– Это ты не болтайся у меня под ногами! Понял? – сказал Мефодий, обращаясь к машине.

Он не испытывал ни малейших угрызений совести. Никто не просил этого заплывшего жиром борова приезжать к его матери с веником роз.

Северный бульвар медленно погружался в объятия вечера. Его каменные бока окутывались тенями, а угловой дом загадочно смялся и отодвинулся вглубь. Пропорции шалили. Внезапный порыв ветра хлестнул Мефодия по лицу смятой газетой. За газетой, азартно подпрыгивая и пытаясь догнать, прокатилась пустая пивная банка. Почему-то это простое событие показалось Мефодию страшно важным.

«Если первой на дорогу выкатится банка, мать прогонит этого типа!» – быстро загадал он, кидаясь за ними следом. Но, увы… первой на проезжую часть вырвалась и тотчас же попала под грузовик газета. Банка выкатилась за ней следом и разделила ее трагическую судьбу.

– Свинство! Не прогонит! Разве что сам упрется! – буркнул Мефодий.

Он с таким раздражением уставился на газету, что… нет, разумеется, ему это только померещилось. Газета не могла вспыхнуть без всякого повода. К тому же ее сразу умчал ветер, так что ни о чем нельзя было говорить наверняка.

Мефодий выбросил всю эту ерунду из головы. Он перебежал дорогу, перемахнул через чугунное ограждение бульвара и направился к Ирке.

Ирка была его хорошим другом, именно другом. Слово «подруга» рождает у нездоровых людей нездоровые ассоциации, слова же «знакомая» или «приятельница» отдают чем-то тухлым. Так говорят о тех, в ком не уверены. Ирка же была другом, причем с большой буквы.

Ирка жила в соседнем доме, и к ней можно было заявиться – что особенно, согласитесь, ценно – в любое время суток и без звонка. Даже часов в двенадцать ночи, поскольку жила Ирка на втором этаже, а жильцы первого были так любезны, что отгородились от мира очень удобной фигурной решеткой.

Бабушка Ирки не чинила никаких препятствий. Она так обожала ее, что для нее каждое желание внучки было даже не законом, а приказом по подразделению. Родители же… Но об этом чуть ниже.

Было еще не так поздно. В окне за лоджией первого этажа горел свет. Сквозь незадернутые шторы видно было, как у шкафа стоит усатая женщина гренадерского сложения и что-то переставляет на полках. По этой причине Мефодий решил воспользоваться самым скучным способом появления в гостях из всех существующих – а именно сделать это через дверь. Крайне неприятно, когда тебя сталкивают тычками швабры через фигурную решетку.

Поднявшись на второй этаж, он позвонил и почти сразу услышал, как в коридоре зашуршали шины. Это было даже не шуршание, а легкий, но отчетливый звук не до конца надутых резиновых покрышек, которые на мгновение прилипают к линолеуму.

– Ир, это я, Меф! – крикнул Мефодий, чтобы не заставлять Ирку смотреть в глазок.

Замок щелкнул, дверь открылась. Мефодий увидел темный коридор и яркое желтое пятно света, пробивавшееся из открытой настежь двери комнаты. В световом пятне стояла инвалидная коляска с небольшой, ссутулившейся в ней фигуркой, на ноги которой был наброшен плед.

– Привет! Забегай! – пригласила Ирка.

Она ловко развернулась в узком коридоре и нырнула в свою комнату. Мефодий последовал за ней. Комната Ирки отличалась от остальных комнат уже тем, что в ней не было ни одного стула. Вдоль стен на разной высоте были протянуты блестящие металлические поручни. Ирка ненавидела звать бабушку, когда нужно было перебраться в кресло или, наоборот, выбраться из него.

У окна мерцал монитор компьютера. До прихода Мефодия Ирка сидела в чате. Разложенный диван был завален книгами и журналами. Ирка вечно читала по двадцать книг сразу, не считая учебников. Причем читала не последовательно, а кусками из разных мест. Странно, что при таком хаотическом чтении книги не перемешивались у нее в голове.

– Что ты стоишь, как одинокий тушканчик? Разгреби себе место и садись! А я сейчас! Только скажу народу, что меня нету, – сказала Ирка, кивая на кровать.

Она подъехала к компьютеру и быстро набрала:

«Все брысь! Ушла на фронт! Я».

– Ну вот, вежливость прежде всего! А то народ будет думать, что меня похитили, – сказала она, поворачиваясь к Мефодию.

Тот сел было на кровать, но ему как-то не сиделось. В поясничном отделе его позвоночника словно находился вечный двигатель.

– Пошли лучше на кухню. Я бы чего-нибудь перекусил, – сказал он.

Ирка фыркнула:

– Ни фига себе заявленьице! Ну это уже к Бабане. Я знаю о холодильнике только то, что его дверца открывается на себя.

– Ну что, пошли? – повторил Мефодий.

– Это ты «пошли», а я «поехали». Я же гоночная машина, – пояснила Ирка.

Мефодий давно заметил, что Ирка, как многие инвалиды, обожает шутить над собой и своим креслом. Но когда кто-то другой пытается острить по этому же поводу – ее чувство юмора иссякает на глазах. Она протянула руку к пульту, и коляска быстро покатилась по коридору на кухню. Мефодий едва успевал за ней. Все-таки колесо всегда даст фору ногам, разумеется, если по дороге не попадется забор.