– Какой ты бледный, – сказала Эва-Лаура. – Может, я потом зайду?

– Да нет, идем со мной, ты сама посмотришь коробки в магазине, ты же знаешь их лучше меня.

Лаура-Эва прошла внутрь, а я присел.

– Как замечательно пахнет кофе. Летом и весной, когда окно на улицу у тебя открыто, мы с сестрой говорим: “Этот Висенте такой умелец варить кофе”.

– Если вы его любите, то и варить умеете.

– У нас нет кофеварки, потому что с нашими двумя кабинками свободного места нет даже для спиртовки, хотя кофе мне нравится.

– Мне тоже, но не “Неспрессо”, – некстати уточнил я. С каждым разом я чувствовал себя все глупее. Я совсем уже не думал. [прим:“Неспрессо” – капсулы для кофемашин]

– Ай, “Неспрессо”! Знаешь, сестре запретили кофе, потому что он может повышать давление, а она в положении и труднее переносит повышенное давление. Так вот она у нас как раз приверженка “Неспрессо”, а я нет. Мне больше нравится слабый кофе, пойло, как говорит мама… Слушай, я нигде не вижу заказ.

– Корина ничего не говорила, что приезжал какой-то поставщик, – ответил я.

Это была правда. Я выходил ненадолго, но если бы приезжал поставщик с тремя коробками, Корина наверняка мне что-нибудь сказала, хотя бы только для того, чтобы повозмущаться, сколько места они занимают, и какой из-за них беспорядок. Порой, когда все вещи были аккуратно разложены по местам, казалось, ее бесило даже то, что они продавались, потому что с появлением пустот нарушалась гармония.

– Ладно, значит, ничего не привозили. Возможно, завезут на днях. Большое спасибо, Висенте.

– И тебе большое спасибо... – я не мог назвать ее по имени, потому что не знал, с кем разговаривал, то ли с Лаурой, то ли с Эвой. Они похожи, как две капли воды...

Я пообедал со своим, теперь уже многочисленным семейством, и это немного меня отвлекло, а вечером в магазине было, к счастью, довольно суматошно, и я по горло был занят делами. Прогуливая перед ужином Паркера, я уже в который раз достал из кармана мобильник. Я носил его с собой весь день, глядя на проклятый экранчик, чтобы посмотреть, не позвонила ли мне Корина, не написала ли чего, но она чихать на меня хотела. Естественно, она же была на работе. Если бы мне не пришлось поневоле сдержаться раз пятьдесят, я не сдержался бы ни разу, потому что несмотря ни на что одна часть мозга подзуживала: “Пошли ей сообщение и повтори вопрос”, в то время как другая уже познала ад ожидания ответа, который не приходит на протяжении целого дня, и советовала оставить все, как есть, поскольку я, скорее всего, поступил опрометчиво, поспешил и снова ошибся. Я вспомнил одну вещь, о которой много раз предупреждал меня Хосе Карлос: “телефонные сообщения, – говорил он, – от лукавого; люди используют мобильники как для общения, так и для того, чтобы установить между собой дистанцию; пустое все это”, – добавлял он, но дельные советы не идут мне впрок. Сам не понимаю как, я остановился перед воротами парковки, посадил Паркера в машину, залез сам и вставил ключ зажигания. Я не помнил точно маршрут, поскольку Корина указывала мне путь на рассвете, когда я отвозил ее обратно, но, скорее всего, дорогу я отыщу. В это время на выезде из Мадрида довольно большие пробки, и в Косладу я приехал гораздо позже, чем ожидал. Мама находилась дома одна с тремя детьми, потому что у сестры была презентация их продукции, и она придет поздно. Она думала, что я должен был находиться вместе с мамой, помогая ей с внучатами, но все это было мне безразлично. Сидя за рулем застрявшей в пробке машины, я позвонил домой. Мне повезло – трубку взял Серхио, мой старший племянник. Он был замечательным мальчуганом, так что я избавил себя от объяснений с мамой, что само по себе приводит меня в беспокойство, поскольку у меня создается ощущение, что она читает мои мысли и знает, говорю я правду или вру. Моему старшему племяннику уже двенадцать лет, и он довольно ответственный паренек. В действительности он похож на старичка. Иногда такое случается с детьми, у которых, как бы это выразиться, несколько легкомысленные родители. Такие дети взрослеют раньше и становятся осмотрительными.

– Серхио, привет, чемпион, – сказал я племяннику, – передай бабушке, что мне неожиданно пришлось ехать за город за непредвиденными покупками. У нас закончился картридж, а я не могу ждать, когда придет мастер. Не ждите меня к ужину, я застрял в немыслимой пробке, должно быть, авария на шоссе или что-то такое. – Это была ложь, но она могла оказаться правдой. – Посмотри на холодильник, и увидишь там телефон пиццерии. Там есть несколько скидочных купонов. Закажи пиццы, какие вам хочется, и расплатись деньгами, которые лежат в ящике в моей комнате... Да, в ночном столике.

Какой смышленый этот мальчуган, и как мне нравится иметь с ним дело. Он доставлял мне немалое удовольствие, но, бывало, и огорчал, потому что двенадцатилетнему мальчишке полагается быть мальчишкой, а не отцом для своих братьев и сестер, чью роль Серхио и играл.

– Скажи бабушке, чтобы не волновалась. Я приеду, как только смогу.

Я повесил трубку до того, как мама подойдет к телефону. Услышь я ее голос в подобных обстоятельствах, и я запутаюсь в своих чувствах еще больше. Все только усложнится. Я оставил машину на том же самом месте, что и пару недель назад, когда был здесь вместе с Кориной. Во избежание соблазнов и мучений мне показалось правильным убрать телефон с глаз долой. Я отключил звук и убрал его в самое недоступное место, которое пришло мне на ум, а именно, в багажник. Дом находился на какой-то замысловатой улочке с лестницами и закоулками в одном из тех кварталов, что были выстроены в семидесятые годы, с малюсенькими садиками между улицами и дюжинами машин самых разных цветов, в борьбе отстаивающих свое право припарковаться. Эти дома были построены для работяг, которые не могли купить себе даже Seat 127. [прим: автомобиль Seat 127 – лицензионная копия автомобиля Fiat 127, выпускавшаяся в Испании с 1972 по 1982 годы] Теперь все было по-другому, у каждого имелась своя машина, и стало очень трудно останавливаться, выглядывая свободное место у тротуара, потому что каждые две другие машины из трех гудели мне, поскольку я мешал им проехать. Так я провел в ожидании около сорока минут и даже как-то успокоился. Казалось, что находиться поблизости от квартиры Корины, от ее реальной жизни как-то приближает меня к возможности добиться того, что я буду рядом с ней, и она никогда не исчезнет из моей жизни.

“Я не хочу больше ошибаться, и мне хочется иметь прочные отношения, – это самое первое, что я

сказал бы Корине, если бы снова увидел ее. – Мне хочется отношений, в которых жизнь течет плавно, и все вещи происходят естественно, без всяких потрясений и скачков, как день твоего рождения. Я не хочу играть с тобой в кошки-мышки, я хочу любить тебя такой, какая ты есть, и чтобы ты любила меня таким, какой я есть”. Я прервал дальнейшее сочинение своего монолога, потому что как раз освободилось место во втором ряду, и я стал маневрировать, чтобы припарковаться. Слава богу, мне это удалось, но и это оказалось весьма беспокойным делом, потому что чуть ли не каждую минуту другая машина останавливалась передо мной, и сидящий (или сидящая) за рулем, так же как и я кружившие полчаса по округе с желанием войти, наконец-то, к себе домой и расслабиться, сигналили мне и красноречиво спрашивали жестом: “Ты уезжаешь?”. Я не менее красноречиво отвечал “Нет, я остаюсь”, и он (или она), злые и уставшие, бросали на меня свирепый взгляд, словно говоря: “Тогда вылези из машины, идиот. Что ты меня путаешь?”

Неожиданно я увидел ее. Она выходила из машины. За рулем сидел крепкий, здоровенный детина

лет сорока. Она открыла багажник, потом подошла к двери подъезда, позвонила по домофону, с кем-то поговорила и вернулась к малолитражке. Прислонившись к машине, Корина молча ждала. Громила, сидевший за рулем, вылез из машины и раскурил две сигареты, одну из которых предложил ей. Она закурила, и я испугался, не знаю, почему, но испугался. Я не знал, что Корина курит. Я никогда не видел ее курящей, ни в магазине, ни в течение проводимых вместе дней. Я никогда не думал, что она – курящая женщина. Моя мать курит, сестра тоже, а я не курю, но не имею ничего против курящих людей. Однако от Корины, сам не понимаю, почему, я не ожидал такого и испугался. Вместо того чтобы выйти из машины, пойти к ней, как я собирался, и сказать: “Корина, я сожалею о том, что было утром. Единственное, чего я хочу, это сделать тебя счастливой, предложить тебе свою поддержку и любовь, и все такое бла-бла-бла…”, я наклонился пониже, чтобы она не заметила меня. Из подъезда вышла молодая, грузная женщина. Вероятно, это была небезызвестная невестка с того самого дня рождения. Все трое начали доставать из багажника коробки. Пять коробок. В трех из них находилась косметика “Mar de Diamantes”, две другие содержали канцтовары “ Edding ” и “Pelican”. Затем они достали виденные мною каждый день холщовую сумку и сумищу из искусственной кожи. Все это троица занесла в подъезд. Женщины скрылись из виду, а мужчина вернулся к своей машине и уехал. Представляю, как он покружил, прежде чем припарковаться.