Девушка задумалась.

— Смятение. Я была в смятении. Страх, неизвестность, чувство, что отныне все изменится навсегда. Ребенок — это ведь большая ответственность, а я была не уверена в своих силах, смущена, сбита с толку.

— А потом?

— Потом? — она вздохнула. — Потом ко мне вернулся Дэвид и дал мне все, чего мне так не хватало. Чувство защищенности, уверенность в завтрашнем дне, ощущение правильности происходящего.

«Билли мне этого точно не даст», — подумала Миа. Стало быть, ее ждет участь матери одиночки — не такая уж редкость в современном мире, но доля обидного в этом была. Будет не с кем разделить все радости и трудности беременности, не с кем любоваться первой улыбкой, первым зубиком, первыми шагами малыша. Лишь ей одной придется вставать по ночам, делать покупки, выбирать няню, доктора, школу… Нет, так далеко заходить не стоило. Возможно, когда ее первый ребенок пойдет в школу, у нее будет муж и еще парочка ребятишек. Жизнь так не предсказуема.

Она обняла подругу, пожелав удачи на прощание, от души надеясь, что Дэвиду удастся вернуть мир в семью, и вышла из комнаты.

Вид Франсуа, быстрыми шагами направляющегося в ее сторону, слегка сбил ее с толку. Миа еще никогда не видела его таким взволнованным, решительным и растерянным одновременно. Сейчас ее Франсуа — всегда спокойный, уверенный в себе, никогда не теряющий оптимизма — представлял собой сплошной комок нервов. Она знала, что произойдет в ближайшую минуту. Он скажет, что не может остаться, что уезжает, что она может навещать его в Париже в любое время. Это будут правильные, красивые слова… Но с этого момента их былой дружбе придет конец, потому что пропасть, лежащая между ними, отныне станет непреодолима. Франсуа свободный творческий человек, а она уже скована совсем другими обязательствами и материнским долгом. Богемная жизнь больше не для нее, но он имел право освободиться от балласта.

Миа собрала всю волю в кулак, чтобы встретиться с реальностью лицом к лицу, и ничем не выдать ту боль, что испытывала. Но жизнь, действительно, оказалась непредсказуема…

***

Она видела его в разных состояниях — пьяного, трезвого, больного, влюбленного до беспамятства, разбитого, счастливого и несчастного. Но всегда была рядом. Он знал, что она единственная, кто будет с ним и за него до конца дней, примет любым, поймет, утешит, разделит любую участь, не попросив ничего взамен. Так было уже несколько лет, и так будет всегда. Ближе и роднее ее нет никого. Франсуа понимал, что может сделать ее счастливой, знал, что должен сделать это.

Их жизнь переплелась с самой первой минуты знакомства. Он помнил ее ломаный французский, помнил легкость, с которой она умела смеяться над собой, помнил все ее взлеты и падения в Париже. Миа была стремительной во всем, яркой, словно вспышка огня, воздушной, как бабочка, порхающая в потоке ветра. Париж принял ее с распростертыми объятиями, потому что она была просто создана для него — романтичная, утонченная в своей простоте, впитывающая в себя все, как губка. Франсуа стал ее проводником, защищая от порока, скрывающегося в узких улочках, уберегая от фальши, царящей в богемном мире, развенчивая мифы и открывая секреты. Но ему никогда не было скучно или неуютно, потому что она была полна открытий. Но теперь в их жизни случился переломный момент, и от него зависит, что будет дальше.

Он ходил из угла в угол, размышляя над правильностью своего решения, придумывая все новые и новые аргументы, стараясь не обращать внимания на один единственный жирный минус — он гей. В Париже его ждал новый друг, Николас, но теперь все казалось таким далеким и нереальным. В ту ночь звонок Мии застал его в постели с Николасом, и когда она сказала, что беременна, он уже подсознательно принял решение. Франсуа до утра пролежал без сна, рассеянно перебирая мягкие кудри любовника, но мысли его были далеко — с зеленоглазой девушкой, умеющей смеяться, как никто другой. Словно звенящие хрустальные колокольчики.

Счастливый смех — это было первое, что он услышал, сделав ей предложение. Она повисла на его шее и начала быстро говорить:

— Ничего не говори, я понимаю, для чего ты делаешь это. Ты знаешь, как я люблю тебя, знаешь, что ты для меня важнее всех. Я не буду лезть в твою личную жизнь, не буду надеяться, что ты изменишься. Но обещаю, я буду тебе чудесной женой! О, милый, это будет восхитительно! Мы будем жить вместе, будем семьей!

— Так это значит да? — сумел вставить он.

— Конечно да! Тысячу раз да! Я стану мадам Андре! Твои родители будут в восторге! И Кристина тоже! Не знаю, как Дэвид, но мне все равно! Мы ведь прекрасная пара, а мой ребенок… — она осеклась. — Что скажут твои родители, когда узнают?

— Они будут рады внуку.

— Нет… Это ведь не их внук. Так нельзя, — ее глаза наполнились слезами, — это обман. Я не могу.

— Послушай. — Франсуа обхватил ее лицо ладонями. — Им не нужно знать, чей это ребенок. Даже если они узнают, это не их дело. Я хочу стать твоим мужем и отцом твоему малышу. — «Боже, пусть это будет правдой».

— Ты уверен?

— Да. — На самом деле он все еще не чувствовал твердой уверенности. — Я уверен.

Она обвила его шею руками и начала покрывать поцелуями нос, губы, подбородок.

— Люблю, люблю, люблю тебя! Ты не пожалеешь, милый, клянусь! Я буду самой лучшей женой гея в мире! Самой ненавязчивой и заботливой!

— Так заботливой или ненавязчивой?

— Глупый! Я буду совмещать и то, и другое! Лучшие жены только так и делают.

— Я еще не знаю ни одной.

— Скоро узнаешь!

Он рассмеялся. Как же мало нужно, чтобы вернуть ее в прежнее состояние. С другой стороны, это не так уж мало. Жениться на женщине, когда во Франции уже разрешены однополые браки… Его родители точно будут в восторге. Спустя пять минут он освободился от ее объятий и пошел собирать вещи.