коробки и недоуменно воскликнула:

– Здесь лежит что-то странное.

Я подошел к ней. На полке лежал мой мой красиво упакованный сверток, с бантиком наверху.

Продавщица из огромного универмага отлично справилась со своей работой. Это был дорогой подарок, но он того стоил.

– Это тебе подарок.

Корина покраснела, и ее неспособность скрывать свои чувства сводила меня с ума. Я терял

рассудок, и мне пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы не кинуться целовать ее. Корина аккуратно развернула подарок, но я не понял, понравилось ли ей увиденное, потому что она недоуменно спросила:

– Что это?

– Фотоэпилятор.

– Я не знаю, что это такое.

– Прибор для того, чтобы окончательно и безболезненно удалить волосы.

Корина принялась безудержно хохотать и не могла остановиться. Она все смеялась и смеялась,

сложившись пополам и держась за живот руками, потому что от долгого смеха у нее заболели мышцы. Я тоже начал смеяться вместе с ней, но тут вошел какой-то господин, чтобы откопировать кучу довольно непонятных документов. Я делал копии и слушал, как в подсобке Корина говорит о чем-то по-румынски по телефону, заливаясь смехом. Она позвонила кому-то, чтобы рассказать о подарке.

– Весело здесь у вас, гуляете, наверно, – заметил мужчина.

Я согласно кивнул и улыбнулся. Я не нашелся, что ему ответить. Когда посетитель вместе со

своими копиями ушел, Корина немного успокоилась, подошла ко мне, обхватила мою голову руками и поцеловала в лоб.

– Ты считаешь, что у меня очень волосатые ноги, раз подарил мне это?

– Нет, Корина, что ты, конечно нет! – с жаром возразил я, а затем промямлил: – Просто я подумал,

что вы, женщины, помешаны на этом, можно сказать, приносите себя в жертву… ну я не знаю… короче, я увидел этот прибор и…

Вот что значит иметь соседок-косметологов, ведь это в салоне красоты мне подали идею подарить

фотоэпилятор. Мне подсказала ее одна из женщин, что ежедневно кукуют там, ради мужчин тратя время и деньги на депиляцию. Им удаляют волосы при помощи воска, что, должно быть, ужасно больно. Фотоэпилятор со световыми импульсами был новинкой, довольно дорогой, конечно, но зато пригодной для домашнего пользования.

– Такой метод применяют в салонах красоты, но этим прибором можно пользоваться и дома…

Тебе не нравится подарок? – разочарованно протянул я.

– Нет, нравится, очень нравится… только это как-то необычно.

– Ты можешь поменять его. У меня есть чек.

– Я не стану менять его, но чек ты мне все-таки дай, вдруг он сломается.

– Это верно, он на гарантии. Корина, мне по душе твоя практичность и организованность, –

промолвил я, роясь в бумажнике и отыскивая чек, а затем добавил: – Кстати, а где остальные фломастеры, которые были в коробке? Нам привезли их недавно, помнишь?

– Не знаю, я ничего не трогаю, – ответила она как обычно, возвращаясь в подсобку, чтобы

положить небольшой фотоэпилятор в свою необъятную, бездонную сумку, жадно поглощавшую в свои недра все без исключения. Должно быть, она устала таскать эту сумку, и ей давно следовало выбросить ее, но таковы женщины. Мне так хотелось бы, чтобы они избавились от своих оков, сожгли свои сумищи, которые волочатся за ними, ограничивая свободу их движений.

Сегодня, снова оставшись в одиночестве, я весь вечер искал доставленные припасы, которых нам

не хватало, но так и не нашел. И куда только Корина их положила? Когда хотела, она становилась упрямой и глупой как осел, и в этом заключался ее недостаток. Наверняка в своем стремлении расставить все вещи по порядку, следуя только своим соображениям, эту новую партию товара, она засунула в какое-нибудь неожиданное место.

По словам дона Хоакина, по прозвищу “козлик” (насколько мне известно, в каждой школе

есть свой “козлик”, то бишь, преподаватель с бородкой клинышком), так вот мой учитель по литературе утверждал, что в жизни бывают случаи, когда человек может выбирать, перебраться ли ему на другую сторону или остаться на этой, и этот шаг необратим. Полагаю, он говорил о сомнениях и собственных юношеских ощущениях: об отказе учиться, наркотиках, незначительных правонарушениях, о несвоевременной и неуместной влюбленности, о подделке оценок… Ты можешь быть вовлечен во все случайно, но это может не в лучшую сторону изменить течение твоей жизни. Короче говоря, я начал переплывать реку сегодня вечером, когда мама наблюдала, как я готовлю омлет по-крестьянски. Я никогда не думал, что поплыву на другой берег, но вот я оставил позади границу своих нравственных и моральных рубежей, на которых был воспитан, не до конца осознавая, но неукоснительно соблюдая их. Сестра предупредила нас, что приведет детей, и я принялся стряпать барский ужин. Должно быть, я был так взволнован своими мыслями о границах и реке, что с языка у меня невольно сорвалось:

– Веришь ли, но я не нахожу несколько коробок фломастеров со стирающимися чернилами для белых досок. Заказ пришел на днях, и я ума не приложу, куда их дел.

– Сколько коробок? – сурово вопросила мать.

– Четыре. По одной каждого цвета. Тебе, часом, не приходит в голову, куда Корина могла их положить? Может, в какую-нибудь большую коробку или на самые верхние полки, которыми мы не пользуемся и о которых я даже не помню?

– Ты ее спрашивал?

На секунду я остановился. Река находилась тут, у самых моих ног. Впервые я разглядел ее плавно текущие воды. Скорее, это был не очень широкий и не быстрый ручей, но плыть ли мне через него или остаться? Да в конце-то концов, к чему мне оставаться на этом берегу реки на всю жизнь? Что было у меня в мои тридцать семь лет взамен всегдашнего строгого соблюдения законов добрососедского совместного проживания? Я не хотел потерять Корину, поэтому очертя голову ринулся вперед: