– Прикольно, – оценила Ольга. – Прям идеальное семейство. Аж глядеть тошно.

– Если тошно, то не гляди.

– Больно надо… – но не отвернулась. Она вглядывалась в эти снимки жадно, с завистью.

– Отца нет, – наконец нашелся Леонид. – И приедет он дня через два…

Он очень надеялся, что у девицы нет этих двух дней, но она кивнула:

– Хорошо, я подожду.

– Здесь?!

– Могу и на вокзале…

– Слушай, – Леонид спохватился. – Лет тебе сколько?

– Четырнадцать… покормишь?

Она была… не наглой, хотя и наглой тоже, но скорее уж уверенной на грани самоуверенности. И перед этой уверенностью он терялся. Ко всему Леонид считал себя неплохим человеком. А неплохой человек не выставит сестру, пусть даже незваную, ночью… в чужом городе.

В четырнадцать-то лет.

– Иди на кухню, – сказал он со вздохом.

Леонид тер пальцы, и они покраснели.

– Потом позвонил отец. Он каждый день звонил, спрашивал, как дела… не то чтобы мне не доверяли, но просто, понимаете, привычка, традиция даже… и я ему сказал про Ольгу. А он… он, как мне кажется, испугался. Конечно, у него карьера только-только в рост пошла, а тут внебрачная дочь. Ко всему мама еще. Он пообещал, что все уладит. И часу не прошло, как появился знакомый отца. Он Ольгу и забрал.

– Куда? – Стасу было не то чтобы неловко лезть в чужую жизнь, скорее уж была неприятна сама необходимость копаться в этих старых, замшелых тайнах.

– Отвез ее к матери. Она так кричала… обещала, что все равно вернется… что это я виноват, забрал отца… а я не забирал! Он сам выбор сделал. Маме мы, конечно, ничего не сказали… зачем ее беспокоить? Я боялся, что сестра вернется, но отец пообещал поговорить… и наверное, поговорил, если про Ольгу мы больше ничего не слышали… потом вообще не до нее стало. Распад Союза… огромные деньги… вы не представляете, сколько тогда можно было заработать.

– И ваш отец…

– Заработал. Он всегда отличался деловой хваткой, – Леонид вздохнул. – К сожалению, сердце подвело… он умер в девяносто восьмом… если бы был жив, полагаю, стал бы миллионером. Но и тех денег, которые он заработал, мне хватает… вы же понимаете, что галерея особого дохода не приносит, однако я не нуждаюсь… могу себе позволить жить так, как живу.

– А Ольга…

– С нею мы встретились на похоронах… мама тогда была еще жива… она и года не прожила после него… наверное, все-таки любила… но Ольга… я не узнал ее поначалу. Та девчонка, размалеванная, с начесом дурацким на голове и эта дама в черном пальто. Сама подошла. Поздоровалась, сказала, что мне нечего беспокоиться, она не будет претендовать на наследство. Я тогда о наследстве меньше всего думал. Отец ведь, а она так засмеялась. Сказала, что для меня, может, он отцом и был, а с ней только поигрался и выбросил… кажется, она так и не простила его. Может, в этом все дело.

Стас кивнул.

Просто на всякий случай. Вот он отца тоже не простил, но вешать ответственность за свои поступки на человека, который давным-давно умер, – это чересчур.

– Потом она опять исчезла…

…Вновь Ольга объявилась года три тому.

В галерею пришла. И бродила час, останавливаясь то перед одной картиной, то перед другой. А когда появился Леонид, которому донесли о странной посетительнице, то повернулась к нему и сказала:

– Здравствуй, братец. Обнимемся?

Обниматься с ней у Леонида ни малейшего желания не было. Напротив, сперва женщина в длинном черном платье, правда, весьма элегантном, показалась ему пьяной.

Но Ольга была трезва.

– Господи, – сказала она, закладывая прядку за ухо. – Ты по-прежнему трусоват и никчемен.

– Что тебе нужно?

Леонид обиделся. Трусоват и никчемен? Он предпочитал считать себя человеком осторожным, а это в нынешние неспокойные времена скорее уж достоинство. А что до никчемности, то да, Леонид не сделал себе ни имени, ни состояния, но ведь счастье не в этом!

– Мне? Ничего особенного… хочу воспользоваться твоей галереей… миленько здесь. По-провинциальному миленько… – она ковырнула стену пальчиком. – Гипсокартон? И не лучшего качества… ты бы ремонт здесь сделал, пока все не развалилось.

– Не твоего ума дело!

– Почему? Моего… очень даже моего… я хочу арендовать галерею. Выставку организую… – лицо ее сделалось мечтательным. – Ты не представляешь, что я нашла…

– И что же?

Леонид тогда сказал себе, что сестрица его блажит. Нашла… людям кажется, что искусство – это просто. То, что им по вкусу, и есть искусство, а остальное – так, блажь и дурь. На деле же искусство, как ни странно, целая наука.

– Тебе понравится.

– Ольга… я не буду рисковать своим именем.

– А у тебя есть имя? Прости, дорогой, это я не со зла… или со зла? Не знаю… порой находит на меня что-то такое… – она сделала изящный жест рукой. – Непонятное. Мой психотерапевт считает, что все проблемы из детства. Но мы работаем над их преодолением.

Она засмеялась, и тогда Леониду подумалось, что сестрица его, наверное, все же сошла с ума. Нормальный человек не станет смеяться… так.

Она же успокоилась.