Вика заскрипела зубами, упрямо подняла голову, собираясь приветствовать его с холодным безразличием, но он усмехался так мальчишески обезоруживающе, что она едва не ответила улыбкой.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она.

Ярослав подошёл, как ни в чем не бывало. Ребенок так сильно толкнул её под рёбра, что Вика поморщилась.

– Хочу подвезти тебя, если ты не против.

Она подарила ему самый злобный взгляд, на который только была способна.

– Я не хочу тебя видеть.

– Конечно, хочешь. Всем известно, что женщины считают меня неотразимым.

Они что с Димкой один мужской журнал читают?

– Только в твоих мечтах!

– Милая, не с той ноги встала? – даже морщинки в уголках его глаз были рыжими.

Что это за новый вид истязательства? Сначала была нескрываемая ненависть, за ней – презрение, потом – раскаяние, теперь что? Как же ей от него отвязаться? Попросить огород прополоть? Белье постирать?

– Пока ты не наигрался в эти игры, принеси лучше воды из колодца, – прошипела она, – дрова наруби, в конце концов.

– Хорошо, – его как будто не задели ни её противный тон, ни унизительное предложение, – сначала только отвезу тебя.

(Вечером она обнаружила у дома несколько канистр воды и сложенные аккуратной поленницей дрова. А позже приехал дядечка, который установил в доме кулер и сказал, что будет привозить сменные бутылки через день. Вика чуть не нахамила ему, не сразу сообразив, что он здесь, в общем-то, ни при чём.)

– Нет, – Вика продолжила путь в сторону электрички.

– Мы могли бы заехать в твой любимый «Старбакс»: выпить кофе, съесть по круасану.

У Вики мгновенно потекли слюнки: она не пила хороший кофе уже… впрочем, неважно. И круасан. Горячий. С кусочком сливочного масла или… Стоп. Вот гадёныш! Помнил, к чему она имела особую слабость. За ароматный капучино она бы даже переспала с ним. Хорошо, что он этого не знал. Она вздохнула, украдкой посмотрев на его мускулистую спину. Жаль, что она утратила для него былую сексуальную привлекательность, ведь он оставался для неё столь же желанным, как и год назад. Вика с тоской припомнила отражение в зеркале, улыбнувшееся ей часом раньше. Ох, у неё ведь не только лицо поправилось, но и вся она стала неуклюжей и уткообразной. Есть же беременные, которые выглядят как херувимы…

– Меня мутит по утрам, особенно от кофе, – соврала она, не замедляя шага.

Ярослав молча пошёл рядом. «Рано или поздно он наиграется, – напомнила себе Вика. – Наиграется. Когда он бросит её снова, она не станет жалеть ни о чём».

– Почему бы тебе не оставить меня в покое? – ледяным тоном спросила она, но Ярослав словно бы и не услышал.

В электричке он стоял рядом, и в янтарных глазах его плясали весёлые искорки, которые раздражали Вику тем яростнее, чем глупее она себя чувствовала. Он проводил её прямо до дверей офиса, а вечером, когда она вышла с работы, встретил. Он ни о чём не просил больше, ничего не говорил. Просто шёл немного позади в этот и следующий день.

Когда она выходила из офиса с девчонками, он держался поодаль, не афишируя своего присутствия. Если случался дождь, он открывал над ней зонт, и его, кажется, радовало, что они могут идти ближе обычного.

– Я не люблю тебя больше, – цедила Вика сквозь зубы в слабой надежде, что он оставит её, – совсем не люблю.

Ярослав как будто бы прокашливал спазм в горле, но всё-равно хрипел:

– Это ничего, малыш, я буду любить за троих.

Он провожал её до дома, и Вика следила из-за занавески за тем, как он возвращался в машину. Сидел и сидел, пока палило солнце, хлестал дождь, сгущались сумерки, выводя её из себя и не давая покоя. Он слал смс с просьбами обращаться, если что, с извинениями, глупыми шутками и признаниями в любви.

Её сопротивление, видимо, действовало на него как валериана на кошку. Словно её нервозность, злоба и негодование могли оттолкнуть только труса, а его забавляли.

Бывают же такие типы? Как же они называются? Садисты, что ли?

На третий день Вика открыла рот от изумления, когда Ярослав не уехал прочь, а подобно хозяину, зашёл в дом её соседа. Того мужика, который жил в большом белом коттедже с колоннами и доставал её бесконечной болтовней. Вика открыла рот от изумления. Они что, родственники? Или Выгорский попросился на постой? Или… что? У неё даже вариантов не придумывалось!

Когда следующим утром он и вышел оттуда (в свежей рубашке и новых брюках), Вика не смогла не спросить, что он там делал.

– Ммм… ночевал, – ответил Ярослав а'ля «в чём вопрос?», как будто она спросила, как он пьет воду.

– Ночевал? У моего соседа?

– Да.

– Вы что, родственники?

– Нет! – Ярослав скорчил рожу, точно она обвиняла его в родстве с бегемотом, – как ты могла такое подумать!?

– А что же мне думать? – её уже начал раздражать этот разговор. Зачем, спрашивается, она лезла не в свои дела?