой конь ему под стать? — Значит, история, которую я слышал сегодня, — правда. Ты появился перед возницей, пытавшимся обуздать дурное животное, и вмешался, чтобы спасти скотину от побоев. Нед кивнул: — О, в деревне уже пошли разговоры, так? — Ты всегда был слишком мягкосердечен. — Харкрофт произнес эти слова с едва скрываемым презрением. — Это правда. Я веселый и скромный. Мне вовсе не стоило быть еще и добрым — это слишком усложняет жизнь для моих дорогих друзей, которым никогда не сравниться со мной. Глаза Харкрофта сузились, его лицо буквально перекосило от ненависти. Он в замешательстве уставился на Неда. Постепенно его черты прояснились. — Ох, — уныло произнес он, — ты опять шутишь. Давай же, поверь в это. — Мы поговорим сегодня вечером, — сказал Нед. — Я с удвоенными стараниями готов помогать тебе продолжать поиски. Чем быстрее мы возьмемся за дело, тем меньше вероятность, что хоть один след останется незамеченным. Я хочу, чтобы ты закончил все, что следует здесь предпринять, как можно быстрее. — И это была вовсе не шутка. Харкрофт в последний раз окинул Чемпиона недоверчивым взглядом. В конце концов он покачал головой: — А была ли леди Кэтлин с тобой, когда ты приобрел это животное? Нед наклонил голову, раздумывая, как лучше ответить. Правда показалась достаточно невинной, а кроме того, если Харкрофт поймает его на лжи, то непременно заподозрит, что Неду что-то известно. — Да, — наконец утвердительно ответил он. — Так я и думал. Хотел произвести на нее впечатление? — Он фыркнул. — Женщины. Они сделают тебя слабым, Кархарт, если позволишь им взять власть над тобой. Будь с ней осторожен. — А я думал, что ее интересуют лишь модные лавки. Харкрофт пожал плечами: — Не забывай, ведь ее имя связано с этим пари. Я думаю, ты слышал. Тот, кто соблазнит ее и предоставит предмет ее нижнего белья в качестве доказательства, получит пять тысяч фунтов. Нед почувствовал, как весь его юмор испарился. — Никто не выиграл его. — Что ж, ты, должно быть, слышал, что нет дыма… — Харкрофт умолк, красноречиво разводя руками. — Нет дыма без огня. — Нед вцепился руками в перекладину изгороди. — И я еще разберусь с поджигателями. Будь уверен, Харкрофт, несмотря на весь мой юмор и доброту, я не слаб. Просто я не сразу показываю свой гнев. И я не собираюсь сносить оскорбления. Даже от тебя. Тем более от тебя. Харкрофт задумчиво замолчал. — Что ж, только не говори, будто я тебя не предупреждал. А знаешь, есть старая поговорка. Вспомни о дьяволе [20] … Нед посмотрел в сторону дома. Кейт пробиралась сквозь поросшее густой травой поле. Она могла видеть, что он разговаривает с Харкрофтом, и Нед почувствовал внезапное побуждение оттолкнуть этого человека и сделать вид, что он с ним не знаком. Харкрофт даже не попытался смягчить свой тон — она вполне могла его услышать. Однако выражение ее лица не изменилось ни на секунду, и Нед был в очередной раз потрясен тем, какую тонкую и сложную игру она вела. Привезти сюда леди Харкрофт, когда достаточно одного лишь слуха, одного намека… Это было грандиозно. Не показать своего естественного отвращения — приветствовать Харкрофта в своем доме, почти не выказав по этому поводу никакой реакции… Что ж, она вела себя безупречно. 20 Вспомни о дьяволе — он и появится (английская поговорка). Очевидно, что за ее хрупкой женственностью скрывалось нечто сильное и неукротимое. Она приближалась к ним, уверенно шагая по доходящей ей до лодыжек траве. На ней было надето строгое, с высоким воротом, платье фиолетового цвета, столь отливающего в синеву, что ее наряд мог показаться почти траурным. Ткань тускло сияла в лучах послеполуденного солнца. Подол платья был мокрым от уже успевшей выступить росы. Нед потянулся в свой мешочек и достал оттуда горсть леденцов. — Мятный леденец, Харкрофт? Тот уставился на маленький кубик. Сморщив нос, он взял один и положил себе в рот. — Леди Кэтлин? Его жена окинула его недоверчивым взглядом, а потом протянула руку и взяла конфету. Кейт несколько раз подбросила ее, перекладывая из одной руки в другую, не снимая перчаток. Сделав небольшую паузу и даже не взглянув на Харкрофта, который шумно хрустел своим леденцом, она сказала: — Полагаю, Чемпион уже успел облизать и эти конфетки, так? Хруст прекратился. Харкрофт замер, его лицо перекосилось, как от внезапной боли. Вежливость не позволяла ему выплюнуть конфету, брезгливость — проглотить. Он издал сдавленный звук, готовый подавиться этим угощением, и побагровел. Нед едва удержался от смеха. Чемпион никогда не подходил к нему на расстояние столь близкое, чтобы слизнуть хоть что-нибудь с его руки, однако ему доставляло такое удовольствие наблюдать за метаморфозами, которые претерпевало лицо графа, что он оставил это замечание при себе. Кейт бросила свою конфету далеко в траву. — Прошу прощения, — сдавленно пробормотал Харкрофт. — Я должен… должен… — И он сделал смутный отчаянный жест рукой в сторону дома. — У лошадей чистые губы, — невинно заметил Нед. — Харкрофт, где же ты… Ах, какая жалость… — Он повернулся к своей жене: — Он уже ушел. Мимолетное удовлетворенное выражение, промелькнувшее в изгибе ее губ, было единственным свидетельством того, что она намеренно прогнала этого джентльмена. Настолько тонкое, что едва бы кто-либо еще мог его заметить. — Ты… — Неда душил смех, — ты… — Это ведь он заговорил о дьяволе, — ответила на незаданный вопрос Кейт, — немного дьявольщины, полагаю, ему не помешает. — А, да. Я понял. «Вспомни о дьяволе, и он оближет твои мятные леденцы». Кейт сдавленно хихикнула: — Что-то вроде этого. — В любом случае спасибо. — За то, что я прогнала твоего друга? — удивленно спросила она. — Нет. Чем больше я узнаю о том, что произошло в мое отсутствие, тем больше понимаю, какую ты приняла на себя ответственность. Я полагал, что Гарет займется всем этим, — такова была наша договоренность, когда я уезжал, ты об этом знаешь. Но каким бы ответственным и обязательным он ни был, Гарет никогда бы не заметил всех этих мелочей. Человеческих чувств и страданий. Как в случае с миссис Элкот. И как это было с Луизой Пэкстон, леди Харкрофт. Кейт царственно кивнула и снова протянула руку. На мгновение ему отчаянно захотелось взять эти тончайшие пальчики в свою ладонь. Стянуть с нее перчатки, открывая нежную кожу вечернему солнцу и своим прикосновениям. Однако она вовсе не просила о назойливости. Вместо этого он положил в ее ладошку еще один мятный леденец. Кейт не выбросила его, как предыдущий, напротив, она бережно перекладывала его из одной руки в другую, как будто это был слиток металла, ценность которого ей еще предстояло узнать. Наконец Кейт взглянула на него. — Что значит для тебя Харкрофт? — Ее глаза были почти серебряными, освещенные последними лучами заходящего солнца. Казалось, она видит Неда насквозь. Он чувствовал к ней такую симпатию, что обо всем позабыл. Она не доверяет ему. Она не знает, что он знает. Этот вопрос не был праздным. Она хотела удостовериться, не предаст ли он ее. Нед сглотнул. Кейт никогда не доверяла ему настолько, чтобы раскрыть перед ним все свои способности. Он очень хотел, чтобы она сказала ему правду, чтобы впустила в свою жизнь. Он желал, чтобы она сочла его достойным знать ее — знать настоящую Кейт, ту, которую она тщательно скрывала. — Харкрофт мой отдаленный кузен, — осторожно произнес Нед. — Мы были друзьями, но очень давно, в далекой юности. Я думаю, мы стали настолько разными сейчас, что нас едва ли может связывать между собой нечто большее, чем простое знакомство. — Но он относится к твоей семье. — Половина лондонского света — моя семья, если заняться подсчетом родственных связей, — сухо заметил Нед. — Как тебе, должно быть, известно, я чувствую себя обязанным Харкрофту потому, что он помог людям, которых я считаю своей настоящей семьей. Когда Дженни и Гарет поженились, Харкрофт и его супруга ввели Дженни — леди Блейкли — в светское общество. До той поры было неясно, примут ли ее там. С его помощью ей это удалось. Я не забываю своих перед ним обязательств. Но и не считаю, что он принадлежит к моей настоящей семье. — Настоящая семья, — задумчиво прошептала Кейт. — Те люди, которые попросят тебя и по одному только их слову ты ринешься на край света? Например, лорд Блейкли? Она не отводила от него взгляда. — Это как кислород, — согласился Нед, — без него невозможно дышать, невозможно жить. Семья состоит из жизненно необходимых тебе людей, даже если иногда они и причиняют боль. Но если ты беспокоишься, что испытываемые мной по отношению к Харкрофту обязательства заставят меня открыть ему ту маленькую шутку, которую ты сыграла с леденцом, или… гм… еще что-нибудь, то уверяю тебя — твои переживания напрасны. Кейт еще раз взглянула на него и отвернулась. — А кого тогда ты причисляешь к настоящей семье? — Дженни, — немедленно ответил Нед, — Гарет. Моя мать. Лаура — сводная сестра Гарета. Мы с ней фактически выросли вместе. Совсем не большой круг, Кейт. Она ничего не ответила, а лишь крепко сжала побелевшие губы. Он хотел, чтобы она осознала, что людей, которым он искренне предан, совсем немного, что она может на него положиться. Совершенно очевидно, однако, что это не сработало. Кейт по-прежнему смотрела на него. Ее лицо ничуть не изменилось, и тем не менее он заметил, что блеск в ее глазах вовсе не был продиктован ненавистью или недоверием. Он абсолютно неправильно ее понял. Это не имело никакого отношения к Харкрофту. Он никогда не научится понимать женщин. Судя по скорбным морщинкам, появившимся у нее на переносице, он догадался, что сказал нечто ужасное. Он неправильно расценил этот серебристый блеск. Она не была на него сердита. Она страдала. — Проклятье, — смущенно пробормотал он. — Что я сказал? Я вовсе не хотел оскорбить твои чувства. Она покачала головой. — Неправильный вопрос. Важно, что ты не сказал. — Замечательно. Что я не сказал? — Ничего такого, чтобы не было мне уже известно. — В ее словах звучала горечь, она опустила глаза. — И ничего для меня неожиданного. Это не имеет значения. Солнечный луч высветил каплю влаги в уголке ее глаза. Кейт прикладывала неимоверные усилия, чтобы не разрыдаться. Ее ноздри слегка расширились. Она сделала глубокий вдох, несомненно пытаясь успокоиться. — Имеет, Кейт. Я совсем не хотел причинить тебе боль. Если бы ты просто сказала мне… — Дженни, — мягко начала перечислять она, — Гарет. Лаура. Твоя мать. Я вовсе не ставлю под сомнение твою преданность им или искренность твоей привязанности. Это было бы глупо с моей стороны. Мы вовсе не такие муж и жена, чтобы задавать вопросы… Но, Нед, ты же женился на мне. Кислород? Казалось, его внезапно стало слишком много, и каждый вдох давался ему теперь в два раза сложнее. Нед почувствовал, что задыхается, словно он был рыбой, выброшенной на берег. — Это совсем не то, что я имел в виду. — Это всегда было чем-то не тем. У алтаря ты клялся заботиться обо мне, — тихо произнесла Кейт, — любить меня и почитать. Когда я произносила свои обеты, я имела в виду именно это. Я хотела быть с тобой, «пока смерть не разлучит нас», а ты исчез на годы. Для тебя эта церемония была лишь словами, — горько проговорила Кейт. Она подняла свою изящную ручку, выставив вперед указательный палец, и коснулась его груди — так, будто хотела пересчитать его ошибки по ребрам. Ее палец показался ему ударом хлыста, обрушившимся на него. Неду было нечего сказать ей в ответ. — Все, что ты дал мне в жизни, — только слова. — Нет. Ты можешь доверять мне. Она сжала руки и посмотрела ему в глаза: — Кто я, по твоему мнению? Кейт была потрясающе привлекательная женщина, на которой он женился, и если до сегодняшнего дня он желал ее, то сейчас буквально вожделел. Она гордо задрала подбородок: — Я ждала дома, пока ты скитался по свету. Я выдержала все эти вопросы. Я вынесла это позорное пари. Я сохранила тебе верность все эти долгие годы. — Я… я, возможно, повел себя не так хорошо, как следовало по отношению к тебе, Кейт. Все уже изменилось. Послушай… — Если бы ты и вправду хотел остаться — если бы действительно желал сблизиться со своей молодой женой, то ты нашел бы какого-нибудь верного человека — управляющего, поверенного, не важно, которого бы и отправил в Китай. Мне кажется, ты просто хотел уехать. Я думаю, — продолжала она, — думаю, что, подобно всем молодым мужчинам, тебе нужно было просто погулять вволю. И, не успев это сделать в Англии, упустив свой шанс, заключив этот злосчастный брак, ты решил заняться этим за границей. Она снова подняла руку, чтобы бросить второе хлесткое обвинение ему в лицо. Нед потянулся и поймал ее пальцы. — Нет, — сказал он изменившимся голосом. — Нет, это не то. Совсем не потому. — Сколько же женщин? Тебя не было три года. Скольких же женщин поцеловал ты за все это время? — Одну, — ответил он. — И это была ты. Она замолчала. Последовавшая тишина показалась холодной от ее недоверия. — Я был юным, Кейт. Юным и желающим доказать, что я вовсе не ничтожный бездельник. Я наделал много ошибок в свое время. Я хотел показать всем, что это были всего лишь ошибки, что я не такой. Что я разумный. Воздержанный. Что на меня можно положиться. — А что ты хотел доказать мне? — Тебе? Нед взглянул на нее и внутренне осознал, почему уехал. Она смущала его. Даже теперь, смотря в ее серые глаза, он чувствовал, как растут его страсть и желание. У него был миллион причин, чтобы уехать. Однако, прежде всего, он покинул Англию потому, что, когда он был рядом со своей женой, трезвая, рассудительная, рациональная, внушающая доверие сторона его натуры превращалась в ничто. Ее заслоняло нечто темное, животное, страстное. Когда она стояла рядом с ним, он, черт бы его побрал, вовсе не желал почитать ее. Он не хотел соблюдать все эти нежные клятвы, требуемые англиканской церемонией. Нет, находясь настолько близко к ней, он жаждал лишь обладать ею. Он хотел сжимать этот гибкий стан в своих руках, стремился безраздельно владеть ею. И он не мог подавить это желание, как бы яростно ни пытался. Нед надеялся, что, если ему удастся доказать себе, что он надежный и устойчивый, это смягчит его почти животное влечение. — Я уехал, чтобы обрести контроль, а не для того, чтобы его потерять. Я вовсе не вел разгульную жизнь, Кейт. Это погубило бы все мои планы. Он управляет своими желаниями. Он — их господин, а не его инстинкты, не его похоть и не его темные, глубокие страсти. К сожалению, три года сожительства со своей рукой лишь усилили его страстное влечение к Кейт. Когда дело касалось его жены, он более не был умеренным и трезвым. Он становился лишь менее… Однако она этого не понимала. Кейт стояла рядом с ним, совсем не беспокоясь о своей судьбе. Он по-прежнему сжимал ее пальцы в своей руке, и она смотрела на него, не подозревая об опасности, в которой находилась. Напротив, она лишь вздохнула. — А я думаю, нет, — медленно произнесла она, — я думаю, что, когда ты уехал, ты совсем не думал обо мне. — Я думал о тебе. — Эти слова прозвучали хрипло и немного гортанно для его собственных ушей. — Я думал о тебе… часто. Она скривила губы, но по-прежнему продолжала смотреть на него, склонив голову к плечу. — Ты размышляешь о том, можете ли мне доверять, — произнес Нед. — Да, можешь. — Она и не подозревает, что ему известна ее тайна. А он хотел добиться ее доверия, не ставя ее перед фактом своей осведомленности о произошедшем. Он ждал. — Я доверяю тебе, — ответила она спокойно. — Я доверяла тебе настолько, чтобы выйти за тебя замуж. Я верю, что ты не скроешься с частью моего состояния, которым можно свободно распоряжаться. Я верю, что ты никогда не ударишь меня. — При этих словах ее голос дрогнул. — Я доверяю тебе достаточно для того, чтобы исполнить свои супружеские обязанности, если ты снова того потребуешь. Я доверяю тебе и готова, прежде всего, думать о твоем комфорте. Но ты сам сказал мне, что наш брак заключен по расчету. Почему же я должна доверять тебе в чем-то большем ? — Потому что… — начал фразу Нед, а потом на него внезапно обрушилась вся горькая правда. У него не было никаких для этого оснований. Она права. Он покинул ее, эгоистично думая только о себе, о том, что он должен доказать. Если он и вспоминал о ней, то лишь мечтал о том, что она могла бы сделать для него. Ему. Даже сейчас он уже мысленно уложил ее в свою постель. Хотя зачем же идти так далеко? Темная, эгоистичная сторона его натуры готова была сделать это прямо здесь. Он представлял, как сдергивает это платье с ее плеч. Как прокладывает свой путь, целуя каждое ее ребрышко. Он был на грани того, чтобы позабыть о малейших остатках контроля, к которому столь долго стремился. Он по-прежнему держал ее руку, сжимая ее словно тончайший носовой платок. Пальцы ее дрожали. И да, он был — он есть — самонадеянный хам. Нед наклонился к ней ближе. Это движение взметнуло ее юбки, и они коснулись его брюк. На одно сладостное мгновение он словно прижал ее к себе — ее тело, ее нежные формы. Он вдыхал легкий аромат ее розового мыла. Еще один дюйм — и он мог бы овладеть ею, как страстно того желал. Одно волшебное, мимолетнее мгновение он хотел дать волю своим эгоистичным желаниям. Но нет, он по-прежнему контролирует свои эмоции. Когда-нибудь она сможет ему довериться… Нед медленно отпустил ее руку. Она потрясла пальцами в воздухе, разминая их. Кейт не имела ни малейшего представления о том, насколько близка была к тому, чтобы он взял ее прямо посредь бела дня на этом хорошо просматривавшемся отовсюду пастбище. — Ты права, — услышал свой голос Нед, — абсолютно права. На твоем месте я бы тоже не доверял мне. Ее глаза округлились. Он отвесил ей легкий поклон и развернулся, направляясь к дому. Однако, прежде чем он завершил этот поворот, прежде чем он оказался к ней спиной, последнее эгоистичное желание ударило ему в грудь. Он остановился и шагнул к ней. — Ты права, — сказал он. — Я никогда не давал веских оснований доверять мне. Но, Кейт… — Нед почти дотронулся до нее указательным пальцем. Она не отшатнулась, даже когда он коснулся им уголка ее губ. — Кейт, — повторил он. — Я сделаю это. Обещаю. Нед протянул ей мешочек с леденцами и быстро удалился, пока не успел передумать. Он никогда не задумывался над тем, что значит быть мужем. Его обязанности, полагал он, достаточно четко очерчивались брачными клятвами — «наделять ее всеми своими земными благами» [21] и, когда это станет необходимым, «заботиться о детях» [22] . Достаточно было только взглянуть на Харкрофта, чтобы увидеть супруга, который вел себя значительно хуже. 21 Парафраз так называемой клятвы кольца: «С этим кольцом я беру тебя в жены; этим телом я тебе поклоняюсь, и всеми своими земными благами я тебя наделяю». 22 Так же фраза из одного из вариантов брачных клятв: «Заботиться о тебе и наших будущих детях». Однако, если лучшее, что может сказать о тебе твоя жена, — это то, что ты не бьешь ее, значит, дела обстоят совсем не блестяще. Так же как и Кейт, Нед понимал, что покинул Англию слишком быстро после их свадьбы. Он был так же обманут ее изящной, деликатной манерой поведения и блестящими нарядами, как и Харкрофт. Удивительно, сколько раз он смотрел на нее и не замечал ничего, кроме утонченности ее облика. Однако она таила в себе гораздо больше, чем он мог вообразить. И второе озарение настигло его, когда он шагал по тропинке, ведущей на конюшню. Что значит носить маску всю свою жизнь? Скрывать то, что ты можешь совершить под удивительно прочной пеленой шелка и кружев? Делать все это, даже если ты уверена, что никто — ни твой муж, ни твоя семья — никогда не узнают правды о том, кто ты на самом деле? Кейт была очень сложной натурой. Она была сильной. И очень одинокой. Он должен, он обязан сделать что-нибудь для нее помимо удовлетворения их естественных потребностей. Он хотел значить несколько больше, чем человек, «наделяющий земными благами». Нед же был далек от рыцарского идеала, напротив, его недавнее поведение по отношению к Кейт скорее напоминало о воинственном жеребце. Он должен стать скалой, о которую она всегда сможет опереться. Он будет той рукой, что подхватит ее, если что. Ей нужны доказательства? Он начнет с того, что даст ей понять, что она значит для него. Нед сделал глубокий вдох и сжал кулак. Он долго и пристально смотрел на свои напряженные пальцы и думал о силе, о власти. Он позволил себе ощутить все страхи поражений и неудач, что хоть раз посещали его. Он воочию представил их себе — большой черный шар, зажатый в его руке, — все наводящие ужас мысли, что сковывали его, не давали идти вперед. А потом медленно распрямил руку. Он отбросил свои страхи так далеко, как только смог. Он мысленно видел, как они взлетели над конюшней, над усадьбой, а потом приземлились на землю далеко-далеко отсюда, рассыпавшись на мелкие кусочки, словно ком сухой глины. Черная магия, не иначе. Но он уже был сыт по горло этими страхами, они достаточно навредили ему в прошлом. У него больше не было на них времени. Ему следовало начинать становиться тем мужем, которым он хотел быть. Глава 10 — Я знаю, что вы делаете. Грубый голос раздался в мраморном вестибюле передней, едва Кейт вошла в дом. Некоторое время после поспешного ухода своего мужа она стояла, уставившись на Чемпиона, а потом, смущенная и павшая духом, возвратилась домой. Она остановилась на пороге, ожидая, пока ее глаза привыкнут к темноте передней, и лишь потом разглядела Харкрофта. Он стоял в полумраке коридора, внимательно за ней наблюдая. Кейт никак не могла рассмотреть выражение его лица. Однако он подошел ближе, и тусклый свет выхватил из темноты его черты. Насмешливая улыбка скривила его губы. Шелковые чулки Кейт изрядно намокли в районе лодыжек, пока она шла по влажной траве. Он оглядел ее всю, и под его пристальным взглядом она инстинктивно натянула на себя накидку, которую сжимала в руках. Харкрофт успел переодеться в мягкие домашние туфли и свободные брюки. Из трубки, которую он держал в руке, клубился табачный дымок — должно быть, он только что вошел с веранды и стоял сейчас, лениво опершись другой рукой о стену. Было бы глупо в страхе бежать от него, как ей отчаянно хотелось. Вдвойне глупым было желать присутствия мужа, который мог бы защитить ее. Однако Неда здесь не было. Он покинул ее снова. Кейт глубоко вздохнула. Харкрофт никак не мог знать, что она делает. У него об этом не было ни малейшего понятия. Следовательно, ей надо приложить максимум усилий, чтобы пришедшая ей в голову хитрость сработала. — Боже мой, милорд! — как можно более сердечно воскликнула она. — Как же вы догадались? О, наверное, тому виной мои мокрые туфельки? Или влажный подол моего платья? — Кейт одарила его дружелюбной улыбкой. С тем же успехом можно было улыбаться нильскому крокодилу, не обращая внимания на его острые зубы. Харкрофт сделал еще один шаг в ее сторону. — А возможно, вас натолкнул на эту мысль тот факт, что скоро прозвонят к ужину. — Она неохотно сдернула свой плащ и сложила его. Это движение дало ей возможность отодвинуться от него и положить накидку на столик. — Что бы это ни было, вы просто обязаны сказать мне, как вы догадались, что я как раз собиралась сменить туалет. Я подумываю о том, чтобы надеть голубое атласное платье к ужину. Как вы полагаете, жемчужное ожерелье моей матушки подойдет к нему? А теперь прошу прощения, но я… — Прощения? — Он почти рычал. — Тому, что вы делаете, не может быть никакого прощения. Она уставилась на него с притворным удивлением: — О, ну раз вы так настроены против жемчуга… — Вы считаете себя очень умной, да? Все эти двусмысленные комментарии, все эти ваши замечания, высказанные на публике… Я не забыл ни единого слова, безмозглая вы женщина. Кейт позволила, чтобы ее глаза потрясенно округлились. — О, мой дорогой Харкрофт, как же вы бываете грубы! Я понимаю, последние события произвели на вас неизгладимое впечатление, но я все-таки настаиваю на том, чтобы в моем собственном доме ко мне относились с уважением. Даже если он и услышал ее, то не обратил ни малейшего внимания. — Очевидно, вы разговаривали с моей супругой о семейных отношениях, обо всем том, что должно оставаться лишь между мужем и женой. И я не сомневаюсь, что она поведала вам свою собственную, женскую, версию событий, переданную в присущей вашему полу манере все извращать, выставив меня тем самым в ужасном свете. — Он произнес слова «женская версия» и «присущая вашему полу манера» так, будто это были самые грязные проклятия. Если он думает, что она лишь говорила , следовательно, у него нет ни малейшего представления о том, что произошло на самом деле. Кейт притворно покраснела: — Ох… — Она стыдливо опустила глаза. — Вы имеете в виду… Боже, вы узнали об этом? Как, должно быть, это унизительно для вас. Неудивительно, что вы были столь грубы. Все замужние леди обсуждают вопросы супружеского ложа. Как еще мы можем сравнивать? Неверность недопустима. Можно полагаться только на слухи. — Слухи о супружеском ложе? Но я говорил о… — Должна вам сказать, — продолжала Кейт, — это случилось много лет назад. Луизе было любопытно, и у меня были вопросы. Мы описали, соответственно, наш опыт и попросили совета. Когда очередь дошла до Луизы, именно леди Монкрифф высказала нескромное сравнение с недоразвитой морковкой. Я никогда не упоминала об этом в разговоре. Клянусь вам. Сказанное потрясло его до глубины души. Он осторожно облизнул губы и осмотрелся по сторонам, словно желая убедиться, что их никто не может услышать. — М-м-м… не… недо… недоразвитая морковка? — О, я сама никогда не принимала участия в такой нескромной беседе, уверяю вас. Леди не должны обсуждать джентльменские овощи. Однако вы абсолютно правы, что сделали мне выговор, милорд. Я приношу вам искренние извинения даже за то, что слушала такую беседу. Понимаете, иногда, когда женщины собираются большими группами, женская натура берет свое. И мы совершаем столь неблагоразумные и, даже бы сказала, постыдные поступки. — Многочисленное дамское общество об… обсуждало… Вся его бравада, вся его мужская решимость внезапно съежилась — став еще меньше пресловутой морковки, заключила Кейт. Он огляделся по сторонам, словно ожидая, что полчища легкомысленных леди притаились где-то неподалеку и смеются над ним. — О, ну что же вы так смущаетесь? Мы говорили об овощах всего несколько минут. Я абсолютно уверена, что больше никто и не помнит об этой беседе. Он стал выглядеть немного спокойнее. — Кроме того, — задумчиво заметила Кейт, — это сравнение показалось всем не столь забавным, как замечание леди Ланнистер, нашедшей некоторое сходство с девицей… — Девицей? — Да, служанкой, колошматящей грязное белье о стиральную доску. Ему было нечего сказать. Его рот раскрылся. Он отступил назад. — Неужели… Нет, этого не может быть… Неужели все лондонские дамы уже много лет думают именно об… об этом , когда меня видят? — Думают о чем? О ма-а-аленьком корнеплоде? — Кейт сделала изящный жест рукой, почти соединив большой и указательный пальцы, оставив между ними расстояния не больше дюйма. Харкрофт побледнел. — Нет, — ответила Кейт, попытавшись вложить в голос всю свою уверенность. — Совсем нет. Он облегченно вздохнул. — Были и другие сравнения, — весело заметила она. — Одинаково запоминающиеся. Харкрофт в ужасе уставился на ее пальцы, которые по-прежнему показывали расстояние в полтора дюйма. — Что же. Вот что вы наделали вашими… вашими беспочвенными спекуляциями. Вы помогли заложить ту аморальную, отвратительную основу, которая позволила хорошей женщине — послушной женщине — поставить под сомнение свой брак. Вы посеяли в ее душе вопросы по отношению к законному супругу. И я абсолютно уверен, что именно эта неуверенность, неопределенность, которую вы взрастили, в конечном счете и свела ее с ума. — Это гневное высказывание увело его прочь от недостойных овощей. Оторвавшись от ужасных мыслей о своей ущербности, он вспомнил всю заготовленную тираду. — Вы — женщины, с вашими отвратительными аналогиями — заставили ее предать меня. — Аналогии! О нет, боже упаси, милорд! Это всего лишь метафоры. Он по-прежнему ее недооценивал, Кейт почувствовала внутри слабое облегчение. Он думает, что она лишь поддержала жалобы Луизы. Если бы он знал, что Кейт спланировала каждый шаг этого возмутительного похищения его законной супруги, он бы употребил эпитеты покрепче, чем отвратительные. — И бога ради, прекратите на меня так смотреть, — фыркнул он. — Это просто… это просто непристойно. Непристойным было то, что он сделал со своей женой. Однако Кейт не могла позволить, чтобы Харкрофт даже заподозрил, будто она способна к размышлениям, — это совсем не то, что, по его мнению, было присуще женщинам. — О, Харкрофт, я понимаю, вы расстроены. Но постарайтесь меня понять. Я никогда не принимала участия в этих беседах. Возможно, мы с вами и не являемся лучшими друзьями, но я же подруга Луизы. И я хочу ей помочь. — И это абсолютная правда. Она действительно не принимала участия в этой беседе, она просто не могла избавиться от душившего ее смеха. Харкрофт с опаской взглянул на нее. Однако прежде, чем он нашелся с ответом, позади них послышались шаги. — Харкрофт? — За его спиной стоял Блейкли. — Хорошо. Я искал вас. В последнем сообщении моего поверенного из Лондона содержатся любопытные известия. Уайт нашел женщину — кормилицу, — которую наняли в ее доме в Челси и которая внезапно исчезла. Харкрофт смущенно посмотрел на Кейт: — Челси? Но я был уверен… — Он не закончил фразу. — Я думал… Что же… Не берите в голову. Кейт не могла позволить себе сейчас улыбнуться, иначе они бы что-нибудь заподозрили. И она, естественно, не сказала бы им, что это она наняла кормилицу и горничную, похожую на Луизу, чтобы они совершили оплаченную поездку по Скалистому краю [23] . Небольшой отвлекающий маневр. Если они только окажут ей эту любезность и заглотнут крючок. — Это очень любопытное сообщение, — повторил лорд Блейкли, — и мы должны решить, что с ним делать. — Он повернулся и пошел обратно по коридору. 23 Скалистый край — гористая местность в Центральной и Северной Англии, находящаяся в Северном Дербишире и захватывающая Чешир, Большой Манчестер, Стаффордшир, Южный и Западный Йоркшир. Харкрофт еще раз посмотрел на Кейт. — Приношу вам свои искренние извинения, — промолвила она слабым голосом, — сравнение с прачкой было самым несправедливым. Я больше никогда не повторю его. Он резко кивнул, стиснув зубы: — Извинения приняты. Кейт молчала, ожидая, пока Харкрофт и Блейкли удаляться, пока затихнут их шаги на гладком паркете коридора, и закроется дверь комнаты, которую они избрали для своего совещания. — Самое несправедливое сравнение, — сообщила она пустым стенам передней. — В конце концов, прачка трет грязное белье о доску значительно более двух минут. — Что мы теперь будем делать? Следует ли нам с Дженни отправиться в Челси, пока вы будете заниматься поисками здесь, Харкрофт? Едва его кузен произнес эти слова, Нед неловко повернулся на стуле. Совещание началось пятнадцать минут назад, сразу после того, как Нед вернулся с пастбища. Дженни, Харкрофт и Гарет заняли свои места за длинным деревянным столом. И весьма примечательным было отсутствие при этом разговоре его собственной супруги. Харкрофт ничего не сказал о том, чтобы пригласить ее, и, принимая во внимание все известные Неду обстоятельства, он чувствовал, что это к лучшему. Напротив него сидела Дженни, неловко повернувшись на своем стуле, губы твердо сжаты. Она внимательно смотрела на Харкрофта. Харкрофт еще не так давно был другом Неда, а не Дженни и Гарета. Нед представил его им. И по его просьбе Харкрофт ввел Дженни и Гарета в свет. Иначе эта непростая ситуация грозила обернуться долгими месяцами неудобств, позабытые было слухи разгорелись бы с новой силой, подкрепленные возможным скандалом с неприятием обществом женитьбы Гарета. Дженни чувствовала себя обязанной Харкрофту за поддержку, и ее участие в этой ситуации было продиктовано чувством долга. Однако это было для нее лишь обязанностью. Возможно, именно потому Дженни покачала головой. — Гарет, — тихо проговорила она, — уже прошло несколько дней. Если мы отправимся в Челси… На столе перед ними лежали стопки бумаг. Отчеты от поверенного Гарета были аккуратно сложены рядом с картой Харкрофта, уже усыпанной россыпью булавок. Гарет взглянул на Дженни. У него было значительно более твердое чувство долга и обязательств, и даже мысль о том, что он может отказаться от помощи человеку, которому столь обязан, не приходила ему в голову. — Кто-то должен отправиться в Челси, — заметил Гарет. — Кто-то, кому мы полностью доверяем. Харкрофт кивнул. Дженни неловко постучала пальцами по столу, но ничего не сказала. Ей и не нужно было облекать в слова свои мысли — по крайней мере, для Неда. Некоторые светские леди, не задумываясь, на долгие недели оставляли своих маленьких детей кормилице. Однако Дженни, брошенную матерью еще в младенчестве, даже намек на нечто подобное приводил в ужас. Несколько недель не видеть свою годовалую дочку было для нее практически невозможным. — Я мог бы отправиться один, — предложил Гарет. Он закусил губу. — Однако умение расположить к себе людей настолько, чтобы заставить поделиться своими секретами, не относится к числу моих сильных черт. Если же говорить о собственных привязанностях и обязательствах Неда, то, несомненно, его многое связывало с этим делом. Он был обязан Дженни за ее многолетнюю дружбу. Он был обязан и Гарету за то, что тот спас его от юношеских ошибок. И он слишком любил их обоих, чтобы позволить отправиться выслеживать неизвестную дичь, когда ему самому было прекрасно известно, насколько неудачной окажется их охота. — Неужели вас и вправду беспокоит такая незначительная вещь, как несколько недель отсутствия дома, когда вопрос стоит о самой жизни моей жены? — требовательно заметил Харкрофт. Дженни еще раз неловко отвернулась. О да, было и еще одно обстоятельство, имевшее отношение ко всей этой ситуации с Харкрофтом. Именно благодаря Неду Гарет и Дженни оказались втянутыми в оказавшиеся столь непростыми отношения с графом, и именно он должен помочь распутать это дело. Если ему удастся это, никто и никогда не скажет, что он бесполезен. Даже он сам. — Ты абсолютно прав, Харкрофт, — услышал свой голос Нед. Все трое присутствующих повернулись к нему — Дженни, Гарет и сам граф. — Это дело слишком важно, чтобы допустить в нем хоть малейшую ошибку. Харкрофт, ты сам должен ехать в Челси. — Он обернулся к своему кузену. — А вы оба можете вернуться в поместье Блейкли — оно расположено ближе к Лондону и лучше связано с другими районами. Поэтому, если станет известна любая новая информация, вам проще отправиться в нужное место. Харкрофт задумался на минуту, потом покачал головой: — Не очень хорошая идея. Я должен остаться здесь, чтобы покончить с поисками в этом районе. Если та женщина, о которой мы услышали в первый день, действительно и есть Луиза, мы можем потерять ее след. Я не могу рисковать этим. — Я провел в этом поместье все свои юношеские годы. Я прекрасно знаю местных жителей. И… — Нед почувствовал себя немного неуютно, однако, учитывая обстоятельства, ложь была гораздо лучше, чем грозившая открыться правда, — ты знаешь, что можешь доверить мне все свои интересы. Пока Нед говорил, глаза Дженни подозрительно сузились, и он отвернулся от нее, уставившись на исколотую булавками карту. Он не очень-то хорошо умел обманывать Дженни — ему никогда это не удавалось. Дженни была чертовски наблюдательна. А он не мог позволить себе вступить в беседу с ней — по крайней мере, в присутствии Харкрофта. Главной его задачей сейчас было убедить Харкрофта. И он нанес последний удар: — И помимо всего прочего, Харкрофт, ты прекрасно понимаешь, что леди Блейкли подвержена собственным женским слабостям и заботам. Это дело требует самого внимательного к себе отношения, которое способен обеспечить только ты сам. Даже Гарет вскинул голову, услышав столь дурно пахнущую и вопиющую ложь. — Нед, ты что, пытаешься таким образом заставить меня действовать? — В голосе Дженни зазвучали угрожающие нотки. — Оставим это на потом, — сказал, обращаясь к Дженни, Нед, продолжая внимательно смотреть на Харкрофта. Харкрофт взглянул на него в ответ. Преимуществом человека, у которого отсутствует чувство юмора, является также и весьма малая чувствительность к сарказму. Не похоже было, чтобы он заметил что-то подозрительное в предательских словах Неда. Наконец он резко кивнул в ответ. После этого оставалось только распределить задания и постараться не выдать переполнявшую его радость. Гарет покинул комнату, чтобы дать распоряжения к отъезду. Дженни так и просидела, молча и недвижимо, до конца беседы, не сводя с Неда взгляда. — Ха. — Харкрофт резко потер руки, увидев, что Блейкли удалился. В комнате не было холодно, но Нед внезапно ощутил неприятный холодок. Харкрофт наклонился к нему ближе и прошептал: — Смотри за своей женой, Нед. Я понимаю, что ты не хочешь и слышать моих предостережений. Но я разговаривал со слугами. Она совершала прогулки — очень длинные прогулки — дважды за последнюю неделю. И прежде чем мы здесь появились, она провела ночь вне дома. — Харкрофт, сейчас не то время, чтобы обсуждать слухи о… — Да, — Харкрофт поднялся, потирая руки, — джентльмены не должны обсуждать дамские склонности. И дочь герцога совсем не то же самое… что и какая-нибудь… прачка, чтобы выставлять ее поступки на всеобщее обозрение. — Он горько поджал губы. — Но, Нед, не потеряй времени и, разыскивая мою жену, не упусти из виду свою собственную. — Я не беспокоюсь за Кейт. Я ей доверяю. — Что же, — Харкрофт направился к двери, — каждому свое. Думаю, что буду готов выехать уже завтра утром. Леди Блейкли? — Если мы покинем этот дом через несколько часов, то будем у себя уже сегодня ночью. Нед заметил странное выражение ее глаз, и, судя по тому, что она опустила их слишком быстро, у нее было что-то на уме. Она осталась сидеть за столом и так же, как Нед, проводила взглядом уходящего Харкрофта. Дженни еще долго молчала и после того, как его шаги затихли в коридоре. Это было настоящим испытанием. Нед мог обмануть Харкрофта. Он мог ввести в заблуждение Гарета. Однако Дженни еще до своего замужества несколько лет наблюдала за малейшими признаками, свидетельствовавшими о его скрытых намерениях и эмоциях. Даже если бы он сам искренне верил в свой обман, ему бы очень сложно было убедить в этом Дженни. — Мы почти не говорили о Кейт, — наконец заметила она. — Я понимаю, что мы с ней не самые лучшие друзья. Но… у вас все хорошо? — Да, хорошо. — Если это ответ — я готова съесть собственную шляпку. — Она покачала неприкрытой головой, и Нед невольно усмехнулся: — На тебе нет никакой шляпки. Она лучезарно улыбнулась в ответ, но не дала увести себя в сторону: — Как же все запуталось! Я только хочу быть уверена, что хоть кто-нибудь здесь в ближайшее время обретет счастье, Нед. Вполне возможно, это будешь ты. В конце концов, твоя очередь. — Она опустила руки на колени и стала пристально рассматривать ногти. — В самом деле? — недоверчиво поинтересовался Нед. — Это все, что ты хотела сказать? — Конечно. Меня заботит твое благополучие. Ты прекрасно это знаешь. — Я имел в виду лишь то, что раньше ты не вела себя столь банально, стараясь принудить меня раскрыть свои секреты. Она окинула его резким взглядом, потом улыбнулась: — Я вижу, ты повзрослел. Тем лучше. Скажешь мне, почему постарался избавиться от Харкрофта и моего мужа? Нед ответил кратко: — Нет. Дженни улыбнулась еще раз: — Не поделишься ли какими-нибудь своими подозрениями? Она говорила это так легко, будто его подозрения были только незначительными страхами, которые можно было выразить одним или двумя предложениями. Если он расскажет ей все — Дженни обязательно поможет ему. Более того, она будет на этом настаивать — она и ее муж. И несмотря на то, что Нед очень беспокоился о них обоих, он не хотел их помощи. Ему не нужно было их вмешательство, особенно когда, как в данном случае, речь шла об отношениях его со своей женой. И он по-прежнему жаждал показать себя. Помимо всего прочего Дженни очень хотела вернуться домой. — Подозрения? — повторил он. Она подняла голову и посмотрела на него. Нед заставил себя оставаться безмятежным под этим пристальным взглядом. Он старался дышать спокойно, небрежно расслабив плечи. — Мои подозрения, — сказал Нед, — это мои подозрения. И едва только я получу какую-либо информацию, помимо той, что обладаю в настоящий момент, обязательно поделюсь ею с тобой. Будь в этом уверена. И это правда. Все, что было ему сейчас известно, все до мельчайших деталей, принадлежало ему. Должно произойти что-нибудь действительно непредвиденное, чтобы он согласился раскрыть тайну. — Знаешь, — обычным голосом заметила Дженни, — прежде чем ты вошел в комнату, Харкрофт сказал, что он подозревает, будто Кейт его опорочила. Она могла способствовать бегству его жены. Любой ответ — или отсутствие оного — говорил слишком о многом. Нед почесал подбородок, словно пытался таким образом заслониться от ее неослабевающего интереса. Однако, к сожалению, это было невозможно. Дженни продолжала наблюдать за ним с тем же пристальным вниманием. Наконец он решился и взглянул ей в глаза: — Вызвало ли это твои подозрения по отношению к Кейт или к Харкрофту? — Ты раньше не отвечал на мои маленькие подсказки вопросами. В свою очередь, я бы с удовольствием задала тебе тот же вопрос… Что же касается меня… Я не знаю. Скорее, нет. Хотя, возможно, у меня есть подозрения относительно их обоих. Харкрофт угрюмый и переменчивый тип. Я ему не доверяю. Сказать, что Харкрофт угрюм, — это все равно что назвать неожиданную зимнюю бурю легким неудобством. — Он никогда не признает этого, испытания, выпавшие на его долю, привели его в крайне взвинченное состояние. Если бы он был женщиной, любой бы сказал, что он просто на грани истерики. Не знаю, что еще сказать, но я уверена, что он любит Луизу. Он плакал, когда рассказывал нам, что она пропала. Он плакал , Нед. Представь, что значит это для такого гордого и высокомерного человека, как он. В прошлом случалось так, что мне неоднократно хотелось отвесить ему пощечину — он постоянно бросал эти неосознанные, на первый взгляд незначительные оскорбления в адрес своей жены. Но он плакал. — А ты? — Я не знакома с Луизой — или ее мужем — настолько хорошо, чтобы плакать. Если эта информация из Челси окажется пустой… Что ж, мы должны лишь ждать и надеяться, что с Луизой не случится ничего плохого. — Она подняла голову и еще раз взглянула на него. — Или нет? Дженни всегда умела раскрыть его тайны. Но сейчас… Нед ответил ей тем же взглядом и покачал головой: — Доверься мне. Дженни вздохнула: — Нед, я знаю, ты хочешь помочь. Но это слишком важное дело, чтобы ты брался за него в одиночку. Он ощутил знакомое чувство, будто у него сдавило все внутренности. Словно ему снова четырнадцать и он слышит презрительные слова деда. Да еще из уст Дженни… — Что? — Голос его дрогнул. — Ты хочешь сказать, что мне можно доверить заниматься только неважными вещами? — Я совсем не то имела в виду. Просто пойми: это сложная ситуация. Возможность вернуть этот долг значит очень многое и для меня, и для Гарета. И… — Да. Все именно так, как ты и сказала. Ты не можешь на словах утверждать, что доверяешь мне, а на деле испытывать это оскорбительное недоверие. Я прекрасно понимаю, насколько сложна и опасна эта ситуация. И я вовсе не упускаю из виду того факта, что вы чувствуете себя обязанными по отношению к Харкрофту, а также того, что именно я несу в первую очередь за это ответственность. И я совсем не хочу сказать, что этот случай для меня — способ проверить свои возможности. Я бы даже заметил, что ситуация на самом деле гораздо более тонкая, чем ты даже можешь вообразить, и если продолжишь в ней копаться, не зная всех обстоятельств, то ты можешь совершить очень большую ошибку. — Его руки дрожали. Глаза Дженни расширились, и она резко отклонилась, сложив руки на груди. — Именно поэтому я прошу — доверься мне , — продолжал Нед. — Я вовсе не говорю, что ты должна с закрытыми глазами положиться на глупое самолюбие мальчишки. Когда за последние несколько лет я преувеличивал свои силы? Когда я давал обещания и не выполнял их? Когда я не оправдал твоего доверия? — Такого не было. — Ее голос звучал хрипло. — Прости меня, Нед. Я лишь думала о том, чтобы спасти тебя от неприятностей и головной боли в этом деле. Только потому, что беспокоюсь о тебе. — Ты можешь взять это чувство и выбросить его куда подальше. Потому что в этот раз, Дженни, я спасу тебя. А тебе следует сидеть спокойно и позволить мне этим заняться. — Говоря это, Нед все ближе и ближе наклонялся к ней через стол, не сводя с нее серьезного взгляда. Дженни отшатнулась. Он уже пожалел о грубости своего тона. Дженни беспокоилась о нем, как сестра о брате — причем буквально, — однако эта ее сестринская забота оставляла у него по себе такое чувство, будто она хочет спеленать его, как младенца, не давая действовать самостоятельно. Она и так потратила на него слишком много времени. Дженни отвела от него взгляд, испытывая сходные сожаления. — Я думаю, — нетвердо заметила она, — что мне очень хотелось бы поскорее увидеть Розу. Прошло больше недели, и мы оба по ней скучаем. Нед вздохнул. — Что же, Нед. Очень хорошо. Спаси меня. — Произнеся эту тираду, она округлила глаза, словно подчеркивая, какую ответственность на него возлагает. — Но если ты провалишь все дело только потому, что был слишком горд, чтобы попросить о помощи, когда в ней нуждался, я тебя отшлепаю, как мальчишку. Радостное чувство охватило его. — Не беспокойся, этого не потребуется. — Он одарил ее уверенной улыбкой. — Просто приготовься к тому, чтобы быть спасенной. Глава 11 — Я должен тебе кое-что сказать. Кейт оторвалась от созерцания сквозь окно в гостиной далеких деревьев, видневшихся на линии горизонта, и повернулась к двери. Она сжимала в руках бесполезную подушечку, которую якобы усердно вышивала. В дверях застыл Нед, невозмутимо прислонясь к косяку. Он беззаботно улыбался, глядя на нее. Итак, наконец-то они соизволили довести до ее сведения свое решение. Кейт даже не знала, была ли она довольна, что ее не пригласили на эту встречу, или же оскорблена тем, что сочли бесполезной. Она не могла сказать, усилит ли присутствие мужа охватившее ее чувство заброшенности и одиночества или же, наоборот, избавит от него. Однако его улыбка — яркая, жизнерадостная, — похоже, проникла сквозь удручающую безотрадность ее раздумий. Как глупо. Даже одного взгляда на него было достаточно, чтобы тронуть ее сердце, заставить вспомнить, как же непросто все происходящее между ними. Кейт отвернулась и снова посмотрела в окно. Лишь утром она прогуливалась по этой дорожке, вид на которую открывался сейчас перед ней, высматривая мужа. Теперь же, когда закатное осеннее солнце, уходящее за горизонт, окрасило в золото коричневые поля, она не хотела еще раз вспоминать о том, что достаточно четко уяснила для себя в последнее время. Его забота о ней лишь временное, поверхностное явление, продиктованное чувством долга. И не важно: что бы ни случилось, она все равно останется одна. Как, впрочем, и всегда. Кейт услышала позади себя тихий вздох. — Гарет и Дженни отбудут через полчаса. Харкрофт собирается уехать в Челси завтра утром. Она обернулась и удивленно посмотрела на него: — Как это произошло? Нед вошел в комнату и закрыл за собой дверь. — Это было мое предложение. — И как же ты это предложил? — Кейт почувствовала, что ее руки дрожат. И что гораздо важнее — почему ? И почему он пришел к ней с такими новостями? — Кто-нибудь нашел Луизу? — Нет, Кейт. — В его голосе звучало терпение. — На самом деле я пообещал, что буду разыскивать ее сам. Мне хорошо известны окрестности. Я пообещал отсылать регулярные отчеты о результатах своих изысканий. Еще хуже. Она должна всячески избегать его и постараться как-нибудь помешать поискам. Лгать Харкрофту было для нее предметом доблести. Обманывать же мужа — совсем иное дело. — И ты… ты будешь это делать? — Я собираюсь искать ее, пока она не найдется. — Его голос звучал очень мягко. — Но может быть, ты хочешь мне что-нибудь сказать по этому поводу? Ничего. Она не хочет сказать ничего. Нед подошел к ней ближе. Красный луч вечернего солнца окрасил его лицо в теплые тона. — Если есть нечто такое, что ты хотела бы открыть мне по секрету, даю слово, что никто не узнает об этом. Его слово? Она хотела доверять ему. Она верила. Но… — Оно будет таким же, как и те клятвы, что ты дал мне в церкви во время венчания? — Кейт произнесла эту фразу, главным образом чтобы еще раз напомнить все самой себе. Потому что с ее стороны глупостью было даже затевать этот разговор. Полным идиотизмом — надеяться на то, что она сможет довериться ему. Она услышала, как он тяжело вздохнул. — Ты, вероятно, взбешен тем, что я в тебе сомневаюсь. — Взбешен? — Его голос звучал удивленно. — Да не особенно. — Он положил руки на спинку дивана около ее плеча. Его руки оказались так близки к ней, что она могла бы поцеловать их. Кейт взглянула в его карие глаза и не нашла там ничего, кроме доверчивой благорасположенности. Ни гнева. Ни ярости. — Думаю, я и не догадывался, насколько сильно ранил тебя до этого нашего разговора сегодня днем. Кейт не могла более смотреть в его глаза. Его слова были настолько близки ей, что казались отражением ее грез, ее скрытых желаний. Боже, она уже почти готова воспринимать их всерьез, придавать им это, столь несчастливое для нее, значение! И если так произойдет, если она снова почувствует боль утраты, винить ей в этом будет некого, кроме себя самой. Ведь ей прекрасно известно, что ее замужество — лишь практичный, трезвый шаг, нечто, к чему следует привыкнуть и не обращать внимания на возможные огорчения. Она могла бы вполне вынести его гнев. Но доброта рождает надежду, а надежды лишь погубят ее окончательно. — Так вот что ты видишь, когда смотришь на меня, да? Ты видишь испуганное, ранимое существо, с которым следует разговаривать нежным и заботливым тоном? Нед ничего не ответил. Вместо этого он вышел из-за дивана и посмотрел ей в глаза. И теперь, когда он стоял перед ней, Кейт больше не могла уклоняться от его взгляда. Если она отвернется, Нед поймет, что она боится. Ведь даже сейчас он может уничтожить ее. И поэтому Кейт смело ответила на его взгляд. Нед наклонился, взял ее за руку и бережно поднял. Однако, даже когда она встала, он не выпустил ее ладонь. Нед был значительно выше ее, и, стоя с ним рядом, она внезапно почувствовала себя очень маленькой. Она не должна была вообще упоминать о своем страхе. Кейт видела, как в его глазах отразилось понимание. Она чувствовала его сильные пальцы у себя на талии. И теперь, когда она столь неудачно открыла ему правду, в чем еще она ему признается? Почти вплотную приблизившись к нему, так что могла ощущать запах его тела, смешанный с ароматом мыла? Что какая-то несчастная, слабая часть ее натуры стремится прислониться к нему, открыть для себя вкус обжигающих прикосновений его рук к ее обнаженной коже? Возможно, она скажет ему, что главное, что удерживает ее от этого, — боязнь его нового ухода, страх снова остаться в одиночестве. Она попыталась высвободить ладошку из его хватки, однако его рука была твердой и нежной, как бархатные наручники. — Ты, должно быть, видишь во мне жалкого, бесполезного, дрожащего маленького кролика. — Кейт снова сделала попытку освободиться. В ответ Нед положил руку ей на плечо и повернул немного правее. — Посмотри перед собой, — предложил он. — Мне кажется, что я вижу тебя в первый раз. Кейт окинула взглядом комнату. Прямо перед ней тускло потрескивал огонек в камине, обрамленном строгой отделкой. Над каминной полочкой было укреплено большое зеркало. Она видела их отражение в огромном серебристом стекле — Нед, высокий и крепкий, так и пышущий жизненной силой. В зеркале казалось, что он едва касается ее, держа одной рукой за запястье, а другую небрежно положив ей на плечо. Лишь две небольшие точки контакта. В зеркале совсем не было видно, как горит ее кожа от его почти невесомых прикосновений. Она вздрогнула. Глядя на их изображение в зеркале, Кейт почувствовала себя не менее смущенной, чем во время их первой брачной ночи. Она ощущала рядом с собой тепло его тела. Она могла представить себе, как он делает к ней еще один шаг и сжимает в своих крепких объятиях. Кейт чувствовала его горячее дыхание около своей шеи. И в его прикосновениях на этот раз не было ничего безличного, анонимного, потому что она не могла избежать взгляда его глаз, отраженных в зеркальной глади над камином. В его глазах сверкало предательское дружелюбие. — Нет, — сказал Нед, слегка сжав ее плечо, — не смотри на меня. Смотри на себя. Ее волосы были такими светлыми, что казались почти бесцветными. Ее кожа выглядела бледной; ее платье облегало ее, она была так затянута в корсет, будто без этих пластин китового уса может сломаться. Она видела себя очень изящной, хрупкой леди. — Я уже видел тебя прежде, — тихо заметил Нед, — но мне кажется, что сейчас самое время взглянуть еще раз. — Его рука поднялась вверх — она увидела это в зеркале, прежде чем его большой палец коснулся ее лица. — Прежде всего, этот совершенный изгиб линии твоего подбородка, всегда гордо поднятого вверх. Подбородок победителя. Эта линия… — Его палец снова дотронулся до нее, и Кейт ощутила, как по ее коже пробежали мурашки, — эта линия говорит о том, что ты женщина, которая не терпит никакого вздора. Полагаю, мне следовало бы обратить на это внимание значительно раньше. Кейт слегка поперхнулась. Зеркало отразило это ее движение. Рука его дальше скользила по ее гладкой коже. — А теперь твои плечи. — Он провел большим пальцем по ее ключице. — Я никогда не видел, чтобы они были опущены от страха или тревожно сдвинуты. Твоя осанка всегда прямая, и какой бы груз ни упал тебе на плечи, ты никогда не согнешься. — Его голос дрогнул. И пока он говорил это, его рука гладила ее спину. Даже сквозь несколько слоев муслина и пластинки корсета она ощутила исходящий от него жар, когда он провел пальцами вдоль ее позвоночника. Когда он достиг талии, его рука скользнула немного вперед, и Нед коснулся ее руки. На несколько кратких мгновений их пальцы переплелись, потом он взял ее руку и притянул поближе к себе ладонью вверх. — Я слышал, — сухо заметил он, — что гадалки могут предвидеть будущее по ладони. Что, по твоему мнению, я вижу на твоей ладошке? Ее ладошка буквально утонула в его огромной ручище, она казалась слабой и бледной по сравнению с его загорелой кистью. Этот загар заставил ее задуматься о долгих днях, проведенных им на борту корабля, о рискованных путешествиях, диких зверях и опасных мужчинах с абордажной саблей в руке. Она чувствовала исходящий от него жар, и ей казалось, будто он буквально излучал тепло всех солнечных лучей, которые впитал во время дальних странствий. — Я выгляжу маленькой, — заметила Кейт. И хрупкой. Фарфоровой статуэткой, которую хочется отставить в сторону, оберегать, боясь, что она разобьется или сломается. Именно это в ней всегда видели окружающие, и именно так к ней и относились. — Ты представляешься мне изящной, — поправил он. — Изящной и одновременно упрямой и неукротимой. Я не вижу трепета в твоих руках, Кейт. В них нет страха, нет слабости и малодушия. — Но я… — И когда я смотрю в твои глаза, — продолжал Нед, — мне кажется, что ты непреклонна, как карающий ангел. — Он обхватил рукой ее маленькую ладошку, ее пальцы сложились в слабый кулачок в его широкой горсти. — Твои чувства, — уверенно сказал он, — это твои чувства. И если ты будешь таить их глубоко в груди, никто и никогда не увидит их на поверхности. Говоря это, Нед склонился к ней еще ближе. Последние его слова с каждым его выдохом приятно щекотали ей кожу. — Никому не надо видеть правды. Но я хочу этого, — едва слышно прошептал он. Кейт повернула голову и посмотрела ему прямо в глаза. И это уж точно было ошибкой, потому что если ее желудок и до того скрутило в тугой узел, то этот узел вырос буквально до размеров гордиева, едва только она взглянула в его лицо. Кейт не могла от него оторваться, и когда попыталась сделать это — когда отвела глаза в сторону, — его глаза немедленно уставились на его губы. Сильные и гладкие, властные и нежные. Кейт ощутила странный трепет внутри. У нее не было чувства, что он хочет поцеловать ее — нет, ей показалось, что он уже поцеловал. Ее губы уже горели от его жарких слов. Кожа ее пылала от самой возможности его близости. И не важно, какой бы практичной она ни уговаривала себя быть, все ее рациональные мысли и чувства испарились от одного только звука его голоса. Когда Кейт раскрыла свои губы и привстала на цыпочках, поворачиваясь в его объятиях, это обозначало, что она лишь довела сказанные им словам до их логического завершения. Она поцеловала его не потому, что хотела, чтобы он опустился перед ней на колени, а потому, что он поднял с колен ее. Кейт отведала его вкус, и в нем была соль, и мужество, и сила, которую настоящая женщина может использовать должным образом. И он поцеловал ее в ответ. Нед оторвался от ее губ. — Нет, Кейт, — тихо промолвил он, — я не хочу пугать тебя. Не хочу, чтобы ты меня боялась. Я хочу лишь смотреть на тебя и видеть, наконец, то, чего я был лишен долгие годы. Ты — проклятая валькирия. Он снова повернул ее к зеркалу. Кейт была готова расплакаться. Она не хотела этого — не хотела, чтобы ее тайные мечты стали явью, не хотела снова надеяться. Но было слишком поздно. Она уже неудержимо стремилась ко всему этому. Неудержимо стремилась к нему. — Это неправда. Я боюсь , — честно призналась она. — Если бы я была валькирией, то не испытывала бы страха. Я не чувствовала бы ничего подобного. — В древних сказаниях, — ответил Нед, и она своей кожей словно ощутила резкие, шершавые интонации его голоса, — героини всегда побеждают дракона и отрубают ему голову. Мирные селяне радуются и жгут костры, и тьма больше никогда не возвращается, чтобы поглотить их землю. Кейт чувствовала прикосновение его руки, теплое и властное. — Но это, — продолжал он, — лишь легенды и сказки. В действительности… Нед криво улыбнулся ей в зеркале. В его выражении было что-то озорное, дерзкое, словно он собирался открыть ей великую тайну, которая столетиями тщательно скрывалась. Она невольно прижалась к нему теснее. — В действительности, — прошептал он, — драконы никогда не погибают, и эти шуты в громоздких доспехах с огромными мечами не могут сразить их. Настоящие герои укрощают своих драконов. Будь это твои страхи или мое… — Он оборвал себя, и грустная улыбка превратилась в широкую усмешку, скрывшую его истинные чувства. И если бы она не следила внимательно за выражением его лица, то никогда не заметила бы этой внезапной перемены. — Твое?.. — напомнила она. — Я отправился в Китай, чтобы поразить драконов. Вместо этого я приручил их. — А я полагала, что ты путешествовал в Китай, чтобы проинспектировать владения Блейкли в Ост-Индской компании, разузнать, насколько соответствуют действительности дошедшие до вас слухи. Он пожал плечами, и в то самое мгновение Кейт вспомнила, что он сказал: твои чувства — это твои чувства . А каковы были его чувства по этому поводу? — Да разве имеет значение, почему я уехал? — спросил он. И по-видимому, этот вопрос задумывался им как риторический, поскольку, прежде чем она успела ответить, он продолжил: — Я не могу изменить прошлого. Все, что в моей власти, — возместить его. И если ты по-прежнему вздрагиваешь в моем присутствии, поскольку воспоминания о той боли, что я когда-то тебе причинил, еще сильны в твоей душе, я не могу сердиться. Ты заслуживаешь моего терпения. — А где будешь ты? — Голос Кейт дрожал. — Где будешь ты все это время, терпеливо ожидая, когда я стану тебе доверять. Где ты будешь? — Где я буду? — Она чувствовала его дыхание позади себя. — Я буду именно там, где и должен был находиться все это время. Когда ты подумаешь, что стены твоей крепости могут пасть, я укреплю их. Если ты испугаешься, что не сможешь больше стоять, я поддержу тебя. Я клянусь, что никогда тебя не оставлю. И когда ты поймешь, что тебе нужно просто опереться… Его руки обхватили ее талию — сильные и нежные, поддерживая ее, но не сковывая свободы. Она действительно могла на них опереться. Но Кейт этого не сделала. — И если тебе нужно будет опереться, — прошептал он, — на этот раз я обязательно подхвачу тебя. Ох, никогда она не чувствовала себя столь уязвимой, как сейчас, и никогда еще ей так не хотелось просто упасть в его объятия. И в том, что Кейт поверила ему, поверила в то, что Нед всегда сможет подхватить ее, в то, что на этот раз муж не покинет… в этом, возможно, и заключалась ее самая главная опасность. Это, подумал Нед после того, как Кейт покинула гостиную, было откровенной глупостью. Нет, он имел в виду вовсе не то, как он смотрел на нее. Не то, как клялся ей в преданности и поддержке. Да и поцелуй был далеко не глупым поступком, даже если учесть, что она начала его первой. Глупость заключалась в том, что он забылся настолько, что едва не позволил признанию сорваться с его языка. «Твои страхи, мое…» Нед оборвал себя, однако вовсе не потому, что задумался о последствиях этого безрассудного шага. Нет, он просто не мог подобрать подходящего слова. Его спасло отсутствие необходимого словарного эквивалента, а совсем не чувство пристойности или самосохранения. Ее страхи, его… Что же это? Как назвать это черное нечто, принадлежащее ему? Он вспоминал о нем как о мгновении: внезапная вспышка света, отразившаяся от металлической поверхности, ощущение, что выхода нет, все средства и пути исчерпаны. Оно было с ним даже сейчас. И ей вовсе не нужно об этом знать. Это можно было бы назвать дуростью, можно глупостью. Но ни одно из этих слов не передает размеров зверя, которого укротил Нед. Так же как и не может описать ту тьму, что сокрыта внутри его. Возможно, это было глупостью, да. Однако он хорошо сознавал, что если будет держать свои реакции на привязи, они никогда не причинят ему вреда. Это — его собственное безумие, его тайный дракон. Кейт одной рукой остановила графа Харкрофта. Она никогда не будет доверять Неду, если узнает, что за чудовище скрывает он внутри себя. Она даже не имеет понятия, каким беспомощным, бесполезным был он когда-то. Но он докажет всем, что больше это не имеет никакого значения. И пока он держит себя под контролем, никому не следует знать об этом. Глава 12 Это был очень странный вечер, подумала, сидя на кровати, Кейт после того, как горничная помогла ей раздеться и ушла. После отъезда лорда и леди Блейкли Берксвифт показался ей еще более пустым, чем это было, когда Кейт жила в поместье в одиночестве. Может быть, потому, что, оставшись единственной леди в огромном доме, она провела весь вечер одна. Возможно, ей было одиноко, так как она сознавала, что Харкрофт по-прежнему где-то рядом, что он проводит последние часы перед отъездом, досаждая Неду деталями своих поисков. А может, и потому, что Кейт до сих пор ощущала прикосновения рук мужа к своей талии, его горячие пальцы, ласкающие ее спину. Потому что даже сквозь мягкую ткань платья она чувствовала на шее тепло его дыхания. В этот раз , — сказал он, — я обязательно подхвачу тебя. И это была не просто джентльменская вежливость. Она явственно слышала искренние, правдивые нотки в его голосе, хриплую определенность его интонаций. Это была правда, вся, без остатка. Без остатка? Нет, кое-какой остаток сохранился, и он был достаточно острый и весомый, чтобы разрушить этот маленький росток правды и искренности. Она не имела понятия, как он поступит, если она откроет ему правду о леди Харкрофт. Если Нед узнает, что именно Кейт — причина его многочасовых поисков, будет ли он по-прежнему смотреть на нее с тем же ярким светом в глазах? Возможно, он станет на ее сторону. Поддержит ее. Похвалит за изобретательность. Кейт вздохнула. Будь практичной. Нет, практичным, логичным ответом будет то, что он отшатнется от нее. Он заберет Луизу, чтобы передать ее законному супругу. Сердито покачает головой, и рыцарственный укротитель драконов испарится. Потому что, несмотря на бросающуюся в глаза доброту и нежность его слов, его поведение говорит совсем о другом. Наступила ночь, а Кейт была одна. Снова. После всех этих горячих вечерних разговоров о доверии их брак по-прежнему являл собой лишь жалкий призрак счастливого семейного союза. Поцелуи — и ничего более. Это оставляло ощущение пустоты, будто бы все внутри ее было выжжено каким-то темным пламенем. И именно оно, это необъяснимое отсутствие иных отношений, пугало ее, как никогда. Потому что вечером, когда Нед обнимал ее, она стояла спокойная и недвижимая, несмотря на его прикосновения, лишь впитывая те ощущения, что его руки несли ей. Она была безучастна, как цветки ландыша, незаметно поворачивающие свои маленькие головки вслед медленно скользящему по небосклону солнцу. Со временем все чернила высыхают. И если она ничего не сделает, эти воспоминания — как и чернила на брачном контракте — высохнут и выцветут, превратившись в ничто. Обещание поддержки, помощи, едва сдерживаемая мука, которую Кейт ощущала в его руках, — и все равно он не пришел к ней. Возможно, именно из-за этой сдерживаемой муки его и не было здесь. Все, что Кейт знала о супружеских отношениях, она почерпнула из собственного весьма ограниченного и давнего опыта и тайных бесед шепотом в кругу замужних леди — преимущественно языком метафор. А принимая во внимание невольную реакцию Харкрофта на ее хитрые намеки, Кейт полагала, что она достаточно хорошо представляет себе весь процесс — и с мужской, и с женской точки зрения. Мужчины, было сказано ей, нуждаются в том, чтобы регулярно получать удовольствие. Они достигают этого либо с женами, либо заводя любовниц. Без этого… гм, ей прямо не сказали, что может случиться, но намекнули, что, когда это произойдет, она обязательно почувствует на себе результаты. А все дамы единодушно сходились на том, что эти последствия могут быть просто ужасными. Жар? Возможно. Мучительная боль? Может быть. Неразумное поведение? Что ж, теперь многое становится ясным. Нед настаивал на том, что не нарушил своих брачных клятв. Это утверждение казалось ей просто невероятным, принимая во внимание все, что ей было известно от подруг. И если Нед говорил ей правду, то он глубоко страдает. Это, вероятно, и объясняет ту главную странность его поведения, удерживающую его от посещения ее постели, в то время как она совершенно недвусмысленно дала понять, что готова исполнить свои супружеские обязанности. Да, иррациональное поведение, результат длительного воздержания, — безусловно, это в полной мере объясняет неразумные поступки ее мужа, да и многих других джентльменов. А кроме того, если она даст ему облегчение, избавит от очевидных мучений, возможно, он не будет к ней так строг, когда обнаружит, что она совершила. Не дав себе задуматься о том, почему она не должна этого делать, Кейт встала с кровати и подошла к комоду. Еще очень давно ее служанка привезла это ночное одеяние в Берксвифт. Ту самую рубашку, на которую Кейт возлагала столько надежд, когда их брак был еще молодым и невинным. Прозрачный шелк и гладкие ленты. Этот наряд сам по себе даст понять о ее намерениях и желаниях, и ей не придется произносить их вслух. Ее едва прикрытое невесомой пеленой тело будет громче любых слов. Кейт сняла скромную ночную рубашку, оставленную для нее горничной, и накинула новое шелковое одеяние себе на плечи. Ее руки слегка дрожали, когда она завязывала ленты. Даже несмотря на жаркое пламя камина, Кейт почувствовала, как ей внезапно стало холодно. Однако скоро, подумала она, температура не будет иметь большого значения. Кейт проворно подошла к двери, связывающей их комнаты, и быстро открыла ее. Она была потрясена царившим там холодом. Ее кожа покрылась мурашками, и она ощутила, как напряглись ее груди. По какой-то неведомой ей причине он не велел растопить камин в своей комнате. Несколько свечей, стоявших в канделябре на комоде, слабо освещали спальню. Деревянные столбики открытого балдахина его кровати отбрасывали зловещие тени. Ее глаза постепенно привыкли к свету, Кейт обхватила себя руками, надеясь хоть немного согреться, — и увидела Неда. Он сидел на краю постели. Его рот изумленно открылся. И… о господи, у Кейт снова перехватило дыхание — он был голым. Полностью, абсолютно, совершенно обнаженным, несмотря на жуткий холод. В приглушенном мерцании свечей его кожа казалась бронзовой, словно он был холодной, тяжелой, застывшей статуей неизвестного божества, а не человеком из плоти и крови. И еще какой плоти! Она восхищенно вздохнула. Его тело, которое она видела прикрытым влажной льняной сорочкой, оказалось вблизи еще более впечатляющим. Широкая, крепкая, мускулистая грудь. Мышцы рук напряжены и сжаты, словно он испытывал боль. Словно? То, как он взглянул на нее, его сжатые в гримасе губы свидетельствовали о том, что боль должна была быть просто мучительной. Не прошло и секунды, прежде чем она перевела взгляд с его покрытой легким пушком волос груди на живот. Однако эта секунда вполне могла оказаться вечностью, ибо ее внезапно накрыло еще одно, самое большое, потрясение. Ее муж был не просто голым, он был возбужденным. И сжимал в руке свой напряженный половой орган. К счастью, она не высказала самую первую идиотскую мысль, что пришла ей в голову. К несчастью для нее, она сказала вторую. — Нед, здесь очень холодно. — Ах. — Его голос звучал, как обычно, приветливо, несмотря на сведенные судорогой мышцы тела. — Кейт, сейчас не самое подходящее время для разговоров. Нет? У нее все пересохло во рту, и она не могла вымолвить ни слова. Он трогал себя — там — и, о господи, у них, конечно, были супружеские отношения раньше, но так давно и всегда в темноте. Она никогда даже не видела его. Она лишь хранила воспоминания о прикосновениях его рук, его плоти, помнила ощущение его внутри себя, тусклый блеск его кожи в лунном свете. Всепроникающее желание , никогда не удовлетворенное до конца и скрытое за осознанием необходимости продолжения рода. Да и тогда, теми давними и далекими ночами, он ни разу не зажег свечу. Какой чудовищный стыд! Она вошла в его комнату и закрыла за собой дверь. Здесь было холоднее, чем ей показалось раньше. Неловко сглотнув, она попыталась справиться с сухостью во рту. — Напротив, — Кейт не могла отвести от него глаз, — очень даже подходящее. И я пришла сюда не разговаривать. Он хрипло выдохнул, и белое облачко пара показалось в ледяном воздухе спальни. Нед окинул взглядом ее фигурку. — Что? Ах, я… кажется, это вижу. Это — и, судя по тому, как надолго задержались на ней его глаза, еще многое другое. Брак никогда не был вопросом любви, но скорее выгодным союзом семей и состояний, а также имел отношение к рождению детей. Связь могла быть приятной, точно так же, как приятно собственное прикосновение. Однако об этом было не так просто говорить. Несмотря на беседы шепотом с замужними подругами, она ощущала отсутствие в своем словарном запасе нужных ей в этом случае слов. Ее муж уставился на нее, застигнутый за… за совершением… акта… Лексикон Кейт, основанный на правильных словах, употребляемых правильными женщинами, совершенно подвел ее на этот счет. Даже среди замужних женщин подобные разговоры велись с использованием эвфемизмов. «Доставить утешение супругу» или, возможно, «иметь связь». Дамы изобретали в своих беседах сравнения с прачками или морковками, поскольку леди не употребляли других слов. Какими бы они ни были. Кейт показался просто преступным тот факт, что она выучила сотню слов для описания погоды по-французски, но не знает ни одного, описывающего прикосновения мужчины к своему пенису. Однако ей не нужен был словарь для того, чтобы понять значение того, что он делал. Она определенно не нуждалась в учебнике, чтобы осознать то ревностное желание, что родилось в ней. Каким бы ни было это слово, Кейт застала своего мужа за тем, что он делал с собой ту непристойную вещь, которую она сама намеревалась сделать с ним. Кейт еле сдержала истерический, неуместный смешок. — А ты не подумал о том, чтобы зажечь камин, прежде… м-м-м… прежде чем… — Прежде чем что? — Ты знаешь. — Кейт сделала беспомощный жест, ее руки описали широкий круг. Возможно, ее круг был слишком широк, или Нед просто хотел, чтобы она почувствовала себя неловко, — но он лишь пожал плечами. — Тебе стоит выразиться точнее. Кейт смущенно тряхнула головой. — Прежде чем я снял свою одежду? Она кивнула: — Да. И взял… взял это… — Прежде чем я взял это в руку? — закончил он с кривой усмешкой. — Да. Так. — Отвечая на твой вопрос, скажу, что сегодня мне нужен был холод. В противном случае я погряз бы в наслаждении. Холод обостряет чувства. Жар притупляет их. — Ох. — Ее глаза снова уставились на тело мужа — обнаженное, распростертое перед ней. Он был тверд; его тело столь очевидно хотело оказать ей услугу именно в этой части их семейной жизни. У Кейт зрели тысячи вопросов. А это приятное чувство? Это помогает достичь удовлетворения? Не могли бы мы зажечь огонь? В итоге она спросила: — Ты можешь сделать это со мной? Он мотнул головой: — Прости? Она подошла к нему ближе, вступив на освещенное место. — Ты — мой муж. — Ее взгляд снова упал на толстый, напряженный орган между его ног. Может, он не хотел ее. Может, ему нужно было лишь… лишь это. Он потянулся за халатом, лежавшим поверх простыней на кровати. — Нет, — спокойно заметила она. — Пожалуйста, не закрывай себя. Он взглянул на нее, его рука вцепилась в ткань халата. — Кейт, у меня нет прав требовать этого от тебя. — Почему нет? Ты мой муж. Мужчины, которые не исполняют своих супружеских обязанностей, становятся неразумными. Нед нахмурился. — Они испытывают жар, головную боль или нечто подобное. Я точно не знаю. Но у меня есть некоторые представления, как это происходит. — У тебя? Да что ты говоришь? — Его губы дрогнули. — Я лишь думаю о твоем здоровье, — сказала Кейт тоном праведницы. Однако ее взгляд опять скользнул на запретную территорию, и она вздохнула. — Почему? Я бросил тебя. Я не вел себя с тобой так хорошо, как ты этого заслуживаешь. Я… — Ты, — тихо заметила Кейт, — ты — идиот. Если я нужна тебе, неужели ты думаешь, что я бы отвернулась? Неужели ты считаешь, что я такая слабая, что на меня нельзя опереться? Разве ты не понимаешь — ты не единственный, у кого есть требования и желания. Я твоя жена, и я молю Бога, чтобы ты расценивал меня соответственно. Во всех отношениях. — Если помнишь, я говорил тебе, что могу быть ужасным животным. — Он не двигался. — А ты до сих пор не веришь мне. Кейт подошла к нему и села рядом на постель. Набитый хлопком матрас немного прогнулся под ее весом. И как следствие того их тела сблизились. Нед не отшатнулся от нее. Однако и не прижал ее к себе. Вместо этого он взглянул на нее большими, почти черными глазами. — Мне холодно. И опять он не обнял ее, как она надеялась. Лишь опасливо окинул ее взглядом. — Я не хочу терять над собой контроль. Рука Кейт скользнула по покрывалу к его теперь свободной руке. Костяшки его пальцев пылали, несмотря на то что он сидел в таком холоде. — Нед, — прошептала она, — позволь мне нарушить твой контроль. Дрожь пробежала по всему его телу. Прозрачный шелк одеяния слабо согревал ее в ледяной атмосфере комнаты. Она возилась с завязанными в узел лентами. Было очень неудобно пытаться развязать их одной рукой, но ей казалось правильным не выпускать ладони. Наконец тонкий шелк приоткрыл ее плечи. Его взгляд немедленно устремился к обнаженному телу. Под рубашкой груди ее напряглись, соски стали тверже, кожа покрылась мурашками. — Не делай вид, будто ты меня не хочешь, — сказала Кейт, — и я также не буду притворяться. Пусти меня к себе. Его член дернулся, и это, очевидно, могло быть расценено как согласие. Однако Нед долго смотрел на нее, прежде чем заговорить. — Я думал, ты заведешь себе любовников, — наконец произнес он. Его голос был низким и хриплым. — Я был уверен в этом, когда покинул Англию. После всего того, что случилось, того, что произошло между ними за последнюю неделю, она не думала, что Нед по-прежнему может ранить ее. Но это так и было. Кейт ощутила острую боль. Его слова обожгли ее. После сделанного будничным тоном предположения, будто она может отдаться другому, и утверждения, что он просто принял это к сведению, не попытавшись ничего изменить, не желая даже побороться, чтобы удержать ее, Кейт готова была немедленно выбежать из комнаты. Но ведь она просила пустить ее, открыться ей. Муж бросил ее. Ей вовсе не нравилось то, что он собирался ей сказать. И если даже сама возможность этого ужасает ее, если она не рискнет снова, то так никогда и не будет счастлива. Кейт прижала к себе его руку. — Это не вопрос чести. Это… Знаешь, я подумала о неверности в первую очередь. Это было бы достаточно просто. Я хотела, чтобы ты сильно пожалел о том, что покинул меня. Я представила себе, что леди Блейкли напишет тебе, и ты, пылая гневом, ко мне вернешься. — Ах, — промолвил он. — А когда ты воображала себе мое возвращение, я вызывал любовника на дуэль? — Иногда, когда мне было особенно горько, — заметила Кейт с некоторой суровостью, — ты даже терпел поражение. — Однако ее палец нежно очертил круг на тыльной стороне его ладони. Эта маленькая сценка была гипотетической — фантастическая драма, — чтобы стать отражением ее тайных, мучительных желаний. Потому что, если ей чего-то и хотелось на самом деле — так это того, чтобы муж позаботился о ней, едва сойдя с корабля. — Я размышлял о том, что сделаю, если, вернувшись, обнаружу, что у тебя есть любовник. — И хотел ли ты вызвать моего гипотетического любовника на дуэль? — Нет. — Он поднял глаза от их сплетенных рук и взглянул ей в лицо. — В моих мечтах я получал тот шанс, что упустил, когда мы поженились. На этот раз я мог завоевать тебя. Я мог соблазнить тебя. Мог проявить заботу и терпение и убедить тебя, чтобы ты выбрала именно меня, а не просто вынужденно вышла замуж из-за стечения обстоятельств. Я хотел добиться твоего внимания, а не получить его как нечто само собой разумеющееся. — Что ж, считай, что этого добился — ты соблазняешь меня сейчас. Он провел большим пальцем по ее запястью. Всего лишь легкое прикосновение, но ее тело немедленно откликнулось на него. — Проклятье! Нет, это ты соблазняешь меня, что, должен тебе заметить, достаточно нечестно с твоей стороны. Я хочу доказать тебе, что ты можешь на меня положиться, что я не какой-нибудь глупец, движимый лишь неразумным влечением. Я хочу, мне необходимо, чтобы ты поняла, что я не Харкрофт, что меня не захлестывают эмоции. Это было первым критическим замечанием, которое Кейт услышала от Неда в адрес своего друга. Она не знала, как на это реагировать. Однако Кейт прекрасно понимала, что лучшим способом прекратить этот их разговор было ввязаться в обсуждение Харкрофта. Она холодно взглянула на мужа. — Ты намекаешь на то, что хотеть меня неразумно? Это также имеет отношение к твоему нежеланию затопить камин? Нед дотронулся пальцами до ее запястья, погладил руку, коснулся локтя. Он склонился к ней так близко, что его лицо было лишь в нескольких дюймах от ее лица. — Едва ли. — Голос его звучал глухо, дыхание обжигало ее губы. — Я искренне уверен, что просто не заслуживаю тебя. Она видела облачка пара от его дыхания в холодном воздухе спальни. — Естественно. — Голос Кейт казался спокойным, но сердце бешено билось. — К счастью для тебя, я в любом случае решила сделать тебя своим любовником. Он заглянул ей в глаза. — Мне кажется, ты успела позабыть мои многочисленные пороки. Это на тебя не похоже. А ты точно уверена, что ты — моя жена? Кейт ощутила прикосновение его обнаженной груди, когда он приблизился к ней, почувствовала его вес. Огонь его плоти обжигал в сравнении с ледяным воздухом спальни. Она замерла в предвкушении. Нед поднял руку и дотронулся до ее щеки, нежно очертил линию подбородка. Кейт показалось, что ее словно пронзила внезапная дрожь — предвестник приближающегося удовольствия. Она ощутила вкус его поцелуя прежде, чем он коснулся ее губ, — взрывная смесь мяты и хереса. Другой рукой он обнял ее за плечо и потянул вниз, пока она не почувствовала спиной матрас. На мгновение он взглянул ей в глаза, склонился над ней, мышцы его рук напряглись, удерживая его вес. А потом он медленно опустился на нее всем телом, его широкая грудь касалась ее нежной груди, ноги его были на ее бедрах. Она ощутила его возбужденный член на своем животе. Его губы нашли ее губы, и из сознания ее моментально испарилось все, за исключением жаркого желания. Кейт хотела его поцелуя, и губы Неда, теплые и желанные, открылись для нее. Руки его ласкали ее тело, она ощущала его нежные прикосновения сквозь тонкую ткань распахнутого пеньюара, его пальцы, скользящие, казалось, по ее коже. Между ними был лишь слой тончайшего шелка, но даже и его было слишком много. Неудивительно, что Нед не зажег огонь. Он сам пылал, словно огненная печь, его тело обжигало. Он оторвался от нее, чтобы перевести дух. — Чувствуешь жар? Кровь стучала у нее в голове, она никак не могла восстановить дыхание. Да, она вся была охвачена лихорадочным теплом. Кейт быстро кивнула. — А нет ли у тебя головной боли? — заботливо прозвучал его голос. — Может быть, у тебя еще что-нибудь болит? Или ты начала вести себя неразумно? С женщинами, которые достаточно часто не получают удовлетворения, это случается, ты же знаешь. Я лишь думаю о твоем здоровье. Она уставилась на него, не в силах понять сказанное. Потом Кейт вспомнила, что говорила ему, когда вошла в спальню, — ее опасения по поводу симптомов проявления мужского воздержания. Она легонько шлепнула кулачком ему по плечу. — Ты смеешься надо мной в такой момент? — А тебе смешно? Да. Он чувствовал ее прерывистое дыхание. — Тогда это работает, — заключил Нед, — ты определенно стала вести себя неразумно. Именно этого я и дожидался. Он обхватил рукой ее грудь. Жар и холод словно вступили в схватку на поверхности ее кожи, ледяная температура в комнате и огонь его пальцев. Ее соски напряглись в предвкушении. — С моей стороны было бы нехорошо воспользоваться таким твоим состоянием, — проговорил он тем же праведным тоном, что лишь недавно слышал от нее. — Будет еще хуже, если ты им не воспользуешься. Он очертил пальцем «восьмерку» на ее груди, едва коснувшись жаждущих сосков. — Нед, — прошептала Кейт, — прекрати играть и делай это. Он по-прежнему не сводил с нее глаз. Снова улыбнулся и приподнял одну бровь. — Ну, раз ты настаиваешь. А потом он склонился и сомкнул губы вокруг ее соска. На мгновение Кейт ощутила его обжигающее дыхание. Оно окружило ее, и ей показалось, что наступило затишье, которое случается между вспышкой молнии и ударом грома. О, она имела в виду не совсем это , но ей вовсе не хотелось его останавливать, и последовавший затем ее тихий возглас имел мало общего с протестом. Она вся была охвачена огнем желания, которое возбудили пламенные прикосновения его языка к ее соску. Ее накрыла сладостная волна наслаждения, ее кожа словно обрела новую чувствительность, все ее тело дрожало в предвкушении. Бедра ее раскрылись, она прижалась к нему, испытывая непреодолимое, вечное, как этот мир, желание. Кейт полагала, что это должно было быть всего лишь практичным. Однако ее жгучее влечение, тот глубокий водоворот огненной страсти, в который она окунулась с головой, не имел ничего общего с разумной и рациональной практичностью. И все же Нед оторвался от нее. Когда Кейт изогнула спину, он обнял ее одной рукой и, едва она вновь прижалась к нему, запечатлел жаркий, влажный поцелуй на ее груди. Он приподнял голову, чтобы поцеловать мочку ее уха, и она ощутила легкое дуновение холодного воздуха. — Что ты со мной делаешь! Я просто теряю голову, — прорычал он, не в силах оторваться от ее шеи. — Поспеши же потерять ее окончательно. Нед крепче обнял ее за талию. — Ты знаешь, что я делал, когда ты вошла? Одна мысль об этом разжигала ее желание. Она по-прежнему не знала глагола, который соответствовал бы этому действию. Лишь только презрительное, почти неприличное слово — просто существительное: онанизм. И слово это описывало грех, не имевший ничего общего с почти священным для нее телом мужа. — Единственное слово, которое я знаю, — правильное и напыщенное. — Не жаркое и страстное. Совсем не такое, как ее чувства. Его губы снова требовательно приникли к ней. В его поцелуе промелькнула откровенная настойчивость, нетерпение, словно она могла исчезнуть, испариться, едва он только отвернется. Но Кейт была вполне реальным созданием из плоти и крови. Она чувствовала, как кровь пульсирует в ее жилах в унисон с его ласками. Кейт запрокинула голову, и он принялся покрывать поцелуями ее подбородок, шею, ключицы. — Есть только неправильные, — ответил он. — Не надо относиться ко мне как к неженке и недотроге. Не отмахивайся от меня этими вежливыми уверениями и не скрывай правду за правилами приличия. Он так и не делал. Напротив, Нед оторвался от нее буквально на дюйм и взглянул ей в глаза. И когда понял, что Кейт говорит серьезно, то, вздохнув, ответил: — Я, как говорят школяры, дрочил до бесчувствия. Она ощутила возбуждение. Да. Именно это ей и нужно было знать. Она вовсе не хотела закрываться от своего желания незнанием. Она хотела уметь отписывать свои мысли, свои нужды. Своего мужа. Словно почувствовав накатившее на нее возбуждение, он потерся о ее нос своим носом. — Однако слова совсем не важны. То, что я делал, когда ты вошла… Я хочу увидеть, как ты делаешь это себе. — Что? — Это предложение гораздо более пугало ее, чем необходимость просто отдаться его прикосновениям. Показать ему всю силу своего желания? Не следовать пассивно его воле? Нед оторвался от нее, перекатываясь на бок. Он судорожно, словно задыхаясь, вдохнул и посмотрел ей в глаза. — Я хочу, чтобы ты сделала это себе. — Он взял ее за руку. Его пальцы мгновенно согрели ее. Другой рукой он заскользил вверх по ее ноге. Приподнял подол ее прозрачного шелкового одеяния, и она почувствовала холодок. Ее кожа словно пульсировала в такт его прикосновениям. Она ощущала удары его пульса, как свои. И он, Кейт была в этом абсолютно уверена, чувствовал эти бешеные удары, держа ее руку в своей руке. Он опустил правую руку, не выпуская из левой ее маленькие и нежные пальцы. — Здесь, — сказал Нед. — Дотронься до себя здесь . — И вложил их пальцы между ее ног. Кейт взглянула ему в глаза. Его зрачки расширились. Она касалась своей скользкой влажности. Нет — все же лучше — они касались. Интимно. Близко. Он медленно продвигался, скользя между складками ее кожи. Пальцы его исследовали, изучали ее, гладили ее плоть, лаская в самом потаенном месте. И это было так восхитительно правильно — и все же даже сейчас она ощущала, что его прикосновения… нет, не ошибочные, но неточные. Он должен был коснуться ее здесь , а не здесь; всего в одном дюйме… и опять не совсем верное движение пальцем. Ее рука встретилась с его рукой, словно сливаясь воедино. И вот она уже учила его, показывая, чтобы он нажал здесь, что она хочет именно такой ритм. Кейт будто звала, чтобы он следовал ее примеру, образцу, которого она никогда не знала, но чувствовала каким-то абсолютно уверенным, упрямым инстинктом. Здесь. Его палец скользил в ней. Она не могла сказать, где кончается его кожа и начинается ее. Мир перестал существовать — не было ничего, кроме этих скользящих движений, этих нажатий, — лишь острое, страстное, абсолютное желание. Здесь , снова. Он наклонил голову, чтобы поцеловать ее грудь, и сладостное блаженство охватило ее. Она по-прежнему ощущала, как ледяной воздух холодил кожу, но Нед был прав — холод лишь обострял чувства. Температура усилила удовольствие, родившийся в ней жар рвался наружу. Она билась в экстазе наслаждения, каждый дюйм ее кожи словно излучал пламя. Кейт задыхалась, не в силах вздохнуть, когда волна страсти прокатилась сквозь нее, окутав упоительным удовольствием. Когда все закончилось, она могла лишь опустошенно лежать на спине, стараясь восстановить дыхание. Легкие наполнились холодным воздухом. Нед медленно убрал от нее свои руки. Дыхание постепенно восстановилось, и, когда он оторвался от нее, она ощутила ледяной холод. — Вот, — проговорил он. — Вот что я делал, когда ты вошла. — В голосе его прозвучало скрытое удовлетворение. Она сделала глубокий вдох, вновь обретя способность дышать. — О боже! А я тебе помешала. — Даже если бы ты не вошла в