Петров дёргает затвор «мосинки». Гильза падает и катится, звеня.

– Заколебал, – говорит боец с мужицкой откровенностью. – Дурной какой-та. Шо делать, шлёпнул гада по законам военного времени, он к нам лишнее внимание привлекал.

Публика на звук выстрела даже не оборачивается. В российском гламурном кино ведь главное напихать в кадр брендов по самое извините, а остальное, включая сюжет, – не важно. Вот и тут – сюжет таинственный. Идет дождь, платья липнут к девичьим телам, волосы повисают с капельками воды, и девушки романтично начинают целоваться с возлюбленными. Взвиваются ввысь струи фонтанов. У меня стойкое ощущение: кругом не люди, а скалящиеся целлулоидные манекены. Уметь играть в современных фильмах вовсе не нужно, это доказал Василий Степанов в том же «Обитаемом острове» и дети многочисленных маститых режиссёров. Делается простой микс: пара узнаваемых лиц, много рекламы (фильм должен окупаться ещё на стадии его создания) и убогие спецэффекты, содранные у Голливуда. Да вот и всё. А, ну плюс патриотизм, чтобы отсыпали лишнее бабло из госбюджета. В небе с визгом тормозов пролетает раздолбанная «Волга», оставляя следы дымных полос, – кажется, «Чёрная Молния». В соседнем кафе посетители пьют пиво, – повернувшись к камере с застывшими улыбками, они демонстрируют зелёные этикетки. На нашу скамейку опять присаживаются (вот реально, настоящий конвейер) – мужик в телогрейке и со щетиной, явно косящий под бомжа. Однако при ближайшем рассмотрении видно, что телогрейка сшита Лагерфельдом, щетина надушена парфюмом от Пако Рабана, подстрижена профессиональным стилистом, а сам бомж – откровенно нетрадиционной сексуальной ориентации. Хотя кто так уже говорит? Это гетеросексуалы стали нетрадиционны, особенно в кино.

– «Распутинка», – информирует бомж, глядя в пространство. – Просто отличная водка. Вот, казалось бы, что в той водке? Между тем мягчайшая вода из подземных источников и…

– Пристрели его, – не оборачиваясь, прошу я Петрова.

– Не надо, – оперативно реагирует опытный мужик. – Я сам уйду.

Сунув бутылку в карман, он исчезает в толпе гуляющих. Петров крутит головой:

– Слухай, братуха, иде мы ваще? Шо энто за страна такая? Китай?

– Пока ещё нет, но лет через пятьдесят будет, – с ухмылкой отвечаю я ему.

– А почему нам всё время шота предлагають? Пиво, водяру, майонез?

Я, конечно, не могу сказать ему правду. Он меня убьёт и сам застрелится.

Неподалёку от нас девушка, запрокинув руку, брызгается дезодорантом – с таким умирающе-томным видом, словно только что пережила групповуху. А, ну да, «Регина Ультрадрай». Мы на работе, помню, всегда ржали с этой рекламы. Сначала мужик, не выдержав запаха потной девицы, выбегает из лифта, а в конце ролика дарит ей цветы на корпоративе. Видать, кто-то ему подсказал: «Помнишь ту бабу в лифте? Так вот, от неё больше не разит, как от козла. Иди и поздравь её». Хуже только сумасшедшие мегеры, упорно таскающие с собой в дамских сумочках огромные бутыли ополаскивателей для белья «Маска». Случись такое в жизни, изнасилований было бы намного меньше: залепишь ёмкостью с ополаскивателем в лоб негодяю, тот не скоро очухается.

– Ну как тебе объяснить, братуха. Я знаю этот город как облупленный. Общий смысл его существования следующий: тут обязаны показывать строго определённые бренды…

– Чего?

