Шрифт:
Чего он хочет на земле?
Его умело отводили
ог наболевших «почему».
Усердно критики твердили
о бесконфликтности ему.
Он был заверен ложью веской
в предельной гладкости пути,
но череда песоответствий
могла к безверыо привести.
Он устоял.
Он глаз не прятал,
Он по забудет ничего.
Заклятый враг его —
ноя ранда.
и ей не скрыться от него.
Втираясь к людям, как родная,
она украдкой гнет саде,
большую правду подменяя
игрой постыдною в нее.
Клеймит людей судом суровым.
Вздувает, глядя на листок,
перенасыщенный сиропом
свой газированный восторг.
Ей все труднее с каждым годом.
Не скроют ложь и виражи
того, что создано народом
во имя правды, а нс лжи.
Ее уловки и улыбки,
ее искательность и прыть
для парня этого -
улики.
чтобы лицо ее открыть.
В большое пестрое кипенье
выходит парень из ворот.
Он в кепке,
мокрой от капели,
по громким улицам идет.
И рядом —
с болью и весельем
о том же думают, грустят
и тем же льдом хрустят весенним,
того же самого хотят.
1955-1956
НА ДЕМОНСТРАЦИИ
По улице,
красиво убранной,
ведя душевный разговор,
мы с другом шли Москвою утренней:
ид восемь был назначен сбор.
Могли мы только умилиться,
как, нс роняя лишних фраз,
ответработники милиции
с нейропицаемыми лицами
не пропускали дальше пас.
И полчаса прошло, не менее,
пока в их честные умы
мы не вдолбили убеждение, что
рядом
наше учреждение,
что в нем - мы чуть ли не с рождения,
что мы в действительности мы.
Мы только улыбались атому,
и в обрастающей гурьбе
мы по асфальту шли нагретому,
спеша на сборный пункт к себе.
Там смок звенел разноголосо
над темн,
кто пришел в пальто.
'Кто попасет
вот этот лозунг?
А ну -
высокий самый то?»
«Пошли!»
И вот
в знаменном трепете
колонна паша поплыла.
Потом с другой —
большою -
потом
встретилась,
в огромную
вошла!
Движенье
раздвигала
музыка,
и в круг.
немного погодя,
плясать
выпархивала
вузовка,
плечами зябко поводя.
Все так п радовало сердце -
и то, что наш министр -
пешком,
и то, что на отца уселся,
мальчишка с алым петушком.
Бежали,
шли шагами крупными,
и вдруг нам встретился в пути
бас деловитый чей-то в рупоре
уже на Пушкинской почти.
Он,
этот бас,
в унылом рвенье
вещал колоннам с высоты:
«Спокойней!
Выше оформленье!
Цветов не видно!
Где цветы?!
Ну разве можно так,
ну что вы!
Пот, не пустяк,
не все равно!
Ведь если нету чувства слова,
то просто чувство
быть должно.
И многое
мы, к сожаленью,
лишаем сами красоты
вот этим
«Выше оформленье!
Цветов не видно!
Где цветы?!»...
19 5 4
ПРАЗДНУЙТЕ ПЕРВОЕ МАЯ!
Стихи к Первомаю
в недавние дни
писал я,
о том не печалясь,
что слишком уж громко звучали они
и слишком легко получались.
Когда же,
предвидя свое торжество,
отцу их показывать стал я,
он молча достал из стола своего
одну прокламацию старую.
Там были стихи,
не очень стройны,
но, эту вицу снимая,
рвалось
из-за пазухи каждой строфы:
«Празднуйте Первое Мая!»
«Братья-рабочие!
Час недалек.
За волю головы сложим!»
Как стало мне стыдно
пустых моих строк
и рифм дактилических сложных.
Какую
должны мы вкладывать