мою дверь, была бы в моих мыслях. Я думал лишь о тебе. — Нед улыбнулся. — Я хочу, чтобы ты доверяла мне. И не только телом, но и во всем остальном. — Он аккуратно убрал волосы с ее лица. — Знаешь, когда возьму тебя, я хочу обладать всей тобой, а не только какой-то частью. — Не понимаю, что ты имеешь в виду. Ты можешь взять меня сейчас. Нед криво улыбнулся. — Я буду думать об этом — думать с каждым проклятым касанием, с каждым взмахом руки. Если я смогу это сделать… — Он замолчал, покачав головой. Способность рационально мыслить возвращалась к Кейт с каждым вздохом. Она пришла сюда, чтобы доставить удовлетворение своему супругу. Вместо этого Нед помог достичь удовольствия ей самой. Сам же он по-прежнему оставался возбужденным, и, судя по тому, как он неловко ворочался, лежа подле нее, она ему ничем не помогла. И все же… — Нед. Должно быть, он уловил нотку желания в этом ее простом обращении, потому что натужно улыбнулся. — Нет. Я только что поздравил себя, что не овладел тобой, как похотливое животное, каковым и являюсь. Кейт почувствовала, как пульсирует жилка у нее на шее. Она дрожала, ощущая покалывание по всему телу. В горле у нее запершило. Она услышала эту грубость, эту дикость животного, которым, по его словам, он являлся, услышала в его словах, в хриплом скрежете его голоса, когда он взглянул ей в глаза и произнес это. С каждым. Проклятым. Касанием. — Значит, ты не собираешься… Ты не собираешься… м-м-м… овладеть мной. — Нет. Не сегодня. Очевидно. — Он возвел глаза к небу. — Проклятье. — А ты будешь… будешь продолжать то, на чем остановился? Кейт шла сюда сегодня, думая только о своей уязвимости. Она никогда и не могла себе представить, что обнаружит ее у Неда. Однако это было так, и Кейт чувствовала ее в прикосновениях его рук, в слабом дрожании его пальцев, не выпускающих ее ладонь. — Да. — Его тихий выдох прозвучал как защита. — Можно я останусь и посмотрю, — произнесла она наконец. Его глаза расширились. — Это не так интересно. — Ничего. Я постараюсь справиться со скукой. Он взглянул ей в глаза и судорожно кивнул. Он не отвернулся, напротив, медленно потянулся и взял в руку свой член. Его рука скользила вверх, потом вниз, странное стаккато, вызывающее нервную дрожь, приводящую ее в небывалое возбуждение. Он заставил ее почувствовать себя уязвимой и восприимчивой тем способом, от которого она не могла уклониться. В комнате было тихо, слышны были лишь энергичные шлепки его ладони. Каждое его прикосновение вызывало у Кейт ощутимый трепет, будто бы он ласкал ее, а не свою жаждущую плоть. Будто бы ее руки обнимали его, ее тело вмещало в себя его готовую взорваться твердость. Ледяной холод и жар окутывали ее одновременно, она была одна и в то же время в его объятиях. Кейт страстно желала, чтобы его страсть, его жизненная сила, его мужское естество оказались в ней. Она не могла вычеркнуть его из своей жизни. Она не могла даже впустить его лишь наполовину. И если Кейт была уязвима до этой ночи, то теперь она просто осталась без защиты. В тех чувствах и ощущениях, что испытывала она сейчас, не было ничего нового. Только прежде Кейт сдерживала, скрывала их, прятала в потаенные уголки своей души, словно они принадлежали не ей, а какому-то дикому и опасному созданию. А сегодня она позволила себе думать, позволила себе видеть руки Неда, скользящие по его члену, жаркие касания плоти о плоть. Было верхом безрассудства воображать тело своего мужа, слившееся со своим телом. Полным идиотизмом — мечтать о том, как соединяются их уста. И когда Кейт представила себе, что его горячий, твердый мужской орган, за которым она наблюдала жадными и восторженными глазами, ворвался в нее, наполнил ее ждущую плоть, то она просто обязана была отшатнуться. Но Кейт не сделала этого. Она была сейчас в десятки раз более уязвима, чем раньше, но впервые в жизни, видя, как он смотрит на нее, осознала, что в этом, несмотря на все его шутки и будничный вид, они равны. Он хотел ее. Когда он достиг удовольствия, она ощутила это всем своим телом. Он встретил ее взгляд. Они не коснулись друг друга. Нед встал и подошел к тазику для умывания, стоявшему в другом конце комнаты. Постепенно охвативший ее жар снова исчез, и ей остались лишь тончайший шелк ее ночного одеяния и ледяной воздух его спальни. Нед совершил подвиг неимоверных масштабов, зная, что Кейт по-прежнему не открыла ему своей тайны. Ему еще не удалось добиться ее полного доверия, и поэтому он с величайшим трудом удержался от окончательного завершения акта любви, вопреки всем страстным желаниям своего тела. Но он победил. Он контролировал ситуацию — не его тело, не его безрассудные стремления. Это было именно той проверкой, к которой он так стремился. Видишь? Я не какой-то мальчишка, чтобы дать управлять собой своим желаниям. Нед положил полотенце и снова повернулся к Кейт. И едва он это сделал, все его замечательные, полные гордости за себя поздравления испарились. Кейт лежала на его кровати, тончайшая материя ее одеяния скорее выставляла напоказ, чем скрывала соблазнительные изгибы тела, тем более желанные, что он до сих пор ощущал на своих ладонях эхо прикосновений к ее нежной коже. Кейт лежала на его кровати — воплощение всего теплого и утешительного. А ведь он не просто так не затопил камин. Некоторые мужчины могут позволить себе расслабиться, разрешить просто позабыть о разнообразных своих бедах и напастях. Однако Нед уже давно уяснил, насколько это опасно. Он слышал сладкий зов теплого дома и уютного очага, обещающий утешение и убеждающий отказаться от дальнейшей борьбы. Она не понимала, что он может разбиться о нерушимые скалы самоуспокоения, избежав других подводных камней. Нед прекрасно знал это. С ним это уже случалось. Кейт улыбнулась: — Нед, ты позовешь кого-нибудь, чтобы разжечь камин? Он не вполне представлял себе, что надеялся совершить за эти последние несколько месяцев, но внезапно осознал, что именно ему удалось ей дать. Насыщение без удовлетворения, иллюзию близости без окончательного соития тел. И теперь, когда все кончилось, она стала осознавать, что не осталось ничего, кроме охватившего ее холода. Нед заметил в зеркале, что она дрожит. — Нет, — тихо ответил он. — Я не сплю при зажженном камине. Кейт села на кровати и удивленно на него уставилась: — Некоторые люди живут без комфорта. Обычно это случается потому, что они не могут себе его позволить. И это правда. Он не мог позволить себе слишком много комфорта — любого комфорта, который бы нарушил заведенный им для себя специальный режим. Комфорт был его врагом. Комфорт — это самодовольство. Комфорт убаюкивал его, исподволь внушал, будто ему вовсе и не обязательно беспокоиться о своем будущем. Кейт обиженно фыркнула: — Ты не спишь при зажженном камине? Это твое дело, но я-то сплю. Значение этого утверждения было очевидным. Кейт намеревалась остаться с ним, хотела лежать подле него в кровати и всю ночь соблазнять его прикосновениями своего тела, исходящим от ее кожи ароматом сирени. Было бы так легко поддаться ей, позволить себе окунуться в ее теплоту и негу. Это легко, легко до того самого момента, когда это перестанет быть таковым. Но было бы слабостью зажечь огонь только потому, что в комнате немного прохладно. Точно такой же слабостью, как и поддаться своему желанию близости лишь потому, что женщина и сама чувствует возбуждение. Кейт смерила его взглядом: — Ты мне не ответил. Это означает, что ты хочешь, чтобы я ушла? — Не совсем. Кейт запахнулась в свой полупрозрачный наряд. — Что ж, мне больно это слышать. Она призналась ему в этой боли легко и непринужденно, словно не заботясь о том, что он мог о ней подумать. Нед почувствовал уколы недостойной его ревности. Как раз накануне отъезда в Китай он присутствовал на одной из встреч, организованных его поверенным, чтобы нанять управляющего. Нед не имел понятия, какие вопросы следует задавать кандидатам, что требовать от них, помимо рекомендательных писем, в которых и так достаточно подробно описывался их характер и профессиональные качества. Его поверенному, однако, надо было чем-то заполнить время встречи. Однако тот не задавал потенциальным наемным работникам вопросы относительно агрономии или скотоводства, как то представлялось логичным Неду. Напротив, поверенный сосредоточился на вопросе, который казался ему безнадежно бесполезным. — В чем, — честно вопрошал его человек каждого кандидата, — состоит ваша самая величайшая слабость? Глупый вопрос, не что иное, как приглашение к лживым разглагольствованиям. Ни один человек не скажет: «Я напиваюсь до полусмерти и бью своих детишек». Нет, большинство соискателей изобретали ответы, в которых тщательно избегали даже намека на слабость. «Я настолько рвусь услужить своему хозяину, — заявил один парень, — что мне порой приходится предпринимать особые меры, чтобы заставить себя не работать в день субботний, в нарушение Господних заповедей». Другой человек признал, что самой большой его слабостью якобы является страсть к леденцовым карамелькам. И это было совсем неудивительно. Только идиот или очень храбрый человек признается в своих истинных чувствах. Нед хранил свою главную слабость глубоко внутри себя, тщательно скрывая ее от постороннего взора. Это была бездонная, пугающая его пропасть неадекватности, которую он научился прятать за завесой юмора и веселого нрава. Он почти преодолел эту пропасть за последние несколько лет при помощи того, что леди Харкрофт назвала магическими трюками. Холод ночью. Физические упражнения по утрам. Эти трюки, эта «магия» предназначались для того, чтобы всегда держать себя в руках. Все лгали о своих слабостях. Все, за исключением Кейт. Она говорила о своем страхе или о своей боли, не задумываясь, словно это было для нее абсолютно естественным делом. И она не просто признавала свою слабость. Кейт сознавала ее, могла совладеть с ней, а не слабость владела Кейт. Ей не надо было ходить вокруг нее на цыпочках. Не надо было прикладывать неимоверные усилия, чтобы получить над ней контроль и удержать ее. Кейт легко говорила обо всем вслух. Она внимательно посмотрела на него, и Нед внезапно осознал, что молчал все это время. Он хотел, чтобы она осталась. Он хотел владеть не только ее телом, но и ее непринужденным самообладанием. Чувствовать, как ее сила вливается в него, ощущать ее подле себя, рядом. И всего-то нужно было для этого — зажечь лучину от свечки или масляной лампы и развести огонек в камине. Кейт не понимала, что значит для него этот ничтожный огонек. Она видела в огне лишь свет и тепло, а не предательство самоконтроля. Ей не узнать того, что он так страшился, ей не нужно было сражаться с подступающей исподволь тьмой. — Хорошо. — Кейт встала и закуталась в свои невесомые одежды. Даже в этих полупрозрачных шелках она выглядела как королева. — Что ж, тогда, я полагаю, мне следует удалиться. Она направилась к двери. Нед в три шага пересек комнату и взял ее за руку. Кейт взглянула на него, ее глаза сурово сверкнули в тусклом свете. — Что вам угодно, милорд? Он не мог объяснить ей, что имел в виду, поэтому просто обнял и прижал к себе. Она была нежная и красивая, от нее исходил неуловимый аромат сирени. — Это не ты, — прошептал он, спрятав лицо в ее волосах. — Это камин. Кейт отстранилась от него и приподняла одну бровь. — Это утешает, — заметила она тоном, в котором звучало все, кроме утешения. И прежде чем Нед успел, проклиная себя, пробормотать жалкие объяснения, она покинула комнату. Глава 13 Утро было серым и туманным, восход только брезжил, когда Нед поднялся, чтобы проводить Харкрофта. Мужчины оделись и позавтракали к тому времени, когда Нед стоял, переминаясь с ноги на ногу, на гравиевой дорожке перед домом. Экипаж Харкрофта ожидал неподалеку, слуги уже успели загрузить туда его багаж. Нед протянул руку. — Желаю тебе удачи, — произнес он. — Счастливого пути. — Последнее было ближе к истине. Нед не мог дождаться того момента, когда многие мили будут отделять Харкрофта от Кейт. Первое же пожелание прозвучало настолько лицемерно и неискренне, насколько он мог это себе позволить. Граф быстро пожал ему руку и оглянулся. — Подумай о том, что я сказал тебе прошлым вечером. Обдумай все хорошенько. Потому что, если ты и в самом деле найдешь здесь Луизу, должен будешь действовать от моего имени. Господи сохрани. Нед покачал головой. — Благодарю тебя за беспокойство. Однако тебе действительно пора. Предстоит долгое путешествие, и пригодится каждый час светлого времени суток. Он оглянулся. — Высматриваешь свою супругу? — сухо поинтересовался Харкрофт. — Все еще нервничаешь, а? Все еще каждый раз спрашиваешь дозволения, чтобы ее коснуться, и униженно склоняешься, если она ответит «нет»? — Не совсем так. — Нед был не расположен посвящать в детали своей непростой личной жизни человека, который полагал, будто супружеские отношения следует поддерживать кулаками и ударами. Он гневно отвернулся. Однако Харкрофт прочел согласие в его опущенном взгляде и покровительственно похлопал Неда по плечу: — Так-то. Если и это тебя не убеждает, то ничего не поможет. Поверь мне. Настоящие мужчины не спрашивают. Они берут. По мнению Неда, настоящие мужчины не устраивают гневных сцен, если их капризы не всегда выполнимы. — Совершенно верно, — пробормотал он. — Ох, ты только посмотри на часы! Ты уже давно должен быть в пути. — Да ладно, Кархарт. Пообещай же мне, что будешь держать женушку в узде. — Она — моя жена. — Нед посмотрел на Харкрофта свысока. И это совсем не твое дело. — К чему столько беспокойства? Харкрофт закусил губу, а потом наклонился к нему поближе, чтобы сообщить по секрету нечто важное. — Потому что мне кажется, что она причина того, что произошло с Луизой. Я долго думал над этим и пришел к выводу, что Луиза начала всерьез сомневаться в моем авторитете с того времени, как сдружилась с твоей женой. Более того, я уверен в этом. Твоя жена настроила ее против меня какими-то своими женскими бреднями. И хотя я не могу пока доказать свою уверенность, у меня нет сомнений… Знаешь, в общении с женщинами следует полагаться на свои инстинкты. — У меня другие инстинкты, — осторожно возразил Нед. Харкрофт выпрямился, отряхивая полы сюртука. — Если ты не обуздаешь свою жену, я это сделаю за тебя. Нед с трудом удержался от того, чтобы сжать руки в кулаки. Он сделал шаг вперед, расправил плечи. — Чем именно ты угрожаешь моей жене? — гневно спросил он. Харкрофт взглянул на широкие плечи Неда и неловко усмехнулся: — О, только не надо мелодрам. Когда отыщу Луизу, я должен быть уверен, что она больше не попадет под дурное влияние. И мне очень не хочется счесть тебя способным на это. Насколько Нед его помнил, Харкрофт всегда был прекрасным фехтовальщиком. Он хорошо владел шпагой, его движения были быстры и легки. И все эти годы, пока они были знакомы, уверенность в этом заставляла Неда думать, что приятель выше его ростом. Однако стоя плечом к плечу с графом, Нед впервые осознал, что тот ниже его. А за долгие месяцы, проведенные на борту корабля, где он занимался физическим трудом наравне с матросами, Нед стал еще и сильнее. Никакой опыт владения шпагой не спасет Харкрофта от человека мощнее его почти на два стоуна [24] . Это быстро помогло Неду справиться с некоторыми своими опасениями. 24 1 стоун — мера веса, равная 14 фунтам, или 6,34 кг. — Не беспокойся, — ответил Нед так же осмотрительно, как и Харкрофт. — Я вовсе не собираюсь ввязываться ни во что предосудительное, и ты можешь полагаться на мое обещание освободить мою супругу от любых недопустимых влияний. — Таких, как ты. — Добрый друг, — улыбнулся Харкрофт. — Я знал, что могу на тебя положиться. — Он сделал паузу, словно ожидая от Неда ответного комплимента. Нед должен был сделать это. Эта небольшая ложь оградит его жену от Харкрофта. Однако слова словно застряли у него в глотке, шершавые и обжигающие, как тлеющие угольки. — Я обо всем здесь позабочусь, — наконец выдавил из себя он. Харкрофт снова улыбнулся. И хотя Нед умылся всего лишь десять минут назад и почистил зубы зубным порошком, от этой улыбки у него появилось омерзительное ощущение во рту. Ему следовало бы воспротивиться. Он должен был сказать этому человеку, чтобы тот не ждал от него ничего хорошего и поскорее убирался из его дома. Однако если он это сделает, подозрения Харкрофта только усилятся. Они почти уже договорились, и если Нед сейчас разобьет Харкрофту лицо, то этим он, конечно, доставит себе моральное удовлетворение, но этот поступок нельзя будет назвать умным. Его собственные желания уступили холодному голосу разума. — Я уверен, ты скоро посмотришь на все моими глазами, — ухмыльнувшись, заметил Харкрофт. — Ты поймешь, какова твоя жена, очень скоро, попомни мои слова. И возможно, именно я докажу тебе это. Это самодовольное выражение лица невозможно было вынести. Нед отбросил рассудочные доводы и наклонился поближе к своему гостю: — Я буду заниматься этими поисками ради тебя. Я обязательно расскажу тебе, что мне удалось обнаружить. Как только ты отбудешь отсюда, я готов буду исколесить в поисках графини всю страну. Но, Харкрофт, ты должен уяснить одну вещь. Харкрофт насмешливо поджал губы. — Ты никогда больше не будешь угрожать моей жене. — Сказав это, Нед выпрямился и расправил плечи. Харкрофт взглянул на него, словно впервые осознав, насколько Нед был крупнее его. — Она — моя, и позволь мне самому с ней разобраться. Она моя. Это было не самое определенное утверждение, но после сегодняшней ночи оно постепенно становилось правдой. Кейт поступила именно так, как и сказала, — она проникла за строгие и прочные рамки его контроля. Возможно, она была его, но и он уступил ей часть самого себя. И это пугало его больше, чем все эти дурацкие усмешки на лице Харкрофта. Харкрофт встретился с ним взглядом. И потом очень медленно кивнул. Так же медленно он забрался в экипаж. Нед утешал себя мыслью, что граф уезжает. Лакей закрыл дверь и вспрыгнул на запятки. Кучер натянул поводья, и лошади рванули вперед. Нед прислушался к шуршанию по гравию парадной аллеи колес отъезжающей кареты. Наконец-то они получили передышку от всеобщей назойливой заботы и внимания. И Нед собирался ею воспользоваться. Пришло время поговорить с женой. После всего того, что произошло прошлой ночью, он не имел ни малейшего понятия, что она о нем думает. Возможным было все — от «превосходно» до «очень плохо». Нед посмотрел по сторонам, словно приглядываясь к этому тоскливому осеннему утру. Однако разве могут дела обстоять ужасно после отъезда Харкрофта? И впервые с тех пор, как он проснулся сегодня утром, искренняя улыбка осветила его лицо. Кейт пробудилась ото сна, услышав скрип приоткрывшейся двери. Человек, который вошел в спальню, не был ее горничной. Кейт могла с уверенностью заключить это, поскольку в комнате было тепло. Кто-то уже затопил камин поутру. Однако гардины по-прежнему были задернуты, и свет, едва пробивающийся сквозь них, казался слабым. Другими словами, было еще совсем не время подниматься. Но надо как-то приветствовать мужа, а как это сделать после того конфуза, что случился прошлой ночью, Кейт просто не могла себе представить. Она была слишком сонной, чтобы думать о постигшем ее унижении, так что Кейт поспешила снова закрыть глаза. К несчастью, шаги смело направлялись в сторону ее кровати. Кейт взглянула из-под полуопущенных ресниц. Конечно, это был Нед. И естественно, он был тщательно причесан, его волнистые волосы лежали очаровательными волнами. Кейт не желала даже и думать о том, на что похожи ее собственные волосы. После вчерашней ночи она не хотела видеть его, пока не облачится в свое любимое платье. Возможно, в то самое, из аквамаринового шелка, которое, по всеобщему мнению, делает цвет ее глаз голубым. — О, замечательно, — проговорил он слишком жизнерадостным для столь раннего утра голосом. — Ты уже проснулась. Нет. Не проснулась. Это дурной сон. — М-м-м, — протестующе пробормотала она и натянула одеяло до подбородка. Он прищелкнул языком. — Разве ты не собираешься просыпаться? А я хотел тебе кое-что показать. Она взглянула на него в искреннем ужасе. — Ты хочешь, чтобы я выбралась из кровати? Неужели тебе недостаточно того, что ты спишь в холоде? Почему, силы небесные, ты проснулся в такую рань? Едва-едва рассвело. Однако Кейт могла видеть по крайней мере одно преимущество — было слишком рано для того, чтобы она успела начать смущаться по поводу того, что они вместе делали прошлой ночью. — Ты можешь присоединиться ко мне, — добавила Кейт, прежде чем ее чувство стыда принялось работать в правильном направлении. Нед улыбнулся еще шире и протянул одну руку вперед. — Прямо сейчас я думаю о том, что просто потеряю голову, если сделаю нечто большее, чем возьму тебя за руку. Я хочу наслаждаться твоим обществом. То, как он произнес это слово — наслаждаться, — заставило Кейт подумать обо всех его значениях. Приятно проводить время, получать удовольствие, смаковать, вкушать… — Ты, — заявила Кейт, грозя ему пальцем из-под теплого кокона, который она соорудила себе из своих одеял, — очень, очень злой человек. Особенно если ты собираешься заставить меня подняться с постели. Нед пожал плечами: — Моя природная скромность требует, чтобы я отказался от права признать за собой этот эпитет, пока ты еще не поняла, что я собираюсь предпринять. Я не сделал ничего по-настоящему грешного. Я настаиваю на именовании моего поведения вплоть до настоящего момента всего лишь как раздражающего. Нед подошел к кровати и склонился над Кейт. Он положил руки по обе стороны ее головы, собирая одеяло складками. — Поцеловать тебя сейчас, — прошептал он, — было бы нечестивым. — Да. — Она вдохнула сладостный аромат его дыхания. Губы ее дрожали. — Ласкать твое нежное тело было бы просто грешно. — В самом деле. — Она вздохнула, почувствовав, как грешно ее тело отреагировало на эти его слова. — Доставить тебе наслаждение, полагаю, можно назвать просто безнравственным. — Это было бы почти так же хорошо, как и чашка горячего чая поутру. Он нагнулся, их глаза встретились. В них сверкали озорные, грешные искорки, будто бы он задумал нечто действительно дьявольское. Голос его стал низким, и Кейт вздрогнула в предвкушении. Возможно, он не взял ее вчера ночью, потому что собирался сделать это утром. Вспоминая о том удовольствии, что испытала прошлой ночью, что бы ни задумал он сейчас, Кейт сочла бы грешным и притягательным. Она ощущала его тяжелые руки, лежащие совсем близко от ее тела. Он скоро дотронется до нее. Он просто обязан это сделать, иначе она потеряет рассудок. — Хочешь ли ты знать, что можно назвать настоящим, темным, не знающим прощения злом? — Да, — быстро воскликнула она хриплым голосом. — О да! Он широко улыбнулся: — Это. Нед схватил за уголки ее уютного «кокона» и мгновенно сорвал его с нее вместе с муслиновыми простынями и толстым шерстяным одеялом. Холодный утренний воздух ужалил ее полуобнаженное тело, и она взвизгнула, невольно свернувшись калачиком. — Нед, ты — животное! Ты позволил мне ожидать… Он улыбнулся: — Ты же хотела, чтобы я был злым, не так ли? Ну вот. Пока это все зло, что я припас для тебя на этот момент. Я уже позвал твою горничную. Жду тебя внизу через десять минут. — Десять минут? Ты полагаешь, что я буду готова через десять минут? Ты и вправду обезумел! Что-то промелькнуло в выражении его лица при этих словах — возможно, легкая обеспокоенность в уголках губ, — но он лишь покачал головой. — Десять минут, — предупредил Нед. — Поверь мне. Дело стоит того. Ей удалось собраться через полчаса, позабыв про свои обычные четыре нижние юбки и надев скромное розовое прогулочное платье — то, которое она обычно надевала для посещения крестьянских ферм и домов арендаторов. Не совсем по моде, зато в нем было удобно путешествовать. Горничная убрала ее волосы в простой узел, протянула ей шерстяную шаль, и Кейт сбежала вниз по лестнице. Можно представить, каким злым показался ей муж, раз она не подумала даже о том, чтобы потратить на сборы чуть больше времени. Следует, однако, заметить, что он был столь же хорош, как и его слова. Встретив ее, спускающуюся по лестнице, он протянул ей изящную фарфоровую чашечку с чаем, предложил поскорее выпить его и следовать за ним к парадным дверям, которые были широко распахнуты. Он обнял ее рукой за талию. Туман закрывал толстой пеленой осеннюю аллею. Словно на весь окружающий мир накинули шерстяное покрывало, и оно заглушало все звуки. Кейт вздохнула; ее легкие наполнились холодным воздухом. — Вот. Видишь? — Это просто туманное утро. — О, чувствительная Кейт. — Он взял ее под локоть. — Это гораздо, гораздо больше. Нед медленно шагнул вперед, и она последовала за ним. — Здесь. — Он показал свободной рукой на дерево, под которым они стояли. Кейт взглянула вверх, в переплетение желтых листьев и веток. Утро было тихое, безветренное, ни одна веточка не шелохнулась. Она видела сквозь них голубое небо. — Смотри сюда. Видишь, где сходятся те высокие ветви? Там гнездо. К этому времени все птенцы уже давно выросли и разлетелись. Их родители, вероятно, по-прежнему где-нибудь поблизости, хотя сейчас уже слишком позднее для них время года. Кейт, прищурившись, взглянула на маленький комок переплетенных веточек. — Как ты вообще хоть что-то разглядел в таком тумане? — О, я уже бывал здесь. Я заметил это гнездо еще несколько дней назад. — Нед пожал плечами, и они продолжили путь. Немного погодя он остановился и указал на птичку с красной грудкой, сидящую на дальнем дубе. Она целеустремленно ударила клювом в ствол дерева раз, два и потом улетела. Чуть дальше Нед перевернул небольшой камень и показал ей копошащуюся под ним живность. Кейт передернуло, и она отвернулась: — Многоножки? Нед, ты что, разбудил меня в такую несусветную рань, чтобы показать многоножек? — Все это часть осеннего утра. Еще так рано, что не слышно присутствия человека — мы, люди, весьма шумные создания со всеми нашими разговорами и обширным хозяйством. Мы словно замерли на мгновение, дав природе возможность говорить в полный голос. Переверни любой камень, — заметил он с улыбкой, — и, несомненно, как бы ни была прелестна сидящая над ним птичка, под ним ты обнаружишь червяков и букашек. Летом мир кажется там теплым и приветливым. Однако эта теплота лишь мгновение, высшая точка вечной круговерти природы. Все остальное время мы боремся с зимними холодами. Не очень приятно, но это правда. И в какой-то степени так даже забавнее… — Можно ли расценивать это как твой метафорический комментарий по поводу вчерашней ночи? Он искоса посмотрел на нее: — Возможно. Ноги Кейт начали болеть в тесных полусапожках. Они гуляли уже около часа и подошли к небольшой деревеньке, расположившейся в долине около Берксвифта. — Что за удручающий взгляд на мир! Нед пожал плечами, но не выпустил ее локтя. — Совсем не удручающий. Просто так уж наш мир устроен. Времена года приходят и уходят. В этом тоже есть своя прелесть. Видишь ли, летом мы, люди, не так сильно отличаемся от птиц или белочек. Мы также делаем запасы, чтобы было чем обеспечить себе пропитание в зимнюю стужу. Птицы стараются полакомиться каждым пойманным ими червячком, чтобы набраться сил для долгого полета на юг. Мы все находим способы, чтобы подготовиться к зиме. — Он говорил это, стараясь не смотреть на Кейт. Она смущенно покачала головой: — И ты хотел, чтобы я увидела это? — Кейт не могла избавиться от чувства, будто что-то проскользнуло мимо нее, что-то очень значительное, но мимолетное. Она не понимала и не могла свалить вину за свою гудящую голову на раннее пробуждение. — Понимаю. Это объяснение немного иносказательно. Я, наверное, кажусь тебе странным этим утром, у меня разыгралось воображение. — Драконы никогда не бывают убиты, а лишь подчинены твоим приказаниям. Твоя любовь к фантастическим образам не зависит от времени суток. Он снова пожал плечами и замолчал. В тишине они прошли через главные ворота деревни. Это небольшое поселение нельзя было назвать богатым, однако оно не являлось и нищим. Небольшие черточки — яркие оранжевые пятна ноготков в цветочных ящиках, резьба на фасаде лавки местного столяра — говорили о том, что место это было любимо обитателями. Вероятно, Нед мгновенно замечал подобные детали. Однако Кейт обратила на них внимание впервые. — Это действительно прекрасное утро, — сказала она, когда они проходили мимо постоялого двора. Сквозь приоткрытую дверь был слышен грохочущий голос хозяина, приказывающий слугам внести чей-то багаж и приготовить комнату. Если не принимать во внимание этих грубых окликов, кругом царила тишина. Спустя какое-то время трактир при постоялом дворе оживет, наполнится гулом голосов посетителей. Сейчас внутри завтракали, вероятно, один или два человека. Они могли выглянуть на улицу и увидеть Кейт и Неда, проходящих мимо рука об руку в дружелюбном молчании. Ей стало интересно, что они о них подумают. Увидят ли счастливую семейную пару, мирно прогуливающуюся под ручку? Будут ли они не правы? — Надеюсь, я тебя не обидела своими словами. Я вовсе не хотела тебя оскорбить. По правде… — Кейт посмотрела на мужа, — по правде говоря, я думаю, что ты мне даже нравишься таким. У тебя богатое воображение, и при этом ты вовсе не кажешься странным. Я могу быть… практичной. — Она перевела дыхание и уставилась прямо перед собой. Внутри ее уже много лет жило одно глубокое, тайное желание, которое Кейт тщательно подавляла. Ей хотелось быть беззащитной, уязвимой, чувствительной. Она мечтала, чтобы неведомый поток подхватил ее и понес в неизвестном направлении. Она желала быть спасенной. Кейт хотела закрыть глаза и отдаться неизведанным ощущениям. Хотела верить, что, если она когда-нибудь оступится, он непременно подхватит ее. Хотела рассказать ему про Луизу. И она не знала, верит ли только в собственную надежду или действительно полагается на силу своего мужа. — Я могу быть практичной, как это и подобает, относительно нашего брака, — закончила Кейт. — Но, Нед… я не хочу этого. Он остановился и окинул ее взглядом. — Я думал о том, что вряд ли найдется человек счастливее меня. Я прогуливаюсь замечательным осенним утром под руку с самой прекрасной женщиной во всей Англии. Я абсолютно уверен, что каждого, кто видит меня, просто переполняет зависть. — Нед дотронулся рукой до ее щеки. На одно мгновение прикосновение его раскрытой ладони показалось ей ледяным, а потом рука его согрелась от жара ее пылающей кожи. — Нед, мы же стоим на виду у всего трактира. Нам не видно посетителей сквозь темные стекла, но они прекрасно нас видят и… — К черту трактир, — нетерпеливо произнес он, — и не препятствуй моему богатому воображению. А потом он наклонился и поцеловал ее. Это был публичный поцелуй — весьма осмотрительный и лишь чуть-чуть более чувственный, чем требовали приличия. Их губы встретились всего лишь на мгновение. Но все равно — на глазах у всех он заявил о своих правах на нее. Кейт вздрогнула от нахлынувших чувств, и даже ее ноги перестали болеть. И когда Нед оторвался от жены, он взглянул на нее без улыбки. — К черту практичность, — заметил он. — Нед, посмеешь ли ты выбросить меня из своей спальни во вторую ночь подряд? — осторожно поинтересовалась Кейт, когда они вновь продолжили путь. Они успели миновать постоялый двор, прежде чем Нед произнес низким, хриплым голосом. — Нет. Не верю, что мне это удастся. Глава 14 Столь долгожданный вечер приближался со скоростью кареты, запряженной четверкой лошадей. Но Кейт казалось, что он ползет не расторопнее улитки. После возвращения с прогулки Нед вернулся в библиотеку просмотреть кое-какие письма, пришедшие из Лондона. Кейт воспользовалась этим временем, чтобы переговорить с домоправительницей и управляющим о нескольких арендаторах. После полудня Нед отправился провести время с Чемпионом. Чего Нед не делал, так это не занимался поисками Луизы, как обещал Харкрофту. Все это время Кейт никак не могла выбросить из головы эту не дающую покоя головоломку. Известно ли Неду более того, что он признает? Догадался ли он по молчанию и недомолвкам Кейт, что она желает провала поискам Харкрофта? Неужели он предпочтет ее своему другу? Она почти в это поверила, однако все равно не могла избавиться от остатков мерзкого страха, засевшего где-то у нее в животе. Возможно, после сегодняшней ночи она сможет доверять ему достаточно, чтобы обо всем рассказать. После того, конечно, как поговорит с Луизой завтра утром. Время едва-едва продвигалось, и Кейт тщетно искала, как его заполнить. Казалось, вечер никогда не наступит. Она обнаружила, что уже какое-то время расхаживает по коридору, соединяющему гостиную и парадный вход. На пятом круге ее размышления были прерваны. — А… леди Кэтлин. Так вот вы где, — внезапно раздался низкий мужской голос, однако он принадлежал не Неду. Кейт обернулась и едва удержала изумленный возглас. Прямо перед ней стоял Харкрофт. Он загородил ей проход, его руки были надменно сложены на груди. Граф был похож на карающего ангела с прекрасными белокурыми волосами и пронзительными голубыми глазами. Он сжал губы и внимательно наблюдал за ней, словно кошка за ползущей по стене мухой. — Вы знаете, где она. — Это было твердое утверждение, а не вопрос. Кейт усилием воли поборола страх, сковавший все ее внутренности. Ему не могло быть известно то, что знает она. Будь это так, он бы здесь не стоял. Он бы уже был в пяти милях отсюда и угрожал своей жене. Однако что-то все-таки Харкрофт разузнал, иначе мчался бы в карете к Челси. — Харкрофт, что вы здесь делаете? Вы что-то забыли? С вашим экипажем что-то произошло? Чем я могу вам помочь? Он сильно сжал губы и взглянул Кейт прямо в глаза. Мурашки пробежали у нее по позвоночнику. Он не смотрел на нее с чувственным желанием. Как бы ни противно это было Кейт, она могла бы понять эти эмоции. Нет, она похолодела, потому что он окинул ее таким взглядом, будто бы Кейт и вовсе не существовало. Он не отводил от нее ясных, разящих глаз, в которых словно застыли гневные искры и злобные помыслы. Однако он не видел в ней ничего достойного. Она не была для него ни объектом желания, ни человеком, с которым можно вести спор. Харкрофт смотрел на нее скорее как на мебель, которой сподручно воспользоваться или сломать, если она его чем-то не устроит. — У нее младенец на руках, — гневно заявил он. — Она во мне нуждается. Ей необходим ее муж, ее семья. Что ей совсем не требуется, так это скрываться непонятно где и пускаться в эти идиотские приключения. Ей нужны защита и наставления. — Он еще больше нахмурился. — Харкрофт, — ответила Кейт, — вам, должно быть, известно, что я люблю вашу супругу, как родную сестру. И никогда не сделала бы ей ничего плохого. Если вы нужны ей, с какой стати мне ее от вас скрывать? Это был опасный курс для ее утлой лодчонки. Эти двусмысленные вопросы. Он вздохнул, а потом — Кейт внимательно следила за выражением его глаз — его зрачки сузились медленно, но уверенно, и кипящий злобой взгляд оказался направлен на Кейт. Если отсутствие его внимания заставило вздрогнуть, то от этой неожиданной заинтересованности жуткий холод пробрал ее до костей. — Да, — с нарочитым спокойствием произнес он, — с какой стати вам ее от меня скрывать? Он сделал шаг вперед, и Кейт прижалась к стене. — С какой стати скрывать ее от законного супруга? — грозно вопросил Харкрофт. — С какой стати вы вбили себе в голову, что ей следует находиться от меня подальше? Вы воображаете, будто у нее есть причины меня бояться? Он подошел еще ближе. Кейт попыталась ускользнуть от него, но он крепко схватил ее за плечо и отбросил к стене. Сила удара буквально пригвоздила ее к одному из резных карнизов, украшавших дверной проем. Деревянная резьба больно впилась в спину. Кейт едва подавила крик боли. — Потому что любая послушная жена должна знать, что ей не следует бояться меня. Вот что вы сейчас чувствуете? Страх? — Его рука впилась ей в плечо. — Луиза никогда и ни в чем не нуждалась бы, если бы только слушалась приказаний своего супруга. Любая богобоязненная женщина никогда не оступится с пути, указанного ей мужчиной, которому она поклялась хранить верность перед алтарем. — Уберите руки. — Кейт уперлась ладонями в грудь Харкрофта и оттолкнула, но он не двигался. — Я не понимаю, о чем вы говорите. — И действительно, как вам понять, что должна чувствовать богобоязненная женщина? — Харкрофт еще сильнее прижал ее к стене. У нее сдавило горло от едкого запаха дыма, исходящего от его одежды. Запаха трактира. — Богобоязненная женщина никогда бы не совратила своего супруга с пути истинного. Когда я оставил Неда этим утром, он пообещал немедленно начать поиски. А всего лишь несколько часов спустя разгуливал по деревне, заглядывая в ваши прекрасные глазки. Зачем вам было отвлекать его от обязанностей, если только вы не опасались, что он может обнаружить нечто важное? — Вы забываетесь. — Она повысила голос. В любой момент ее может услышать лакей. Он вмешается, и Харкрофт отпустит ее. — Я забываюсь? Богобоязненные женщины не похищают чужих жен. Не так ли, Кэтлин? Возможно, слуги и не придут. Но Кейт не будет стоять здесь съежившись и ждать. Она устала чувствовать страх, прятаться и ждать помощи. Кейт схватила концы его галстука и крепко перекрутила. Жесткая ткань содрала ей кожу. Он стал задыхаться и невольно убрал от нее руки, схватившись за шею, вцепился в концы галстука, которые она затянула, и с силой сорвал его. Кейт отскочила в сторону. Он с ненавистью уставился на нее: — Ах ты, чертова сучка. — Я же сказала вам убрать от меня руки. Сердце Кейт тяжко забилось. Харкрофт угрожающе поднял руку. Что бы она сейчас ни сказала, для него не имеет значения, потому что человеку, способному поднять руку на женщину, вовсе не нужен для этого повод. Но это было важно для нее, важно то, что она не согнулась перед ним, не обратилась с униженными просьбами, не дала ему показать свою власть над ней. Кейт сжала кулаки: — Убирайтесь из моего дома. Он обрушил на нее удар. Ей едва удалось увернуться, чтобы не дать его кулаку попасть ей в лицо. Удар пришелся в шею. На какое-то мгновение она неподвижно застыла, ничего не чувствуя, потрясенная тем, что он все-таки решился это сделать. Потом ощутила пульсирующую боль. Харкрофт схватил ее за локоть и попытался развернуть к себе лицом. Кейт со всей силы наступила каблучком ему на ногу. Он взвизгнул — издал этот совсем не мужской звук, — но не выпустил ее локтя, продолжая выкручивать руку. Резкая боль пронзила ее плечо, Кейт закусила губу. — Где моя жена, Кэтлин? Она почувствовала его липкое, мерзкое дыхание рядом со своим ухом и затрясла головой. Он снова рванул ее за руку, уже гораздо сильнее. — Я спрашиваю, где моя жена, Кэтлин? Кейт с вызовом сжала губы. Харкрофт ничего не сможет сделать, чтобы вынудить ее открыть ему местонахождение Луизы. Каждый его насильственный жест по отношению к Кейт превратится в град побоев для Луизы, когда он найдет ее. Харкрофту, очевидно, придется покинуть этот дом. Но если она проговорится сейчас, Луиза будет мучиться со своим мужем всю оставшуюся жизнь, какой бы, длинной или короткой, она ни оказалась. Кейт не скажет ни слова. Харкрофт нажал сильнее, и у нее буквально посыпались искры из глаз от пронзительной, острой боли. — Ты думаешь, что все понимаешь, что тебе все известно, да? — прорычал Харкрофт ей на ухо. — Да ты ничего, ничего не знаешь. Я люблю жену. Ты абсолютно не права. Я просто хочу, чтобы она была в безопасности. — Вы должны быть осторожны, — заметила Кейт так отчетливо, как только могла с прижатой к стене щекой. — Я женщина. Я достаточно хрупка и, думаю, могу просто потерять сознание, если вы продолжите в том же духе. — У некоторых женщин, — прошипел он, — очень хрупкие чувства. Но не у таких, как ты. Ты — змей в человеческом облике, ты совращаешь порядочных и послушных женщин с пути истинного. Где, Богом клянусь, моя жена? Его пальцы еще сильнее скрутили ее кисть. Кейт почувствовала, как его ногти вонзились в ее кожу, разрывая рукав платья на запястье. Она сделала глубокий вдох и безуспешно попыталась ударить его свободным локтем, но он не пошевелился. — Если я отведу дальше вашу руку, — проговорил он с холодной жестокостью, — очевидно, она выйдет из сустава. Этот процесс может причинить вам очень сильную боль. Терпеть не могу делать людям больно. Любым. — Даже если это змея в человеческом облике? — Я, — возразил он, — очень нежное, скромное создание. Похоже, Харкрофт и в самом деле так думал. Кейт задержала дыхание и уставилась в стену, к которой он прижал ее щекой. А потом улыбнулась. Она улыбнулась, прекрасно понимая, что это только разъярит его. Она улыбнулась, зная, что он обязательно исполнит свою угрозу и вывихнет ей руку. Она улыбнулась, чтобы Харкрофт понял, что независимо от того, как бы больно и сильно он ее ни ударил, он никогда не победит. Что она никогда не будет слабым, извивающимся в униженных просьбах созданием, надеющимся на неведомую помощь, дрожащим от страха при виде его физического превосходства. И ей следовало дать понять это ему именно сейчас, потому что, если она будет раболепствовать перед ним и умолять его, взывая к милосердию, он придет в еще большую ярость. — Вы не сильнее меня! — воскликнула Кейт. — Несмотря на все ваши мускулы. Не важно, как бы жестоко вы ни ударили меня, вы никогда не станете сильнее меня. И это приводит вас в ярость. В его глазах сверкнули гневные молнии. Рука его сжала ее запястье, и она поднялась на цыпочках, когда Харкрофт выкрутил ее руку. Даже прижатая к стене, крепко зажмурив глаза, Кейт продолжала улыбаться. Она не позволит, чтобы он понял, какие мучительные страдания ей доставляет. Внезапно Харкрофт сам издал крик боли, и тиски, сжимавшие ее кисть, ослабли. Кейт повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как Нед тряхнул Харкрофта за шиворот и прислонил к стене. — Я же говорил тебе, — резко заявил Нед. — Я же говорил тебе, чтобы ты оставил в покое мою жену. Но нет, ты не послушался. Харкрофт яростно перебирал ногами в воздухе, но у него это получалось не лучше, чем у жучка, перевернутого на спинку посреди дорожки и пытающегося принять привычное положение. — Нет, это я тебе говорил, — пропищал граф. Его жалкое нытье было бессильно против холодной ярости Неда. — Я говорил тебе, что буду искать жену всеми доступными способами. — О, я вижу эти твои способы, — низким голосом пророкотал Нед. — Ты выгнал женщину, которая была тебе нужна, и теперь в отсутствие собственной жены, над которой уже привык творить насилие, избрал для этой пели мою. — Я… — Только подумать, — продолжал Нед, — было время, когда я тебя на самом деле уважал. Когда я только вернулся в Англию, мне было жаль тебя. Когда ты сказал, что Луиза пропала, я скорбел. Я не имею понятия, когда или как пропала твоя жена. Меня не было в Англии, как ты знаешь. Но если все обстоит именно так, если моя жена помогла Луизе от тебя избавиться, она вправе рассчитывать на мою полную, безоговорочную поддержку. Если бы я был здесь, сам украл бы ее. Кейт глубоко вздохнула. Даже несмотря на то, что у нее по-прежнему ныла рука, Кейт ощутила в этих словах тепло и безопасность. Он действительно так думал. Он бы так поступил. — Ты не можешь так думать. Ты не можешь потворствовать преступлению. Мы скатимся в хаос, если женщины будут принимать решения, что… — Вряд ли это соответствует моему образу мыслей, — возразил Нед. Казалось, он совсем не устал, держа Харкрофта одной рукой в воздухе и прислонив его к стене. Напротив, он ощутимо встряхнул свою брыкающуюся ношу, чтобы тот прочувствовал всю глубину несогласия Неда с его весьма спорными утверждениями. — Я не вижу, чтобы моя жизнь покатилась вспять только потому, что моя жена обладает умом. Напротив, на самом деле это одно из самых привлекательных ее качеств. Если бы ты позволил своей жене хоть иногда самостоятельно принимать решения, а не пытался контролировать ее побоями, возможно, ты бы никогда здесь не оказался. Харкрофт ничего не ответил. Он перестал вырываться из железной хватки Неда. Однако его губы сжались в белую прямую линию, а глаза яростно горели. Он задыхался. Напротив, Нед дышал так легко и непринужденно, будто бы держал в руках фарфоровую чашечку чая и попивал его мелкими глоточками. И именно в этот момент Кейт осознала нечто потрясающее. Ее супруг