И снова флагман выбросил приближающемуся "Ворчестеру" сигнал, требуя капитана с докладом на борт. И снова Джек Обри чинно сидел на стуле с высокой спинкой напротив стола адмирала.

Но в этот раз он не сидел на самом краю: его совесть была чиста как средиземноморское небо - Джек привез почту из Маона, а также припасы, и в адмиральском салоне не чувствовалось никакого намека на холодность.

– Итак, узнав, что большая часть рангоута еще не прибыла, сэр, - продолжал он, - меня не сильно стеснило исполнение просьбы доктора Мэтьюрина незамедлительно проследовать к французскому побережью.

К счастью ветер оказался подходящим, и я смог высадить его на берег в назначенное место и время и забрать на следующее утро вместе с раненым джентльменом, мистером Грэхэмом, которого мы отвезли в Порт-Маон.

– Хм? Ну, я от всей души рад, что вы вернули Мэтьюрина так скоро: я очень за него беспокоился. Он на борту? Очень хорошо, очень хорошо: я сам с ним повидаюсь. Но сначала скажите мне, что нам послали из рангоута. Я бы отдал свои зубы за приличный запас.

Джек дал адмиралу точный, подробный отчет о рангоуте, а адмирал поделился с Джеком своими взглядами по вопросу кораблей с избыточным рангоутом, особенно, кораблей без завала борта на Средиземноморье или где угодно, если уж на то пошло. Пока они об этом говорили, доктор Мэтьюрин и мистер Аллен сидели в каюте секретаря, пили марсалу и ели палермское печенье.

Стивен, однако, не докладывал мистеру Аллену - вовсе нет, а, скорее, комментировал неудачные результаты разобщенности ведомств на примере своей недавней экспедиции.

– Лучшего примера и пожелать трудно, - сказал он, - потому что тут у нас темное болото со сложными, запутанными тропинками - подходящая местность для такого рода войны - и на этих трудных и неясных тропках есть две группы людей, столкнувшихся друг с другом темной ночью, обе направляются на одно и то же рандеву, обе движимы почти одними и теми же мотивами, но не знают о существовании другой - врезаются друг в друга - взаимный ужас, глупый страх, бегство - и полное расстройство, по крайней мере, одного тщательно разработанного плана, не говоря уже о подозрениях в беспечности, если и не о прямой измене, что делает возобновление контактов практически невозможным.

– Грэхэм, должно быть, большой дурак, - заметил Аллен, - опасный дурак, потому как дурак с инициативой.

– Полагаю, я выразился неточно, - сказал Стивен, - я говорю не об отдельной личности, только в отношении системы, что все еще позволяла одному правительственному департаменту создать самостоятельную разведслужбу, работая независимо от других, а иногда, в своем невежестве, даже прямо против них.

Нет, нет, у профессора Грэхэма есть свои достоинства. Это тот самый джентльмен, что несет ответственность за капитуляцию Коломбо, в свое время наделавшей столько шума.

Аллен был новичком в разведке в узком смысле этого слова и выглядел на удивление малознающим для такого умного человека: его губы беззвучно дважды произнесли "Коломбо", и Стивен произнес:- Позвольте мне освежить вашу память. Когда Бонапарт захватил Голландию, мы захватили или попытались захватить, голландские владения за рубежом, в том числе, конечно, те, что на Цейлоне.

Укрепления Коломбо, ключ ко всей позиции, угрожали доставить непреодолимые трудности, особенно, поскольку гарнизоном стояли швейцарцы, а, как в мире хорошо известно, швейцарцев, если им должным образом платят, тяжело как выбить с позиции, так и подкупить, уговорить или запугать. Кроме того, гарнизоном командовал швейцарский офицер Эркюль де Меро - выдающийся военный гений.

Но он также оказался знакомым мистера Грэхэма, близким знакомым, как я понимаю, даже другом.

Грэхэм приплывает в Коломбо, замаскировавшись под турка, при помощи тайного сообщения входит в контакт с Меро (элегантный ход - в голландском сыре) - говорит с ним - убеждает его - швейцарцы уходят, англичане заходят, а Бонапарт лишается ресурсов Цейлона. Чем урезонивал Грэхэм - не знаю, но внутренне убежден, что это не деньги.

– Должно быть, красноречивый джентльмен. - Несомненно. Но хочу также указать, что этот джентльмен равно красноречив на турецком – серьезно его изучал, вот почему я прихватил его, чтобы можно было представить его адмиралу.

– Надежному человеку, владеющему турецким, будут несказанно рады - просто манна небесная. В настоящее время нам приходится иметь дело с жалким древним одноглазым греческим евнухом и хрестоматией Дюпена. Но согласится ли мистер Грэхэм на службу?

– У мистера Грэхэма нет выбора. Он вполне осознает, что согласно естественной справедливости, он теперь моя собственность, мой законный приз, и когда я попросил его остаться на борту, а не покидать корабль в Маоне, Грэхэм подчинился безропотно.