— Что это, как по-твоему? — не без трепета спросил Юрий.

— Не знаю… Но, наверно, это оружие.

— Лучи смерти?

— На лучи не похожи. Скорее это… плазма.

— Чего-чего?

— Н-ну… такое состояние вещества. В плазме температура может быть в миллионы градусов. Вот, например, водородная бомба — тоже плазма. Вернее, при ее взрыве получается плазма.

— Ну, а здесь она зачем?

— А ты попробуй подойди к машине, которая окружена плазмой… Наверно, это и есть защита от злых и, значит, глупых существ.

— Слушай, а нет ли здесь другого оружия? — спросил Юрий и стал обследовать найденные Шариком пульты.

Но никакого оружия они не обнаружили. Наверно, это был очень мирный везделет очень мирных космонавтов.

И это почему-то огорчило ребят. Все-таки приятно иметь какое-нибудь невероятное оружие, с помощью которого можно было бы драться с любым, самым невероятным врагом в самых невероятных условиях. Это придавало бы уверенность, и не пришлось бы не то что трусить, а все-таки быть излишне осторожным.

Выполнив задание, Шарик свернулся крендельком и уснул, тихонько посапывая, на заднем сиденье, совершенно не интересуясь тем, что делается вокруг и куда несет его необыкновенная судьба. Вероятно, он просто верил в своего хозяина и в его друга, а может быть, верил и в свои силы — как-никак, а он был самой умной, самой образованной и поэтому самой уважаемой собакой в подлунном мире.

Первым не выдержал Вася. Он смотрел на засыпающего Шарика и чувствовал, как у него слипаются веки, глаза теряют зоркость и в них пляшут какие-то странные радужные шарики. Вася еще пытался убедить себя, что он не имеет права спать, когда Юрий бодрствует, но сделать этого не успел — он уснул. Уснул быстро, как говорится, на ходу. Впрочем, в данном случае вернее было сказать — на лету. Уснул крепко и безмятежно.

В это время окружающий мрак стал розоветь, потом желтеть, и наконец откуда-то снизу, из-под туч, выплыла полная луна. Она казалась такой близкой, добродушной и важной, так ясно вырисовывались на ней все ее "горы" и "моря", что смотреть на луну казалось сущим наслаждением. Внизу лениво вздыхал океан.

Юрий долго сидел, радуясь покою и тишине:

он очень устал за этот суматошный день. Но именно тишина тревожила его.

До сих пор в машину прорывался свист встречного ветра, она иногда вздрагивала. Все это заставляло ощущать и понимать полет. А теперь царила тишина. Пропала и полоска вечерней зари, за которой они следовали столько времени.

Все это значило, что машина сбросила скорость. Она давала возможность Земле не только догнать себя, но и перегнать. Это тоже показалось и странным, и тревожным.

Юрий несколько раз потряс Васю, но тот только помычал во сне и так и не проснулся. И вот тут-то вдалеке показалась темная масса, возле которой обрывались поблескивающие воды океана.

Машина взмыла над спустившимися к самой воде деревьями и помчалась над их верхушками.

Юрий вцепился в руль, откинулся на сиденье и, сжав губы, смотрел прямо перед собой. А там творилось нечто невообразимое.

Прямо перед машиной возникали какие-то смутные, неясные тени, очертания не то деревьев, не то гор, а может быть, и мертвых неведомых городов, но все это почти немедленно ныряло под днище и пропадало… Пропадало бесследно и бездумно. Постепенно привыкнув к безмолвному исчезновению того, что вырывалось из темноты, к чередованию теней, и поняв, что везделет прекрасно ориентируется в этой путанице, Юрий расслабился и обмяк, силы быстро покидали его, глаза слипались все крепче и крепче.

Юрий проснулся потому, что его трясли с двух сторон. За плечо его тряс Вася, а за штанину теребил Шарик да еще и рычал при этом. Может быть, от этого двойного трясения, а может быть, и оттого, что спал он очень крепко, Юрий проснулся как-то сразу и так же сразу понял, что машина стоит на месте и вокруг ясный, даже, пожалуй, слишком ясный день — в машине было жарко и Вася то и дело вытирал пот.

Везделет стоял на поляне, неподалеку от берега не слишком широкой, но, видно, очень глубокой и полноводной реки — вода в ней была темного, какого-то кофейного цвета, она, казалось даже, выгибалась на стрежне и то и дело вспучивалась оспинами водоворотов и воронок.

Поляну окружали деревья…

Впрочем, даже не деревья, а какая-то невероятная смесь кустарников, ветвей, стволов, цветов, каких-то уродливых, похожих на змей воздушных корней, лиан, мхов и папоротников. Вокруг не было ни малейшего просвета — так густо и буйно обступила поляну растительность. И все-таки из каких-то непонятных отверстий в этой стене выпархивали разноцветные птицы — то крохотные, как бабочки, то огромные, невероятно яркие, с длинными разноцветными хвостами, а некоторые были гладко-черные, с голыми, морщинистыми шеями и огромными белыми клювами. Все это, сверкая на солнце, пролетало, кружилось, дралось и снова пропадало в незаметных отверстиях в растительной стене.