был просто великолепен. И дело не только в восхитительном рисунке его руки, скрытая мощь которой буквально пригвоздила совсем недавно угрожавшего ей человека к стене. И не в той легкости, с которой он защитил ее. Нет, всему причиной было утверждение, которое он высказал, даже не посмотрев в ее сторону, что она занимается правильным делом, что она сильная, а не изнеженная и деликатная, решительная, а не избегающая ответственности. Этими своими словами ему удалось перевернуть тот образ, который видели в ней люди, с ног на голову. — Кейт, — вопросительно заметил он, отворачиваясь от Харкрофта, — что нам делать с этим мерзким падальщиком? — Мы уже отправляли его домой. Полагаю, можем повторить эту церемонию еще раз. — Кейт покачала головой и осторожно дотронулась до своего запястья. — Вряд ли от него нам здесь будет хоть какая-нибудь польза. — Могу ли я немного украсить его физиономию, прежде чем позволить ему распрощаться с нашим искренним гостеприимством? — Полагаю, на сегодня уже достаточно подобного рода украшений. — Кейт подумала о синяках, которые видела на руке у Луизы. Подумала и о пульсирующей боли, пронзавшей ее собственную руку от пальцев до плеча. — Последнее, что нам нужно в этом деле, — насилие. Не правда ли, Харкрофт? И я говорю это, потому что воистину очень нежное создание. — Вот так, — заключил Нед. — Теперь ты понимаешь, почему я решил обратиться к своей супруге за советом по этому, весьма важному, поводу. Потому что если бы дело зависело от меня, то я бы переломал тебе все кости и бросил бы в какой-нибудь пруд, чтобы ты слегка поостыл. Что ты об этом думаешь, Кейт? Можно я сломаю ему одно ребро? Пожалуйста? Кейт улыбнулась: — Если он вернется обратно, можешь сломать ему все, что хочешь. — Вот так-то! Милосердие и справедливость нашли свое воплощение в этой прекраснейшей из женщин. Сейчас я тебя отпущу, и ты быстро окажешься за дверью. Харкрофт облизнул губы и повернулся к ним лицом, как только Нед отпустил его. — Вы об этом пожалеете, — пригрозил граф, — вы оба об этом пожалеете. — Знаю, — ответил ему Нед, грустно покачав головой. — Я уже жалею. Никак не могу расстаться с прекрасным видением твоего окровавленного тела, распростертого на руках какого-нибудь лекаря. Однако всем нам свойственно разочаровываться в своих мечтах. — Я это так не оставлю. Ты не можешь выставить меня за дверь. — А я… — сделал шаг вперед Нед, — я не позволю тебе причинить зло моей жене, каковыми бы ни были твои причины. И уж точно меня не волнуют эти вздорные и беспочвенные обвинения в ее адрес. Тебя здесь больше никто не ждет, Харкрофт, так что давай-ка лучше выметайся отсюда и зализывай свои раны. Думаю, тебе пришлось понервничать, когда ты пытался запугать мою жену, поскольку больше не имеешь возможности избивать свою. А теперь убирайся отсюда. Харкрофт сделал шаг в сторону Неда, сжав руки в кулаки. А потом развернулся и убрался восвояси. Кейт наблюдала за резвыми шагами Харкрофта по коридору по направлению к выходу. Стоя рядом с ней, Нед тяжело вздохнул, расслабив слегка затекшую руку. Он смотрел на пустой коридор невидящими глазами. Наконец, он понурил голову и запустил руку в волосы. — Проклятье, — воскликнул он, — кажется, я сказал ему слишком много. Что я наделал? «Спас меня», — подумала она, прежде чем до нее дошел смысл его слов. — Ты имеешь в виду — ты знал? Он отвернулся. — Гм. Тебя интересует, не наткнулся ли я на леди Харкрофт в пастушеской хижине несколькими днями ранее? Ну да. Возможно. О господи! Кейт затрепетала: — Ты ужасно сердишься на меня, что я не сказала тебе раньше? Ты хочешь, чтобы я прекратила этим заниматься? — Я просто сгораю от любопытства узнать, как тебе удалось задумать и осуществить столь грандиозное дело втайне. Но сердиться? — Он взглянул ей в глаза. — Мне потребовались годы, чтобы научиться доверять себе. У тебя была всего лишь неделя. Знаешь, если бы ты и в самом деле зарядила пистолет, из которого в меня стреляла леди Харкрофт, то только тогда я был бы ранен твоим недоверием. — Господи, нет, она не могла так поступить. — Кейт в ужасе закрыла рот рукой. — Она так поступила. — Нед слабо улыбнулся. — Но тебе не стоит беспокоиться. Мы обсудили с ней все с глазу на глаз сразу же после этого. — Он вздохнул. — Черт бы меня побрал. Я же все держал под контролем — Харкрофт искренне верил , что я на его стороне. Я совершенно успокоил все его подозрения. И теперь стоило мне лишь на мгновение упустить контроль, как, прийдя в себя, я с горечью осознал, что все разрушил. — Нед, ты что, шутишь? — Если бы я не потерял самообладание… Кейт приложила палец к его губам. — Я сыта по горло твоим контролем, — заявила она дрожащим голосом. — Есть время и место, чтобы проявлять самообладание. И эти время и место не имеют ничего общего с ситуацией, когда какой-то негодяй угрожает вывихнуть руку твоей жене. В такой момент позволено потерять всяческое самообладание и контроль над своими поступками и раздавить его, как мерзкого, ползущего червяка, каковым он и является. Ты слишком много думаешь о своем контроле. Он взглянул на нее, и в лучах заходящего солнца глаза его сверкнули золотом. — Я? — Да. — Кейт потрясла запястьем, словно изгоняя остатки ноющей боли, и взглянула на Неда. Одно ее слово — и он бы догнал Харкрофта и переломал ему все кости, превратив в сплошное месиво стонущей плоти. Может, еще не поздно… Кейт удержала его руку в своей и взглянула ему в глаза со страстью, сдерживаемой три долгих года. — На самом деле, — добавила она с легкой улыбкой, — мне бы очень хотелось, чтобы ты снова потерял контроль. Глава 15 Контроль. Даже не жалкие остатки этого контроля удержали Неда от того, чтобы переломать последнюю косточку на теле Харкрофта. Это было не что иное, как элементарный животный инстинкт защитить то, что принадлежит тебе по праву, то, что является твоим. Остаться здесь, рыча и кружа вокруг объекта своего немеркнущего желания в древнем танце обладания. Желания? Проклятье, желание едва ли объясняет его чувства. Его руки гудели, он жаждал ощущать, слышать этот звук ломающихся костей. Если Нед закрывал глаза, он по-прежнему видел столь отрадный его сердцу образ Харкрофта, залитого кровью и покрытого синяками, нанесенными его рукой. Нет, это не имело никакого отношения к разуму или рациональности. Его переполнял горячий, нескончаемый, дикий гнев, обуявший его, когда Нед вошел в коридор и увидел, что этот ублюдок, этот надменный, самоуверенный, наглый ублюдок поднял руку на Кейт. Все вокруг словно перестало существовать, в ушах гудело от ярости, и он вновь пришел в себя лишь тогда, когда его руки сомкнулись на горле этого ублюдка. Даже сейчас он продолжал встряхивать пальцами, но никак не мог избавиться от этой слепой, убийственной ярости. Харкрофт посмел прикоснуться к Кейт. Нед повернулся к ней. Ее дыхание только-только стало успокаиваться, руки ее тряслись. Кейт не дрогнула, когда этот подонок пытался силой подчинить ее. Нет, она стояла гордо и спокойно, подавив даже мысль о предательской дрожи. Она была сильная и непокорная, как скалистый уступ, на который обрушился гнев океанского шторма. И возможно, именно это было той тонкой нитью, что удержала его от сползания в пропасть клокочущей дикости, — ее стойкость, ее самообладание. И если ей удалось сохранить эту холодную и презрительную вежливость… что ж, он также это сможет. Нед не знал, что сказать ей, поэтому он приблизился и взял ее за руку. Ее косточки казались такими чертовски тонкими, невозможно хрупкими. Он почувствовал последствия этого ужасного происшествия. Руки ее были холодны. Когда Нед взглянул ей в глаза, он заметил, что они расширены, словно за спиной мужа Кейт видела реальную картинку того, что могло произойти. Она издала вдох, потом еще один, и Нед отвел взгляд, чтобы не видеть страха в ее глазах. Если он позволит себе продолжать смотреть на нее, он точно потеряет контроль. Он сорвется с места и отправится в погоню за Харкрофтом. Бог знает, что он сделает с ним, если и в самом деле поймает. — С тобой все в порядке? — Он прекрасно понимал, что это глупый вопрос, и все равно задал его. Она тем не менее кивнула. Смотреть вниз было также ошибкой. Потому что теперь взгляд его был прикован к тонкой сеточке голубых вен на ее запястье. Подушечками пальцев он ощущал биение ее пульса. И здесь, под тонким кружевом ее рукава… О господи. Последние остатки дисциплины вспыхнули, словно клочки бумаги в пламени камина. Он задрал кружево вверх. У него не было слов, чтобы выразить ярость, горячую и горькую, забившую ключом где-то у него в желудке. Он не находил названия эмоциям, что переполнили его в тот самый момент. Потому что там, на ее нежной, бархатной ручке, виднелись ясные красные отметины, оставленные пальцами Харкрофта. Они отчетливо проступили на коже. Пока эти следы были ярко-красными, однако уже через несколько часов они окрасятся в фиолетовый и синий цвет. Этот ублюдок ударил его жену! Нед посмотрел в глаза Кейт. Он не мог даже представить себе, что сказать, как молить ее о прощении. Он старался не приближаться к ней, потому что боялся, что если проведет еще немного времени в ее пьянящем присутствии, то окончательно впадет в дикое бешенство. Он был прав. Язык отказал ему. У него не было слов, лишь безграничная, невыразимая ярость. Он взял ее руку — нежно, бережно, хотя у него буквально сводило мышцы от безмолвного крика. И словно для того, чтобы еще сильнее распалить гнев, взгляд его упал на пылавший на ее щеке след от стены, на которую толкнул ее этот мерзавец. Капельки крови блестели на маленькой царапине — отметине, оставленной шершавой, грубой штукатуркой. — Я все исправлю. — Нед не мог обнять ее, не мог прижаться к ней. Он должен был сохранять самообладание, держать под контролем свои эмоции и чувства. — Я убью его. Однако от этого ему совсем не станет лучше. Ничто, что бы он сейчас ни сделал, не исцелит этот порез, не утолит испытываемую ею боль. Она нуждалась в нем тогда, и опять, опять его не было рядом! Он думал о себе, в то время как должен был думать о ней. Меньше двух дней назад он поклялся, что найдет способ стать хорошим мужем, и уже нарушил эту клятву. Что еще хуже, то жалкое подобие вежливости и любезности, что оставалось в нем, уходило на то, чтобы не сжать страстно ее руку, покрывая поцелуями. Темные, дикие желания переполняли его. Джентльмену следовало бы удалиться и восстановить утраченное самообладание, но последнее, чего заслуживала Кейт за свою стойкость и храбрость, было одиночество. — Я убью его, — повторил Нед, — едва лишь найду в себе силы оторваться от твоей руки. — Не надо, — прошептала Кейт. Сначала он не мог понять смысл этого слова — этого глупого утверждения, будто жизнь Харкрофта следует сохранить. Она не могла подразумевать такую банальность. Но Кейт произнесла это снова: — Не надо — не уходи. Обними меня. — Она посмотрела на него этими сияющими глазами, что выдали ему все страхи, которые она не позволила увидеть Харкрофту. Именно эта сила делала Кейт трепетной и уязвимой. Она утверждала, будто была слабой, однако каждым своим поступком доказывала, что она самый сильный человек, которого он когда-либо встречал в своей жизни. И сейчас он был ей нужен. И он не ушел. Он хотел обнимать ее, хотел сжимать ее руку, пока охвативший его гнев не покинет его. Вместо этого Нед бережно зажал ее пальчики между своими ладонями, желая, чтобы горячая ярость, что была заключена в нем, в его руках растопила страхи, отразившиеся в ее взоре. Он поглаживал кругами руку Кейт, пока она не сжала в кулачок пальцы и не спрятала в его ладони, пока не расслабились ее плечи, будто эти круговые движения могли излечить испытываемую ею боль. И когда Нед понял, что эти неловкие утешения не в силах изгладить из ее памяти последние пять минут боли — когда она посмотрела на него с широко раскрытыми от недавно перенесенного ужаса глазами, — он бережно повернул ее руку, открывая запястье и те проклятые красные отметины. Он наклонился и запечатлел на них поцелуй. От нее исходил аромат, как от цветника нежных садовых цветов. Он покрывал поцелуями каждый дюйм ее бархатистой кожи, согревая ее своим дыханием. Нет, он не собирался оставить ее, чтобы удовлетворить свое эгоистичное желание расквасить физиономию Харкрофта, какие бы заманчивые это ни открывало перед ним перспективы. Нед останется здесь, где он и должен быть. И не только потому, что она нуждалась в нем. Нет, он был чертовски слаб, настолько, что мог лишь вдыхать ее аромат, пробовать губами божественную сладость ее запястья. Нед был не в состоянии стереть ее страшные воспоминания, не в силах излечить ее синяки. Он уже достаточно подвел ее за один день. Но теперь, когда она исчерпала свои силы, он обязательно останется подле нее, пока он ей нужен. — Я здесь, — прошептал он, не отрывая губ от ее руки. — Если я нужен тебе, я здесь. Кейт приблизилась к нему, и он обнял ее одной рукой. Она дрожала от охватившего ее холода, плечи ее тряслись — только сейчас начали проявляться последствия пережитого ужаса. Он крепко сжал ее в объятиях. — Ни за что, раз я нужен тебе. — Кейт ощутила у себя на шее его жаркое дыхание. — Ты замечательная, потрясающая. Мой отъезд в Китай был ошибкой. Я никогда больше ее не повторю. Даже если меня попросит сама королева. — Он гладил ее плечи. — Я знаю. — Дыхание Кейт обожгло ткань его рубашки. Она повернулась и опустила голову ему на плечо, ее волосы щекотали ему нос. Нед сжимал ее в своих объятиях, ощущая теплое чудо ее прикосновения. — Я знаю, — повторила Кейт. А потом медленно подняла голову, чтобы взглянуть на него. Ее глаза были озарены сияющим светом, и их взгляд вел его за собой, проникая прямо в сердце. Она положила руки ему на грудь. — Ты причинил мне боль, — прошептала она. — Когда уехал. — Прости меня. — Было время, когда я хотела столь же сильно ранить тебя в ответ. Я желала, чтобы ты страдал. Мечтала, чтобы ты чувствовал себя так же ужасно, как и я. Я хотела, чтобы ты испытал ту же боль. Нед покачал головой без слов, не зная, что сказать, не представляя, как попросить у нее прощения за все те ошибки, которые совершил. Он не представлял, как доказать ей, что все исправит. — Ты однажды сказала, что наш брак высох и может улететь, как осенний листок, от малейшего дуновения ветра. Я сделаю все, чтобы он вновь пустил корни, Кейт. И вновь она удивила его. — Прости меня, — прошептала Кейт. — Теперь я просто хочу тебя. — А потом, невероятно, она поднялась на цыпочки и поцеловала его. Это не был сердитый поцелуй, или испуганный поцелуй, или поцелуй, задуманный, чтобы его соблазнить. Это был всего лишь поцелуй Кейт, простой и чистый. Ее вкус, отданный ему добровольно, прикосновение ее губ, мягкое и теплое. Это было ее тело в его руках, легкое, хрупкое и трепещущее и в то же время сильное и несгибаемое. Он тоже хотел быть сильным ради нее, и невольно этот поцелуй стал также поцелуем Неда — воплощением всех тех слов, что он не мог подобрать, эмоций, что был не в силах выразить. Когда он дотронулся до нее, Кейт поняла, что означают его слова о том, что она может на него положиться. И она открыла ему свои уста, и их языки встретились, потому что она хотела его. Когда она прижалась к его груди, это было именно тем доверием, на которое он надеялся. Кейт запрокинула голову, и Нед принялся целовать нежный изгиб ее шеи. Она буквально повисла у него на руках, веря, что он поддержит ее, не даст ей упасть. Ни за что на этот раз. Он хотел ее — нуждался в ней с почти осязаемым желанием. Должно быть, Кейт почувствовала, как напряглись его плечи, потому что внимательно посмотрела на него, подняв голову. — Сколько раз мне можно повторять тебе, Нед? Оставь этот свой контроль. Она гладила пальцами его тело, забравшись руками под сюртук. Эти движения были такими интимными, личными, словно символизировали ее сладостное им владение. — Какой контроль? — взревел он. Потому что едва ее пальцы прикоснулись к его ребрам, от него ничего не осталось — даже того жалкого подобия вежливости и благонравия, которое он столь тщетно пытался удержать. Только ни тогда, когда руки ее исполняли робкий и страстный танец у него на животе. Ни тогда, когда губы его скользили по ее шее, а руки касались нежных и мягких округлостей ее груди. Кружева лифа ее платья оказались у него в руках. Нед стащил его с плеч, открывая тонкий муслин ее нижней рубашки. Сквозь ткань он видел темные шишечки ее сосков. Самые грешные и жаркие фантазии мелькали у него в голове, ожидая воплощения в реальность. — Какой контроль? — снова прошептал он и сомкнул свои губы у нее на груди. Фантазия и реальность сплелись в причудливом вихре, Кейт жадно отвечала на его ласки. Он чувствовал сладостный вкус ее твердых сосков сквозь прозрачный муслин рубашки. Она жадно ловила губами воздух, и даже его воспаленное воображение никогда не смогло бы воспроизвести тот тяжелый, глухой звук ее желания, те страстные движения ее тела. Он должен подумать. Он должен остановиться. Но вместо этого Нед покрывал поцелуями ее шею. Пальцы его нащупали ее влажный сосок. Тысяча желаний переполнила его, он поглаживал его круговыми движениями, ощущая, как просыпается ее страсть. Она задыхалась. А потом он нагнулся и собрал в руках ее юбки. Кружевные, накрахмаленные нижние юбки лишь на мгновение задержали его стремительные движения. В следующую секунду он нащупал муслин ее белья. Он проник внутрь к заветному месту между ее ног. Она была влажной и шелковистой и такой горячей, как он никогда не мечтал и надеяться. Нед впился в ее губы, когда пальцы его нащупали нужную точку. Он выучил это прошлой ночью. Теперь он знал, где касаться ее, знал, как ласкать пальцами ее чувствительную плоть. Словно в тумане Нед пытался вспомнить, что он должен… ему следовало… Что ему следовало сделать? Все другие соображения, кроме одного-единственного — этого горячего и страстного желания обладать ею, — казались несущественными. Не было ничего, кроме его влечения. Руки его обнимали Кейт за талию, он прижался пахом к ее бедрам. Как невозможно, как прекрасно ощущать, как его возбужденный мужской орган уперся в ее плоть. Она была прекрасной. Но это казалось ему явно недостаточным. Этого никогда не было бы достаточно… Только не на таком чертовски близком от нее расстоянии. Он хотел обладать ею всеми возможными способами. Но были последствия. Были соображения. Он знал, что должны были быть, хотя никак не мог вспомнить, в чем они заключались. Когда он отстранился, ее руки потянулись к застежке его брюк. Нед чувствовал, как дрожит его плоть от ее прикосновений. Кейт расстегнула брюки, и через мгновение ее теплые пальцы уже ласкали его. Он мог бы взорваться прямо тогда от одного ее прикосновения. Он не сделал этого. Вместо этого стиснул зубы и нежно дотронулся до нее пальцами. Ему было несложно вообразить, как он врывается в эту теплоту, представить ее ноги на его талии. Она провела пальцами по головке его пениса. — Проклятье! — воскликнул он. — Если ты продолжить, я… я сделаю… — Делай же. — Ее насмешливые слова прозвучали как вызов, разрушивший последние оковы его контроля. И когда она провела пальцем по его возбужденной плоти, Нед взревел и, не произнеся ни слова, поднял ее и прислонил к стене. Он отбросил все мысли, его руки крепко держали ее. Кейт обхватила ногами его талию, и одним движением он взял ее. Ее словно с силой набросило на его член, и он вошел в ее лоно. Ее скользящие движения были восхитительны. Он наклонился и сомкнул губы вокруг ее соска. Она тесно прижалась к нему. Нед вздымал ее вверх и вниз, и Кейт содрогалась всем телом. Да, это именно то, что он так давно хотел, что было ему столь нужно. Эта скользящая влажность. Это бездумное блаженство. Это надвигающееся, все заполняющее желание, единение их тел. Он жаждал этого палящего огня, мучительного наслаждения, невыразимого удовлетворения, родившегося у него в паху и словно молния пронзившего все его тело вплоть до его напряженных рук, прижимавших ее к стене. Тело ее сотрясалось в его объятиях. Она полностью, абсолютно принадлежала только ему. Он был внутри ее, он ласкал ее, восполняя то, что когда-то запрещал себе. Когда Кейт достигла вершины удовольствия, Нейд ощутил жар, словно от открытой печки. Он содрогнулся внутри ее, потом снова и снова, пока не излился в ее нежное лоно. Пока не стал пресыщенным и слабым, едва способным удерживать ее почти невесомое тело у этой стены. Первым вернулось дыхание. Потом последовала ноющая боль во всех мышцах и мускулах, уставших от физического напряжения. Нед долго не мог прийти в себя. Она смотрела на него, утирая ему пот со лба, и мягкая, робкая улыбка сияла на ее губах. Ее ноги по-прежнему обнимали его за талию, а он находился в ней, ощущая мужским естеством биение пульса где-то в глубине ее тела. Возможно, эти удары раздавались в нем самом. Он не мог сказать точно. И ради всего святого, они были в трижды проклятом коридоре, где любой лакей мог увидеть их. О чем, черт возьми, он думал? Нет, он не думал. Он даже не мог дождаться того, чтобы увести ее в постель, как цивилизованный человек. — Будь я проклят. Робкая улыбка залила ее личико. — Если бы я знала, что это будет так, я бы заставила Харкрофта ударить меня много лет назад. И Господь действительно проклял Неда. Тот позабыл обо всем — о своем беспокойстве, о ее благополучии, о своем контроле. Ярость превратилась в вожделение. В голове не осталось ни одной мысли, кроме как насладиться ее желанным телом. И снова она, кажется, совсем не была против. Даже наоборот. Он недоуменно тряхнул головой, стараясь осознать смысл происходящего. Нед медленно оторвался от нее, бережно опустил ее на пол со всей нежностью, на которую только был способен. Она застегнула его брюки, и руки ее не дрожали. Кейт закусила губу, сосредоточенно занимаясь этим, и внезапно новое чувство пронзило его. Он всегда думал, что его жена потрясающая женщина. Как же он не замечал ранее, насколько обожаемой, восхитительной она была? Кейт еще раз взглянула на него, улыбаясь: — Ну что же, мистер Кархарт, кажется, у вас теперь роман со своей женой. И что же вы собираетесь делать дальше? Бежать отсюда. Это была его первая мысль, недостойная, как и все его тайные побуждения. Нет, Кейт права. После того, что случилось с ними за эти последние несколько минут, пути назад не было. Он больше не мог скрывать от нее эту темную, жаждущую часть своей натуры. И существовало много гораздо более страшных вещей, чем обладать женой, которая наслаждается его телом столь же страстно, как и он наслаждается ее. Итак, она разрушила все его барьеры, за исключением последнего. Она считает его сильным. Она думает, что он теплый, как солнечное лето, и не понимает, что он почти достиг апогея. Нед чувствовал, будто невесомо парит в воздухе. Но это не имеет значения. Он уже переживал свои зимы, и не раз. Он справится с новой, когда та настигнет его. Если ей необходимо верить в то, что он сильный, он станет сильным для нее, и не важно, какое время года у него в душе. Ей не следует знать о том, что терзает его. Так что он улыбнулся ей той же ленивой, удовлетворенной улыбкой, что она одарила его. — Что же, миледи. Прежде всего я предлагаю, чтобы мы позвали кого-нибудь приготовить ванну. Глава 16 — Ванну? — недоверчиво повторила Кейт. Тело ее по-прежнему пресыщенно дрожало. И все же она не была удовлетворена до конца. — Поверь мне. — Он улыбнулся. — Ты хочешь ванну. — Ох. — Кейт внезапно осознала, как от нее пахнет потом, какой мокрой она была. Совсем не романтично. Неужели он пытался сказать, что… — О, да не смущайся так. — Он взял ее за руку. — Я хочу сам искупать тебя. Доверься мне. — Я верю тебе. — Кейт не сознавала, что это правда, пока эти слова не сорвались с ее уст. Но это было именно так — она ощущала на губах это незнакомое чувство, столь же летучее и воздушное, как бренди, и в два раза более пьянящее. Глаза его слегка расширились. Он очень медленно поднял руку и дотронулся до ее щеки. — Конечно, а как могло быть иначе. — Его голос звучал ниже, чем обычно. Он обволакивал ее, проникая глубоко внутрь. — Я же говорил, что ты будешь доверять мне. — Ты можешь шутить сколько тебе угодно, Нед, но я вижу тебя насквозь. Произошло что-то почти незаметное — игра света или легкое дуновение ветерка. На секунду ей показалось, что зрачки его сузились и жар его превратился в лед. Это ощущение пронеслось так быстро, что Кейт подумала, что ей привиделось. — О да, конечно. — Его голос звучал тепло и ласково. — Признаюсь, все это лишь часть моего дьявольского плана. Сознаешь ли ты, что я никогда не видел тебя полностью обнаженной? — Что? Но… — Она остановилась, вспомнив темноту их первой брачной ночи. Он пожал плечами: — Плохое освещение. Неудачные ночные рубашки, задранные до колен, но никогда не снятые полностью. О да, ты видела меня больше, чем я тебя. Мне хотелось бы это восполнить. Нет, она видела его вовсе не достаточно. И когда яростный накал страсти утих, Кейт заметила, что к нему вновь вернулся юмор, бывший столь характерной чертой его индивидуальности. Он снова был легким и непринужденным в общении. — Если мы прикажем нагреть ванну в середине дня, слуги могут заподозрить, что мы… Она умолкла, снова деликатно подыскивая нужное слово. — Совокуплялись, — пришел на помощь Нед. — Имели сношения. Спали друг с другом, хотя последнее выражение имеет более правильный оттенок. Не думаю, что слова «спали друг с другом» применимы, если это делалось у стены в коридоре. Занимались любовью. Столько слов. Столько способов испытать их. — А какое слово использовал бы ты? — Я бы сказал, что просто был с тобой. И поскольку я знаю, что ты спросишь, отвечу сразу, что мне этого недостаточно — не будет достаточно, пока ты не окажешься наверху и я не сниму с тебя все эти одежды. Сейчас же. — Но каждый узнает… — Кейт. — Он положил свою руку на ее запястье. — Позвони, чтобы приготовили ванну. Ей удалось справиться с этим, не залившись краской смущения. Она даже умудрилась спокойно подняться по лестнице, а не взбежать по ней, чувствуя на себе его взгляд. Я никогда не видел тебя обнаженной. Возможно, это было и правдой в строгом смысле слова. Но ему удалось проникнуть в самые страстные, самые сокровенные уголки ее души. Неду было известно все — ее тайные страхи, ее запретные желания. Она же знала лишь его вожделение, его страсть. Кейт и сейчас чувствовала его прикосновения, ее тело хранило память о его необузданных ласках. Она смотрела на него без одежды, но вовсе не была уверена, что хоть раз видела его действительно обнаженным. Слуги наполняли ванну, выливая туда кувшин за кувшином кипящую воду. Рядом суетилась горничная, расставляя мыло и полотенца, рвала лепестки и наливала ароматические масла в воду, приготавливала ополаскиватель из цветков бузины и коры ивы для ее волос. Женщина взглянула на Неда, который наблюдал за всем этим процессом, сидя в кресле, но не проронила ни слова. Когда горничная подошла к Кейт сзади и взялась за шнуровку ее платья, Нед остановил ее. — Я сам этим займусь, — заметил он спокойным, будничным голосом, будто он каждый день раздевает свою жену перед ванной. — Ты можешь идти. Слуги в доме были слишком хорошо вышколены, чтобы понимающе улыбаться. Горничная Кейт лишь посмотрела на Неда абсолютно безучастным взглядом, подошла к комоду и достала оттуда еще одну стопку полотенец. Будто бы они могли расплескать повсюду воду. И при каких обстоятельствах это должно было случиться… У Кейт пылали щеки. Горничная положила новую стопку полотенец рядом с предыдущей и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. — Интересно, как далеко тянется этот румянец? — Нед подошел к ней ближе и показал пальцем, объясняя, что он имел в виду — пунцовую, пылающую полоску кожи у самого выреза платья, спускающуюся за шнуровку корсажа. Кейт покраснела еще больше. — Я… ох… — Ничего уже не поделаешь, — заметил он. — Они все теперь уверены, что мы предавались своим плотским желаниям. И если мы ничего не сделаем больше, они также будут говорить об этом. Так что следует извлечь пользу из сложившейся ситуации. Он положил руки ей на плечи и нежно развернул ее спиной к себе. Она почувствовала его прикосновения на шнуровке корсажа. Кейт раздевали и одевали тысячи раз в ее жизни. Она ощущала руки горничной на этих перекрещенных завязках столько раз, что невозможно и сосчитать. Но это никогда не были его руки — большие, сильные, ласковые… — Нед, что ты там делаешь? — Они запутались. — Его голос звучал сконфуженно. — Я немного потянул за этот конец тесемки, а потом узел затянулся, и теперь они все перепутались. Это что, жестокая шутка? Кейт нахмурилась и повернула голову, пытаясь посмотреть себе за спину, чтобы понять, о чем он говорит. Она еле сдержала улыбку: — Полагаю, можно сказать и так. Женщины называют эту шутку бантиком. — Я этого не одобряю. Чем, помилуй бог, плохи пуговицы? — Шнуровка позволяет платью более плотно облегать фигуру. Не тяни так сильно. Ты их только больше запутаешь. Возникла долгая пауза, потом еще один рывок. — Нед, мне позвать горничную? — Нет уж, спасибо, я способен снять платье своей супруге и без посторонней помощи. Ага, вот они! Эти концы переплетены вместе. Как умно задумано, словно специально для того, чтобы запутать супруга. Теперь я вижу, в чем здесь дело. Мне следует хорошенько поговорить с твоей портнихой. Кейт почувствовала, как шнуровка ослабла. Его руки бережно добрались до ее плеч и задержались там. — В следующий раз, — заметила она, усмехаясь, — я попрошу горничную оставить для тебя инструкцию рядом с полотенцами. Теперь я понимаю, почему ты предпочел стену. Совершенно не надо беспокоиться об одежде. Это было, вероятно, самое медленное и неловкое раздевание в ее жизни. Однако эта его возня с бесконечными завязками показалась ей чрезвычайно милой. Неуверенность, с которой он спустил муслин с ее плеч, тронула ее до глубины души. Прикосновения его рук приятно щекотали кожу, когда он бережно стащил рукава с ее рук. Едва он опустил лиф платья до талии, она почувствовала холодок, от которого ее руки покрылись гусиной кожей. Когда Нед снял платье, раздались его едва сдерживаемые ругательства. — Господи, да здесь еще одна проклятая шнуровка — на твоем корсете. — На самом деле их здесь два ряда, и они переплетены между собой. Ты же хотел увидеть меня обнаженной, Нед. — И зачем ты надела на себя все эти одежки? Я раньше никогда не задумывался, но теперь точно уверен, что эту моду изобрели, чтобы способствовать целибату. Признай же — все это устроили, чтобы мужчин терзали муки страсти. — А я-то полагала, что корсет изобрели, чтобы сделать женскую фигуру более привлекательной для мужского глаза. — Что плохого с твоим силуэтом? Он накинулся на шнуровку корсета скорее с воодушевлением, чем с тщанием, однако, наконец, завязки были побеждены и ненавистный предмет ее гардероба снят. Кейт сделала глубокий вдох, наполнив свои легкие воздухом. — Я должна тебе признаться, Нед. Это просто ужасно. Даже нет, не ужасно — жутко. — Она почувствовала, как его руки буквально застыли на месте. Они задержались на секунду на ее талии, ободряюще сжав ее. Он вышел из-за спины Кейт и взял ее за руки. Его глаза были ясными и простодушными. — Что это? Это касается леди Харкрофт? Кейт сжала его руки в ответ. — Нет. — Она посмотрела ему прямо в глаза и облизнула губы. Кейт понизила голос, и он наклонился поближе, чтобы расслышать ее. — После нашей прогулки этим утром, — призналась она, — я поднялась в свою комнату и надела на себя четыре нижние юбки. Нед улыбнулся, сжав ее руки. — Это действительно плохо. Но я вижу пуговицы. Это внушает мне надежду. И надежда действительно была. Если им с Недом удастся получить удовольствие друг от друга, удастся наладить их семейную жизнь после всех ошибок, которые они совершили в прошлом, они обязательно решат эту проблему с Луизой. Они смогут доверять друг другу и даже, возможно, любить друг друга. Через десять лет они будут со смехом вспоминать эти трудные времена. Ему удалось справиться с ее юбками даже с некоторым подобием изящества. И когда он снял последнюю — когда она осталась лишь в тонкой нижней рубашке, — он встал перед ней на колени. Она наклонилась и погладила его волосы. Волосы были растрепаны — она сама растрепала их, догадалась Кейт, сжимая его в объятиях, во время этого бешеного занятия любовью внизу. Они казались ей мягкими на ощупь и все же слишком длинными. Он взял подол ее рубашки, а потом поднялся, снимая ее с Кейт. Наконец, она стояла перед ним обнаженной. Он скомкал в руках последний муслиновый предмет ее гардероба и взглянул на нее. Он просто смотрел, его глаза скользили от ее ног к талии, к грудям. Она почувствовала, как ее соски напряглись под его взглядом. Нед сделал легкое движение пальцем. — А ты не могла бы… — Он запнулся и замолчал. — Ты не могла бы повернуться? Кейт повернулась. Он слегка присвистнул, когда она сделала это. Его рука легла ей на плечо. — Что это? Нед бережно коснулся пальцами ярко-красной отметины. — Харкрофт толкнул меня на дверной косяк в коридоре. Он не сказал ни слова. Вместо этого погладил рукой больное место, будто бы мог своим теплом просто излечить этот синяк. Руки его заскользили по ее спине, погладили чресла. И снова остановились на ее бедрах. — Что это ? Кейт взглянула вниз. Там на каждом ее боку были небольшие красноватые точки. Она знала, откуда они у нее, даже не задумавшись ни на секунду. Кейт по-прежнему чувствовала здесь прикосновения его рук, сжимавших ее, давивших на нее, когда он в нее ворвался. — Это следы твоих пальцев. — О господи, Кейт, прости меня. Я сам не лучше Харкрофта, причинил тебе боль, когда… — Не будь смешным. Мне не было больно. И если ты думаешь, что я позволю тебе относиться ко мне так, будто я стеклянная, то глубоко ошибаешься. Ты сам сказал, что я сильная. Так что не обращай внимания на синяки. Смотри на меня. Нед взглянул ей в глаза и коротко кивнул. Несмотря на всю хорошо контролируемую силу его движений — мощь, что была в его руках, когда он держал ее на весу, прислонив к стене, — он был очень нежным. Нед отвернулся от нее и снял свой сюртук, потом жилет. Он деловито закатал рукава, словно не догадываясь, какой эффект его обнаженные запястья — мужественные и сильные, с золотистым пушком волос — произведут на нее. Нед снова повернулся к ней, и какие бы эмоции ни владели им ранее, он не показывал их. По крайней мере, Кейт не видела их больше на его лице. Он подошел к ней и взял ее на руки. Она тесно прижалась к нему. А потом Нед отнес ее к ванне и бережно опустил в нее. Она издала легкий шипящий звук, погрузившись в горячую воду. Облачка пара с ароматом сирени обволакивали ее. Нед присел рядом, окунул тряпицу в воду и добавил на нее немного мыла. Маленький брусочек издавал нежнейший и сложный аромат. Ее мыло пахло тщательно ухоженными садами и степенными прогулками и в то же время напоминало ей о полях, поросших дикими цветами, не огражденных и не подрезанных рукой садовника. Нед и в самом деле собрался искупать ее. Он провел грубой тканью тряпицы для умывания несколько раз по ее шее, потом обтер ей плечи, спину, нежно массируя все ее тело. Она чувствовала его ласковые поглаживания вдоль позвоночника. Каждый ее мускул словно распрямлялся, расслабляясь и погружаясь в блаженное тепло ванны и наслаждение, даримое его любящими руками. А потом он коснулся тряпицей ее груди, осторожно потер ее, нежно дотрагиваясь до сосков пальцами. Он занялся ее руками с той же заботой и вниманием, что совсем недавно уделял ее груди. Нед приподнял ее ногу, доставая из воды и намыливая ароматным мылом, смывая весь груз забот и волнений, потом — другую. Его тряпица опустилась в воду, и руки заскользили вверх по ее ногам, медленно, но уверенно поглаживая ее икры, колени. Бедра ее распахнулись, и тряпица оказалась между ног. Здесь. Да. Она была по-прежнему чувствительна к его нежным поглаживаниям. Он будет ласкать ее, он заключит ее в объятия в этой медной ванне — не важно как, не важно где, ибо здесь не было для него места. — Нед? Вместо ответа, он вытащил шпильки из ее волос и погрузил кувшин в воду. Руки его заслонили ее лицо от мыльных брызг, когда он лил горячую воду ей на голову. Кейт ощутила, как он стал бережно массировать кожу ее головы. Ей казалось, что не может быть прикосновений более интимных, чем нежные движения его пальцев у нее между ног, однако в какой-то степени эти новые ощущения если не превзошли, то сравнились с ними. Его руки ласкали ее волосы, поглаживали кожу головы, словно извлекая оттуда горькие чувства и мысли и растворяя их в теплой, чистой воде. Он вылил еще один кувшин ей на голову, смывая мыльную пену. Кейт заморгала, пытаясь избавиться от попавшей в глаза воды, и взглянула на него. Нед потрясенно смотрел на нее. — Спасибо, — прошептала она. Кейт ощутила себя не просто чистой, но и свободной, избавившейся от всех горестей и забот, мучавших ее в течение нескольких последних недель. — Спасибо тебе, Нед. — Не стоит благодарности. Она встала, и вода каскадом полилась с ее плеч. Его внимание было неотрывно приковано к ней. Он смотрел на нее так, будто бы она была Венерой, восстающей из пены морской, будто бы она сошла с одной из тех картин, на которых богиня изображена с сухими, ниспадающими волнами локонами, а не с мокрыми, спутанными волосами. Однако, казалось, он не замечал разницы. Нед взял полотенце и накинул Кейт на плечи, когда она вылезла из ванны. Он досуха вытер ее волосы, а потом присел перед ней на колени. Кейт ощутила мягкие прикосновения полотенца к бедрам и издала едва слышный стон. Услышав его, Нед посмотрел ей прямо в глаза. Между ними словно родился горячий, страстный поток. Его взгляд казался ей раскаленной лавой. Не отрывая от нее глаз, Нед наклонился к ней ближе. Он облизнул губы. А потом запечатлел поцелуй между ее ног. Сначала это были нежные, осторожные касания его губ. Потом он раздвинул языком ее складочки. Его руки обняли бедра. Она словно таяла от его прикосновений, его язык скользил, пробуя ее тело на вкус. Кейт закрыла глаза, но это только усилило ее ощущения, ей казалось, будто она погружается в темный, бурный поток, поглотивший ее в теплые объятия. Он уже освободил все ее мускулы от сковавшего их напряжения. Своим поцелуем он, казалось, хотел изгнать оставшиеся страхи и разочарования, успокоить ее натянутые как струна нервы. Кейт ощущала, как все накопившееся собралось внутри, словно большой ком, однако чувство это было невообразимо сладким — и потом все обрушилось, и она содрогнулась, прижавшись к нему. Ее мышцы отказывались работать. Она не могла стоять на ногах. Это уже не имело значения. Нед сжимал ее в своих объятиях. Кейт не могла сказать, когда он успел подняться, очевидно, после того, как довел ее до экстаза. Нед нащупал ее руки и увлек из этой комнаты в спальню. Заходящее солнце освещало красными лучами ее кожу. Он положил ее на кровать, а потом медленно стянул через голову свою рубашку. Мускулы его заиграли, не прикрытые больше тканью. И по-прежнему он не произнес ни слова. Ему это было не нужно. Нед снял обувь и носки, потом стащил брюки. Он был возбужден. Когда он склонился над Кейт, ища губами ее губы, она дотронулась до его члена. Он был тверд; и она нежно сжала его и почувствовала, как он пульсирует в ее руке. Кейт отстранилась от его поцелуя. — Войди в меня, Нед. Его зрачки расширились. Он ничего не сказал, склонился над ней, прижимая ее к матрасу. Одной рукой он взял ее за запястье, словно удерживая. Он раздвинул ее ноги, и она почувствовала, как его рука направляет член в ее лоно. Тело ее приветственно встретило его. Она тихо застонала, отдавшись этому чувству — такому новому и в то же время необыкновенно знакомому. Ее бедра обхватили его ноги. Она была так же чувственна, так же открыта его прикосновениям. Когда его член погрузился в ее лоно, это блаженство, эта сладостная боль стала еще сильнее. Руки ее конвульсивно вцепились в покрывало. Он посмотрел ей в глаза и бросился вперед. Пальцы его сомкнулись вокруг ее запястья. Он стиснул зубы, однако не от боли, а от внезапно окутавшей его стремительной волны наслаждения. Она сжала его согнутыми ногами, притягивая ближе, направляя в себя. Во всем мире не осталось ничего, только эти равномерные поступательные движения, эти соприкосновения, жар страсти слияния двух тел. Она уже не контролировала свое тело, в ее голове не осталось ни одной мысли, только ощущение его кожи, трущейся о ее кожу, напора его бедер, растущее чувство удовольствия. Нед первым достиг апогея; ритм его движений ускорился. Он застонал сквозь зубы, и горячий поток, наполнивший ее, сознание того, что она доставила ему то же удовольствие, что и он дал ей, было все, в чем Кейт нуждалась. Она тесно прижалась к нему. А потом снова задрожала в сладостном исступлении, осознавая, что полностью принадлежит ему. Нед не мог найти слов. Ни одно из них не казалось ему правильным. Они не соответствовали той сокровенной близости, что сейчас испытали они. Любое слово, которое он мог вообразить, лишь подчеркнуло бы то, что он дал ей, — и то, что спрятал за нежными объятиями. Однако Кейт не знала того, что Нед ей не сказал. Она повернулась к нему, положив руку на его обнаженное бедро. — Ты был прав. — Ее слова мягко нарушили воцарившуюся тишину, и все равно он покрылся мурашками, резко вдохнув холодный воздух. Она ему доверяла. Ее теплое дыхание где-то около его шеи выдавало ее полное, безраздельное ощущение безопасности. Она обняла его рукой за талию, неосознанно прижимаясь к нему поближе. Эта ее поза, это ее приветливое доверие были искренними. — Ты знал про Луизу, — тихо проговорила она. — Вероятно, мне следовало тебе сказать об этом. — Он медленно провел пальцем по ее плечу. Это было гораздо проще, чем смотреть ей в глаза. — Но почему ты не ничего не сделал ? На секунду сердце Неда замерло. Он внезапно осознал, что должен был действовать. Должен был вмешаться, предложить взять все в свои руки. Он обязан был настоять… — Знаешь, — продолжала она, — когда я была маленькой, всякий раз, едва только мне приходила в голову какая-нибудь интересная затея, мой отец обязательно находил кого-нибудь, чтобы тот сделал это за меня. Это заставляло меня думать, будто меня считают беспомощным существом. Совершенная, благовоспитанная леди должна играть на фортепьяно, говорить на шести языках. Беседовать о Байроне или Шекспире с соседями за обеденным столом. Совершенной леди не позволялось делать что-нибудь важное. Нед пережил знакомое беспокойное чувство, услышав эти слова. Честно говоря, большинство джентльменов также не совершали значительных поступков. Тем не менее она вовсе не хотела, чтобы он взял на себя ее ответственность. Она желала добиться этого сама, ей нужен был вызов, она хотела достичь чего-то самостоятельно. Он прекрасно понимал это чувство. Только он даже не представлял себе раньше, что у женщин могут быть те же стремления, что и у мужчин. — Теперь ты знаешь правду, — сказал он. — Ты спасла женщину от ее мужа. Ее волосы приятно защекотали его грудь, когда она покачала головой. — Нет, — возразила Кейт. Нед только хотел уверить ее, что леди Харкрофт обязательно будет спасена, когда она заговорила снова. — Я спасла семерых. — Прости? — Ты помнишь, при каких обстоятельствах мы встретились с тобой в первый раз? — Мы случайно столкнулись на людской половине дома во время бала. — Если придерживаться фактов, Нед последовал туда за ней — и не один, а в сопровождении Гарета и Дженни. — Ты никогда мне не говорила, что там делала, а лишь рассказала какую-то историю, будто тебе нужно было помочь старой кормилице. Эта история совсем не объясняла всего произошедшего, однако поскольку тогда Нед был погружен в собственные проблемы, то принял ее рассказ, не задавая вопросов. Она села на постели, ее глаза сверкнули. — О, это было почти правдой. Просто не всей правдой. Понимаешь, когда мне было шестнадцать, я обнаружила, что моя старая кормилица сломала себе руку. Дочери герцога позволено, по крайней мере, принести корзиночку с вареньем своей больной служанке — я так и поступила. Во время визита, однако, я обнаружила, что причиной несчастного случая был ее муж. Так это произошло в первый раз. Несмотря на всю ужасающую серьезность предмета разговора, Кейт была горячо увлечена и воодушевлена беседой. Рассказывая, она оживленно жестикулировала. — В тот первый раз все произошло очень просто, — продолжила она рассказ. — Я всего лишь организовала ей поездку на корабле через Атлантику и устроила банковский перевод на ее имя, который уже ждал ее по ту сторону океана. Теперь она владелица булочной в каком-то смешном американском городке — кажется, в Бостоне. Нед понимал, что Кейт относилась ко всему этому очень серьезно. Однако ее горящие глаза говорили о гораздо большем, чем важность и серьезность данной темы. Какую еще часть себя настоящей она скрывала? Ему внезапно стало тяжело и неуютно на душе. И это было более чем уколы ревности, смешанные с потрясающим чувством уважения. Когда ей было шестнадцать, она спасла женщину от насилия, не ставя в известность своего отца. А чем занимался Нед в это время? Делал ставки на бегах. Проветривался после первых попоек. — Луиза, — сказала Кейт, — седьмая женщина, которую я освободила. Хотя она и первая супруга лорда. И ее случай определенно самый трудный. — Она посмотрела на Неда. — Ты… ты ведь не будешь настаивать, чтобы я прекратила этим заниматься? Нед покачал головой. — Я люблю своего отца, — заметила Кейт, — и он обожает меня. Но он всегда думает обо мне как о маленькой крошке, хрупком создании, которое следует оберегать от всяких трудностей. Матушка научила меня устраивать балы и заниматься благотворительностью. Я очень люблю своих родителей, но рада, что в течение этих последних лет у меня был повод оставаться здесь. В Кенте они никогда бы не позволили мне сделать столь многого. В ее голосе прозвучала тоска, и Нед вспомнил свои прежние думы о ней. Она действительно была одинока. У нее никогда не было настоящей семьи — по крайней мере, той семьи, которая знала о ней правду. Кейт прижалась к нему. — О, для меня многое станет проще теперь, когда я знаю, что ты одобряешь то, что я делаю. Можешь ли ты себе представить, на что мне приходилось идти, чтобы доставать деньги для банковских переводов? Нед снова покачал головой. — Я была вынуждена постоянно посещать модные лавки, совершая многочисленные покупки. У меня открыты счета у самых знаменитых портних в Лондоне. Я покупала самые экстравагантные наряды. Они выписывали мне счета, суммы которых превышали дважды, а потом возвращали мне остаток наличными. Я знаменита в лондонском свете за свое пристрастие к модным лавкам. Харкрофт уже как-то сообщал ему об этом. И только теперь Неду пришло в голову, что он никогда не видел жену в одном и том же платье. — Какое несчастье, — холодно заметил он. — Полагаю, ты это просто ненавидишь. — О, конечно. Я понимаю, что это пошло мне на пользу во многих отношениях, и не сказать, чтобы я презирала модные лавки. Однако после всех этих лет тишины мне так приятно, что, наконец, могу свободно рассказывать об этом. Она ему доверяет. И это именно то, что он хотел. Он поклялся, что наладит их отношения, растопит лед обид и недоверия. Он это сделал. Тогда почему же у него так тяжело на сердце? Она доверяет мне только потому, что не знает правду. Ему хотелось выскочить из постели и убежать. Как минимум отодвинуться от нее, повернувшись к ней спиной. Он получил именно то, к чему стремился. А теперь он хотел, чтобы она взяла это обратно. — И что мы теперь будем делать с Луизой? — спросила Кейт. Ее голос был ленивым и сонным. И это простое слово мы заставило Неда закусить губу. Эта уверенность в ее голосе, это ее доверчивое дыхание, спокойствие в каждом вздохе — все только потому, что Нед обманул ее. Он заставил ее принять на веру, будто бы он был сильным и способным, тем самым мужчиной, что сможет остановить взбесившуюся лошадь или наказать разгневанного драчливого мужа. Она поверила в него, и вес ее доверия тяжким грузом упал ему на плечи. Она не знала правду. Она и понятия не имела, что каждые несколько лет зима настигает его, убивая сияние солнца и теплоту лета. Что все ее доверие обращено к мужчине, который может сломаться, рассыпаться. Да, конечно, он не сломался, когда тьма настигла его в последний раз. Многие годы ему удавалось обманывать людей, заставляя их верить в то, что он сильный и способный. И все эти годы они ему верили. Так что пока он будет держать язык за зубами — пока ему удается подниматься и переставлять по утрам ноги, — никому и не нужно об этом знать. И меньше всего Кейт. — Мы отправимся навестить ее завтра утром. Все получится — вот увидишь. — Это было скорее обещание самому себе, чем обязательство перед нею. Он позаботится о ней. Он никогда не позволит, чтобы с ней что-нибудь случилось. И ей вовсе не следует знать о его дурацких проблемах. Однако Кейт не услышала в его уверениях иронии. Похоже, она просто полагалась на его силу и мужество, и это доверие согревало его и одновременно обдавало его ладони ледяным холодом. Обещания жгли его. Но нет, если перед ним всегда будет это нежное доверие, ему не страшна никакая зима. Он не позволит ей победить себя. Глава 17 Как бы Кейт ни хотелось провести время исключительно со своим мужем, когда наступило утро, ее обязанности все-таки перевесили. Им следовало что-то предпринять, чтобы решить проблему Луизы. Теперь, когда графу было доподлинно известно об участии Кейт в этом деле, оно становилось в тысячу раз опаснее. Кейт и Нед постарались удостовериться, что Харкрофт не скрывается где-то поблизости, и тронулись в путь. Кейт перебиралась через холодный ручей, опираясь на крепкую руку мужа. Они решили пройти к пастушеской хижине полями, избегая деревенских дорог. Они не могли себе позволить быть замеченными по дороге к укрытию Луизы. Когда Луиза встретила их и проводила в дом, Кейт объяснила ей суть проблемы: — Луиза, твой муж уверен, что я имею отношение к твоему исчезновению. — И что с того? Что это может значить? — Луиза покачала головой. — Я не собираюсь возвращаться домой. Я также не позволю ему забрать моего сына. — О нет. Конечно нет, — заверил ее Нед. — Но это означает, что ситуация сложная и дальше так продолжать неразумно, — закончила Кейт. — Откровенно говоря, она с самого начала была таковой. Тебе следует решить: либо ты оставляешь Англию, либо ты должна попытаться противостоять мужу и найти способ вырвать свою свободу — и своего сына — из его рук. Луиза окинула Кейт взглядом и покачала головой: — Вряд ли мне это удастся. Я принадлежу ему. Я замужем за ним. В его руках мое состояние. И кроме того… — Она вздохнула. — Если он посмотрит на меня так , я приползу к нему обратно. Со мной это уже случалась однажды. — Она невесело усмехнулась. Кейт положила руку на плечо подруги: — Я понимаю, что это нелегко. Но ты должна на что-то решиться. — Я могу выстрелить в него, — с надеждой в голосе предложила Луиза. — Не глупо ли это? — Голос ее дрожал. — Я не могу представить себе, что смотрю ему в глаза и говорю нет , но вполне могу вообразить, как стреляю в него из пистолета. — Она понизила голос. — Я очень легко могу себе это представить. — Возможно, нам все-таки стоит рассмотреть варианты, которые не приведут тебя на виселицу, — заметила Кейт. Нед взглянул на Кейт. Она не имела понятия, что он задумал. Самая тяжелая часть этого ее занятия всегда заключалась в том, чтобы убедить женщину действовать. Кейт не понимала, почему решение оставить жестокого мужа так тяжело давалось. Мужчина, который намеревался переломать кости своей жене, не заслуживает стольких размышлений, полагала Кейт. И опять эти колебания. Она старалась не поддаваться раздражению. И все равно это злило ее. Луиза забралась с ногами на кровать, прижала коленки к груди и обняла их руками, будто, сделавшись маленькой, она могла бы решить все свои проблемы. — Тебе легко говорить мне, чтобы я сделала выбор, — прошептала она. — Но стоит мне только подумать о будущем, у меня раскалывается голова. Я не могу смотреть вперед. Кейт раздраженно вздохнула: — Но тебе придется сделать это. Луиза сидела, обхватив голову руками, и ни на что не реагировала. — А знаете что? — раздался голос Неда, лишь усилив раздражение Кейт. — Я говорил вам о своем общении с капитаном Адамсом в Китае? При этих словах Луиза подняла голову, а Кейт недовольно поджала губы. Вряд ли сейчас уместно рассказывать веселые истории. Им необходимо все тщательно обдумать, составить план, разработать линию защиты. У них совсем не осталось времени. Кейт повернулась к мужу, нахмурив брови. Однако Луиза наконец выбралась из своей раковины, и едва напряжение ослабло, она снова выпрямилась. — Нет, — мягко проговорила она. — Вы не рассказывали. Я почти ничего не слышала о вашем путешествии. На что похож Китай? Он чужой? Экзотичный? Нед положил одну руку на колено и непринужденно откинулся на колченогом стуле. Он смотрел на Луизу так, будто она была единственным человеком в комнате, и Кейт почувствовала, как ее гнев нарастает. — Меня постигло разочарование, — ответил он. — Очень большое разочарование. Я прибыл туда, думая, что моя поездка продлится месяц или два. Но когда я очутился в Восточном полушарии, там разразилась война. Корабль, на котором я был, изменил маршрут, чтобы найти безопасное место, где можно было бы бросить якорь. У меня ушел месяц только на то, чтобы добраться до Гонконга. Однако я пообещал Гарету, что все разузнаю о ситуации с опиумом в Китае. И я был намерен продвигаться вперед, вне зависимости от того, ведется там война или нет, идут бои или заключено перемирие. Кроме того, я не для того пересек полсвета, чтобы довольствоваться сведениями, полученными из третьих рук. Я хотел увидеть британские владения в Китае, и я хотел увидеть их лично. Кейт притопнула ножкой и уперлась рукой в бок. Нед заложил руки за голову и взглянул на нее. — Человеком, с которым мне нужно было побеседовать, был капитан Адамс. Он был назначен посредником для общения со всеми этими глупыми, безрассудными вторыми сыновьями и прочими бесцельно болтающимися аристократами, прибывшими на Восток потому, что никто не хотел их видеть в Англии. Я полагаю, он презирал нас всех. Он взглянул на меня и прекрасно понял, чего я стою. — Он решил, что ты тот, кого следует уважать, достойный наследник маркиза? — спросила Кейт. — Человек, который твердо решает все проблемы? По-прежнему улыбаясь, Нед посмотрел на нее, но проигнорировал ее вмешательство. — Вовсе нет. Он решил, что я бесполезен и беспомощен и лишь доставлю ему дополнительную головную боль. — Что же, полагаю, он получил урок и быстро оценил тебя по заслугам, — перебила его Кейт. — Однако возвращаясь к Луизе… Нед пожал плечами: — Он был прав. Я являлся в его кабинет каждый день, требуя позволить мне отплыть на борту одного из кораблей, направлявшихся в устье Жемчужной реки, чтобы посмотреть, что там происходит. Вначале он сказал «нет». Тогда я принялся испытывать его терпение, и он заявил: «Точно нет». Спустя недели три постоянных моих домогательств я получил следующую тираду: «Господь всемогущий, мистер Кархарт, вы что, совсем безмозглый идиот и не видите, что у меня полно настоящей работы? Прекратите досаждать мне». — Но потом он понял свою ошибку, — опять перебила Кейт. — Что же касается Луизы… Нед улыбнулся еще шире: — Нет, не понял. Еще через неделю он заявил: «Мистер Кархарт, Господь свидетель, что, если еще раз нога ваша окажется в моем кабинете, вы будете жалеть об этом всю оставшуюся жизнь». На этом месте Кейт заметила, что Луиза была полностью захвачена рассказом — она чуть подалась вперед, глаза ее сияли. И когда Нед задумался, она издала легкий вздох: — О, не останавливайтесь. И что же вы? То есть, я имею в виду, вы появились в его кабинете? — Конечно да. Я был еле жив от страха, но пообещал Гарету, что не уеду, пока лично не узнаю, что происходит. Поэтому на следующее утро опять предстал перед капитаном Адамсом. К тому времени я не мог бы сказать с точностью, почему я продолжал ходить в его кабинет. Уж точно я не надеялся на успех. У меня было такое чувство, будто я бьюсь головой об эту кирпичную стенку, жестоко и с завидным постоянством, причем только потому, что поблизости не было других кирпичных стен. Все это выглядело в чистом виде идиотизмом. Только дураки и сумасшедшие продолжают разбивать лоб в кровь, видя повторяющийся изо дня в день сокрушительный провал своих начинаний, и к тому времени я был уверен, что был и тем и другим. В его рассказе звучал мягкий юмор, его глаза сияли, и уголком глаза Кейт заметила, что Луиза улыбается. Она подумала, что Нед всегда обладал этим замечательным умением — начиная с их самой первой встречи — этой способностью сказать что-нибудь забавное и непритязательное, чтобы сгладить ощущение неловкости, чтобы засияли чьи-то потухшие глаза. Он был милым и любезным. Однако спустя годы после их свадьбы Кейт поняла, что эта его легкость и приятность стали гораздо более полновесными, чем она даже могла предположить. — И? Что же произошло? — спросила Луиза. — Капитан уставился на меня. На этот раз он не сказал ни слова. Вместо этого взял со стола маленький колокольчик и позвонил. Кейт слушала теперь его с тем же напряженным вниманием, что и Луиза. — А дальше? — А дальше вбежали восемь солдат. Вероятно, они поджидали сигнала где-то за дверью. Они схватили меня за руки и за ноги. — Ты не сопротивлялся? — Я пытался. Но их было восемь, а я один. И даже если бы у меня было столько же рук, сколько щупальцев у осьминога, мне все равно вряд ли удалось бы с ними справиться. Особенно в этих тесных казармах. Во всяком случае, они подхватили меня и понесли, как мешок картошки. Единственная фраза, которую произнес капитан Адамс, была: «Искупайте его». — О нет. — Луиза сочувственно закрыла рот рукой. — Они бросили вас в озеро? — Должен сказать, что вы, к счастью, и понятия не имеете о нравах, царящих среди солдат, если озеро — самое худшее, что пришло вам в голову. Поступить так было бы просто величайшей любезностью с их стороны по сравнению с тем, что произошло на самом деле. Знаете, при гарнизоне были уборные. И вокруг все было настолько влажно, что… Что в любом случае отходы собирались в огромных выгребных ямах. Они были переполнены — мерзкие и вонючие болота. — О господи, — вырвалось у Кейт. Нед улыбнулся ей, его веселый тон казался чудовищно странным по контрасту с описываемой им жуткой сценой. — Так что они бросили меня прямо туда. Вероятно, это был самый унизительный момент в моей жизни. Это было омерзительно и оскорбительно, у меня нет слов, чтобы описать весь ужас произошедшего. Я даже не мог закричать, чтобы выразить протест или позвать на помощь, потому что для этого потребовалось бы открыть рот. Я в жизни не чувствовал себя более беспомощным, чем в ту минуту. Две женщины в ужасе смотрели на него. — Полагаю, вы понимаете, — заметил Нед приглушенным голосом, — если эта история станет известной кому-либо еще, я буду обесчещен и выставлен на посмешище. Я доверяю вам, леди, мою самую сокровенную, самую постыдную тайну. Вы не должны говорить об этом ни единой живой душе. Я знаю, что могу рассчитывать на вас. Луиза кивнула, и в это самое мгновение Кейт почувствовала, что у нее прервалось дыхание. Каким-то образом ему удалось успокоить страхи ее подруги. Нед заставил ее улыбнуться. А теперь он ненавязчиво дал ей понять, что ее мнение важно для него, что она заслуживает доверия. Каким-то образом он догадался, что у Луизы было столько отнято, что ей не так просто вернуть это назад. И ему вовсе не пришлось бить себя в грудь или говорить на повышенных тонах. Он не высказывал надменных претензий. Нед всего лишь улыбнулся сам и вызвал ответную улыбку у Луизы. У Кейт постепенно отлегло от сердца. — И что же? — вновь задала вопрос Луиза. — Что вы сделали дальше? — А что мне было делать? Я принял ванну. — Он ухмыльнулся. — Долгую ванну. А потом я взял маленькую лодку, и отправился на ней в море, и думал, долго думал. Иногда бывает очень ценным сознавать, что кто-то причинил вам самое ужасное, что может случиться в жизни. Если вы переживете это, выдержите — вас уже будет трудно ранить снова. Что бы с вами ни произошло, это не причинит вам большей боли. А Адамс — что ж, Адамс действительно сделал самое худшее. Он не мог убить меня. Мой кузен разузнал бы правду о моей смерти, и капитану пришел бы конец. Он бросил меня в яму с отбросами потому, что надеялся: я буду слишком унижен, чтобы рассказать об этом кому-либо по возвращении домой. Он был уверен, что я напишу какую-нибудь чушь вместо отчета и отстану от него. — Нед облокотился на спинку стула. — Он просчитался. На следующее утро я тщательно оделся и явился в его кабинет в последний раз. И тогда… Нед улыбнулся и встал. Он подошел к Луизе и наклонился, чтобы быть с ней на одном уровне. — Тогда я посмотрел ему в глаза — вот так. — Он окинул Луизу пристальным взглядом. — Я улыбнулся — вот так. Я наклонился к нему поближе и сказал: «Капитан Адамс, я уверен, что буду на следующем же корабле, который отправляется по реке». Кейт наблюдала за ним потрясенная, не в силах перевести дыхание. Нед выпрямился. — Он взглянул на меня; посмотрел на проклятый колокольчик. А потом снова перевел взгляд на меня. Похоже, он старался препятствовать и мешать мне сколько мог. В тот самый момент капитан осознал, что не в состоянии побороть меня. После этого, надо сказать, он был весьма полезен. Когда Нед закончил, Луиза отвернулась. — О, Нед. Я понимаю, что вы хотите мне сказать. Но я не могу. Я не могу свидетельствовать в суде. Я не могу подать прошение о разводе. Я даже не могу представить, что отважусь взглянуть Харкрофту в глаза. — Да, для вас сейчас это кажется невозможным. Мне тоже необходимо было то время, что я провел в лодке, Луиза. Я сильно обгорел на солнце в тот день — просто сидел в той лодке и думал. Мне нужно было время, поскольку, если бы я явился к нему сразу после того, как он бросил меня в выгребную яму, то дрогнул бы, отшатнулся от него, и это стало бы концом всему. Мне надо было осознать, чего я хочу в этой жизни. — Он одарил Луизу ослепительной улыбкой. — Вы никогда не узнаете, что вам делать, пока не поймете, что хотите. Что вы хотите, Луиза? — Я хочу, чтобы мой ребенок был в безопасности. — Луиза обхватила себя руками, и Кейт закусила губу. — Я хочу, чтобы он в свое время принял графский титул после своего отца. Я хочу, чтобы он знал, что людьми движут любовь и привязанность, а насилие — всего лишь горестное отклонение от нормы. Нед продолжал разговор: — Следовательно, например, бегство в Америку под вымышленным именем для вас неприемлемо, поскольку это лишает вашего сына шансов получить отцовский титул. Луиза кивнула: — Я хочу остаться здесь со своей семьей. — Она посмотрела на Кейт. — И своими друзьями. И я не хочу, чтобы мой муж когда-нибудь, хоть когда-нибудь еще угрожал мне. — Ну вот, — проговорил Нед. — Разве это так сложно? Хотеть? — Но я не осмеливаюсь хотеть всего этого, мистер Кархарт. Это невозможно. Нед посмотрел на свои ногти, будто бы скучая. — Небольшая деталь, — беззаботно заметил он. — Моя жена занималась невозможным многие годы, а на этот раз и я в полном ее распоряжении. Мы придумаем, как нам добиться этого вашего невозможного. На это может потребоваться какое-то время, но мы справимся. О, он сам был невозможно привлекателен — и невозможно трогателен и великодушен, когда сказал про нее такие вещи. — Прежде всего, — сказала Кейт, — следует обеспечить твою безопасность. Для этого нам нужно дезориентировать Харкрофта. Нам нужно каким-то образом отвлечь его внимание. Нед кивнул: — Следует убедить его, будто мы в полном отчаянии. Что мы делаем ошибки. Что мы бежим куда-то — возможно, туда, где мы вас спрятали. — Он посмотрел на Кейт. — Что ты скажешь по поводу поездки в Лондон? В любом случае у меня там есть одно неоконченное дело. — А что я буду там делать? — спросила Кейт. Нед улыбнулся ей. — Мы , — подчеркнул он, — мы доведем Харкрофта до бешенства. Едва они вошли в дом, Нед почувствовал на себе взгляд Кейт. Его небольшая история, безусловно, разожгла ее любопытство. К сожалению, она не была столь же обеспокоена своими горестями, как Луиза, и, несомненно, обратила внимание на некоторые нестыковки сюжета. — Это, — наконец решилась она, — было очень смелым с твоей стороны. Преодолеть смущение и воспользоваться этой историей, чтобы ободрить Луизу. — Гм… — заметил Нед. — Скорее безрассудным. — Ты поведал нам эту историю с такой улыбкой на лице, будто это какая-то веселая шутка. Однако у меня сложилось впечатление, что ты не все нам рассказал. Что случилось на самом деле? — В основном все было именно так, как я говорил. Именно так, за исключением некоторых деталей. Однако, судя по ее слабому вздоху, Кейт поняла это тоже. — Ох, ну хорошо. Если ты так хочешь это знать. — Он потер свое запястье. — Я опустил тот факт, что они не просто бросили меня в ту яму. Они связали меня по рукам и ногам и завязали глаза. Я не знал, куда мы направляемся, что они хотят со мной сделать. И когда они бросили меня в то, что оказалось озером человеческих отбросов, я не имел ни малейшего понятия, что происходит. Жидкость сомкнулась над моей головой, и, поскольку был связан, я не мог плавать. Мне оставалось лишь бессмысленно извиваться. — Многие месяцы после этого он просыпался в холодном поту, вспоминая о путах, стягивающих его плоть. К счастью, его память, по-видимому, не сохранила более жутких воспоминаний. — Да как они посмели? — Она потрясенно смотрела на него. — Как тебе удалось спастись? — Они привязали к моим ногам веревку. Примерно через минуту они просто вытянули меня, как рыбу на крючке. Они намеревались лишь унизить меня, а не причинить мне вред. Я в жизни не чувствовал себя более беспомощным. Она смотрела на него взглядом, в котором читалось нечто похожее на жалость. Господи, он вовсе не хотел, чтобы она его жалела! — Не смотри на меня так. — Слова прозвучали неожиданно резко. — Возможно, это самое лучшее, что случилось со мной в жизни. Я провел очень много времени в море в той лодке. Под солнцем. Оно сожгло не только мою кожу. Оно выжгло самые робкие, самые застенчивые стороны моей души. Я взглянул в глаза этой части моей натуры и отказался от них. В результате этого опыта я создал себя заново, родилась новая сущность. И это было больше, чем он когда-либо говорил ей. Ей вовсе не следует знать, каким слабым он был тогда — и как близок к тому, чтобы сломаться. Все, что ей должно быть известно, так это то, что он выдержал. — Какая сущность? — спросила Кейт. — Та, что привела меня домой к тебе, — кратко ответил он. — Та, что придала мне смелость выстоять в морских сражениях и опиумных притонах. — Та, что заставляет тебя спать в ледяном холоде? — опять задала вопрос Кейт. Он отрывисто кивнул, и она нахмурилась. Нед не хотел рассказывать ей все о том, что произошло с ним тогда. Она не должна знать, как близко он был к концу, как близко подступила к нему проклятая тьма. Она видела достаточно, чтобы понять, что случилось с ним, не сознавая, что за человек был тот, с кем это все произошло. Он укротил своего дракона. Он никогда не оставит Кейт. И это все, что ей следовало знать. Глава 18 Некоторые вещи совершенно не изменились с тех пор, как Нед покинул Лондон. Одной из них был тускло освещенный игорный зал, расположенный в пользующемся дурной репутацией районе Лондона. Еще при входе был слышен стук игральных костей, бросаемых на зеленое сукно. В комнате стоял такой густой дым, что Нед мог вполне себе представить, как он вываливается в ночную мглу и сливается с хлопьями речного тумана. Большую часть дня он провел, слоняясь по городу, однако эту встречу с игорными столами нельзя было отложить. Те, из-за которых он явился сюда, — пятеро мужчин, которые, несомненно, считали себя джентльменами, — сидели в углу, шелестя картами. Вполне вероятно, что они опять играли в мушку [25] . Единственное, что изменилось за последние несколько лет, так это то, что, пока Нед наращивал мускулы, его былые приятели заплывали жиром. Любой другой человек в сходной ситуации вызвал бы их на дуэль. Однако мало чести победить пятерку располневших пьянчужек, да и, кроме того, способ решения проблемы, придуманный Недом, обещал быть гораздо более любопытным. Помимо всего прочего, настоящие герои укрощали своих драконов. 25 Мушка — азартная карточная игра. Нед вошел в комнату. Проходя мимо столов, на которых стояли кувшины с дешевым вином, он теребил в руках похищенную им полоску шелковой ткани. Они не услышали его приближения, настолько были захвачены игрой. Они даже не обратили внимания на его тень, размножившуюся в свете нескольких ламп и упавшую на зеленое сукно стола. Это действительно оказалась мушка, и, судя по большой стопке рассыпанных по столу банкнотов, игра была в самом разгаре. Однажды Нед уже был столь же рассеян, как и эти джентльмены. Он так отчаянно топил свое прошлое в вине, что чуть не проиграл за этим столом свое будущее. Слава богу, он остановился. Лорд Эллисон — его бывший приятель — так и светился от радости, положив последнюю карту. — Я выиграл! — торжествующе воскликнул он. Его соседи бормотали поздравления. Еще один человек расстроенно потряс головой — и внезапно остановился, заметив Неда. Он уставился на него затуманенными алкоголем глазами. — Кархарт? — медленно спросил Альфред Деннис. — Это ты? Слышал, ты вернулся. — Он несколько раз моргнул, словно пытаясь постичь смысл внезапного появления Неда. Похоже, Деннис еще не совсем утратил способность соображать, потому что он внезапно просиял. — Послушай-ка, ты к нам присоединишься? Он потянулся за стулом и сделал попытку приставить его к столу. — Давай же, Кархарт! — заметил Эллисон. — Мы уже тысячу лет не веселились вместе. Чувствуешь в себе силы для небольшого пари, а? Ни у кого не возникло ни малейшего сомнения, что они делают что-то не так. И в этом лежала еще одна причина, по которой Нед не вызвал их на дуэль — это все равно что сражаться с вязким илом зацветшего пруда. Водоросли никогда не поймут, в чем их вина. Нед отодвинул ногой стул. — На самом деле, — сказал он, — я здесь для того, чтобы получить выигрыш. — Какой же? — поинтересовался Эллисон. — Деннис… нет, Порт-Мортон, ты вроде еще стоишь на ногах. Принеси книгу. Один из джентльменов предпринял отчаянную попытку подняться из-за стола. — В этом нет нужды, — заявил Нед. — Пари, о котором я говорю, вам хорошо известно. — Нед положил полоску шелковой материи на стол. Это была вещичка изящной работы — по розовому шелку были вышиты роскошные розы, блестели атласные завязки. — Кархарт, — проговорил Деннис, — ты что, положил на стол подвязку? Пять джентльменов уставились на него, поджав губы в одинаковом смятении. Хотя нет, не совсем одинаковом. Их лица окрасила причудливая палитра красок — от бледно-зеленого оттенка Порт-Мортона до багрового Эллисона. — Полагаю, вы помните это пари, — спокойно проговорил Нед. — Любой мужчина, который соблазнит леди Кэтлин Кархарт и предоставит в качестве доказательства предмет ее нижнего белья, получает пять тысяч фунтов. Деннис уставился на вышитую вещицу. Он смотрел на нее более десяти секунд, и на лице его не отразилось ни малейшего понимания. Наконец он поднял глаза, сконфуженно нахмурив брови. — Кархарт, — заплетающимся языком вымолвил он, — ты не можешь соблазнить свою жену. Нед приподнял одну бровь: — Ах, да что ты? Мне ужасно жаль это слышать, Деннис. Как, должно быть, сложно оказалось это для тебя. Надо сказать, это было не очень трудно… но, принимая во внимание твое признание… возможно, у тебя есть… проблема , а? — Нед неловко пожал плечами. — Ты, наверное, делал что-то не так. Ты знаешь, есть доктора, которые вполне могут помочь с этим. Даже и до планктона дошло бы, что его мужское достоинство оказалось задето. На самом деле, вероятно, это была единственная вещь, дошедшая до его сознания. Деннис покраснел и затряс головой. — Не имею ни малейшего представления, о чем ты здесь толкуешь, Кархарт. Нет никакой необходимости в докторе. — Однако этот достойный джентльмен скорчился, словно желая защитить свое причинное место. — Полагаю, мужчина может соблазнить чью угодно жену. В том числе и свою собственную. Все, что я хотел сказать, так это то, что в этом нет никакого удовольствия… если ты это сделаешь. — Нет удовольствия? — Нед печально покачал головой. — Ты точно делаешь это как-то не так. Улюлюканья и смешки стали громче, и Деннис покраснел еще больше. — Тебе же не нужно пять тысяч фунтов, Кархарт, — вставил слово Порт-Мортон. — Что ты будешь с ними делать? Нед пожал плечами: — Не знаю. Вероятно, куплю жене какую-нибудь милую вещицу. — Украшения? — поинтересовался Эллисон. — Будто бы она твоя любовница? Побойся бога, Кархарт. Что за бесцельная трата денег. Что за феноменально бесцельная трата денег. — Эллисон, — ответил Нед, — не люблю повторяться, но и ты, вероятно, делаешь это как-то неправильно. И поэтому, джентльмены, вы проиграли. А я даже спустя три года, проведенные вдалеке, выиграл. Закрывайте это пари. Все кончено, и не может быть никаких вопросов. Они по-прежнему смотрели на него округлившимися от изумления, не верящими глазами. Нед улыбнулся шире и склонился над ними: — Закрывайте пари, джентльмены, иначе в следующий раз вы расплатитесь куда большим, чем деньги. Эллисон покачал головой, так и не осознав произошедшего, и кивнул на место рядом с ним. — По крайней мере, сыграй с нами, дай нам шанс отыграться. Нед отмахнулся: — Меня уже давно ждет дома жена. Лондон оказался для Кэтлин головокружительной смесью хорошего, плохого и сбивающего с толку. В первые же дни после их прибытия по городу поползли слухи о ней и ее супруге, в немалой степени благодаря шутке, выкинутой Недом за игральным столом. Однако эти обсуждения были романтическими и лишь помогли им поддерживать легенды о том, как они проводят время, чтобы они поскорее достигли ушей Харкрофта. И, о да, как же эти истории, должно быть, смутили его. В обществе только и говорили о том, что счастливая пара узнавала по поводу рейсов во Францию, особенно кораблей, отплывающих из Дувра. Мистер Кархарт выказывал немалый интерес к самым ничтожным событиям в Ипсвиче [26] . 26 Ипсвич — город в Англии, центр графства Саффолк. Было и еще около сотни ложных следов. На третий день такой жизни у Кейт голова пошла кругом. На четвертый все ее тело нещадно болело. Сегодня, через неделю после того, как они начали свою кампанию по дезинформации Харкрофта, она увидела его в первый раз. Он присутствовал на одном из вечеров. Граф заметил Кейт — и, стоя в другом конце комнаты, бросил на нее разъяренный взгляд, прежде чем удалиться со злобной ухмылкой. Ухмылки особенно хорошо удавались Харкрофту. Если бы эти самодовольные, презрительные выражения лица были золотыми монетами, то Харкрофт уже обладал бы достаточным количеством наличности, чтобы поддерживать торговлю всего королевства Сардиния. Так что еще одна погоды не делала. Однако именно эта усмешка почему-то запала Кейт в душу. Она не могла никак избавиться от неприятного ощущения и после того, как они с Недом покинули сверкающую огнями бальную залу. Сейчас ей стало даже еще хуже, к тому же от постоянной тряски спешившего домой экипажа Кейт почувствовала дурноту. — Он что-то задумал, — произнесла она вслух. Ей не надо было уточнять, кто он. Она ощущала рядом с собой сильного, надежного и уверенного в себе мужчину — своего супруга. Экипаж качнуло на повороте, и она прижалась к нему. Нед не двигался, будто бы обладал достаточной силой, чтобы противостоять инерции. — Он начал процесс в Канцлерском суде [27] , — сказал Нед. — Конечно, он проделал все это втайне. Однако мне удалось собрать кое-какие сведения. Это вкупе с некоторыми замечаниями, которые он высказал мне, когда думал, что я отношусь к нему с симпатией… — Нед вздохнул. Она почувствовала это, судя по движению его груди около своего плеча, и уставилась перед собой в темноту. 27 Английская судебная система начала — середины XIX в. была довольно сложной и противоречивой. Некоторые ее элементы в неизменном виде сохранились с эпохи раннего феодализма. В Англии существовало несколько видов судов разного уровня и подчинения. Высшим судебным органом был так называемый Канцлерский суд, который также назывался «судом справедливости». Председателем его был лорд-канцлер. Считалось, что в своих решениях он руководствовался только справедливостью. Среди вопросов, рассматривавшихся в суде, были, в частности, управление землями душевнобольных, дела об опеке. Описан в романе Ч. Диккенса «Холодный дом». — Хорошо. Но что же он задумал? — Это лишь предположение. Подобного рода процессы обычно проводятся в обстановке строгой конфиденциальности. По причинам, которые скоро станут очевидными. — Так что же это? — Я полагаю, он направил прошение в Канцлерский суд с требованием признать Луизу сумасшедшей. У Кейт перехватило дыхание. — Он говорил мне что-то об этом прежде. В то время я отнесся к этим разговорам как к признакам его эмоциональной неустойчивости и последствиям сильного потрясения. Если его прошение удовлетворят, Луиза не сможет свидетельствовать — ни в деле о разводе, ни в деле о супружеской жестокости. Кейт показалось, что ее внезапно окутало холодом, и внутри у нее все сжалось. — Он хочет просто подстрелить ее как куропатку. Ей надо явиться в Канцлерский суд хотя бы для того, чтобы свидетельствовать в свою защиту. Если она это не сделает… — Ее признают недееспособной. — Нед положил руку на колено Кейт. — Недееспособные не обладают никакими свободами. Харкрофт сможет запереть ее. Любые меры, какие бы он ни предпринял после этого, какими бы жесткими они ни были, будут рассматриваться лишь как попытки вылечить — или, по крайней мере, — подавить нарушения ее рассудка. Если его сделают опекуном вследствие ее душевного расстройства, он получит над ней больше власти, чем просто муж над своей женой. Кейт прижала пальцы к вискам. — Он устал гоняться за нашими призрачными намеками и решил атаковать. Что же, по крайней мере, теперь мы знаем, в каком направлении нам действовать. — Нам следует связаться с леди Харкрофт, чтобы прояснить ее нужды, — заметил Нед. — Да, так. — Кейт помассировала пальцами виски. — И нам надо подумать о том, чтобы предпринять небольшой ответный выпад. Я полагаю, стоит переговорить с лордом-канцлером по поводу прошения Харкрофта о признании Луизы сумасшедшей. — Она натужно улыбнулась. — Свидетельствовать в ее поддержку. И возможно, я думаю, мы подадим на рассмотрение лорду-канцлеру другое прошение. — У Харкрофта есть еще какой-то другой план, — сказал Нед. — Я еще не понял, в чем он заключается, но не беспокойся. Я защищу вас — тебя и леди Харкрофт. Она торжественно кивнула. — А кто позаботится о тебе? Он удивленно фыркнул, но был в этом его движении и очевидный испуг. — Никогда не думал, что мне нужно, чтобы обо мне кто-нибудь заботился. Граф Харкрофт показал себя мстительным, злобным и не стесняющимся применить силу, чтобы достичь своих целей. Кейт не думала, что граф пылает особой любовью к Неду — только не после того, как тот подвесил его за шиворот к стене в коридоре. — Конечно, тебе это необходимо. — Ее рука скользнула по его колену. Она никогда не думала, что колено может быть таким напряженным. И тем не менее это было именно так — он дернулся от ее прикосновения, словно желая увернуться. Дыхание его замерло. — Я не хочу быть тебе обузой, — прорычал он. — Обузой? Кто сказал, что ты будешь обузой? Я просто хочу помочь тебе. — Я не хочу, чтобы мне помогали. Мне не нужна помощь. — Она вполне могла себе представить, как он гордо задрал подбородок, произнося эти слова. Кейт медленно отдернула руку. Она глубоко вздохнула, пытаясь проглотить настигшую ее боль и обиду. Она думала, что он другой, что он разглядел ее истинную сущность за хрупкой внешностью. Что он видит в ней человека достаточно сильного, чтобы ему довериться. Но конечно, он взял ее еще неделю назад, но с того первого вечера он не провел с ней ни одной ночи. Напротив, он опять сделал себе отдельную кровать в комнате, где царил ледяной холод. Это было всего лишь молчаливым способом прогнать ее прочь. Его любви оказалось достаточно всего на несколько часов, но ее явно не хватало, чтобы доверить ей свои тайны. Ее не хватало даже на такую малость, как доверить ей свой сон. Нед взял ее за руку: — Нет, это не имеет к тебе отношения. Ты должна понимать. Однако вместо того, чтобы все объяснить, он замолчал. Кейт ждала, моля себя набраться терпения. Нед тяжело вздохнул: — Ты такая сильная. Ты даже не можешь себе представить. Она хотела бы отодвинуться от него, свернуться в сторонке, убаюкивая свою боль. Вместо этого Кейт подавила вздох. — Я попытаюсь. Нед еще раз вздохнул и неловко пошевелился. — Иногда нечто происходит со мной. — Похоже, ему казалось, что это объяснение вполне адекватно, потому что он так и продолжал, ссутулившись, сидеть рядом с ней на сиденье. Господи, упаси ее от неразговорчивых мужчин. — «Нечто» — это не очень определенное слово, — попыталась пробудить она его к большей откровенности. — Понимаешь, это не очень определенное… нечто. Я никогда не мог подобрать нужных слов для описания его. Видишь ли, это не совсем безумие. Кейт не думала, что он и в самом деле ответит на ее вопрос, скорее напустит еще большего тумана. Однако то, что он сказал, потрясло ее, заставив надолго замолчать. Если это не совсем безумие, то насколько оно к нему близко? Она почувствовала толчок его локтя и поняла, что он снял цилиндр и поставил себе на колени, прижав к груди. — Я спрашивал врача, — сказал он своему цилиндру. — Так что мне это хорошо известно. Это не безумие. Безумие — это когда ты не можешь контролировать свои слова или поступки или не даешь себе отчета в том, что реально происходит. Я же полностью контролирую все свои действия. Постоянно. Я могу делать все, что захочу. Неужели он хочет спать в ледяном холоде, выставив ее за дверь. — Я могу делать то, что хочу, — медленно повторил Нед. — Я просто… Иногда я не хочу. — Не хочешь чего? Экипаж тряхнуло на повороте, и ее снова бросило на него. Кейт почувствовала, как он пожал плечами. — Когда это начинается, я не хочу даже вставать по утрам. Впервые это случилось, когда мне было девятнадцать. Я проводил в постели недели. Моя матушка решила, что я заболел, но врач не нашел у меня никакой болезни. Я просто не хотел вставать. — Это не очень похоже на нечто. — Мне проще думать об этом как о чем-то отдельном. Иначе остается лишь одна альтернатива, что я сам и есть это нечто. Что каждые несколько лет я просыпаюсь однажды утром и решаю вести себя так, будто я совсем другой человек. Нет, Кейт, мне спокойнее считать эти явления лишь краткими отступлениями от своей натуры. Быть уверенным, что это нечто, находящееся вне меня. Я не могу этого объяснить, просто знай, что я не безумный и тебе не следует никогда больше об этом беспокоиться. — Не беспокоиться об этом? Но… Он поднял обтянутую перчаткой руку и коснулся пальцем ее губ. — Нет, не делай из меня какое-то раненое создание, за которым надо ухаживать, чтобы вернуть ему здоровье. Здесь нечего лечить, Кейт, и для тебя не осталось драконов, чтобы с ними расправиться. Это лишь зверь, которого мне уже удалось подчинить. Иногда он поднимает голову. В прошлом он старался победить меня. Но ему это не удалось. И не удастся. Мне не нужна помощь. Мне не нравится помощь — она может ослабить меня, заставить хотеть делать еще меньше. — Но… — Это не важно. Он ударил рукой в стенку экипажа, чтобы усилить значение сказанного, и карета, громыхая, остановилась. Кейт понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что они встали не из-за этого плохо рассчитанного удара, а потому, что экипаж подъехал к их лондонскому дому. Нед потянулся и взялся за ручку двери, удерживая ее на месте, чтобы никто не прервал их уединения. Дверь дернулась, однако лакеи быстро осознали, что она закрыта изнутри, и больше их не тревожили. — Тебе не надо беспокоиться, — повторил он. — Я больше не валяюсь в кровати, когда это происходит. Теперь я готов к этому. Я тренировался, чтобы спокойно встретить то утро, когда оно снова наступит. Я готовился к этому, приучая себя делать те вещи, которые мне не хотелось делать. — Как, например… — Как, например, пробежать три мили утром, а потом, когда кажется, что больше уже ничего не сможешь сделать, пробежать еще три. Или спать с открытыми окнами с погашенным камином. — Он встретил ее взгляд. — Иногда отказываться разделить с тобой ложе, когда я безумно хочу тебя. Я сделал себя достаточно сильным, чтобы эти явления не имели для меня больше никакого значения. — Мне это кажется… — Кейт замолчала, пытаясь подобрать нужное слово. Странным? Необъяснимым? Очень холодным? Ни одно из этих слов не подходило, и она гордо вскинула подбородок. — Мне кажется, ты должен был рассказать мне об этом. Она бы помогла. Она бы обязательно что-нибудь сделала. Кейт уже начала строить планы. В ответ он отодвинул щеколду и открыл дверь. Лакеи преданно вытянулись. Нед повернул голову, и его напряжение пропало за озорной улыбкой. — Что же, — беспечно заметил он, — мне кажется, мои попытки тебя развеселить были гораздо более забавны. Ты этого не находишь? Он вышел из кареты. Кейт смотрела на дверку экипажа, не веря своим ушам. Он не должен — он просто не может прекратить их беседу так, будто бы ничего не произошло. Кейт вскочила так быстро, что едва не ударилась головой о крышу кареты. — Нед, ты… ты… Ее слова были встречены холодной тишиной. Вздохнув, она подобрала юбки и задержалась около дверей кареты. Однако Нед не оставил ее; он занял место лакея и, когда она поставила ногу на ступеньку, протянул ей руку, помогая сойти. Его пальцы были теплыми даже сквозь перчатки. — Мне очень хорошо удавались эти шутки, — заметил Нед, и его голос был столь тих, что ей пришлось напрягаться, чтобы расслышать его, даже несмотря на бархатную тишину ночи. — Когда мы поженились, я достиг совершенства, разыгрывая из себя шута. В конце концов, гораздо лучше, когда твои прегрешения приписывают фиглярству, чем позволить всем догадаться, что с тобой периодически случается это ужасное нечто, которое не совсем безумие. — Он снова усмехнулся, и выражение его лица настолько не соответствовало серьезности тона, что Кейт покачала головой. Он взял ее за руки, когда они поднялись по ступенькам. — Но… — Я не сказал тебе, Кейт, потому что не хотел, чтобы ты знала. Я не хотел, чтобы ты смотрела на меня и видела слабость. Мне не надо было, чтобы меня кормили овсяной кашкой и подтирали подбородок. Кроме того, чем меньше людей об этом знает, тем менее реальным это кажется. Последняя фраза показалась ей настоящим суеверием. Кейт нахмурилась, глядя на своего мужа. Однако он совсем не смотрел на нее. Напротив, он проскользнул через парадную дверь, управляя беседой с такой легкостью, будто бы вел Кейт в туре вальса. Он снова оставил ее в стороне. И пусть это было не так, как три года назад, когда он уехал в Китай, но он все равно оставил ее. Это было забвением, отрицанием самого смысла их брака, того, чем она могла бы стать для него , если бы он только ей это позволил. Если Нед думает, что она не достойна даже того, чтобы услышать правду, он совсем не доверяет ей. Кейт встала как вкопанная, и он остановился тоже. — Нет. — Все, что ей оставалось, — это категорическое отрицание. Второй лакей застыл перед ней, желая принять ее меховую накидку. — Миледи? — В его голосе прозвучало замешательство. — Нет, — еще раз повторила Кейт, слегка смягчив тон, — нам больше не понадобятся сегодня ваши услуги. Нед не возражал ей. Вместо этого он выглянул из-за дверей гостиной и окинул взглядом удаляющегося лакея. Когда они остались одни, он отошел от стены и заглянул в гостиную. В камине горел огонь, однако его тусклого свечения было явно недостаточно. Тем не менее Нед не взял с собой канделябр и не зажег масляные лампы. Было бы ошибкой думать, что он прогоняет ее. Нет, напротив, он приблизил ее к себе, настолько только мог отважиться. Однако она хотела, чтобы он отважился на большее. Кейт ждала, затаив дыхание. Теперь он казался ей не более чем темным силуэтом, его спина была освещена неяркой масляной лампой, горевшей в коридоре. Она с трудом различала его темневший профиль. Острая линия носа, приподнятый подбородок. Казалось, тишина наполнена сомнениями. — Итак? — наконец произнес он. — Я полагал, ты хочешь задать мне некоторые вопросы. Что ты желаешь узнать? — Я думала, что ты не хочешь мне отвечать. — Я и не хочу. — Он фыркнул, словно сдерживая смех. — И именно потому это делаю. Прелестно работает, не правда ли? Она хотела бы задать ему тысячу вопросов. Когда приходит это «нечто»? Как оно начинается? Что можно с этим поделать, кроме того, что просто принять страдания? Однако в окутавшей их темноте и тишине все было не важно, за исключением одной небольшой детали. — Ты не позволяешь мне помочь тебе потому, что думаешь, будто я на это не способна? Потому что считаешь, что я сломаюсь, если ты на меня обопрешься? Он покачал головой. — Кейт, — тихо проговорил Нед, — ты самая неукротимая и смелая женщина, которую я знаю. — Не лги мне. — Правда. Если бы тебя бросили в логово ко львам, ты бы приказала им смести кости ягнят, которыми они перекусили за завтраком, в мусорную кучу, и они бы не осмелились тебя ослушаться. Если бы ты оказалась в пустыне, то заново отстроила бы там Рим — начиная от самого простого фонтана и заканчивая мраморными залами. И ты сделала бы все это голыми руками, ну, возможно, с помощью карманного ножичка. — Мне неинтересно оставаться в пустыне, Нед. Если я такая способная, как ты мне это рассказываешь, почему ты не хочешь, чтобы я помогла тебе? Несколько секунд он молчал, не говоря ни слова. Повисшая тишина словно возродила все ее старые сомнения, старые боли и обиды. Он лгал ей. Все эти прекрасные слова о львах, Риме и неукротимости — всего лишь сказки, чтобы утешить ее. Кейт не нужны были утешения, и ее не особенно волновала ложь. Не сейчас. — Ох, — наконец сказал Нед удивленно. — Я думаю… Я думаю, что это нечто похожее на ревность. — Ревность? — Я же говорил тебе, что все мужчины — животные. Хочешь знать, насколько я на самом деле недостойный человек? — Он бесшумно повернулся к ней, и она отступила на шаг назад. Кейт натолкнулась на что-то твердое — она нащупала руками полированное дерево. Оказалось, она врезалась в столик, высотой примерно доходящий ей до бедра. — Ревность? Но… Нед выпрямился и подошел к ней ближе. Она не видела его лица, но его плечи казались напряженными. В нем словно внезапно полыхнули тлеющие эмоции. И он приближался к ней. У Кейт изменилось дыхание. — Спокойствие и контроль над своими чувствами так легко давались тебе. Даже когда ты была потрясена, расстроена, ты никогда не теряла самообладания. — Эти слова из уст любого другого человека прозвучали бы грубо и злобно. Когда их говорил Нед, они казались ей лаской. Кейт оперлась на столик. Он слегка пошатнулся, и она услышала звук какого-то керамического предмета — возможно, стоящей на нем вазы или камня, однако ей было некуда скрыться от его напора. Кейт обхватила себя руками, однако этот жест вряд ли мог защитить ее. — Я ревновал, — продолжал он, — к тому, как ты не давала каким-то там обстоятельствам остановить тебя — ни страхам, ни даже злобным, жестоким мужьям. Если бы ты обнаружила, что тебя преследует какое-то странное нечто, то никогда бы не осталась в постели. Ты бы встретила его спокойно и деловито и легко избавилась бы от него одним поворотом головы. Если бы ты захотела показать себя, тебе бы никогда не пришлось бежать для этого в Китай. — Он дотронулся пальцами до ее щеки. Нед возвышался над ней, жар его тела обжигал ее. — Я ревновал, — шептал он, — я отчаянно ревновал ко всему, что тебя окружает. — Он был так близко, что Кейт почти ощущала на вкус его слова, доносившиеся до нее с его дыханием. — Это было в высшей степени несправедливо, что ты так хорошо владела собой, когда я отчаянно желал обладать тобой сам. У Кейт перехватило дыхание. — Это… На самом деле это можно устроить. Нед положил руки ей на бедра: — Сколько нижних юбок на тебе сейчас? — Пять. Он склонился над ней. — Я ненавижу их все. — Он заключил ее в объятия, руки его сомкнулись на ее талии, он тесно прижался к ней всем телом. — Сними же их, — предложила она. Пальцы его врезались в ее плоть сквозь все пять слоев ненавистных, бесполезных юбок. Потом он поднял ее на руки и посадил на тот самый полированный столик, к которому она недавно прижималась. Столик тихо скрипнул, когда она оказалась на нем. — Нет, — прошептал Нед, — на это надо слишком много времени. Я привык к ревности. Нед прижался к ней, его тело было твердым и требовательным. Он раздвинул ей ноги, его руки скользили по ее коленям. Кейт почувствовала легкое дуновение холодного воздуха, коснувшегося ее бедер, а потом его руки. Он гладил ее пальцами, а она наслаждалась своими ощущениями. Его прикосновение к ее бедрам оказалось для нее волнующей неожиданностью. Нед наклонился к ней и нежно поцеловал ее в ухо. О да, в ухо. Сладостные ощущения охватили ее, и она позволила ему овладеть собой. Кейт не знала, как долго они стояли так, — его рука, ласкающая ее ноги под юбками, его губы, целующие изгиб ее ушка. Но когда его рука скользнула вверх по ее бедру, он ощутил теплую влажность ее желания. Он касался ее нежной плоти. Да. Дотронься до меня здесь. Кейт издала сдавленный стон, Нед хрипло дышал. Кейт потянулась, чтобы насладиться его вкусом. Она жаждала слиться с его кожей, ее губы отыскали в темноте его рот. Долгий поцелуй превратился в неуклюжую возню — его руки переплелись с ее руками, стремившимися расстегнуть пуговицы его брюк. Он склонился, раздвигая ее ноги, — и в следующее мгновение он наполнил ее, горячий и твердый. Кейт тесно прижалась к мужу. Это не имело никакого отношения к самообладанию, к обладанию вообще. Напротив, это было признанием, требованием, будто прикосновения его бедер стали вдруг для нее столь же необходимыми, как дыхание. Он вошел в нее медленно и твердо. Стол заскрипел под ее весом и его напором. Нед целовал ее шею, гордый изгиб подбородка. Его дыхание таяло у нее на губах, будто бы она сама была его воздухом. Его язык сливался с ее языком, словно она стала тем единственным вкусом, который он так жаждал. Нед удерживал себя от последнего, завершающего акта их любви, — она чувствовала, как напряглись его мышцы, осязала его контроль над собой. Бусинки пота скользили по его лицу. Она ощущала страстный огонь внутри, изысканную спираль наслаждения в глубинах своего чрева. Она прижалась к нему бедрами, и удовольствие охватило ее, все тело, до самых кончиков пальцев, подхватив ее, словно внезапная осенняя буря. Его движения стали быстрее и тяжелее, наполняя ее сладостным удовольствием, когда она достигла экстаза. Весь мир задрожал и обрушился стеклянными брызгами. А потом он обхватил ее бедра. Он не вскрикнул, не дал стону сорваться с уст. Единственное свидетельство испытываемого им удовлетворения были его руки, сжавшие ее тело в страстных объятиях. После того, что он сделал для нее — в гостиной, с настежь открытыми дверями во все коридоры, где их мог бы заметить всякий, Кейт осознала, что его удовлетворение удивительно сильно задерживалось. И когда он отстранился от нее, оправляя свой костюм, она поняла, что он делал это намеренно. Потому что, несмотря на все разговоры Неда о ее самообладании, только он мог обладать ею. Только он мог дарить ей наслаждение. И даже в любовном экстазе он сохранял контроль. Ах, — потрясенно подумала она, — да ведь это я ревную его . Она хотела всего его, всего без остатка. Однако эта жадная страсть утихла, когда биение пульса стало постепенно приходить в норму. Едва дыша, они долго пожирали друг на друга глазами. Потом он сделал шаг — неуклюжий, пошатывающийся шаг — и выругался. — Черт возьми! — тихо воскликнул он. — Кому в голову пришла блестящая идея украшать эти столики — эти прекрасные столики такой замечательной высоты — вазами? Кейт смущенно посмотрела по сторонам. У нее ушло какое-то время, чтобы осознать, что за осколки, поблескивавшие в тусклом свете камина, были рассыпаны на полу. Тот звук разбившегося стекла, который она слышала в минуту экстаза, вовсе не был продуктом ее разгоряченного воображения. Она не могла ничего поделать. Несмотря на гнетущие ее дурные предчувствия, Кейт рассмеялась. Она обняла Неда и уткнулась лицом в его рубашку. Он был мокрым от пота — так же, как и она. Стоял теплый осенний вечер, на ней по-прежнему было надето пять ненавистных юбок, и его сердце билось в унисон с ее собственным, несмотря на все их одежды. Он провел рукой по ее влажным волосам. — В следующий раз, — заметила Кейт, — сними с меня эти юбки, пожалуйста. Она почувствовала, как его губы растянулись в улыбке, когда он прижался к ее щеке. Это не было обладанием. По-прежнему сохранялось какое-то проклятое неравенство, когда она позволила ему владеть ею безраздельно, а он удержал себя. Она могла бы плакать. Могла бы обвинять его в нечестной игре. Но что в том проку? Лучше взять то, что доступно, и сражаться за оставшееся изо всех сил. Кейт глубоко вздохнула, стараясь изгнать свои страхи. — Знаешь, учитывая, что везде рассыпаны стекла, я знаю только один выход. — Какой? Ей было больно улыбаться, но она все равно это сделала. Он обнял ее за талию. — Ты же видел, какие у меня тонкие туфельки? — прошептала Кейт ему на ухо. — Вокруг столько опасностей, и ты просто обязан отнести меня в постель. Глава 19 На следующий день стекла были убраны. Однако, покидая свой дом, Кейт ощутила спиной какое-то странное покалывание, будто бы где-то притаилась опасность. Она поставила ногу, обутую в шелковую туфельку, на ступеньку кареты, опершись ручкой в перчатке на плечо лакея. На мостовой, буквально в трех ярдах от нее, стоял незнакомый мужчина. Он был одет в синюю униформу офицера городской полиции, обшлага его форменного сюртука были выношены и обтрепаны. Он внимательно посмотрел на нее и, когда она остановилась, подошел к ней поближе. — Вы миссис Кархарт? — спросил он. Говоря это, он перекладывал свою дубинку из одной руки в другую. Было не похоже, чтобы он собирался пустить ее в ход. Офицер окинул ее взглядом, однако в нем не было мужского вожделения, скорее озабоченность. Кейт отвернулась от ожидавшей ее кареты. Она встала в полный рост, что по сравнению со стоящим рядом мужчиной было явно недостаточно. Однако ее опыт свидетельствовал, что чиновники и прочие слуги вероятнее будут обращаться к тебе с уважением, если знают, с кем разговаривают. Даже несмотря на ее невысокий рост, несколько ярдов кружева, которым был обшит подол ее платья, заставят полицейского подумать дважды. Кружево было дорогим, и, что самое важное, оно являлось символом ее социального положения, свидетельствовало о том, что она относилась к тем женщинам, которые могут покупать такие вещи и носить их, даже по столь будничному поводу, как утренние визиты. Полицейские офицеры не часто принимают леди за кого-нибудь еще. — Офицер, — строго заметила она, — более правильным будет обратиться ко мне как к… — Это вы или нет, мадам? Кейт коснулась пальчиком своего жемчужного колье. — Да, но меня зовут ле… Он снова перебил ее, не дав ей закончить фразу. — Вот и замечательно. У меня предписание, выданное на ваш арест, и вам следует пройти со мной. Несмотря на все свое кружево, Кейт больше не чувствовала себя защищенной. Напротив, она поняла, что очень уязвима. — Мой арест? — Нет. Она не будет вести себя как какая-то испуганная уличная пташка. Кейт сжала руки в кулак. — Послушайте, офицер. — Кейт бросила взгляд на воротничок его мундира, где было обозначено его подразделение. — Офицер К-12, что вы имели в виду, приказывая арестовать меня? Офицер К-12 сделал еще один шаг вперед. — Ничего, — объяснил он. — Предписание выписано мировым судьей Фэнгом [28] . Я же ничего не приказываю — я просто исполняю приказ. Если вы простите мне этот каламбур. Она смотрела на него пустыми глазами. — Я просто исполняю, — повторил он. — Исполняю. Понимаете? Ха-ха. — За исключением этого странного смеха, офицер К-12 ни разу не улыбнулся. Кейт подпустила в свой взгляд немного холодности. 28 К судам низшей инстанции относились в то время в Англии так называемые полицейские суды или суды магистратов. Эти суды выносили решения по уголовным делам о мелких преступлениях, имущественным спорам с незначительной суммой иска, семейным делам. Председателем суда являлся мировой судья. Мировой судья — чаще всего неоплачиваемая должность, ее занимали члены магистратов, часто без юридического образования. — Я полагаю, — неспешно предположил полицейский, — вас не удивит тот факт, что вам придется предстать перед судом. — Предстать перед судом! По какому обвинению? И когда? Полицейский приблизился к ней вплотную, и Кейт отступила назад. Стоящий позади нее лакей вздрогнул. Несомненно, он пытался определить для себя, насколько далеко простирается его преданность хозяевам. — Пойдемте же, — потребовал офицер К-12. — Таким приятным леди, как вы, не пристало оказывать сопротивление городской полиции. Что касается вашего вопроса, отвечу — прямо сейчас. Почему бы еще меня послали за вами? Правосудие не ждет! Ни мужчин, ни даже женщин. Особенно когда во главе его стоит судья Фэнг. Он вовсе не расположен оставаться в суде дольше положенного времени. — Но меня пригласили на чай. — Кейт поставила одну ногу на ступеньку кареты, и ее лакей слегка отодвинулся от нее. Ее голос был значительно крепче, чем ее нервы. — И поскольку вы настаиваете, чтобы я изменила маршрут, мне следует предпринять это скучное путешествие в… — Полицейский суд на Королевской площади, мадам. — Он показал пальцем на свой воротник. — Вот почему у меня здесь буква «К». — Так получается, я должна отправиться на Королевскую площадь, выслушать сфабрикованные обвинения и предстать перед судом? Но я же могу опоздать на встречу. А я горжусь своей пунктуальностью. Офицер пожал плечами и потянулся, чтобы взять ее за руку. — Если вы признаете свою вину прямо сейчас, тогда для вас нет нужды представать перед судом. Суд нужен, если вы пожелаете заявить о своей невиновности. — Рука его сомкнулась вокруг ее локтя — твердо, но не грубо. Кейт взглянула на него: — Спасибо. Это мне очень поможет. — Конечно, — продолжал он, — хотя шесть месяцев, проведенные в тюрьме, также могут задержать ваше прибытие. — Шесть месяцев! — Кейт даже не пыталась более сохранять хладнокровие. — Вы шутите. В чем, скажите мне на милость, меня обвиняют? Тень улыбки коснулась лица офицера К-12. — Судья Фэнг очень снисходителен к женщинам, этого у него не отнимешь. Шесть месяцев — это если он будет в хорошем настроении… А принимая во внимание настроение лорда, который выдвинул обвинение, вряд ли он так поступит. Конечно, это был Харкрофт. Она заподозрила это с самого начала. Но в чем он ее обвиняет? Это может быть что угодно, от воровства до убийства. По крайней мере, ее согревало осознание того факта, что она невиновна, какую бы клевету ни выдумал Харкрофт. И теперь ей всего лишь надо доказать это. Она повернулась к лакею, который в панике покачал головой, словно желая сказать: меня очень устраивает мое жалованье, но его явно недостаточно, чтобы сразиться с офицером полиции. Пожалуйста, не ожидайте от меня этого. Кейт вздохнула. — Отправляйся и разыщи моего мужа, — сказала она. — Он в Канцлерском суде. Скажи ему, что меня забрали на Королевскую площадь. И что он мне очень нужен. Отправляйся немедленно. Полицейский зевнул, наблюдая эту сценку, и пожал плечами, когда лакей развернулся и удалился прочь. — Так вы поедете или я должен связать вас и тащить по улице? Кейт подняла подбородок и поднялась в карету. Нед ворвался в комнату полицейского суда. Он долго пытался убедить себя во время бешеной скачки на Королевскую площадь, что описанные лакеем события имеют мало общего с действительностью. Если Кейт пришлось отправиться в это унылое, грязное место в Вестминстере, то, вероятнее всего, потому, что ее обворовал какой-нибудь карманник. Она здесь для того, чтобы выступить со свидетельскими показаниями, только и всего… Но нет, едва он вошел в помещение суда, сержант полиции схватил Неда за запястье. Легким движением он вывернул ему руку — известный полицейский трюк, — и Нед споткнулся, упав на одно колено. Кроме полицейского сержанта в тесном помещении суда было еще несколько человек — краснолицый пьянчужка, храпевший на скамейке, женщина с ребенком. Все они были одеты во что-то коричневое и сидели рядом друг с другом. Парочка офицеров в голубой форме ожидали неподалеку. Если бы Нед захотел, он мог бы уловить неповторимый личный «аромат» каждого — пять различных запахов немытого человеческого тела. Однако он был вовсе не расположен делать этого, а потому задержал дыхание и посмотрел вперед. Кейт стояла в центре комнаты, прекрасная, с немного растрепанными волосами. Она высоко запрокинула голову. Неду не было видно ее лицо, Кейт смотрела на судью. Последний сидел — если можно назвать ту его позу, в которой он недостойно развалился на стуле, «сидением» — в мятом сюртуке и брюках. Единственной уступкой приличиям был белый обсыпанный мукой парик, надетый как-то набекрень. Напротив нее, прямо у судейского места, стоял граф Харкрофт. Получается, именно Харкрофт все это задумал. Нед знал, что у того был какой-то план. Он просто не ожидал, что его жену привлекут к суду по обвинению в неизвестном преступлении. Кейт резко вскинула голову, и что-то в этом неуклюжем движении привлекло внимание Неда к ее рукам. Ее запястья были связаны. — Что вы можете сказать по поводу того, в чем вас обвиняют? — задал вопрос судья. Судя по его тону, ему давно уже наскучила вся процедура. — Мне почти нечего сказать, ваша честь, поскольку я не слышала обвинений. — Голос Кейт звучал уверенно — как всегда, она не выказала ни капли слабости. — Вы не слышали обвинений? — Мировой судья выглядел озадаченно. — Как такое может быть? — Вы не зачли их мне, ваша честь. Судья окинул Кейт сердитым взглядом, будто бы это была ее вина в том, что суду приходится прерваться на такую незначительную вещь, как зачитывание обвинений. Замысловатым жестом судья взял со стола очки и водрузил их на нос. В вытянутой руке он держал листок бумаги. — Вот, — провозгласил он. — Похищение. — Он снял очки и снова уставился на Кейт. — А теперь что вы можете сказать по поводу предъявленных вам обвинений? — Похищение кого, ваша честь? Последовала долгая пауза, судья поджал губы. — Я привык, — заявил он повелительным голосом, — что люди обычно знают, кого похищают. — Он взглянул на Кейт, и с его носа свалились очки. Она беспомощно пожала плечами. Он медленно подобрал очки и снова водрузил их у себя на переносице. — Ах да. Теперь я припоминаю. Похищение супруги этого милейшего господина. — Он снова снял очки. Однако на этот раз вместо того, чтобы посмотреть на Кейт, он взглянул на Харкрофта. — Как странно, — заметил мировой судья. — Похищение супруги? Другой женщиной? На моей памяти это обвинение предъявлялось только мужчинам. — Он опять окинул взглядом Кейт. — Но ведь в законе нет указаний, препятствующих его применение к женщине, не правда ли? — Харкрофт заговорил впервые, его голос звучал успокоительно. — Вы же слышали доказательства, когда выписывали предписание на арест, ваша честь. Должен ли я повторять их сейчас, или мы обойдемся без формальностей? — Он утверждает, что у него есть доказательства, будто я насильно похитила его жену? — удивилась Кейт. — Он лжет. — Похищение принуждением, как минимум. — Харкрофт не смотрел на Кейт, когда говорил это. — Жена, естественно, не имеет права покинуть своего законного мужа без его согласия. Нед посмотрел на руку сержанта, которая по-прежнему его удерживала, и медленно, осторожно освободил свой рукав из цепкой хватки полицейского. Он никогда не придавал этому значения, но то, что сказал Харкрофт, было похоже на правду. И если так… Харкрофт вполне мог разыскать доказательства преступления, которое Кейт и в самом деле совершила. — Подождите! — воскликнул Нед. — Я — ее муж! Судья обратил внимание на Неда. Он окинул его долгим, выражающим сожаление взглядом и отвернулся. После этого он снова посмотрел на Кейт: — Так что же? Вы признаете обвинения? — Да как вы можете вообще обвинять ее? — требовательно заявил Нед. — Она моя жена. Что бы она ни сделала — что бы, по вашему мнению, она ни сделала, — разве не меня следует за это судить, поскольку я ее муж? Судья взглянул на Неда заинтересованным взглядом. — Так что это мне следует предъявлять обвинения, ваша честь, — после небольшой паузы прибавил Нед. — Мистер Кархарт, я полагаю? — вопросил судья Фэнг. — Это не надлежащий способ предоставлять доказательства суду. — Он осмотрелся по сторонам. — Рассмотрев доказательства по данному делу, я пришел к выводу, что… — Ваша честь, кто из этих господ, — задал вопрос Нед и показал рукой на собравшихся в зале суда жалких представителей рода человеческого, — заседает в жюри присяжных? — Присяжных? — Судья нахмурился. — Какие присяжные? Сегодня уже нет времени собирать жюри. — Он посмотрел на Кейт. — Вы не сказали, что вам нужен суд присяжных. На самом деле вам это не удастся. Не удастся, если сумма причиненного ущерба не превышает сорока шиллингов. — Полагаю, графиня Харкрофт стоит гораздо больше, — заметил Нед, — ваша честь. Харкрофт взглянул на него гневно прищуренными глазами, но не стал возражать. Судья вздохнул и опять надел очки, высматривая Неда в глубине комнаты. — Вы похожи на джентльмена. — Я и есть джентльмен. Я законный наследник маркиза Блейкли. Судья нахмурил лоб и уставился на Харкрофта: — Но вы же сказали… я полагал… миссис Кархарт… — Мою жену зовут леди Кэтлин Кархарт. Обвинитель не сообщил вам, что она дочь герцога Уарского, не так ли? И это не тот случай, который вам удастся рассмотреть в упрощенном порядке. После слов Неда судья посмотрел на Харкрофта, сжав губы. Нед мог предположить, как развивался ход сегодняшних событий, закончившихся этим судебным заседанием. Харкрофт, несомненно, попытался поскорее решить дело в свою пользу. Определенно он произвел впечатление на судью своим титулом. Возможно, он также ускорил ход дела при помощи нескольких верно размещенных банкнотов. Но даже самый продажный судья никогда не отправит за взятку дочь герцога в тюрьму. Под пристальным взглядом Неда судья поправил съехавший парик и переложил бумаги у себя на столе из одной стопки в другую. — Возможно, штраф, — спросил он Харкрофта. — Вас удовлетворит штраф — несколько шиллингов? — Графиня Харкрофт, — заявил граф, бросив косой взгляд на Неда, — стоит гораздо больше нескольких шиллингов. У этой женщины моя жена. Я хочу получить ее обратно. Нет, ваша честь, я настаиваю на выдвинутых мной обвинениях. Суд должен состояться. Судья на секунду прижал руку ко лбу, потом объявил. — Настоящим суд выносит решение отклонить аргументы, выдвинутые мистером Кархартом. Обвиняемой по данному делу должна оставаться миссис… то есть леди Кэтлин Кархарт. Его честь, злобно подумал Нед, прячет свою вину за избытком формальности. — На каком основании, ваша честь? — Основываясь на известных мне фактах, событие, ставшее предметом судебного заседания, имело место быть в ваше отсутствие в стране. Мы более не живем в невежественные времена, когда муж мог быть ответственным за все поступки, совершенные женой. Вы свободны от обвинений. — Я не хочу быть свободным, — воспротивился Нед. — Напротив, я желаю, чтобы вы отпустили ее и судили меня. — Факты есть факты, мистер Кархарт. Желания есть желания. Закон не позволяет мне заменить одного обвиняемого другим, вне зависимости от степени их родства. — Судья выпрямился, произнося эту напыщенную речь. Закон не обладал для него таким значением прежде, когда он еще не знал, что Кейт — дочь герцога. — Мистер Кархарт также предлагает, чтобы леди Кэтлин предстала перед судом присяжных. Харкрофт улыбнулся Неду. — Я счастлив представить доказательства, которыми располагаю, перед жюри присяжных, — заявил он, агрессивно выставив вперед подбородок. — С удовольствием выступлю под присягой прямо сейчас. — Прямо сейчас? — Судье стало слегка не по себе. — Но сейчас уже почти три часа дня. — И какое это имеет значение? — требовательно вопросил Харкрофт. Судья потрясенно взглянул на Харкрофта. — Мы не остаемся в суде после присутственных часов, милорд. Нет, ни за что. Харкрофт уставился на судью, его подбородок ходил ходуном от едва сдерживаемого гнева. — Очень хорошо. Отправьте ее в камеру. Мы покончим с этим завтра утром. — В камеру?! — воскликнула Кейт. — Леди Кэтлин, — спокойно произнес Нед, — никогда не окажется в камере. Полагаю, вы, ваша честь, признаете, что такому джентльмену, как я, можно доверять. Я доставлю ее на суд завтра утром. — Он уверенно посмотрел судье прямо в глаза, не скрывая угрозы. Если герцог и маркиз обратят внимание на ничтожного полицейского судью, этот человечек вылетит с судейского места, даже не успев произнести приговор. — Ах да. — Судья опасливо перевел взгляд с Неда на Харкрофта и облизнул губы. Граф вполне мог стоить ему места. Нед бы даже пожалел судью, если бы тот не устроил эту пародию на правосудие. — Я вверяю заключенную под опеку ее супруга до завтрашнего судебного заседания, — провозгласил наконец судья. — Мы начинаем завтра в одиннадцать часов. Нед чувствовал себя опустошенным, сидя в карете, по дороге домой. Он знал, что Харкрофт что-то затевает, но, к сожалению, не мог и предположить, что именно. Он должен был знать. Должен был что-нибудь сделать. А теперь Кейт была в опасности, и все замечательные планы показать себя спутались у него в голове. — Ты уверен, — холодно поинтересовалась Кейт, сидя напротив его, — что мы не можем просто убить этого дракона? — Ха. — Нед задумчиво покачал головой. — Мне кажется, что где-то у Гарета дома завалялось несколько мечей. Может, где-нибудь на чердаке? Это была замечательная мысль — пробраться под покровом ночи в дом Харкрофта, закутавшись в черный плащ, с мечом в руке. Если завтра утром обвинитель не явится на суд, Кейт отпустят домой. Все будет просто чудесно, вплоть до того момента, когда Харкрофта обнаружат мертвым у себя дома. И в этом случае полиции не придется долго искать, чтобы обнаружить человека, заинтересованного в смерти Харкрофта и обладающего некстати испачканным кровью мечом, завернутым в черный плащ. И тут Кейт, как будто проследив ход его мыслей, словно она сама пробиралась по воображаемому коридору с мечом в руках, тяжело вздохнула: — Проклятье. Карета подъехала к дому, и она печально покачала головой, когда дверь распахнулась. Она ступила в ночную тьму, и Нед посмотрел ей вслед. Кейт задала вопрос про дракона, желая пошутить, желая избавиться от тягостного чувства, охватившего их. Однако для Неда ее слова означали гораздо большее. С драконом или без, но герой был ей просто необходим. И вот он здесь, сидит в этой карете. Нед едва поборол первое побуждение немедленно забежать на людскую половину и найти длинный кухонный нож. Он станет рыцарем. Будь все проклято! Само это имя — Харкрофт — не звучало как-то особенно подло или низко. Напротив, оно казалось уважаемым. Даже скучным. И опасность — тюремное заключение — не была чем-то осязаемым, что можно было бы просто так поразить рыцарским мечом. Легендарные герои боролись со злом легко и непринужденно. Неделю назад Нед размышлял о том, как вернуть свободу Луизе. Теперь пришло время сражаться за свою жену. Все его поиски приключений, все его рыцарство пошло криво с самого начала, а теперь ситуация только ухудшилась. Нед заставил себя выйти из кареты. — Знаешь, — заметил он, подхватывая Кейт у двери, — если я убью Гарета, нам удастся справиться с этим делом. Я стану маркизом Блейкли. И тебя, как мою супругу, смогут судить только в палате лордов. — Замечательно! Это мысль. Весьма удобно к тому же, поскольку мечи спрятаны на его чердаке. — Уголки ее губ поползли вверх. И эта неуверенная улыбка — первая с тех пор, как ее увезли на Королевскую площадь, — стала именно тем, что было так нужно Неду. Достаточно умозрительных аналогий. Достаточно паники. Кейт не нужен герой, убивающий своих врагов. Это очень простой способ показать себя героем — этаким королем меча и шпаги. Любой идиот с мечом или, к примеру, кухонным ножом может порубать своего врага на куски. Нет, сейчас Кейт нуждалась в настоящем герое. Таким, который может вернуть улыбку на ее уста сегодня и принести ей победу завтра. Нед может стать таким героем. Она вошла в гостиную и присела на обитый шелком диванчик, ее хрупкий силуэт освещался неярким пламенем камина. Кейт устремила к нему свой взгляд, повернувшись к Неду спиной. Он присел рядом. Ее спина показалась ему вполне подходящим местом, чтобы начать проявлять нежность. Тонкая, напряженная линия ее осанки горестно изогнулась. Нед положил руки ей на плечи. Шелк ее платья показался ему холодным, когда он принялся нежно поглаживать ее тело. Его руки нащупали жесткие пластины китового уса, образующие твердые линии ее корсета. В то утро на Кейт был надет небольшой корсет, тесно смыкающийся у нее под грудью, стягивающий ребра. Шансы снять его показались Неду столь же смутными, как и освещение этой комнаты. Однако, лаская ее поверх шелкового платья, он все равно мог заставить ее напряженное тело расслабиться. Нед избавлял ее от скованности и страха, позволяя своим пальцам успокоить, внушить уверенность в том, что все будет хорошо. И когда ее плечи распрямились, он понял, насколько стянутыми продолжали оставаться мышцы ее спины, чуть ниже корсета. Существовал единственный способ победить Харкрофта завтра. О да, возможно, информация Харкрофта была лишь пустым звуком, и собранные им свидетельства, а также абсурдность предъявленных им обвинений никогда не убедят жюри. Однако Нед не хотел, чтобы сохранялась даже малейшая возможность ее заключения под стражу. Не стоило забывать о том, что Кейт обвиняли в уголовном преступлении и, какими бы благими ни были ее намерения, она на самом деле совершила его. Он натворил достаточно ошибок в юности. Нед больше не мог мысленно подбросить в воздух кости и молиться, что ему повезет. Нед прижал ладони к ее горячему телу, лаская ее чуть ниже талии, совершая нежные круговые движения, пока и эти мышцы не расслабились. Словно по контрасту с ней, сам он был напряжен до предела. Кейт могла бы поведать суду всю правду — что Луиза сбежала по собственному желанию, что ее постоянно избивал муж, — но пока Луиза отсутствует — все это лишь слово Кейт против слова Харкрофта. Кейт немного расслабилась от нежных прикосновений его рук, однако все равно продолжала оставаться скованной и напряженной. Руки ее были тесно прижаты к туловищу, сжатые в кулаки пальцы впивались ногтями в ладони. Можно было бы выступить с встречными обвинениями в адрес Харкрофта — нападение на Кейт, нападения на Луизу. Однако в любом случае от Кейт бы потребовалось разъяснить обстоятельства, при которых случились эти нападения. Ей все равно пришлось бы признать вину. Нет, должен быть какой-то другой выход. Выход, который гарантировал бы свободу Кейт. Он взял ее руки. Они были по-прежнему ледяными и слегка дрожали. Нед сжал ее изящные пальчики и начал массировать ее ладонь своим большим пальцем. Верь мне. Верь мне. Он изгонял напряжение из каждого ее пальчика, сжимая их в своих руках, нежно поглаживая ее кисти. Она отклонилась назад, пока он ласкал ее руки, прижавшись к нему всем телом. Тесно обнимая ее, он не мог не коснуться руками ее груди. А сделав это, Нед не мог не заметить, что ее соски стали твердыми и напряженными. И он принялся массировать ее грудь. Нед нежно поглаживал ее пальцами, делая легкие круговые движения. Кейт издала звук, нечто среднее между вздохом и всхлипом, едва его пальцы коснулись ее груди. И когда это не освободило от напряжения ее налившиеся бутоны, когда она развернулась и, широко расставив ноги, взобралась к нему на колени, когда ее юбки накрыли его, ее бедра сомкнулись вокруг него, а ее страстное тело тесно прижалось к нему, что же… Только невежда и хам мог оставить ее в таком состоянии. Только хам способен был бы убрать руки, удержаться от того, чтобы поцеловать ее грудь. Только хам отбросил бы ее руки, когда они начали расстегивать застежку его брюк. И только законченный негодяй не обратил бы внимания на страстный огонь желания, внезапно разгоревшийся между ними. Кейт взобралась на него, он крепко сжимал ее талию. Она склонилась, прижавшись к нему лбом. Дыхания их слились, а потом также слились и тела. Нед мог бы позволить случиться всему в первую же минуту. Он мог бы перевернуть ее, положив под себя, и тесно прижать. Но ее руки крепко вцепились в его плечи. Для нее это было больше чем наслаждение. Это было подтверждение, доказательство того, что она сильна, что даже полицейский суд не смог сломить ее, превратить в ничтожную, домашнюю куклу. Она была раскаленным ветром, окутавшим его тело, жаркими объятиями, в которых оказался его член. Ее руки твердо направили его в лоно. Неожиданно она почувствовала себя почти счастливой. Сегодня Нед собирался быть ее героем. И он им стал. Глава 20 Удовлетворение никогда еще не действовало столь успокаивающе на Кейт. После того как все завершилось, после того как Нед поцеловал ее, бережно оторвался от нее и расправил ей юбки, он снова посадил ее себе на колени. Они сидели так, прижавшись щекой к щеке, и его руки держали ее в объятиях. Каким-то образом этот стремительный, почти животный акт встряхнул ее, вернул ей утраченную уверенность. Она снова могла думать , была способна встретить лицом к лицу неопределенные перспективы завтрашнего дня. — Что мы будем делать? — прошептала она, уткнувшись в его волосы. Его руки по-прежнему ласкали ее, поглаживая ей спину. — Нам нужно все рассказать Гарету, — ответил Нед. — Следует немедленно послать ему письмо. Нам нужно иметь маркиза здесь, чтобы подкрепить наше преимущество. — Он слегка улыбнулся. — Пожалуй, мне понравится использовать своего сиятельного кузена в качестве красивого прикрытия. Тысяча сомнений пронеслась в голове Кейт. — Но… — Полагаю, Дженни уже и так стала подозревать Харкрофта. Кроме того, принимая во внимание ту роль, которую они сыграли в этом деле, они заслуживают знать правду. Мне бы хотелось, чтобы они услышали об этом от тебя. — Я им не нравлюсь, — еле слышно прошептала Кейт. — Они просто тебя не знают. Они ничего не знают о том, что ты делаешь. Не думаешь ли ты, Кейт, что пришло время рассказать о себе кому-нибудь, кроме меня? Кейт скрывала эту часть своей натуры так долго, что вначале даже не могла ответить на его вопрос. Она хотела , чтобы кто-нибудь еще узнал, что она сделала, — и одновременно не хотела этого. Если они отвергли ее из-за того, что решили, будто она была человеком, к которому на самом деле не имела никакого отношения, это почти не причиняло ей боль. — Гарет уважает людей, которые занимаются настоящим делом. Он встанет на твою сторону. Просто расскажи ему честно, что ты сделала и что в итоге произошло. Изложенная в такой логичной форме, эта мысль принесла ей облегчение. После всех этих недель неизвестности и тайн она наконец могла рассказать правду кому-нибудь еще, кроме Неда. Правду о Луизе, о себе. Эта тайна тяготила ее. И возможно, даже к лучшему, что скоро она станет известной. У нее могут появиться союзники, друзья. Кейт согласно кивнула. — Мне следует поехать за Луизой, — продолжал Нед. — Нам надо доказать, что она сбежала от супруга по своей собственной воле, она единственная, кто может убедить в этом жюри. Услышав это, Кейт замерла: — Но Харкрофт потребует, чтобы она к нему вернулась. — Мы в силах защитить ее от него на какое-то время. Гарет — маркиз. И хотя у него нет никаких законных прав на нее, однако в глазах общества его покровительство скажет само за себя. Люди задумаются. И чем больше будет буйствовать Харкрофт, тем скорее общество поймет, кто он есть на самом деле. — Я имела в виду не это. Ты же видел, в каком состоянии находится Луиза. Что она может сделать? Она не способна свидетельствовать против Харкрофта. Да она даже не в силах прямо сидеть при одной только мысли о том, чтобы посметь противостоять ему. Как я могу ее просить выступить в мою защиту, когда он будет находиться в зале суда? — Она будет свидетельствовать. — Голос Неда помрачнел. — Она сильная. И я смогу убедить ее дать отведать Харкрофту его же лекарства. Мне следует отправляться как можно быстрее, если мы желаем доставить ее в Лондон. Уже стемнело, а она по-прежнему находится в двадцати милях отсюда. — Отправляться. — Кейт почувствовала холодную дрожь. — Доставить ее? Ты сейчас уедешь? — Эти слова сорвались, прежде чем она успела их обдумать. Кейт понимала, что Нед не должен оставаться рядом с ней. Но именно в эту ночь она хотела, чтобы он сжимал ее в своих объятиях. Она желала знать, что он рядом с ней. Она отчаянно, страстно жаждала сознавать, что ее не бросили, как это было раньше. — Мне бы хотелось, чтобы ты никуда не уезжал. Он отстранился и серьезно встретил ее взгляд. В ночной полутьме его глаза казались темными-темными и в то же время теплыми, как обуглившиеся головешки в камине. — Ты понимаешь, что Луиза не поверит слуге, который прибудет за ней. Проклятье, да и я не доверю никому этого поручения. Это должен быть я. — Я знаю. — Кейт покачала головой. — Я знаю , но… Глупо думать, что она была бы в большей безопасности в его объятиях, только не тогда, когда над ней нависла такая опасность. А учитывая грозящий ей с утра суд, было бы просто верхом идиотизма предлагать отправиться за Луизой вместе, как бы сильно ей этого ни хотелось. Она чувствовала себя неразумной, глупой и упрямой идиоткой. Хотя и не настолько, чтобы и в самом деле высказать такое предложение. Должно быть, он все понял, потому что улыбнулся и приподнял ее подбородок так, что губы ее оказались в нескольких дюймах от его губ. — Кейт, — сказал он, — я вовсе не покидаю тебя. Я всего лишь собираюсь отказаться ото сна на ближайшие несколько часов. В этот раз я поражу твоих драконов и оставлю их умирать. Ты можешь на меня рассчитывать. Верь ему. Он снял ее со своих колен и поднялся, расправляя одежду. Неприятное чувство, сдавливающее ее изнутри, отступило. Столько всего изменилось с тех пор, как он вернулся в Англию. Раньше она была уверена, что доверие — это нечто мимолетное и эфемерное, что его невозможно удержать при себе. Но чем бы ни был их брак, он уже совсем не походил на сухой, рассыпающийся лист. Он пустил корни внутри ее и вовсе не собирался разлетаться от малейшего порыва ветра. — Нед. Он снова повернулся к ней, его лицо выражало озабоченность. — Береги себя, — произнесла она. Улыбка появилась на его лице, будто бы Кейт вручила ему неожиданный дар. Она обняла себя за талию. Ей казалось, что она все еще чувствует прикосновения его рук, хотя он стоял от нее на расстоянии нескольких ярдов. Он взглянул на нее и улыбнулся в последний раз. Она запомнила это его выражение, каждую его черточку. Воспоминания об этой улыбке были столь же хороши, как и его объятия, даже когда он вышел из комнаты. Пастушеская хижина, где скрывалась Луиза, располагалась в трех часах быстрой езды верхом от Лондона по хорошей погоде. Однако эта погода и эта ночь, быстро понял Нед, вовсе не были хороши. Стояла жуткая темень, и лишь тонкий новорожденный месяц едва освещал дорогу, да и тот почти скрылся в облаках. Тонкие ледяные струйки дождя начали заливать Неду лицо, едва он выехал из конюшни. Копыта его кобылы глухо стучали по мостовой, все звуки казались смазанными, приглушенными дождем. Газовые фонари едва освещали вымощенные лондонские улицы. Их тусклый свет четко разделял мир на области, залитые неприятным желтым светом, и черневшие тени. Однако примерно через час, когда он пришпорил лошадь, даже это жалкое освещение было поглощено сгустившейся тьмой. Луна почти закатилась за горизонт. Нед не видел ничего перед собой — лишь залитый тусклым лунным светом путь — две грязные колеи, едва пробивающиеся сквозь пожухшую осеннюю траву. Она шуршала на ветру, доносился громкий шум дождя. Лошадь неслась легким галопом, ледяной ветер безжалостно задувал ему в лицо. Все это не имело значения. У него не было иного пути — только вперед, иной возможности — кроме успеха. Казалось, Нед провел уже целую вечность в седле, словно растворившись в ночном воздухе. Он слился со своей лошадью, ее летящий ритм вошел в его плоть, и он уже ничего не чувствовал — лишь удары копыт и завывание холодного ветра. Один час сменился другим, также пролетел и третий. Дождь кончился, ветер не утихал. Нед добрался до поворота на Берксвифт и въехал в лес. Днем этот небольшой лесок был совершенно непримечательным — лишь всклокоченные, подернутые осенней желтизной ветки и нестройные стволы деревьев. Теперь же он почувствовал в ночном воздухе перемены, едва его лошадь вступила на темную тропу. Мускусный запах влажной земли стал острее, с каждым вдохом воздух казался холоднее. Листва никогда не представлялась особенно плотной при солнечном свете. Однако в ночной мгле выяснилось, что листья пропускали лишь наиболее интенсивный свет. Повсюду виднелись темные пятна, скрещивающиеся и расползающиеся тени, отражавшиеся от качавшихся на ветру ветвей деревьев. Его лошадь, дрожащая и испуганная, вертела головой, страшась этих лунных теней. Нед потрепал шею животного, надеясь приободрить его. У него совсем не было времени на проявления подобной чувствительности. И хотя для поездки он выбрал резвую, уверенную лошадь, при виде этих движущихся теней, она вела себя так же испуганно, как Чемпион. Не успел Нед проскакать по лесу и мили, как раздалось уханье филина. В одно мгновение Нед ощутил, как напряглись в панике мышцы лошади. Он потянулся, чтобы успокоить животное еще одним ободряющим похлопыванием, но, прежде чем его обтянутая перчаткой рука коснулась шеи лошади, та испуганно заржала. Лошадь встала на дыбы и, едва только Нед сумел восстановить равновесие, понеслась диким галопом. Нед безуспешно натянул поводья. Тяжелые кожаные ремни врезались в его перчатки, но кобыла уже закусила удила и была слишком испугана, чтобы обращать на это внимание. Она понеслась по неосвещенной тропинке, ее бока в ужасе вздымались. Ветки хлестали Неда в лицо, оставляя жалящие царапины. — Тпру, — попытался остановить кобылу Нед. Потом: — Тихо. — Однако лошадь не могла услышать любые попытки Неда успокоить ее за оглушительной какофонией ломающихся и трещащих сучьев и веток. — Стоп! — наконец воскликнул он. И словно кобыла услышала его последнюю команду, ее галоп прервался. Это случилось слишком быстро, чтобы Нед успел отреагировать, однако ему казалось, будто все происходит медленно, как во сне, что он может разглядеть каждый лист на стоящем рядом дереве. Раздался жуткий треск. Нед почувствовал внезапное головокружение, когда сила инерции бросила его на шею лошади. Животное споткнулось. У Неда не было времени, чтобы двинуться, когда его кобыла начала падать, но все равно он попытался высвободить ногу. Его сапог застрял в стремени — он сильно дернул его и врезался во внезапно наехавшую на него землю. В следующее мгновение на него упала его лошадь. Нога Неда согнулась под этим сокрушительным весом. Он рванулся в сторону, нога вывернулась. Он сделал еще одно усилие, и его нога, наконец, оказалась свободной. Нед отполз назад, врезаясь локтями в холодный перегной. Все обошлось. Он спасся. Легкие его горели, и он упал на холодную землю, сделав тяжелый вдох, который, похоже, сдерживал все это время. У Неда кружилась голова, он с трудом соображал. Он лежал на спине, и тысячи мелких веточек врезались в него. Он был весь покрыт порезами и синяками. Позади него его лошадь издала последнее испуганное ржание, прежде чем вскочить на ноги. Нед ощутил мгновенный прилив удовольствия от того, что, несмотря на падение, его кобыла не пострадала. Однако, прежде чем он успел подняться и взять в руки поводья, его лошадь вновь сорвалась с места. Он услышал стук ее копыт, затихающий где-то в отдалении. О да, именно этого ему и не хватало. Однако все не так страшно. Животное было знакомо с окрестностями, он уже путешествовал на ней в Берксвифт прежде. Вероятно, она отправилась туда сейчас — и Неду придется идти пешком вслед за ней. Это займет гораздо больше времени, но ему предстояло пройти не более пяти миль. Как только его сердце успокоится, его дыхание придет в норму — он непременно отправится в путь. Его