Энца взбила подушку и подложила ее Чиро под спину.

– Ты так обо мне заботишься. – Чиро притянул Энцу к себе.

– Думаешь, я дурочка? – спросила Энца. – Это я про идею объединить мастерские и работать под одной крышей. Я поняла, что ты затеваешь. Пытаешься защитить свое дело. Придумал план, да? Уже ищешь себе замену?

– Приходится. Я же практичный человек.

– Мне есть что сказать по этому поводу. Ты даже не подумал со мной посоветоваться. Значит, Луиджи возьмет на себя лавку, а ты сможешь спокойно умереть, да?

– Но я просто пытаюсь позаботиться о вас! – растерялся Чиро. – Почему ты злишься?

– Потому что ты смирился с судьбой, а мог бы ее изменить! Ты еще не умираешь. Но если решишь, что умираешь, то так и будет.

– Почему ты каждый день твердишь, что я что-то могу изменить?

– Потому что так и есть! А ты просто опускаешь руки! Отказываешься от меня, от сына, от семьи. Я бы никогда от тебя не отказалась. Никогда.

– Я бы хотел, чтобы все было по-другому.

– Если ты зовешь Луиджи, потому что так лучше для дела, – пожалуйста. Но не надо приводить его, чтобы он позаботился обо мне. Мне это не нужно. Я сама могу о себе позаботиться! Я могу позаботиться о нашем сыне! – Энца всхлипнула.

– Иди сюда, – тихо сказал Чиро.

– Нет уж, ты иди ко мне.

Чиро выбрался из постели и подошел к жене.

– Прости. Я хотел, чтобы ты была в безопасности. Я не хотел тебя обидеть. Конечно же, ты можешь о себе позаботиться. Ты же выжила без меня в Хобокене.

– Что поможет тебе поправиться, Чиро?

– Чудо, – тихо сказал он.

– Мне кажется, я знаю одно.

– Монсеньор Шиффер уже израсходовал целый флакон святой воды из Лурда. Только немец может дать итальянцу французскую святую воду! – пошутил Чиро.

– Нет, я не про чудо в бутылке, я про настоящее. Пожалуйста, возьми наши сбережения и поезжай в Италию. Ты должен увидеть наши края, брата. Друзей. Монастырь. Окунуться в воду реки Во. Она вылечила бы тебя быстрее, чем вода из Лурда.

– Энца, о чем ты говоришь? Мое место здесь, с тобой и Антонио.

– Нет, Чиро, послушай меня. – Она сжала его руку. – Помнишь ягоды позднего лета? Помнишь, как можжевельник осенью пускает молодые побеги, они тянутся к небу, наливаются силами, бархатные на ощупь, помнишь? Если что-то и может вылечить тебя, так это место, откуда ты родом, и люди, которые любят тебя. Твой друг Зигги…

– Игги, – поправил Чиро.

– Неужели ты не хочешь увидеть его?

– Он научил меня курить.

– Ты должен поблагодарить его, – сухо усмехнулась Энца. – А монахини…

– Мои монахини! – рассмеялся Чиро. – Интересно, кто из них еще остался в Сан-Никола…

– Ты должен поехать туда и возвратить себе дом. Горы принадлежат тебе не меньше, чем любому другому. Этот испорченный человек, священник, изгнал тебя, и ты так и не вернулся. Это неправильно.

– Неужели моя чудесная жена наконец ополчилась на Римскую церковь?

– Нет. Но плохой священник есть плохой священник.

– Я часто мечтал о том, чтобы построить дом в наших горах, – вроде того, который ты помогла построить своей семье. Я хотел сад.

– А я там была, в твоей мечте?

– Всегда. Просто я этого тогда не знал. Не знал, что женщина, которую я буду любить всю жизнь, – это ты.

– Если ты любишь меня, дай горам тебя исцелить.

Через пару дней после этого разговора все четверо собрались и договорились объединить свой бизнес. Латини собирались летом переехать в Чисхолм и арендовать дом на Уиллоу-стрит. Мужчины провели инвентаризацию и решили расширить ассортимент – помимо рабочих башмаков шить еще и теплые ботинки на меху для снегоступов.

Энца теперь брала одежду на подгонку в универмагах Блумкваста и Раатама, а Паппина помогала в мастерской и лавке. Энца стала торговать женской обувью круглый год – и не только по предварительным заказам.

Чиро и Энца часто спорили, обсуждая идею поездки Чиро в Италию. Энца отнесла жестянку с деньгами из кухни на комод в спальне, а Чиро вернул коробку на место. Тогда она отнесла жестянку в мастерскую и со стуком поставила на верстак, но Чиро отодвинул жестянку в сторону. Когда Энца перед завтраком оставила коробку на кухонном столе, Чиро ее проигнорировал.

Чиро сказал Энце, что никогда не поедет домой, но в последний день августа пришло письмо от Эдуардо.