– А, ну да, ты же из другого фильма. Короче, чтобы этот мир процветал, он должен впаривать населению майонез, водку, масло, автомобили, жвачку и всё такое прочее. Без рекламы продюсеры схавают меньше бабла. Поэтому втюхивают в кадре любое барахло по поводу и без. А о фильме при этом забывают… Им же главное со спонсоров деньги содрать и выдохнуть: всё, заработали, теперь не важно, сколько народу в кинотеатр придёт. И знаешь, ещё хорошо, что мы пробрались сюда. Стопудово, тут есть города значительно хуже, например «Ёлки», вот где полное говно. У нас кино… то есть… э-э-э… города строить давно не умеют. Либо их воздвигают вчерашние клипмейкеры, рекламировавшие в телероликах банки и колбасу, либо мудаки, которые на кассовые сборы положили с прибором. Они тащат бабло из бюджета, радостно пилят его, а потом отчитываются, что кровью своей поучаствовали в возрождении российского продукта. С отечественными шедеврами в России, как с автомобилями. Четверть века приглашаем маркетологов, рекламируем наши убогие тачки с помощью президента и порнозвёзд, зовём иностранных менеджеров, а тачки как были вёдра с гайками, так и остались. Тут такой же вариант. Зачем снимать хорошую вещь, если деньги создатели по-любому получат?

Петров отставляет винтовку в сторону и озабоченно щупает мой лоб.

– Я ни хрена не понял, – признаётся он. – «Бабло», «порнозвёзды», «маркетологи», «спонсоры». Недоглядел я за тобой… Когда контузило? Жар у тебя, вот и несёшь невесть што, мозги вскипели. В лазарет, братуха, надоть… на-ка вот, водички давай попей.

Пока он хлопочет, отвинчивая крышку фляги, я мысленно ругаю собственную судьбу. Отборным матом. Если уж мне суждено провалиться в искусственные миры грёз, тогда почему я не влетел хоть во что-то реально интересное? Скажем, в «Игру престолов», а? Только представьте: кругом белые ходоки, а впереди я такой весь из себя на коне, рублю их мечом, громогласно призывая воинов уничтожать нечисть… Гм, о чём это мы? Какой конь, какой меч, какой я? Да меня бы там в первые пять минут загрызли, истыкали стрелами и отправили на Стену. Или казнили к чёртовой матери. Блядь, я неудачник из неудачников. Ни карьеры сделать, ничего. В фильм нормальный и то не провалюсь.

Я поливаю голову водой из фляги Петрова.

– Да, – вяло отвечаю ему. – Наверное, снаряд фрицевский. Рвануло прям над ухом. Хорошо, я согласен в лазарет, но сначала надо разобраться, что нам делать дальше.

– Вот, братуха, энто и мне антиресно, – говорит он. – Под обстрелом сюды выбрались. Ты сказал, позарез надоть. А мы сидим тута, на баб смотрим, и всякие вражины до нас докапываются. Вдруг немцы в атаку пошли, пока мы прохлаждаемси? Давай, решай быстрее.

Хочется сказать ему, что наши немцев уже давно победили, но я понимаю: без толку. Они в своём мире будут отражать атаки вермахта ещё много веков подряд. В этом смысл их жизни. Они умирают и вновь воскресают для сражения, как в викинги в Вальгалле.

Я лихорадочно соображаю.

Где именно искать Жанну? В обычной Москве, насколько я знаю, можно обратиться в справочное бюро. Но чёрт разберёт, существуют ли эти бюро в российских гламурных фильмах?! Здесь, безусловно, в наличии мешок фотомоделей, реклама, безголосые певцы и актёры-куклы. Модные рестораны, дорогие бутики, неприятные миллионеры, пластиковые девушки… и опять повсюду, как и в Сталинграде, Безруков, Куценко, ещё немного Гармаша плюс дикое количество бывших кавээнщиков.

– Давай поймаем такси, – нахожу я выход. – Возможно, они знают адрес.

Мы направляемся на стоянку машин с шашечками и, конечно же, табличкой с рекламой автопарка. Таксисты, как на подбор, красивые молодые парни славянского типа.

Да, такое сейчас увидишь только в кино.

– Куда ехать? – спрашивает один из них – нос картошкой, на голове рыжие кудри.

– Шеф, – говорю я, – ты в курсе, где тут «Справочное бюро»?

– Э… – возводит он глаза к небу. – Кажется, недалеко от Белорусского вокзала.

– Поехали, – решительно машу рукой. – Найдёшь – не обижу.