расписание… Ничего, он справится. Прогулка пешком означает промедление, однако в Берксвифте он найдет лошадей и экипаж. В любом случае ему это понадобится, чтобы доставить Луизу с младенцем домой. Он успеет вернуться в Лондон за час до одиннадцати часов утра. Да, это — задержка, но всего лишь задержка. Всего лишь несчастливое стечение обстоятельств, не катастрофа. Он сделал еще один глубокий, успокоительный глоток воздуха. Вместе с этим вдохом его посетило очень странное чувство — нога болела. Прежде пришло осознание этого любопытного явления, и лишь потом он ощутил боль. Сильную, дьявольски сильную. Нед смутно припомнил, как искривилось его бедро, когда он упал, вспомнил сильный удар от падения на него лошадиного крупа. Теперь с каждым вздохом ему казалось, будто в его легкие попадает кислота вместо кислорода. Его пронзила острая боль, будто тысячи осколков стекла вонзились в его колено с радостными воплями. Помимо этого Нед чувствовал пульсацию, нарастающее давление в том месте, где, похоже, начала опухать нога — под толстым голенищем сапога для верховой езды. Однако гораздо глубже этих сверкающих осколков боли лежало очень гадкое ощущение в паху. И это было очень нехорошо. Так нехорошо, что он даже не мог заставить себя подумать, что произошло. Он мог только действовать. Его перчатки порвались, когда он ударился о каменистую почву. Медленно он поднялся на колени. Сердце яростно колотилось в груди. С колен Нед заставил себя привстать на одну ногу. Его колено обожгло пламя острой боли даже от столь небольшого веса. — Черт побери! — воскликнул он вслух. Однако от того, что он выругался, боль не стала меньше. Обращение к черту вовсе не сделало боль терпимее. Он никак не хотел признать это, не хотел снимать проклятый сапог, чтобы удостовериться в предательской трещине. Однако он знал это с большой определенностью. Сознавал, потрясенный мучительной, острой болью, которую ощущал, когда упрямо пытался наступить на ногу. Каким-то образом во время этого падения он сломал ногу. Черное отчаяние, охватившее его, было, пожалуй, слишком знакомым. По крайней мере, на этот раз у него есть вполне реальный повод предаться этому чувству. Оно врезалось в него острыми когтями, эта безошибочная уверенность, что он провалился, что дал Кейт еще одно обещание, которое не в силах выполнить. Он думал, что он сильный, воображал, что в состоянии сделать все. Но все это оказалось лишь пустой гордыней. Реальность жестоко покарала его за самонадеянность. Ощущение скорого поражения накрыло его как свинцовый плащ. Он провалился, он оказался недостаточно хорош, недостаточно силен. Да он — просто идиот, если позволил Кейт полагаться на него, и теперь она — и Луиза — жестоко заплатят за то, что оказались зависимы от слабака, дурачка, вообразившего себя героем. Дойдя до этой точки, Нед должен был бы сдаться. Любой здравомыслящий человек поступил бы так. Он хотел сдаться, хотел просто признать свою задачу невыполнимой, чтобы, наконец, погрузиться в океан ожидавшей его боли. Но нет, это не было самым худшим, что случалось с Недом. Он закрыл глаза. Зловонная яма, он сам в ней, связанный по рукам и ногам, лодка в далеком море. Каким-то образом ему удалось оставить часть себя в этих водах. Палящие лучи солнца в лодке выжгли почти все иллюзии, за исключением одной: если хочешь жить, то должен бороться, каким бы невозможным, нереальным ни представлялось тебе будущее. И никогда нельзя останавливаться. Кейт не нужны герои, которые умеют сражаться с драконами. Сейчас ей был просто необходим герой, способный просто встать и идти. И поэтому Нед собрал все свои страхи и жуткую боль, от которой даже путались мысли, и отбросил их в сторону. — Если я смогу сделать это, — твердо произнес он вслух, — я смогу сделать все, что угодно. Хуже уже не будет. По сравнению с тем, что произошло с ним в той лодке в море, когда его собственная воля предала его, такая ерунда, как сломанная нога, — это всего лишь легкий пикник в парке в окружении добрых друзей и прелестных женщин с корзинами, полными снеди. Это — маленький дракончик, выплевывающий жалкие облачка дыма, а не пламя. Нед совсем не хотел вставать, но ведь он уже давно привык делать то, что ему не хочется. Нога дико болела. Однако он приучил себя не обращать внимания на физическую боль. Едва Нед немного переместил вес, мучительный вздох со свистом сорвался с его уст. Он сомневался, что лодыжка выдержит его вес без опоры. Однако на нем были надеты жесткие сапоги для верховой езды, сковывающие ногу, как броня. Замечательно. Это ему подойдет. У него все получится. Но прежде чем сделать шаг и нагрузить ногу всем своим весом, Нед осмотрелся. — Проклятье, — произнес он вслух, будто бы разговаривая с собой, он мог прогнать прочь мучившую его боль. — Я поломал немало сучьев во время своего полета. Должен же быть здесь хотя бы один. Листья весело шуршали вокруг него, словно радуясь удачной шутке. Нед обнаружил подходящую палку в нескольких футах от себя. Она была шершавой и сучковатой, а кора больно врезалась в кожу. И тем не менее длина этого импровизированного посоха оказалась вполне подходящей, чтобы на него опереться, и он был достаточно крепким, чтобы не сломаться под тяжестью его веса. Итак, Нед собрался добраться до Берксвифта. Один шаг был агонией. После двух шагов стреляющая боль распространилась по всей ноге. Третий… Боль не стала меньше, когда он пошел. Она лишь усилилась. Она охватила все его кости, все сухожилия. Усилия, которые Нед прикладывал, чтобы держаться прямо, потребовали напряжения всех его сил. Если он сделает это , он сделает все. Он больше никогда не содрогнется при воспоминаниях о годах своей юности. Он выиграет, шаг за шагом, ярд за ярдом. Нед продолжал идти. Первая миля сменилась второй. Вторая, уже медленнее, уступила место третьей. Третья превратилась в сотрясающее все кости, усталое карабканье в гору, когда даже мысли о победе больше не ободряли его. На четвертой миле боль настолько измучила его, овладела его сознанием, что с каждым шагом он почти слышал звук трущихся друг о друга костей. Нед с облегчением добрался до вершины холма. Там виднелась изгородь старого козьего пастбища, где сейчас содержался Чемпион. Нед сделал небольшую остановку, уцепившись рукой за изгородь. Она лучше поддерживала его вес, чем поломанная сучковатая палка. Он закрыл глаза, пытаясь припомнить, тянется ли изгородь всю дорогу до конюшни. Да, похоже, так оно и было, но, если он не пересечет пастбище напрямик, дорога в обход будет стоить ему лишней полмили. Если ему удастся сократить путь, он окажется буквально в двух шагах от дома. Перелезать через изгородь было даже труднее, чем карабкаться в гору. Нед соскользнул с последней перекладины и ударился своей больной ногой о землю с другой стороны. Он вцепился руками в шершавую древесину перекладины так, будто его ногу расплющило от боли. Нед едва удержал равновесие. Однако он оперся о столб изгороди и попытался перевести дыхание. Он может сделать это. Он может сделать это. И возможно, единственная причина, по которой он бормотал эти пустые слова в сером предрассветном полумраке, заключалась в том, что он не мог. Мир кружился вокруг него в неясной дымке, несмотря на то что Нед цеплялся за загородку. Он больше не мог держать равновесие. Нед даже не представлял, в какую сторону ему направляться. Его сознание заволокло пеленой, весь мир словно окрасился в серый цвет постоянной, мучительной болью. Он был не в состоянии сделать даже шаг. Ему не могло стать еще хуже. И вдруг в предрассветной тишине Нед услышал шум. Стук копыт. Вызов, брошенный испуганным животным, чей сон внезапно прервали. Держись от меня подальше , — говорил этот звук, — я опасный жеребец. Глава 21 Кейт насчитала в зале полицейского суда около сотни незнакомых лиц еще до наступления одиннадцати часов утра. Слух о суде за ночь распространился по городу. Возможно, тот пьянчужка был не настолько пьян. Или, что гораздо более вероятно, дежурный сержант разболтал о предстоящем зрелище. Большинство людей в зале Кейт могла идентифицировать только по роду их занятий. На последних двух рядах сидели верткие молодые люди с карандашами наготове. Ведущие рубрик слухов и сплетен, карикатуристы — все они были уверены, что именно их версия самого сенсационного судебного заседания в истории появится в вечерних газетах. Несомненно, они уже вынесли свой приговор еще до того, как судейский молоток провозгласил начало заседания. Именно ради них Кейт сидела гордо и спокойно, безукоризненно вежливо, с прямой, полной сдержанного достоинства осанкой. Никто не посмеет написать, что она была в слезах или что она согнулась под грузом своего тяжкого преступления. Кейт даже не сомневалась, что вокруг ее имени была заключена еще дюжина пари в джентльменских клубах, и она не могла позволить, чтобы эти идиоты получили удовольствие, видя ее страх. На передних рядах Кейт заметила нескольких людей, которых знала очень хорошо. Маркиз Блейкли и его супруга сидели слева от нее. Лорд Блейкли пристально наблюдал за Кейт. Однако он не хмурился — хороший знак. Он лишь внимательно смотрел на нее, будто бы видел в первый раз. Маркиз сидел рядом со своей женой, и оба они были тщательно одеты в строгое платье. Лица их выражали все горести бессонной, полной беспокойств ночи. Кейт прекрасно представляла себе, что чувствуют сейчас лорд и леди Блейкли. Харкрофт решил сам выступать обвинителем по этому делу. Кейт была уверена, что он не расскажет правды даже перед присяжными и заполненным публикой залом. И в самом деле, для половины Лондона, читающей эти газетенки со сплетнями, было практически очевидно, что он лжет. Но, несмотря на это — или, вероятно, именно по этой причине, — Харкрофт выглядел так, будто бы проспал всю ночь невинным сном младенца. Если бы Кейт уже не ненавидела его, она бы стала презирать его только за это. Чуть дальше сидели люди, которых Кейт также знала довольно хорошо — леди Беттони, лорд Уортингтон, а также те, что были известны ей лишь внешне и по имени, с которыми она встречалась на многочисленных светских балах и приемах. Если бы из зала вынести тяжелую дубовую судейскую кафедру, скамейки и пригласить оркестр, то зал суда можно было бы вполне спутать с бальной залой. Однако среди сотни собравшихся там лиц она не видела лица своего мужа. Кейт взглянула на вход уже в семнадцатый раз. Когда она сделала это, то высоко подняла подбородок, словно сидела в ожидании утренних визитов. Но, господи, конечно, она страшно беспокоилась. Еде же Нед? Он провел всю ночь в седле. С ним могло случиться все, что угодно. Он мог сломать шею, на него могли напасть грабители. Если бы она только подумала обо всем прошлым вечером, то обязательно бы настояла на том, чтобы кто-нибудь отправился вместе с Недом. Будто бы ее муж согласился принять помощь. Кейт снова ощутила на себе взгляд лорда Блейкли. И на секунду все ее страхи показались реальностью. Он смотрел на нее, и она представляла себе, о чем он сейчас думает. Он выговаривает ей за то, что не рассказала ему обо всем, проклинает за то, что по ее милости он потратил столько времени, стыдит за все те дни молчания, когда он занимался бесплодными поисками. Он не мог думать о ней ничего хорошего. Однако, к ее удивлению, лорд Блейкли приветливо ей кивнул. Судья вошел в зал. Жюри приведено к присяге. Но вместо того, чтобы выглядеть строго и внушительно в преддверии решения, которое определит ее судьбу, присяжные обменивались улыбочками, словно поздравляя себя с удачей принять участие в решении самого обсуждаемого судебного процесса в Лондоне. Их столь очевидное ликование вовсе не успокоило опасения Кейт в беспристрастности правосудия. А потом Харкрофт начал свою речь. За несколько недель, прошедших со времени исчезновения его жены, он действительно проделал огромную работу, собрав по крупицам информацию. И ему удалось это гораздо лучше, чем даже могла предполагать Кейт. Он привел свидетелей — например, супруга йоркширской кормилицы, предоставившего записку из агентства, в которое обратилась Кейт, чтобы ее найти. Были и другие. Почтовый служащий, подтвердивший, что Кейт встречалась с кормилицей в Лондоне, ее конюх, сопровождавший карету с Кейт и младенцем в Берксвифт. Наконец, заслушали швею, сообщившую о свертке, заказанном леди Харкрофт, но доставленном по приказу леди Кархарт в дом леди Кархарт. Кейт, конечно, делала все возможное, чтобы замести следы, однако едва подозрение пало на нее, все быстро всплыло наружу. Доказательства выглядели очень убедительными. И, судя по выражению лиц присяжных, они были вполне согласны с обвинением. После первых пятнадцать минут слушаний свидетельских показаний все они отворачивали от нее свои глаза. Они уже вынесли решение. И Кейт не могла их обвинять. Она была виновна. Она похитила супругу Харкрофта. Просто сделала она это во имя действительно прекрасной цели. После всех этих обвинительных свидетельских показаний ей уже не было нужды ничего говорить. Ровно в одиннадцать часов тридцать минут судья вызвал Кейт для дачи показаний. Судья Фэнг смущенно смотрел на нее. Он не мог хотеть, чтобы леди признали виновной, но Кейт понимала, насколько веской казалась позиция обвинения. То, что судья нервничает, было хорошим знаком — он думает о том, как бы извратить свидетельские показания в ее пользу, чтобы освободить ее и избежать сложностей с ее отцом или кузеном. Наконец он вздохнул и начал допрос: — Леди Кэтлин, вы нанимали миссис Уотсон в качестве кормилицы? Ей не оставалось ничего, кроме как признать правду. — Да, ваша честь. Он прикусил губу и посмотрел по сторонам, все еще надеясь найти какую-нибудь лазейку. — И вы это сделали потому, что у вас есть ребенок? — с надеждой вопросил он. — Нет, ваша честь. Воцарилась тишина. Судья Фэнг почесал парик. — Возможно, вы помогали своей сестре? — У меня нет сестры, ваша честь, — ответила Кейт. — Любимая служанка? — Нет. Своими вопросами он лишь обратил дополнительное внимание присяжных на то, что у Кейт отсутствовали какие-либо законные причины для найма кормилицы. Судья скорчил недовольную гримасу и сложил руки перед собой на столе. — Для кого же вы тогда наняли кормилицу? В отсутствие Неда единственным выходом для Кейт было говорить правду. Вопрос заключался лишь в том, какую ее часть она должна открыть суду, прежде чем он появится. Кейт покачала головой, будто бы в замешательстве. — Естественно, для Луизы, леди Харкрофт. Я думала, это и так понятно, ваша честь. При этих словах по залу пробежал удивленный ропот. Судья нахмурился: — И где же сейчас эта кормилица? Кейт одарила его солнечной улыбкой: — Могу предположить, что она вместе с леди Харкрофт, хотя прошло некоторое время с тех пор, как я видела кого-либо из них. Присяжные подняли головы, услышав веселую и бодрую речь Кейт. Она не дрожала от ужаса и не стояла, понурив голову. Она говорила радостным голосом. Если выразить все это короче, она не вела себя так, как это приличествовало бы виновной женщине. Кейт балансировала над пропастью. И все равно она заставила себя посмотреть Харкрофту прямо в глаза и улыбнуться. Он первым отвел взгляд. Маленькая победа, не более, но она показалась ей ярким солнечным лучиком, прорезавшим мрак полицейского суда на Королевской площади. — Где же, — задал новый вопрос судья, — сама леди Харкрофт? — О, возможно, я не смогу ответить на этот вопрос, — проговорила Кейт. И снова шепот пробежал по залу, на этот раз уже громче. — Вы не можете этого сказать или не хотите? Харкрофт подошел к ней ближе. Кейт даже не пришлось притворяться, когда она испуганно отшатнулась от него. Возвышаясь над ней во весь свой рост, он казался мрачным и угрожающим. Ей хотелось, чтобы каждый из присутствующих запомнил его именно таким. — Леди Кэтлин, — взревел он, — должен ли я напоминать вам, что вы поклялись говорить всю правду? Кейт взглянула на него, расширив глаза с видом оскорбленной невинности. — Почему же? Я говорю только правду! Я действительно не могу сказать. Я уверена, что леди Харкрофт находится в данный момент в пути. — По крайней мере, она на это надеялась, если только с Недом не случилось ничего действительно страшного. — Конечно, поскольку ее нет со мной в Лондоне и я не получала от нее писем, то не могу судить о ее местонахождении с полной уверенностью. Харкрофт сложил на груди руки и уставился на нее. — Если вы наняли кормилицу и похитили ее, вы должны знать, где она находится. Раскройте же это место, леди Кэтлин. — Она в карете. — Кейт радостно улыбнулась. — Или… возможно, и нет. Мне очень трудно судить об этом. Если бы я видела ее сейчас, то сказала бы вам с абсолютной уверенностью. Харкрофт нахмурился, слыша столь очевидную женскую глупость. — Обвиняемая, — глухо произнес он, — издевается на судом — над вами, ваша честь, на глазах у всего Лондона. Потребуйте, чтобы она сказала, где моя жена. Потребуйте этого немедленно. Судья вытащил носовой платок и промокнул выступивший на лбу пот. — Леди Кэтлин? — слабо вопросил он. При этих словах двери зала заседаний, расположенные в глубине комнаты, позади всех зрителей, отворились, и в зал ворвался луч утреннего солнца. Повисшие в воздухе хлопья пыли взвились в потоке внезапного света. На пороге появились две фигуры, силуэты которых темнели в отдалении. Кейт затаила дыхание, окрыленная надеждой. Они вошли в комнату. Нед был впереди. Он двигался медленно, осторожно ступая, будто каждый его шаг имел особое значение. Он остановился, положив руку на скамейку. У Кейт потеплело на сердце, когда она увидела его — впервые за сегодняшнее утро. И это тепло, эту радость вряд ли мог испортить отвратительный внешний вид ее мужа. Нед был весь в грязи, без галстука, брюки порваны на коленках. Луиза стояла позади него. Словно по контрасту с грязным и рваным костюмом Неда, ее голубовато-серое дорожное платье, отделанное пышным черным кружевом, выглядело безупречно. Она казалась спокойной и уравновешенной, какой никогда не была в обществе своего мужа. Один из самых серьезных молодых репортеров в заднем ряду поднял голову, почувствовав легкое дуновение ветра от открытой двери, но лишь взглянул на вошедшую компанию и вновь уткнулся в свои записи. — Леди Кэтлин? — повторил судья. — Так вы утверждаете, что не можете сказать суду, где сейчас находится супруга графа Харкрофта? Кейт улыбнулась открытой, яркой улыбкой: — Нет, ваша честь. Теперь я могу. Харкрофт наклонился к Кейт, его пальцы сжались, будто он хотел вырвать когтями из нее это знание. Он настолько сосредоточился на Кэтлин, что не услышал шагов, раздавшихся позади него в проходе между рядами. — Мне необходимо это сделать, ваша честь? — спросила Кейт. — Это было бы весьма желательно, — сухо заметил судья Фэнг. Кейт величественно простерла руку. — Графиня Харкрофт здесь, в этом зале, — заявила она, указывая на Луизу. Половина зрителей немедленно вскочила на ноги. Судья безрезультатно призвал зал к порядку, ударив своим молоточком, потом еще раз, уже громче. Однако лишь когда Фэнг пригрозил удалить всех из зала, зрители расселись по местам. По сравнению с недавним ропотом воцарилась такая тишина, что Кейт могла слышать шорох репортерских карандашей, бешено строчивших по бумаге. А Харкрофт… Тысяча эмоций промелькнула на его лице. Страх. Торжество. Озабоченность. И гнев, поскольку Луиза не бросилась к своему законному супругу. Он поднялся. Всего неделю назад Луиза съеживалась лишь при мысли о возможности оказать сопротивление своему мужу. Кейт видела, как Нед положил руку Луизе на плечо. Луиза даже не дрогнула. Харкрофт пошел ей навстречу по проходу. Будучи от нее в нескольких футах, он протянул к ней руку. Однако Луиза гордо подняла голову. Она с достоинством расправила плечи. И затем, не выказывая ни малейших признаков неуверенности, встретила его взгляд. Кейт хотелось аплодировать. Граф внезапно остановился. — Где вы были? — Он осмотрелся по сторонам, словно ища спрятанный револьвер. — Разве вы не помните? — Луиза негромко рассмеялась. — Я же собиралась отправиться в Париж. Я побывала там в самых модных лавках. Секундная тишина, воцарившаяся в зале суда, была настолько наэлектризована, что напоминала затишье перед ударом молнии. Кейт почувствовала эту энергию, и мурашки пробежали у нее по позвоночнику. — В модных лавках? — повторил Харкрофт слабым голосом. — В лавках? — О да. Вы же не думаете, что я могла покинуть вас по какой-то другой причине, ведь так? Луиза посмотрела на него. Он первым не выдержал ее взгляда. Харкрофт уставился в глубь зала — на скамейки репортеров, приготовивших свои карандаши, чтобы записать каждое произнесенное им слово. Кейт наблюдала за его лицом, на котором отразились все его расчеты. Харкрофта любили в обществе. Любой сказал бы, что граф превосходен. Никто в этом зале не смог бы даже предположить, каковы его истинные мысли, и на какие действия он способен. — Ах. — Он почесал голову. — В лавках. Возможно, вы просто забыли упомянуть об этом. — Его голос помрачнел. — Поговорим дома. — О, я вовсе не собираюсь идти с вами домой, Харкрофт. Только не сегодня. Все в зале устремили взгляды на Харкрофта, жадно ожидая увидеть его реакцию на подобную дерзость. Харкрофт развернулся к судье: — Вы видите? Леди Кэтлин уже заставила мою супругу отказаться от меня. Вы должны заковать ее в цепи! — О, Харкрофт, — со вздохом произнесла Луиза. — Будьте же благоразумны. Я сама приняла решение не сопровождать вас в наш дом. Неужели вы и в самом деле полагаете, что я буду счастлива от того, что вы попытались бросить мою лучшую подругу в тюрьму только потому, что не потрудились вспомнить о моей давно запланированной поездке? Казалось, он потерял дар речи. — Я… — Ваша честь, — продолжала Луиза, — единственный человек, удерживающий меня от моего супруга… это сам мой супруг. И если кого и следует заковать в цепи, так это его. Зрители разразились хохотом. И едва Харкрофт осознал, что смеются над ним, его лицо потемнело. Он сделал два шага по проходу по направлению к Луизе. — Что вы собираетесь делать, Харкрофт? Заставить меня силой? — Луиза рассмеялась, произнося эти слова. Кейт хорошо понимала, как тяжело было ей это сделать. — На глазах у всех этих людей? Нет, мой дорогой. Я вернусь домой только тогда, когда вы принесете соответствующие извинения. За все, что вы сделали. Граф сжал руки в кулаки. Его подбородок дрожал от жестокой, смертельной ярости. Кейт видела, как он буравит горящими глазами собравшихся. — Ну что же, милорд, — с надеждой вопросил судья. — Можно ли заключить наше дело словами: «Хорошо то, что хорошо кончается»? Харкрофт повернулся и взглянул на судью Фэнга: — Я полагаю, что этот процесс окончен, ваша честь. — Он посмотрел на Кейт. — Но это еще не конец. Совсем не конец, пока я не принес своей супруге извинений, которых она заслуживает. После того как судья ударил своим молоточком и объявил перерыв в заседании суда, началось настоящее столпотворение. Нед едва удержался на ногах, поскольку со всех сторон на него налетели молодые репортеры, сметавшие все на своем пути. Они беспорядочно устремились к двери, желая поскорее доставить в редакцию репортаж о заседании суда. Харкрофт взглянул на Луизу и решительным шагом направился по проходу в ее сторону. Луиза не дрогнула, хотя он приближался, тяжело ступая на прямых, негнущихся ногах, едва сдерживая охватившую его ярость. Она не отвернулась. Они с Недом отрепетировали это в карете, хотя, учитывая все обстоятельства, Нед не мог изобразить и малой толики гнева и злости, излучаемой Харкрофтом. Как ни странно, основную сложность для Неда представляла вовсе не боль. Он каким-то образом очутился в мире, в котором уже не было боли, вернее, где она не имела значения. Перед ним стояла задача не потерять сознания, сохранить ощущение реальности, что временами становилось практически невозможным. И ему надлежало быть в сознании сейчас. Харкрофт потянулся к Луизе. Нед не очень представлял себе, что задумал граф, но он пообещал Луизе, что муж не коснется ее и пальцем. И прежде чем Харкрофт успел схватить Луизу за руку, Нед протиснулся между ними, превозмогая жестокую боль в ноге. Он пожал протянутую руку Харкрофта. — Прочь с дороги, Кархарт, — сквозь зубы прошептал Харкрофт, скривив губы в фальшивой улыбке. — У твоей жены в ридикюле пистолет, — тихо произнес Нед. — Если ты дотронешься до нее, она выстрелит. Харкрофт заглянул за спину Неду. — Угроза убийством, — после долгой паузы произнес граф. — Как мило. — Он бросил на свою жену еще один, гораздо более свирепый взгляд. — Наслаждайся своей свободой, — прошипел он. — Я слышал, Швейцария славится превосходными санаториями. При этих словах Нед почувствовал неуместное веселье. Значит, он предположил правильно — Харкрофт направил в Канцлерский суд прошение признать свою супругу душевнобольной. Конечно, нет причин для ликования, но, по крайней мере, в этом они не ошиблись. Хорошо, если им удастся предотвратить хотя бы этот процесс. Однако радость была ошибкой. Вместе со счастьем вернулись чувства, а с чувствами настоятельная потребность биться головой о стенку, пока милосердная смерть не заберет его, а вместе с тем прекратится и непрерывная, жуткая боль. Харкрофт взглянул на них в последний раз и вышел из комнаты. Единственная причина, по которой Нед проделал весь этот путь, — единственная причина, побудившая его мужественно терпеть страдания последних нескольких часов, медленно приближалась к ним по проходу. Кейт выглядела великолепно — невысокого роста и хрупкая и в то же время сильная и неукротимая. Женщина, которая может бросить вызов судьям и бешеным мужьям и при этом не поведет и бровью, когда они рухнут к ее ногам. Она приблизилась, и он страстно захотел заключить ее в объятия. Нед бы сделал это, если бы не уверенность в том, что едва он выпустит из рук спинку скамьи, в которую судорожно вцепился, то упадет плашмя на пол. Кейт остановилась перед ним, смущенно улыбаясь. Он оценил всю прелесть этой улыбки, даже несмотря на серую пелену боли, окутавшую его. — Ты, — заметила она, — выглядишь одновременно прекрасно и чудовищно. — Тебе нравится мой костюм? Всегда мечтал изобрести новый фасон дорожного платья для джентльменов. Я назвал этот способ повязывать галстук: «Неумелый». Она озадаченно покачала головой. — Какой галстук? — Вот именно. Кейт улыбнулась. Хорошо было сознавать, что ему по-прежнему удается это, даже несмотря на все сопутствующие обстоятельства. — Повернись ко мне, — предложила она, — и дай сполна насладиться новой модой. — О нет. Я и так верчусь, — торжественно проинформировал ее Нед. И это было так. В его сознании комната описала медленный крут. Вместе с комнатой кружилось и ее испуганное лицо. Луиза взяла Неда под локоть. — Кейт, есть нечто, что тебе нужно знать. Кейт снова взглянула на Неда, и тень обеспокоенности промелькнула между ее бровями. — Ты выглядишь так, будто сейчас упадешь. Нет, только не это. Он доказал… он доказал… он доказал нечто очень умное и интеллектуальное, и, едва только комната перестанет кружиться, он расскажет ей, что именно. — Сюда, — воскликнула Кейт. Она взяла его под другой локоть, и вместе с Луизой они усадили его на стул. Он приземлился на него с глухим стуком, жуткой болью отозвавшимся в его ноге. — Ты провел всю ночь на ногах, — сказала Кейт. — Ты устал. И твои брюки порваны. Тебя сбросила лошадь? — Полагаю, он, должно быть, вывихнул лодыжку, — заметила Луиза. — Он хромает. Они говорили о нем так, будто его здесь не было. В другом мире, в другом месте это бы обеспокоило его. Однако Неда действительно не покидало ощущение, что он не совсем присутствует здесь. Как умно с их стороны, что они это заметили. Кейт присела рядом с ним. — Вывихнул лодыжку? — повторила она. — Почему же, скажи на милость, ты сейчас на ней стоял? Это что, еще одна попытка доказать свою идиотскую мужскую правоту? — Ее пальчик, коснувшийся его шеи, был гораздо нежнее, чем ее слова. Нед подумал о том, чтобы объяснить, что он не вывихнул свою лодыжку, но что-то ему подсказывало, что вряд ли правда больше успокоит ее. — Если я смогу сделать это, — серьезно заявил он, — я смогу сделать все, что угодно. И если я смогу сделать все, что угодно… Он больше никогда не будет беспокоиться о том, что снова окажется в той маленькой лодчонке в открытом море. Но она не знала всей истории. — Замечательно, но ты не в состоянии сделать все , — возразила Кейт, будто дело было в логике. — Ты не можешь разгуливать с вывихнутой лодыжкой. Глупый. — Она убрала волосы с его глаз. И прежде чем он успел заявить, что вполне даже может , она погладила его по голове. — Я не позволю тебе этого. Кейт улыбалась. Ему тоже полагалось улыбнуться в ответ. Однако ему не удалось заставить свои губы проделать нечто более похожее на веселую улыбку, чем получившаяся у него кривая гримаса. — Что это? — спросила она. — Тебя следует доставить домой к врачу. Блейкли, вы должны помочь. — Нет, — протестующее воскликнул Нед. — Нет… Мне не нужна никакая помощь. Только не от Гарета. — Нед, — обратилась к нему Дженни, — хочешь я… — Нет, и особенно не от тебя, Дженни. Я все сделаю сам. — Он упрямствовал все утро, — сообщила Луиза. — Я просто не понимаю, как ему удалось войти сюда. — На мне надеты сапоги достаточно высокие и жесткие, чтобы послужить в качестве лубка. — Нед закрыл глаза. От этого боль не стала меньше. — И сейчас речь не обо мне и моей идиотской маленькой сломанной ноге. Все заживет. Нам следует, прежде всего, решить вопрос с леди Харкрофт. — Сломанная нога? — Голос Кейт показался ему ужасным. — Что ты имеешь в виду, что значит сломанная нога ? Я думала, у тебя вывих. — О, — смущенно прошептал Нед. — Неужели я это сказал? Да, он сказал это. Он не помнил, как добрался до экипажа. По дороге домой Кейт буквально тряслась над ним, ее дыхание менялось всякий раз, когда карету подбрасывало на ухабе, словно она сама испытывала боль. Будто бы он был какой-то проклятый слабак, чтобы плакать от малейшего пустяка. Его глаза настолько застилала пелена боли, что небольшая встряска совсем не имела значения. Едва они прибыли, Кейт подбежала к нему, чтобы помочь выйти из кареты. Ему не нужна поддержка. Если он сможет сделать это, он сделает все. Нед цеплялся за эту мысль, она поддерживала его, потому что альтернативой было упасть в обморок, как молоденькая дебютантка. Если он справится с этим — устроит в безопасности леди Харкрофт, доставит Кейт домой, успокоит своего кузена и решит мировые проблемы войны и бедности прямо сейчас, — что ж, тогда он окончательно уверится в своих силах. — Кейт, — прорычал он, когда она попыталась подставить свое плечо под его руку для опоры, — позволь я сам сделаю это. — Блейкли. — Голос Кейт доносился откуда-то издалека. — Помогите. — Мне не нужна помощь, — продолжал настаивать Нед. Ему казалось это вполне разумным требованием. — Я вполне способен на это сам. Я могу стоять на своих собственных ногах. Но у него за спиной уже оказались чьи-то руки, кто-то обнял его, подхватил, поднял в воздух, разрушив последние путы, удерживающие его сознание. — Нет, — слабо возразил он, — поставьте меня на землю. — Не будь идиотом, Нед. Это были последние слова, которые он услышал, и он даже не мог сказать, кому они принадлежали. Глава 22 — Я чувствую себя идиотом. Кейт замерла в коридоре. Она стояла при входе в свою гостиную, и все равно ей внезапно показалось, что она незваный гость в собственном доме. Ее поразили не сами слова, а тот факт, что произнес их лорд Блейкли, которого она никогда не назвала бы так. Скорее, устрашающе умным. Останавливаться было не самой хорошей идеей. За несколько последних часов она ни разу не присела, обремененная многочисленными, внезапно обрушившимися на нее обязанностями хозяйки дома. После радостного облегчения, испытанного ею по окончании судебного заседания, Кейт могла бы легко свалиться с ног, пережив столь сильное потрясение. Однако вместо этого она занялась устройством Луизы с ребенком в комнатах для гостей, оставив лорда и леди Блейкли в гостиной. Нед так и не пришел в сознание, когда явился врач, разрезал его сапог и объявил диагноз. Кейт также при этом присутствовала. У нее не было времени на отдых. Кейт шла, чтобы сообщить новости лорду и леди Блейкли, терпеливо ожидавших сведений о состоянии Неда. Кейт вовсе не намеревалась подслушивать их разговор. И уж точно она пришла сюда не для того, чтобы прижаться к стене, еле живая от усталости. Но теперь, остановившись, она не могла заставить себя двигаться дальше. — Что же, не ты один. — Этот почти неузнаваемый, усталый голос принадлежал леди Блейкли. Лорд и леди Блейкли всегда представляли для Кейт некую загадку. Лорд Блейкли производил впечатление холодного, неприступного человека. Он выглядел так, будто бы выискивал ошибки окружающих его людей. Кейт показалось, что, встретив ее, маркиз некоторое время размышлял, заслуживает ли она внимания, однако, ответив на этот вопрос отрицательно, решил полностью игнорировать ее существование. Леди Блейкли, напротив, почти с первой же их встречи пыталась завязать с Кейт дружеские отношения. А также, вероятно, со второй и с третьей. Кейт сама отвернулась от нее. — Ты ей не понравилась, — коротко заметил лорд Блейкли. — Я решил, что она трижды бесполезная, безмозглая дурочка. Кейт вздрогнула. Они говорили о ней . Несомненно, они были уверены, что ведут приватную беседу, даже если она и происходила в ее гостиной. Ей следовало бы прочистить горло или споткнуться о дверь, войдя в комнату. В самом крайнем случае она была просто обязана закашлять громко, очень громко. Но она этого не сделала. Кейт задержала дыхание. — Я вовсе не должна всем нравиться, — изумленно возразила леди Блейкли. — Тебе же я тоже вначале не понравилась. — Это клевета. — Долгая пауза. — Если бы мы знали, если бы она понимала, что может обратиться к нам, ничего бы этого не было — сломанной ноги Неда, обвинения в преступлении. Господь всемогущий, предстать перед полицейским судом… И все эти бульварные газетенки… Дженни, она же носит имя Кархарт. Я ответствен за нее. И я допустил, чтобы все это произошло. И все потому, что позволил себе обмануться, позволил думать, будто она такая, какой кажется. Большую часть жизни люди не воспринимали ее серьезно именно из-за того, как она выглядит. Несмотря на резкость его высказываний, скрытое одобрение, прозвучавшее в его словах, потрясло ее. Она уже послала Блейкли письмо, в котором рассказала обо всем, что сделала. И сейчас было слишком поздно что-либо менять. — Она оказалась вовсе не такой бесполезной, а? Я припоминаю, что кое-кто , кажется, кое-что сказал по поводу одного письма. — Не злорадствуй, — пропыхтел Блейкли. — Это не поможет. — А это поможет? Ответа не было. Кейт совсем не улыбалась перспектива стать причиной супружеской ссоры. Она заглянула в комнату. Лорд и леди Блейкли сидели друг подле друга на диванчике. Маркиз повернулся к своей супруге, его голова лежала у нее на плече. Маркиза нежно перебирала руками его волосы. Супружеская пара выглядела расстроенной, уставшей и несчастной. Никто при взгляде на них не мог бы и вообразить их счастливыми . И тем не менее ей было больно наблюдать за той легкостью, что, очевидно, присутствовала в их отношениях, видеть, как они поровну делят общую нелегкую ношу. Кейт почти физически ощущала уколы этой боли. Так вот как должен выглядеть счастливый брак, даже при обстоятельствах, весьма далеких от того, чтобы назвать их счастливыми. Именно в этом и заключалось семейное счастье — не в отсутствии страданий, но в том, что, когда они выпадают на долю, супруги всегда могут разделить общую ношу. «А это поможет?» Она даже и представить себе не могла, что осмелилась бы сказать подобное Неду, не опасаясь того, что он потемнеет лицом, умолкнет и выйдет из комнаты. Даже со сломанной ногой. А Кейт так мечтала именно об этом — ответном доверии со стороны своего мужа. И несмотря на то, что она действительно могла опереться на него, Нед недвусмысленно дал понять Кейт, что не желает подпускать ее к себе настолько близко, чтобы принять ее помощь. Кейт покинула гостиную, осторожно прижимаясь к стенке, не вполне понимая, что именно увидела она или почему это так ее потрясло. Она была уверена лишь в том, что, если войдет сейчас в комнату, груз доставшейся ей ноши просто придавит ее. «Если ты упадешь, — как-то сказал ей Нед, — я подхвачу тебя». Теперь она убедилась, насколько правдивы оказались его слова. Он был сильным, могущественным и надежным — настолько, что она могла опереться на него, даже не заметив, как это и случилось, что он идет со сломанной ногой. Ощущение, что она может упасть, а он обязательно ее подхватит, каковыми бы ни были последствия, — это слепое и непоколебимое доверие — именно так и выглядит любовь. Любовь — это храбрость. Это застенчивость, становящаяся общительностью, мягкость, превращающаяся в силу. Это вся ее тайная уязвимость, доверенная ему и превратившаяся в скрытую мощь. Но в этом осознании таилась и боль. Та нежная семейная сценка, которую она случайно подсмотрела между маркизом и его женой, не давала ей покоя. Лорд Блейкли не считал для себя зазорным опереться на свою супругу. Нед знал все ее слабости, все ее самые большие страхи. Он твердо стоял на сломанной ноге. Он шептал ей слова ободрения, когда она больше всего в них нуждалась. Но одного он не допускал никогда — позволить ей поддержать его в ответ. Как-то Нед посоветовал Луизе задуматься о том, что она хочет. Кейт знала, что ответила бы она сама, если бы он спросил у нее сейчас о том же. Она хотела его. Кейт хотела, чтобы Нед поверил, что она действительно такая же сильная, как он однажды сказал ей. Она хотела его доверия, его любви. Она мечтала, чтобы ее надежда на брак без страха того, что он вновь причинит ей боль, окрепла и стала реальностью. Ей очень часто приходилось поступать практично в этой жизни. Кейт не хотела быть практичной в отношениях со своим мужем. Она расправила плечи и отправилась к Неду. Как она и предполагала, врач наложил лубок и перебинтовал ногу. Дверь в его комнату оказалась приоткрыта, и, судя по царившей там тишине, Нед был один. Она открыла ее пошире и вошла. Нед уже очнулся. Однако, скорее всего, он не слышал, как она вошла, поскольку даже не повернулся в ее сторону. Нед сидел на кровати, его нога была вытянута прямо перед ним. Он выглядел так, будто принять такую позу его заставила не временная неспособность двигаться, не сломанная нога, а некая высочайшая привилегия. Казалось, что он председательствует на каком-то собрании, гордо выпрямившись, исполненный внутреннего достоинства. Даже здесь, в своей комнате, где никто не мог его видеть, Нед не позволял себе ни малейшего проявления слабости. Кейт внезапно подумала: как же он, должно быть, устал. Стараясь не показывать своих чувств, она постучала кулачком в стенку. Он взглянул на нее, и лишь теперь, не сводя с него глаз, Кейт заметила в нем проблеск эмоций. Его глаза немного расширились, когда он ее увидел. Губы сжались, но не гневно, а словно от боли. Нед приподнял ноги так… будто бы собирался… — Нед, — Кейт сказала это самым жестким тоном, на который только была способна, — ты же не собираешься вставать, чтобы поприветствовать меня. Это было бы чрезвычайно глупо. Нед остановился, уже почти свесив ноги с кровати. — Гм, — пробормотал он. Кейт вздохнула: — И дай-ка я сама догадаюсь: ты отказался от обезболивающего. Судя по тому, как он стиснул зубы, вместо того чтобы наслаждаться мечтательной улыбкой, даруемой опиумом, Кейт даже не нужен был его ответ. — Здесь холодно, — заметила она. — Может, ты хочешь, чтобы я… — Нет. Ах да, опять это. Как она могла забыть. — По настоянию доктора ты будешь прикован к костылям несколько месяцев. Ты вполне можешь позволить себе комфорт. Может быть, я принесу тебе… чаю? Или книгу? Он взглянул на нее еще раз: — Нет. — Можно, я посижу с тобой? Составлю компанию? Могу ли я что-нибудь для тебя сделать? Он улыбнулся: — Нет, Кейт. Не стоит беспокоиться. Кейт подошла к нему. Он улыбался, однако никогда слова его не звучали более предательски. Когда Нед стоял едва живой на своей сломанной ноге, он продолжал настаивать, что не нуждается в помощи. Частично это было обыкновенной мужской бравадой, ответом на мучавшую его боль. Но и теперь, когда он снова стал собой, Нед продолжал вести себя так же. Просто на этот раз более вежливо. — Нед, ты будешь ограничен в возможностях в течение нескольких недель. Возможно, месяцев. Ты должен позволить мне позаботиться о тебе, пусть даже совсем немного. Он ничего не сказал. Его плечи напряглись, и он слегка наклонился вперед. — Ты же собирался оставаться в постели сегодня, не так ли? Ответа по-прежнему не было. Он не выразил его словами, однако отсутствие согласия с его стороны звучало равнозначно отрицанию. Кейт молча ждала, и он, наконец, посмотрел на нее. — Но ведь Харкрофт… — проговорил он. Всего лишь несколько слов, но она прекрасно поняла, что он имел в виду. Стоило Кейт только позволить себе подумать о том, на что способен Харкрофт, как у нее по коже пробегали мурашки. — Если я смогу остановить его, — тихо сказал он, — я смогу сделать все. — Но ты не можешь, — возразила Кейт. Она села на стоящий рядом стул и потянулась, чтобы коснуться его руки. — Ты не сможешь сделать все, что пожелаешь. И уж точно не можешь сделать все. И в этом нет ничего плохого. Я не стану меньше уважать тебя, если твои кости будут срастаться обычными темпами. Я способна довериться тебе, даже если ты не сможешь встать с кровати, чтобы поддержать меня. Он отодвинул свою ладонь, прежде чем Кейт успела коснуться ее. — Это не то. — Не то? — Не то. Я вовсе не считаю, что должен немедленно выздороветь. Просто… Просто… — Просто ты не хочешь, чтобы я тебе помогла. Он резко вскинул голову, и в его взгляде засверкал огонь. — Мне не нужна помощь. — Последнюю фразу Нед произнес сквозь зубы. — Я никогда не хотел быть для тебя обузой, Кейт. — Ты вовсе не обуза, Нед. — Она нежно коснулась его плеча рукой. Нед отвернулся на секунду. — Ты хочешь знать, почему я отвергаю помощь? Почему не могу принять твое милосердие, как бы деликатно ты на это ни намекала? По той же причине, которая вынуждает меня спать на холоде и грузить сено, вместо того чтобы приказать заняться этим своим слугам. Потому что я не могу позволить себе обычные человеческие слабости. — Я не хочу, чтобы ты был слабым. Я просто хочу… — Ты хочешь закутать меня в хлопковую мягкую подстежку, чтобы я не чувствовал боли. Ты хочешь знать, что произошло в Китае? — Я думала… — Ты хочешь знать, что на самом деле случилось в Китае после того, как они вытащили меня из той зловонной ямы? Я едва не убил себя. — Несчастный случай… — Нет. Когда я противостоял капитану Адамсу в Китае, я был не просто в отчаянии. Я сражался, чтобы обрести хоть каплю решимости, но все больше и больше погружался в темную пучину отчаяния. Она пожирала его взглядом. Нед говорил тихо и спокойно. — Ты не можешь себе даже представить, что я имею в виду, когда говорю о черном отчаянии. Ты думаешь, что это всего лишь красивое преувеличение. После того как капитан Адамс искупал меня в яме с человеческими испражнениями, это чувство только усилилось. Я вымылся три раза. Это не помогло. Я не мог ничего поделать с этой вонью, засевшей у меня в голове, как бы ожесточенно я ни тер свою кожу. Нед уставился в какую-то точку на стене, руки его сжимали колено. — Он победил. И я не мог избавиться от того факта, что он был прав — что я на самом деле был слабой пародией на человека, бесполезным юнцом, высланным прочь из Англии потому, что здесь во мне никто не нуждался. — Ты знаешь, что это неправда. Он взглянул на нее и отвернулся. — Сперва я думал только о том, чтобы оказаться на воде. Словно я мог очиститься благодаря огромной морской глади. Я нашел лодку и отправился в открытое море. — Он вздохнул. — Забавно, но я чувствовал себя в ловушке, в капкане, хотя ничего меня уже не сдерживало. — Несчастные случаи нередки на море. — Кейт еще больше приблизилась к нему, протянув руки. Однако он лишь окинул ее тяжелым взглядом, и пальцы ее сжались. — Ты был расстроен, подавлен. Ты не можешь обвинять себя. — Не отмахивайся от этого, Кейт. — Его голос был мрачным и тихим. Эхо его звучало в