– Не знала, что тебе нравятся вестерны.

– А они мне и не нравятся, мне нравится он. Колин кажется таким мудрым. Он на десять лет меня старше.

– Ты прямо вот так подошла и спросила, сколько ему лет?

– Нет, – рассмеялась Луиза. – Я все-таки воспитанная девушка. Выспросила у Джанет Мегдади в конторе.

– Ты серьезно взялась за дело.

– А как же! К тому же я выяснила, что он вдовец.

Энца в изумлении покачала головой. Лаура Хири ко всему подходила основательно.

– Знаешь, Энца, о чем я мечтаю? Мне хочется, чтобы ты перестала жить, как в Хобокене. Ты теперь свободна. Больше никто не отберет у тебя счастье.

Свобода быстро стала для Лауры естественным состоянием. Энца хотела бы и сама так же естественно чувствовать себя свободной. Лаура умела открывать в Энце лучшие стороны, а Энце не было равных в том, чтобы поддерживать в Лауре целеустремленность.

Энца положила на стол особенно богато украшенный мундир и разметила мелом лацканы и рукава.

– Этот был генералом, – сказала она и, взяв маленькие ножницы, принялась отпарывать ордена с мундира. Ловко поддевая мелкие стежки, она проворно вытаскивала нитки.

– Вы знали его лично?

Энца прервалась и подняла взгляд.

– Он скорей бы предпочел получить пулю, чем кончить вот так, под вашими ножницами, – произнес глубокий мужской голос.

Энца взглянула в голубые глаза незнакомца. Он запустил пальцы в прямые черные волосы и улыбнулся. Красивый мужчина, подумала Энца. Должно быть, баритон, судя по тембру голоса.

Незнакомец весь словно состоял из углов. Квадратные плечи, твердый подбородок, прямой нос, но при этом мягкие губы, приоткрывавшие белоснежные зубы. Стройное тело облегал темно-синий костюм в тонкую голубую полоску. Крахмальный воротничок был заколот золотым крестом. Идеальная манишка застегивалась на пуговицы из слоновой кости. Энца заметила, что рукава пиджака доходят строго до запястий и из-под них виднеются накрахмаленные манжеты сорочки, скрепленные квадратными запонками из оправленной в золото ляпис-лазури. У него были красивые руки.

– Вито Блазек, – представился мужчина.

– Вы певец? – спросила Энца.

– Реклама. Лучшая работа в этом театре. Все, что я должен делать, – сообщать газетам, что состоится выступление синьора Карузо и к этому моменту распродано уже четыре тысячи билетов. Люблю время от времени посмотреть на тех, кто здесь действительно трудится.

– У меня есть лишние ножницы, – сказала Энца.

Вито Блазек оперся на стол. От него пахло лаймом и кедром.

– Большое искушение, – улыбнулся он.

– Не сомневаюсь, – вмешалась Лаура. – Я ее лучшая подруга, и если вы собираетесь с ней флиртовать, то вам необходимо заручиться моим одобрением.

– Что я должен сделать, чтобы произвести на вас должное впечатление?

Лаура прищурилась:

– Дайте подумать…

– А вы, дамы, умеете взять быка за рога. Боюсь только, я не знаю, как вас зовут.

– Энца Раванелли.

– Звучит словно название оперы. Раванелли? Вы с севера Италии? – спросил он. – Во мне чешская и венгерская кровь, но родился я в Нью-Йорке. То еще рагу.

– Спорим, никто не понимает в рагу больше ирландцев, – живо ответила Лаура, продолжая сверлить Блазека взглядом.

– Эй, Вито, нам пора сматываться, – сказал какой-то молодой человек, просунув голову в дверь.

– Уже бегу, – бросил Вито через плечо, затем добавил: – Надеюсь, мы с вами еще увидимся.

– Мы будем здесь – сострачивать наши сердечки и выворачивать их наизнанку, – сказала Лаура, глядя ему вслед. – У этой работы есть еще и бонусы. – Она присвистнула. – Если ты соберешься на свидание с мистером Блазеком, я сошью тебе новую шляпку.

Энца размечала мелом внутренний шов мундира.

– Я люблю голубой, – откликнулась она. – Яркий, цвет павлиньего пера.

Лаура улыбнулась, выдергивая нитки из своего мундира.

Дверь распахнулась, и в костюмерную вошла Серафина. Она положила на стол стопку папок и оглядела своих мастериц, обратив внимание на то, чем занята каждая. Взяв в руки готовый мундир для хора, она одобрительно кивнула.

– Энца, у меня есть для тебя работа. Синьор Карузо возвращается утром. Его костюмы готовы, но нуждаются в подгонке. Я бы хотела, чтобы ты мне ассистировала.