холодной, темной комнате. — Ты хочешь, чтобы я тебе доверял? Ты хочешь понимать, что я имел в виду, когда говорил о тьме и отчаянии? Тогда слушай меня. Я взял с собой пистолет. И я приставил его к виску. Кейт была не в состоянии вымолвить ни слова. От ужаса, охватившего ее, она не могла даже дышать. — Я был очень близок к тому, чтобы нажать на спуск, — и меня удержала вовсе не надежда, или утешение, или чья-то помощь. Оказавшись в положении, когда мне пришлось выбирать между жизнью и смертью, я с удивлением обнаружил, что хочу жить. Жить в полной мере, а не просто существовать, бесцельно слоняясь в ожидании наступления очередной тьмы. Так что не стоит жалеть меня. Я выдержал. Она пыталась подобрать нужные слова: — Я не считаю тебя слабым потому, что ты совершил ошибку… Глаза его сверкнули. — Нет, вовсе нет. Я здесь потому, что сделал себя сильным. Я понял — для того, чтобы жить дальше, я должен убить в себе чувство, будто могу обременять собой своих близких. Если ты хочешь узнать, кто я такой, понять, почему я делаю то, что делаю, тебе надо осознать, что часть меня навсегда осталась в той лодке. И решение жить именно той жизнью, которой я хочу, означает для меня веру в возможность сделать все это, не став для кого-нибудь обузой снова. — Это вовсе не жалость, когда я предлагаю тебе комфорт. Это не извинение, если я испытываю боль, когда ты рассказываешь о своих страданиях. Ты не станешь слабее, если позволишь мне позаботиться о тебе. — Нет, — резко заметил Нед. — Ты абсолютно права. Это не соответствует ни одному из перечисленных тобой чувств. И тем не менее это то, что я никогда не позволю себе. И с этими словами он отвернулся. Такое невнимание ранило ее. Ее муж мог много рассказывать ей о силе. Но, несмотря на все обещания быть достойным ее доверия, он никогда не соглашался довериться Кейт. Кейт пыталась пробиться сквозь эту каменную стену — стену своей нужды в нем, необходимости быть сильной, какую бы боль он ни причинял ей, — достаточно часто, чтобы понять, насколько она прочна. Все, что ей удавалось, — так это набить себе синяки и растравить душевные раны. Теперь она смогла открыть причину всего происходящего. Холодную, жесткую правду, которая сделала его тем, кто он есть. И Кейт уже достаточно знала его, чтобы понять, что он не изменится. Было бы слишком просто сказать, что ее ранило это знание. «Рана» представлялась ей лишь болью, уколом, нанесенным безжалостной рукой, который можно было излечить. То, что испытывала она, не было столь же острым, как боль, но это чувство казалось всеобъемлющим. Каждый дюйм ее кожи отчаянно стремился прижаться к нему, заставить его повернуть к ней свою голову и разгладить сурово сдвинутые брови. Каждая частичка ее существа желала утешить его, убедить в том, что он сильный, что ему нет необходимости делать с собой все это. Нет, она не чувствовала обычной боли. Это было хуже. Словно те надежды, что незаметно зрели в ней все эти годы, внезапно обернулись разочарованиями. Она подошла к Неду и склонилась над ним. Впервые с тех пор, как он вернулся, она возвышалась над ним. Тень от ее фигуры коснулась его лица, когда она приблизилась, заслонив заходящее солнце. Ей хотелось закричать на него. Она хотела встряхнуть его за плечи. Да если бы он не сломал ногу, она могла бы сама сделать это. Но и это не принесло бы ничего хорошего. — Я не хотел причинить тебе боль, — сказал Нед. Да. Никогда. — Да, конечно, не хотел, — ответила Кейт насколько могла спокойно. — Тебе просто нужно… нужно защитить себя. Я понимаю, Нед. Она хотела бы ничего не знать. Кейт закрыла глаза и позволила чувству утраты пройти сквозь нее. Его пальцы по-прежнему лежали на ее локте, сильные, теплые и уверенные. Эта уверенность жгла ее сейчас, и его нежные прикосновения казались ей острыми иглами, впивающимися глубоко под кожу. Прежде чем боль охватила ее, она нежно высвободила руку из его объятий и удалилась. Глава 23 Крупные хлопья первого снега кружили над Бонд-стрит и таяли, едва коснувшись грязной мостовой. Кейт слишком хорошо помнила эту небольшую лавку, она уже была здесь однажды, в той лихорадочной суматохе, что сопутствовала ей сразу после свадьбы. Ночное одеяние, приобретенное ею тогда, тонкое и прозрачное, таившее столь соблазнительные надежды, было убрано теперь в дальний ящик комода. Она одевала его однажды, всего несколько дней назад. Оно не сработало так, как Кейт на это рассчитывала. И теперь эта прозрачная шелковая рубашка казалась ей символом надежд, когда-то владевших ею, — иллюзорных и призрачных. Они не перенесли бы даже хорошего ливня. Узкие витрины лавки были заполнены ворохом разноцветных тканей, разложенных с целью привлечь внимание покупателей. Среди изобилия атласа и шелка лежало несколько более дешевых товаров для менее обеспеченных покупательниц — плотный и практичный хлопок и теплая шерсть сдержанных тонов. В центре витрины красовались разноцветные рулоны муарового шелка и атласа, кремового муслина и тончайшего полосатого батиста. Ленты и кружево, многочисленные пуговицы разных размеров приковывали глаз. Однако внимание Кейт не привлек этот красочный ворох. Она отряхнула снег с плеч. В такую погоду даже от одного взгляда на эти прозрачные ткани становилось холодно. Прежде чем Нед вернулся в Англию, Кейт верила, что ее чувства к нему просто утихнут со временем. Теперь она почти желала, чтобы это так и произошло. Она завидовала бракам, которые могли разлететься, как осенние листья, бракам, в которых супругов ничто не связывало. Ей казалось, что они способны просто закрыть глаза и выдохнуть, а их желания, словно пушинки одуванчика, подхватит ветер. Однако подобные мысли были слишком слезливо-сентиментальными для Кейт. В конце концов, она отправилась за покупками в модные лавки, она была дочерью герцога и супругой обеспеченного джентльмена. Любой прохожий — читающий колонки слухов в газетенках, бодро распродаваемых чумазыми мальчишками, — мог за ней наблюдать. И Кейт занялась покупками , будто бы все произошедшее совершенно ее не касалось. Они с Луизой станут знамениты этим на многие годы. И хотя ей бы очень хотелось, чтобы их отношения с Недом были иными… Но… Что же, не стоит желать невозможного. Лучше действительно приобрести себе чего-нибудь новенькое. Однако вряд ли ей могут понравиться товары, выставленные в этой витрине. Ей не нужна еще одна ночная рубашка. Кейт гордо вздернула носик и уже почти собиралась пройти мимо этой лавки в поисках потрясающей новой шляпки, как что-то привлекло ее интерес. Она внимательнее осмотрела витрину, заметив сверток, на который прежде не обращала внимания. Эта ткань не была шелковой. Она не была прозрачной. Совсем не та ткань, которую леди выбрала бы себе для ночной рубашки. Скорее, она больше подошла бы служанке. Практичная. Ноская. Теплая. Было ошибкой не заметить ее. Кейт почувствовала, как забрезжила надежда, слабая, но упорная. Сейчас не время покупать туфельки или шляпки. Нет, ей определенно необходимо приобрести ночную рубашку, еще одну. Тем же вечером Нед лежал в кровати, и ледяной холод комнаты окутывал его. Стоявшая перед ним задача казалась неразрешимой. На данный момент Луиза была в безопасности, однако ее муж по-прежнему сохранял все свои права на нее. Однажды, и вполне возможно очень скоро, Харкрофт явится в суд и потребует, чтобы его супруга к нему вернулась. Они могут отказаться и обвинить Харкрофта в жестокости, но ни один суд не оставит Луизе ребенка. Размышления о преодолении этой неприступной преграды, каковой являлся закон, отвлекали его внимание о боли в ноге, а главное, от разговора с Кейт, состоявшегося днем. Он не хотел рассказывать ей обо всем. Однако после того, что они пережили за эти два дня, она заслуживала знать правду о том, кто он на самом деле и почему не может позволить себе ни малейшего намека на слабость. Холодный воздух комнаты помогал ему с этим. Лучше он будет думать о Луизе. Какое-то время, к сожалению совсем недолго, он наслаждался идеей вызвать Харкрофта на дуэль — его смерть решила бы все проблемы Луизы. В этой идее все было прекрасно, за исключением того, что Неда нельзя назвать прекрасным стрелком, а о фехтовании со сломанной ногой можно было забыть. Кроме того, Нед не представлял, что окажется в состоянии убить человека, каким бы мерзавцем тот ни был. Что касается другого его плана… Он собирался вывести Харкрофта из себя, но как сделать это сейчас? В разгар этих нерадостных мыслей дверь между комнатами Неда и Кейт бесшумно распахнулась. Он не слышал этого, и лишь легкое дуновение воздуха предупредило его о ее присутствии. Он неуклюже приподнялся на локтях. Из комнаты Кейт повеяло теплом. Возможно, тепло исходило от самой Кейт. На ней была надета ночная рубашка из плотной ткани, шлейф от которой волочился за ней по полу. Она скрывала ее руки, высокий ворот закрывал шею. Несмотря на то что эта рубашка казалась гораздо более строгой, чем то прозрачное одеяние, что было на ней прежде, открывшаяся ему картина потрясла его, он почувствовал возбуждение. Нед позабыл обо всем — постоянной, пульсирующей боли в ноге, своих безрадостных думах. Освещенная лунным светом, Кейт казалась ему неземным созданием, едва ступавшим бесшумной походкой по полу. У него перехватило дыхание. — Кейт. — Это слово повисло в воздухе. Нед не знал, что еще сказать. Она хотела помочь ему. И ей казалось столь естественным предложить ему это. Любой другой мужчина, несомненно, немедленно согласился бы с ней. Но Кейт вышла замуж за него. А он словно острыми шипами ощетинился требованиями, с которыми ей приходилось считаться. И если он не сможет полагаться на себя, единственное, что он будет в состоянии ей предложить, — его поражение. Если он поддастся ее уговорам, если позволит себе послабление… что ж, вряд ли он будет доверять себе после этого. Кейт приложила палец к губам. — Ш-ш-ш, — предостерегающе прошептала она. — Ничего не говори. И возможно, она права. Что бы они ни сказали, это прервет волшебство этой лунной ночи, разрушит покорившее его очарование момента. Слова лишь вернут их к реальности. Кейт приблизилась к нему. Она даже ступала бесшумно, словно была небесным созданием, посетившим его, а не женщиной из плоти и крови. Единственным звуком, который он слышал, было тихое шуршание ткани и ее легкое дыхание. Его собственное дыхание замерло давно. Почему же тогда сердце его колотится с такой жуткой скоростью? Возможно, это выход. Позволить их браку превратиться в эту призрачную игру лунного света, безмолвную иллюзию. Никаких сложных вопросов. Никаких тяжелых размышлений. Кейт приблизилась к кровати, и он повернулся, чтобы взглянуть на нее. Ногу немедленно пронзила жуткая боль. Даже самое неземное создание не может надолго заставить забыть о реальности. О возможности определенных ритмичных движений не стоило и вспоминать. Проклятье! — У меня есть для тебя подарок, — едва слышно произнесла она. И черт возьми, если бы он мог хотя бы привстать на колено, если бы был способен заключить ее в объятия и повалить на постель, он бы тоже преподнес ей дар. Это — единственный подарок, который Нед мог вообразить для нее, — молчаливые ласки его тела. Она приподняла плотный подол своей шерстяной рубашки на два дюйма и поставила ножку рядом с ним на кровать. Нед потянулся вперед, чтобы коснуться пальцем ее лодыжки, но внезапно нечто отвлекло его внимание. Какой-то странный диссонанс вмешался в его фантазию о волшебной сильфиде. Кейт не была босой, как фея, которую он вообразил себе. Он недоуменно взглянул на нее. — Чулки, — объяснила Кейт. — Толстые чулки. Голос ее оказался не тихим и возвышенным, а радостным и веселым. И это стало второй диссонирующей нотой. Нед смотрел на ее обтянутую чулком ножку, пытаясь соотнести свои мысли о призраках и небесных духах со столь приземленной и странной вещью, как теплые шерстяные чулки. — Гм, — наконец озадаченно произнес он. — Чулки — это дар? Зачем ты их надела? — Он еще раз нерешительно взглянул на ее хрупкую ножку. — Не думаю, что они меня устроят. Кейт посмотрела на него и вскинула голову: — Они для меня. Так же как и ночная рубашка. Это позволит мне спать с тобой в холодной комнате. Что-то с болью оборвалось у него внутри. — О, Кейт. Вовсе не нужно… Она закрыла ему рот своими пальчиками. — Похоже, ты полагаешь, что, когда я сказала тебе, будто желаю помочь, я собиралась спеленать тебя как младенца и делать все за тебя. Это вовсе не то, что я имела в виду, Нед. Я хотела помочь тебе. И если тебе необходимо быть уверенным в том, что ты сильный, я помогу тебе чувствовать себя сильным. Если я понадоблюсь тебе, чтобы поставить перед тобой какую-нибудь невыполнимую задачу, чтобы ты поразмялся перед завтраком, — позови меня, и я найду для тебя дракона, чтобы его усмирить. Помощь — это вовсе не пустое, обременительное занятие. Иногда… это и в самом деле может помочь. — Она села на кровать рядом с ним и взяла его руку. — Ты больше не должен делать все в одиночку, Нед. Позволь я пойду по жизни вместе с тобой. Его голова шла кругом, в горле першило. Эти слова ошеломили его, и он не мог сказать почему, или каким образом, или чем. Он прижал их переплетенные пальцы к своему лбу, словно мог погасить пылавшие в нем эмоции. Она не была духом, являющимся в полночь и исчезающим с первыми лучами солнца. Нет, она — женщина, лучше которой он не мог себе и представить. И она вовсе не собиралась покидать его. Он не должен больше быть один. Он не должен оставлять часть себя в той проклятой лодке. И возможно, он не должен больше бояться себя. Это показалось ему незнакомым ощущением, самым странным из тех, что ему довелось испытывать. И он по-прежнему не знал, что сказать ей в ответ. Вместо того чтобы говорить, Нед поцеловал ей руку. Когда она не отстранилась, он прижал ее к себе и заключил в объятия. Нед решил, что даже поцелуй был бы сейчас неправильным, и, кроме того, он не мог оторваться от нее. Он лежал, уткнувшись в ее плечо, не в состоянии поднять голову. Если бы он сделал это, Кейт могла бы заметить в его глазах подозрительную влагу. Она и так, скорее всего, уже догадалась, что его дыхание стало прерывистым. Но возможно, она все знала. И может быть, именно поэтому прижимала к себе так крепко и гладила его плечи, что он больше не должен быть один, даже в этом своем последнем открытии ее. Когда его дыхание перестало сотрясать все тело, когда он издал последний судорожный вздох, слишком похожий на всхлип, Нед понял, что Кейт была права. Он стал сильнее рядом с ней, а не слабее. Они лежали рядом, обмениваясь осторожными ласками. Необыкновенное чувство спокойствия охватило его. — Ты знаешь, что это значит — помогать мне? — заговорил наконец он, уткнувшись в край ее выреза. Нед постепенно погружался в сон, глаза его закрывались. — Конечно да. — Ее голос прозвучал удивленно. А потом она наклонилась вперед. Он почувствовал, как постель скрипнула под ее весом, ощутил жар ее тела около своего лица. Она медленно поцеловала его сомкнутые веки. — Это значит, я люблю тебя. — Ох. Так вот как выглядит любовь — вовсе не настырное, слишком осторожное и подавляющее своим преувеличенным вниманием создание, которое стремится порезать для него мясо на маленькие, удобоваримые кусочки. Нет, это нечто значительно большее и крепкое. Он понимал, что обязан был сказать что-нибудь в ответ, но она по-прежнему ласково гладила его своими нежными руками, и впервые за долгое-долгое время Нед почувствовал себя в безопасности. Не один. Он провалился в сон. Когда Нед проснулся утром, Кейт по-прежнему лежала рядом с ним — теплое, живое доказательство того, что вчерашняя ночь не была иллюзией. За ночь все его страхи, вся невозможность их ситуации показались ему вполне решаемыми. Он точно знал, что им следует предпринять с Харкрофтом, и теперь наконец он понял, как это сделать. Долгое время Нед наблюдал за ней, боясь прервать ее сон. Когда же Кейт открыла глаза и их взгляды встретились, тихая улыбка тронула ее губы. Она ничего не сказала. Ей не нужно было ничего говорить. Есть кое-что посложнее, чем пройти несколько миль на сломанной ноге. Но Нед уже достаточно хорошо приучил себя делать вещи, которые ему не хочется делать. Он взглянул в глаза жене. — Кейт, — мягко сказал он. Нед сделал глубокий вдох и для храбрости взял ее руку. — Мне будет нужна твоя помощь. Лондонскому свету было достаточно столь несущественного повода, как случайные взгляды, чтобы сотворить пикантные слухи, и столь ничтожной вещи, как пара складок на платье, чтобы долго обсуждать эту сплетню. Неда не удивило, что вскоре все великосветское общество только и говорило о том, что произошло между Харкрофтом и его женой. Все знали, что Луиза живет у Кархартов, и предположениям на сей счет не было конца. Больше всего ставок делалось на версию, озвученную Луизой в суде, — ее гнев на мужа, поставившего под угрозу жизнь, репутацию и свободу лучшей подруги. Но были и другие предположения. Кейт раскладывала бульварные газетенки по стопкам, сидя за завтраком. — Женская обида, — шептала она. — Женская обида. Мужская бравада. Женская обида. — Кейт взглянула на мужа. — Три к одному в пользу женской обиды. — И никто, — сухо заметил Нед, — никто не обратил внимания на два прошения, направленные в Канцлерский суд по поводу установления невменяемости. Кейт покачала головой: — О таких вещах не говорят вслух, ты же понимаешь. А кроме того, эти прошения не были расклеены в бальных залах и не внесены в книги для записей пари. Светское общество вряд ли их заметит. Нед улыбнулся и испытал горькое чувство удовлетворения. Всем известно, что существует лишь три способа расторгнуть брак. Развод, но при этом Харкрофт сохраняет все права на сына, так что этот вариант был для них неприемлемым. Признание брака недействительным — однако доказать отсутствие супружеских отношений при наличии вышеупомянутого сына также не представлялось возможным. Оставалась смерть, но вряд ли бы они пошли на убийство человека, даже такого. И, учитывая грозящий им процесс в Канцлерском суде — процесс, затеянный Харкрофтом, чтобы признать Луизу умственно неполноценной, — ее способность свидетельствовать в суде даже в деле о разводе была бы поставлена под очень большое сомнение. Если граф добьется признания своей супруги душевнобольной, его победа над ней станет полной и безоговорочной. Он будет теперь не просто ее мужем, но и опекуном, обладающим над нею всей полнотой власти. Однако впервые за эти несколько дней Нед улыбался. Все знали, что есть лишь три способа расторгнуть брак. Все они были не правы. И сегодня Харкрофту предстояло в этом убедиться. Глава 24 Нельзя сказать, чтобы Кейт испытывала большую уверенность в том, что им удастся исполнить задуманное, когда они прибыли на музыкальный вечер. Ее роль в грядущих событиях была заранее разработана и обсуждалась ими не один раз. Кейт предстояло как можно дольше удерживать Харкрофта подальше от Луизы, доведя его тем самым до максимального раздражения. Эта ее задача превратилась в сложный, запутанный танец, шаги которого постоянно сбивались другими великосветскими участниками вечера, надеявшимися на то, что лорд и леди Харкрофт доставят всем удовольствие публичным проявлением своих чувств. Кейт под разными предлогами переводила Луизу из одной комнату в другую, и немедленно следом за ними появлялся Харкрофт. Во время одной из таких остановок Кейт заметила лорда-канцлера в парадном мундире, при полных регалиях. Украшенные золотым шитьем обшлага рукавов переливались в ярком освещении зала. Он повернулся в их сторону, когда заметил, что Кейт с Луизой вошли в комнату, однако время представлений еще не пришло. Кроме того, лорд-канцлер был задачей Неда. Она быстро увела Луизу из этой комнаты. Лишь когда Харкрофт стал проявлять очевидные признаки раздражения — суровая складка на переносице, руки в перчатках, сжавшиеся в кулаки, — Кейт привела Луизу в их последнее убежище. Когда все присутствующие перешли в музыкальную комнату и прилегающие к ней помещения, бальный зал показался темным и покинутым. В углу была установлена изящная ширма, расположенная за ней дверь вела на людскую половину. Две женщины поспешно пересекли зал. Кейт оставила Луизу за ширмой и повернулась лицом ко входу. Она услышала, как дверь позади нее открылась. Харкрофту потребовалось всего лишь несколько секунд, чтобы разглядеть ее в темноте. Она увидела его силуэт, возникший в дверном проеме. Он уставился на нее и покачал головой. Затем он направился прямо к ней, и эхо его шагов гулко раздавалось в пустой комнате. — И кто же это здесь? — раздался звук его голоса. — Да неужели это Кэтлин Кархарт? Полагаю, вы гордитесь собой теперь? Вы просыпаетесь каждое утро, испытывая радость от осознания того, что провели меня? Запомните, ваше ликование долго не продлится. — Что за чепуху вы городите, Харкрофт? — Кейт не могла позволить, чтобы ее голос дрогнул или затих. Она слышала эхо своего ответа, раздавшееся в пустоте бального зала, отразившись от гладкого паркета. Кейт надеялась, что ее слова долетели достаточно далеко. — Провела вас? Двери на людскую половину дома были за ширмой, напомнила себе она. Она не могла увидеть, что за ними происходит, — и Кейт так и не услышала, чтобы дверь за Луизой затворилась. Ей оставалось только надеяться, что все сработает. — Так вы строите из себя невинность. — Харкрофт еще ближе подошел к ней. — Вы посмели выставить на посмешище мой брак этими своими выдумками… о парижских модных лавках. Вы совершили недопустимую вольность. Вы украли ее у меня. Он вплотную подошел к ней. Кейт старалась отступать от него как можно неспешнее, однако удручающе быстро уперлась спиной в стену бального зала. — Харкрофт, полагаю, вам нужно присесть. Отдохните немного. Он схватил ее запястье и выкрутил его. — Не смейте делать это. — Кейт говорила спокойно, хотя чувствовала, как испуганно бьется ее пульс в его цепкой хватке. Никто не мог видеть ее, однако она надеялась, что кто-нибудь, по крайней мере, слышит происходящее. — Харкрофт, уберите от меня руки. Нет нужды прибегать к насилию. Вы и так в этом достаточно преуспели. Мы можем решить все разумно. — Полагаю, в прошлый раз я ударил вас недостаточно сильно. Он занес кулак, Кейт нагнулась. Ей удалось вырвать запястье из его хватки, и рука его со всей силы ударилась о стену. — Будьте осторожны — вы можете поранить себя, — заметила она, и блеск ее глаз резко контрастировал с нарочитой участливостью тона. — Харкрофт… Он резко развернулся. — Да будь ты проклята! — воскликнул он. Прежде чем она успела отреагировать, он схватил ее руками за плечи и толкнул так, что Кейт потеряла равновесие. Она сильно стукнулась спиной о твердый деревянный пол, едва-едва избежав удара головой о каменную стену. Харкрофт опустился на колени и склонился над Кейт, пригвоздив ее за плечи к полу. Кейт улыбнулась, испытывая искреннюю радость. Слава богу, ей удалось вынудить его показать свою истинную натуру. Она победила. Они победили. Впервые с тех пор, как они вошли в этот пустой бальный зал, Кейт не старалась придать своему голосу громкое звучание. Напротив, она совсем не хотела, чтобы ее услышал кто-нибудь, кроме ее непосредственного собеседника. — В древних сказаниях, — прошептала Кейт, — героиня всегда побеждает дракона. Изумление отразилось на его лице. — Она отрубает ему голову и приносит мирным селянам. Они возжигают благодарственные костры и празднуют свое чудесное спасение, потому что тьма навсегда покинула их землю. — Драконы, — фыркнул Харкрофт. — Драконы? Какого черта делают драконы в этом разговоре? Он поднял руку. Через секунду удар обрушится ей в лицо. Прижатая к паркету, она не могла и пошевелиться. Кейт должна бы дрожать от ужаса, а ее сердце испуганно биться. Однако все, что она испытывала, — накрывшее ее чувство полной, абсолютной победы. Он не мог ранить ее. Кейт рассмеялась ему в лицо — и глаза его сузились от гнева. — Настоящие герои, — сказала она ему, — укрощают своих драконов. — Харкрофт, — раздался голос позади него, — тебе лучше остановиться. Харкрофт развернулся, его рука замерла в воздухе. Это был Нед. Он прятался в коридоре, ведущем на людскую половину. Он выступил вперед, осторожно прихрамывая, его костыли громко стучали по паркету. — Сколько раз я должен тебе повторять? — Голос Неда был спокоен. — Убери свои руки от моей жены. Немедленно. Харкрофт не пошевелился. — Будь осторожен, Харкрофт. Ты же не хочешь совершить то, о чем потом пожалеешь. — Пожалею? — хрипло выдохнул Харкрофт. — Пожалею? Да тебе лучше, чем кому-либо еще, известно — о чем мне жалеть? Это — не я. — Его руки напряглись, ухватившись за плечи Кейт. — Я… если я только получу назад свою жену, все будет по-другому. — Неужели? И ты никогда не бил Луизу, да? — Случайно, — прохрипел Харкрофт. — Я никогда не делал этого намеренно. Это не моя вина. Не совсем. — Не твоя вина? — Ты же понимаешь, как это происходит. Внезапно я ощущаю такой приступ гнева — она заставляет меня гневаться. Я не могу ничего поделать. Проклятье, она сама толкает меня на это. Они все. Я не в силах остановить это. Нед улыбнулся: — Ты не можешь, Харкрофт, но я смогу. — Вряд ли. Ты даже не в состоянии ходить без костылей. Нед сделал еще один хромающий шаг в их сторону. Даже со сломанной ногой и очевидной ограниченностью движений он грозно возвышался над Харкрофтом. А потом Нед опустился на здоровое колено. — Мне это и не потребуется. — Голос его звучал спокойно. Он нащупал руку Кейт и обхватил ее. Его теплое и уверенное рукопожатие растопило холод бального зала. — Что? Что ты имеешь в виду? Нед обернулся: — Вы удовлетворены, господин лорд-канцлер? Харкрофт вскинул голову: — Лорд-канцлер? Лорд-канцлер? Здесь Линдхерст? Из-за ширмы появились два джентльмена. Один из них — низенький человечек в очках — сурово поджал губы. Он был одет в строгое коричневое платье — врач, подумала Кейт. Другого джентльмена Кейт уже видела не так давно при полных регалиях. В темноте золотое шитье мундира лорда-канцлера казалось бледно-желтым. — О, господин лорд-канцлер. — Харкрофт уставился на него, не веря своим глазам, и попытался вскочить на ноги. — Я… то есть… Что вы здесь делаете? Я думал… — Я решил лично убедиться, стоит ли нам вести расследование по делу о признании недееспособности вследствие душевной болезни. Харкрофт посмотрел по сторонам: — Но… но моя жена где-то в другом месте. Зачем вы здесь? — Потому что ко мне поступило два прошения. Одно — от вас, и касается оно вашей супруги. И другое от вашей супруги, в котором идет речь о вас. Согласно вашему собственному признанию, сделанному несколько минут назад, вы представляете опасность для окружающих. Вы не в силах владеть собой и контролировать свои поступки. — Но… Человек в очках наклонился вперед. — Могу также засвидетельствовать наличие галлюцинаций. Веские доказательства. Этот разговор о драконах. — Это неправильно. Я был первым в Кембридже. — Иногда такое случается. Особенно с людьми, испытывающими столь сильные интеллектуальные нагрузки. И это многое объясняет, например затеянный вами странный судебный процесс против подруги вашей супруги только потому, что вы позабыли об отъезде супруги за границу. Лорд Харкрофт, вы и в самом деле забыли об этом, или же вы пребывали во власти других, значительно более опасных иллюзий? — Но… — Мы проведем справедливое расследование, — пообещал лорд-канцлер. — Свидетельства будут рассмотрены жюри пэров. Все ваши права соблюдены. Мы сделаем только то, что будет лучшим для вас. И если вы будете признаны недееспособным, мы назначим опекуна, который будет управлять вашей собственностью. — Опекуна? Да вы шутите. Вы передадите кому-то полное законное право распоряжаться моей судьбой? Не сомневаюсь, вы думаете сделать опекуном Кархарта. Это с самого начала был заговор, попытка дискредитировать меня, чтобы я… — Нет. — Это слово было произнесено мягким голосом. Однако, когда Луиза вышла из-за ширмы, ее спина была прямой, а плечи гордо расправлены. — Скорее, я думаю, что они назначат опекуном меня. — Она взглянула на него — просто взглянула, и Харкрофт в полном замешательстве открыл рот. Муж может контролировать свою жену — каждый муж, за исключением того, кто признан недееспособным по суду. В этом случае он контролирует воздух, ничто. А его опекун… она контролирует все. Харкрофт отпрянул. Он крепко зажмурил глаза и закрыл лицо руками. Он проиграл. Сокрушительно и бесповоротно. После всего, что натворил Харкрофт, было бы невозможно испытывать к нему жалость. И все равно Кейт жалела его даже не потому, что он заслуживал подобное сочувствие. Возможно, именно потому, что не заслуживал. Секунду он сидел, почти раздавленный происходящим. Потом резко поднялся. Он оправил свой фрак и посмотрел на супругу. На мгновение он показался прежним Харкрофтом — полным очарования и изящества, не способным ни на что дурное. Он был идеальным джентльменом, с отличием окончившим Кембридж, не пропустившим ни одного удара в поединке на рапирах. Харкрофт в последний раз посмотрел на Луизу. — Луиза, — воскликнул он, словно излучая доверие и уверенность, — ты всегда знала, что я люблю тебя. Ты не сделаешь этого со мной. — Я хочу для тебя самого хорошего, — ответила она. — Я слышала, Швейцария действительно славится превосходными санаториями. Харкрофт закрыл лицо руками, будто бы она произнесла прощальную эпитафию над его могилой. А потом преувеличенно осторожно и бережно расстегнул жилет. — Милорд, — заметил доктор, — мы должны держать вас под врачебным надзором до проведения разбирательства в Канцлерском суде. Харкрофт опустил голову и вышел из комнаты. Кейт приподнялась. Нед взял ее за руку. Она не могла сказать точно, он ли помог встать ей на ноги после столь тяжкого испытания, или она поддержала мужа, помня о его хромоте. Да, возможно, это и не имело больше никакого значения. * * * — Вот и замечательно, — весело проговорил Нед. — Мы приехали. — Да, — ответила Кейт со своего чем-то неудобного сиденья в экипаже, — но куда мы приехали? Ты же сам давал указания кучеру, а мне надел эту неудобную штуку на глаза. — Это называется повязка на глаза, — ответил ей муж, однако от этого Кейт легче не стало. — Давай же. Я тебе немного помогу. — Она протянула свою руку вперед, пытаясь нащупать его руку. Он взял ее под руку твердо и уверенно, несмотря на то что самому ему приходилось опираться на костыли. Они оставили позади шумный Лондон. Кейт почувствовала доносящийся издалека запах горящих листьев. В воздухе веяло прохладой, но не было особенно холодно. Послышалось мычание коров. — Ты привез меня на ферму? — спросила она. — Хорошее предположение. — Он положил ей руку на поясницу. — Но нет. — Нед развернул ее. От его тела исходило уверенное тепло. — Теперь ты можешь опустить повязку. Кейт подняла руки и сняла полоску темной ткани. Она увидела дом — большой сельский дом, серый, но вовсе не выглядевший неприветливым. На траве все еще лежала утренняя роса. Тонкая пелена тумана расстилалась перед ними, закрывая общий вид. Кейт показалось, что вдалеке росли деревья, но она была не уверена в этом из-за тумана. Она также не могла разглядеть ничего в пустых окнах этого дома — ни света, ни движения. — Это пустой дом, — заметила Кейт в замешательстве. — Правильно, — ответил ей муж. — Но также далеко от истины. Это твой пустой дом. — Он обнял ее рукой за талию и уставился прямо перед собой. Кейт ждала объяснений, однако он по-прежнему смотрел куда-то вперед с легкой полуулыбкой на лице. — Очень хорошо, Нед. И что мне делать с пустым домом? — Так получилось, — заговорил наконец он, — что я неожиданно получил пять тысяч фунтов. Я пообещал джентльменам в Лондоне, что куплю на них что-нибудь для тебя. Вместе с домом продавался также и участок земли, небольшой, но его будет вполне достаточно для сада. Он больше ничего не сказал, и поэтому она повернулась и посмотрела по сторонам. Чуть в стороне располагались огороженный участок земли и конюшня. — Только не говори мне, что это для Чемпиона. Позади деревянного строения сквозь туман едва просматривалось озеро. — Нет, — усмехнулся Нед. — Ты так и не догадалась? Может быть, ты хочешь осмотреть свою собственность. Ничего так и не пришло ей на ум, пока она по периметру обходила конюшню. Нед, прихрамывая, последовал за ней. Они подошли к небольшому озеру, мелкие камешки скрипели под ногами. — Признаюсь, что все равно ничего не понимаю. Всю поездку Нед не выпускал из рук небольшой саквояж. И сейчас тот был зажат у него под локтем. Нед вытащил его и принялся возиться с застежкой. — Вот. Возьми это. Кейт заглянула внутрь. Поверх завернутых в бумагу парочки сэндвичей лежал пистолет — тот самый, который она украла у Неда и отдала Луизе. Она взглянула на него еще раз, но он лишь кивнул. Кейт наклонилась и взяла пистолет в руки. Металл показался ей холодным и твердым на ощупь. — За эти годы, — сказал ей Нед, — ты сделала много всего хорошего. Ты помогала людям. И ты поступала так тихо, так незаметно, что никто в обществе и не подозревал, кто ты на самом деле. Ты глубоко прятала свою истинную натуру. — Я… но если люди узнают… — Ты вовсе не должна рассказывать об этом всем, — спокойно возразил он. — Просто поведай свою историю кому-нибудь еще, кроме меня, Гарета и Дженни. Некоторым своим друзьям. Родителям. У нее перехватило дыхание. — Но мой отец… он… У Кейт была тысяча причин, чтобы хранить молчание о том, чем она занималась, и все они пришли ей сейчас на ум. Отец лишит ее этого занятия. Ему не понравится то, что она сделала. Но нет, он больше не сможет так поступить. Если Нед поддерживает ее, отец вряд ли способен что-то изменить. И самое плохое, что он может сделать, — Кейт подумала о худшей возможности, — если отец узнает, что она вовсе не та хрупкая девочка, какой он ее считал, он просто перестанет о ней заботиться. — Каковы бы ни были твои страхи, — нежно сказал ей Нед, — возьми их и выброси прочь. Кейт сделала дрожащий вдох. — Я имею в виду буквально, — проговорил он. — Потому что ты держишь также и мои страхи — этот пистолет и я многое повидали вместе. Выброси его подальше. Она взглянула на Неда еще раз и медленно подняла оружие. Оно был слишком тяжелым, чтобы просто выкинуть его прочь, и слишком легким, чтобы хранить все ее страхи. И все равно Кейт бросила его. Пистолет описал кривую дугу над водой. На долю секунды луч солнца коснулся его полированной рукояти. Она блеснула. И потом вода сомкнулась вокруг него с тихим плеском. Кейт почувствовала себя значительно лучше. — Теперь, — сказал Нед, — у тебя есть место, куда ты можешь привести женщин, которым ты помогаешь. И оно гораздо лучше, чем та пастушеская хижина. Полагаю, ты можешь показать этот дом своим родителям, когда они приедут в Лондон на следующий сезон. У Кейт перехватило дыхание. Она медленно повернулась, посмотрев на дом иными глазами. Это не была большая усадьба, но он вполне подходил для ее целей. Кейт поняла, что это не просто дом — это зримое выражение ее надежды. Обещание, что он никогда не отвернется от нее с презрением, если она покажет свою силу. Это было приглашением позволить дорогим ей людям увидеть, сколь ярко может она блистать. — Знаешь, — заметил Нед, — когда они придут в себя от изумления, они будут гордиться тобой. Обещаю. — Как ты узнал? — спросила она дрожащим голосом. — Как ты узнал, чего я хочу, прежде чем я даже успела захотеть это? — Все очень просто, — ответил Нед, заключая ее в объятия. — Потому что я люблю тебя. Эпилог Шесть месяцев спустя После долгой зимы деревья наконец покрылись бледно-зеленой листвой. Темную гладь распаханных полей наполнила зелень прорезавшихся ростков нового урожая. После ожесточенного сражения в Канцлерском суде, которое оказалось столь быстрым только благодаря нажиму маркиза Блейкли, Луиза выиграла. Словно для того, чтобы восполнить долгие месяцы горестей, весна расцвела яркими красками. Кейт стойко держалась все это время, несмотря на многочисленные невзгоды, потому что рядом с ней был Нед. Кейт шла по дорожке рука об руку с мужем и улыбалась. В двадцати ярдах от них — как раз за оградой загона, где когда-то стоял Чемпион, — Дженни и Луиза сидели на теплом коврике. Подле них играли их дети. С приходом весны Джереми внезапно осознал, что настало время проявлять всяческую активность. Дочка Дженни, более старшая, крупная и значительно более голосистая Роза, была счастлива получить нового товарища для игр, беспрекословно подчиняющегося всем ее приказаниям. — Я когда-нибудь рассказывал тебе, — задумчиво заметил Нед, — как Чемпион спас меня в ту ночь, когда я сломал ногу? — Нет. И как же? — Я хватался руками за изгородь, уверенный в том, что не смогу сделать ни шага, не свалившись на землю. Я убедил себя, что не в состоянии сдвинуться с места. Ну а Чемпион, не будь он Чемпионом, напал на меня. — Что? Именно поэтому ты отослал его? Нед улыбнулся: — Да, хотя и не совсем по той причине, о которой ты подумала. Понимаешь, я считал, что не могу идти дальше, но поскольку я хотел жить, то внезапно обнаружил, что способен двигаться. Мне было приятно узнать об этом. Он помолчал и сорвал одуванчик. — Я желал, чтобы он исправился, потому что хотел верить, что все возможно: если Чемпион освободится от своих страхов, то и я смогу сделать то же самое. Но что мне и в самом деле следовало понять, так это то, что я уже спасен. А Чемпиону нужен был вовсе не тяжкий груз моих ожиданий, а кто-нибудь, кто не возлагал бы на него никаких надежд, не ждал от него ничего, кроме того, что он ест сено. — Нед улыбнулся Кейт. — Из того, что я слышал от викария, которому мы назначили пенсион несколько лет назад, соседство с парочкой престарелых козочек — ни других лошадей, ни пугающих людей — пошло Чемпиону на пользу. Только ее муж мог беспокоиться об удобстве лошади, которая однажды чуть не убила его. Кейт улыбнулась: — А ты не испытываешь разочарования от того, что укротил всех своих драконов? Что же ты будешь делать после обеда? Нед улыбнулся и обнял Кейт за талию, прижимая ее к себе поближе. — Хочешь признание? — прошептал он ей на ушко. — Когда ты рядом со мной, все драконы укрощены. — И ты не чувствуешь, что тебе нужна борьба, что тебе необходимо как-то проявить себя? Нед пожал плечами. Кейт знала, что и до сих пор бывают минуты, когда ему приходится заниматься физическими упражнениями, чтобы справиться с некоторыми своими эмоциями. В середине зимы случился месяц, когда она в точности поняла, что он имел в виду, описывая свою борьбу с тьмой. Но они оба знали и то, что это конечная вещь и он рано или поздно с ней справится. Все оказалось не так плохо, как Кейт того боялась. — Я думаю, — тихо ответил Нед, — что уже достиг той точки, когда верю в себя достаточно, чтобы не нуждаться в подтверждениях. Мне не требуется искать себе дополнительных заданий. — Ох. — Кейт подавила тайную улыбку, оставив в голосе только робкие нотки тоскливой надежды. Они шли по мягкой траве, и она подождала, пока они выбрались из-под густых ветвей деревьев, прежде чем продолжать. — Это очень плохо. — Ты что, хочешь от меня избавиться? — В его голосе звучало веселье. — Отослать меня опять в Китай? Или в Индию? — О нет. Это было бы очень неудобно. Понимаешь, я подумала, что через… м-м-м… месяцев через шесть я преподнесу тебе просто замечательную задачку. Надеюсь, что тебе понравится это испытание. Нед замер на месте и повернулся к ней. Слабая улыбка озарила его лицо. — Ах, — проговорил он дрожащим голосом. Какое-то время он стоял, не говоря ни слова. Но их руки были тесно переплетены, и Кейт почувствовала, как дрожь охватила его. С ней случилось то же самое, когда она поняла, что ее ожидает. Страх. Ликование. Тихий возглас — что-то между Я не готова! и Пришло время. Нед взглянул вдаль и кашлянул прежде, чем вновь повернуться к ней. — Мы должны назвать ее Ифигенией. — А тебе не кажется, что это слишком формально? — Ифигенией, — повторил он, будто бы это имя было самым разумным в мире. — Мы сможем называть ее Фигги для краткости. Кейт едва подавила улыбку, поняв, что он шутит. — Она возненавидит нас навсегда. — Да, но что делать. Ты же сама настаивала на том, что нам нужны сложности в жизни. А как лучше это устроить, чем убедиться с самого начала, что наша дочка даже не сможет произнести свое собственное имя? — Нед, если ты назовешь нашу дочь Ифигенией, я… я… — Ты, — сказал Нед с уверенными искорками в глазах, — будешь любить меня так же сильно, как и всегда. Но может, ты и права. Как насчет Хатшепсут [29] ? — Хатшеп… что ? — Все египетское сейчас в большой моде. Нет? — Определенно нет. — Кейт улыбнулась. — Попробуй еще. — Вертилайн? Пермилия? — Откуда ты только берешь эти имена? И почему почти во всех не менее восемнадцати слогов? 29 Хатшепсут — имя знаменитой древнеегипетской царицы. — О, я знаю еще одно. Обрайя. — Это не имя. Он нахмурил брови: — Как ты можешь быть в этом уверенной? — Могу. Нед сделал вид, что глубоко задумался. — Что ж, по крайней мере, это имя короткое, но, боюсь, ей не очень понравятся возможные ассоциации. Ты не думаешь, что оно звучит как-то уничижительно? К тому же оно мужское… Кейт разразилась смехом: — Все. Хватит. Прекрати. — Когда ей наконец удалось перевести дух, Кейт повернула к нему голову. — А чем плохо имя твоей матери? У тебя есть какие-то возражения против имени Лили? — Полагаю, что нет, — ответил Нед. — Вот за что я тебя люблю — всегда практична. — Он снова обнял ее за талию и приблизил к себе. Нет, не всегда. Только не тогда, когда он так близко от нее, не тогда, когда губы его коснулись ее щеки, а потом ее подбородка. — А что, если это будет мальчик? — спросила Кейт. Он склонился и запечатлел третий поцелуй на ее лбу. — Тогда, любовь моя, ему вряд ли понравится зваться Лили. Примечание автора Суд над Кейт состоялся без официального обвинения, представленного перед Большим жюри [30] . Я допустила это главным образом потому, что мне было бы скучно писать об этом, а вам читать. Однако в 1842 году подобная процедура была необходима. Я позволила себе немного опередить время. В 1849 году изменения в законодательстве позволили полицейскому суду выносить решения без рассмотрения дела перед Большим жюри. В ранней викторианской Англии судебные заседания, осуществившиеся в упрощенном порядке (без участия жюри присяжных), могли происходить под председательством полицейского судьи при некоторых условиях (незначительные преступления, преступления, не связанные с применением насилия). Известно множество примеров, особенно когда речь шла о преступлениях в среде представителей низших слоев общества, когда мировые судьи выносили решения и о других преступлениях, если стороны договаривались, что им не требуется жюри присяжных. Однако, судя по документам, не всегда было ясно, что стороны дали свое согласие на отсутствие присяжных. В ряде случаев они даже не знали, что надлежало рассмотрение их дела перед судом присяжных. Первый суд Кейт, который был прерван Недом, как раз такой случай. И скорость, и халатность судейства, описанные в романе, представлены мной в соответствии с некоторыми заметками, которые я прочла о таких процессах. 30 Большое жюри — присяжные, решающие вопрос о предании суду. Утверждения Харкрофта, с которыми он выступил в полицейском суде, относительно обстоятельств и законных оснований возбуждения обвинения по поводу похищения супруги по убеждению взяты (с небольшими изменениями) из «Комментариев к английскому законодательству» Блэкстона. Это касается преимущественно гипотетических жалоб и обвинений Харкрофта. Мировой судья Фэнг позаимствован из «Оливера Твиста» Диккенса. Первый роман Кортни Милан был издан в 2010 г. С тех пор каждая книга писательницы попадает в рейтинги журналов Publishers Weekly и Booklist. В этом чувственном романе тончайшей эмоциональной выделки показан трогательный путь к счастью двух любящих — мужчины и женщины. Katiebabs, Babbling about Books and More Тонкая и глубокая книга, исследование законов семейной жизни, в основе которой лежит не только страсть, но доверие и ответственность. Publishers Weekly Роман характеров, который заставит о многом задуматься. О чем эта книга? О том, как становятся героями! Dear Author Внимание! Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий. Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.