– Гм… – Лекса наморщила лоб. – На вид лет восемнадцать.

– Той. На хуторе. Было. Четырнадцать. Голубые глаза. Белые волосы. Красивая.

– Дайне – восемнадцать… ну, может, шестнадцать, никак не меньше. Точно не четырнадцать, – возразила Алексия. – Она такая уже… опытная девушка. Даже чересчур.

– Из какого. Она. Форта? – Спайдер зачем-то поморгал фарами. Верно, проверял рабочие режимы.

Лекса снова задумалась.

– С одного из Южных.

– С какого. Именно? – педантично уточнил робот. – Меншиков. Кроншлот. Милютин?

– Не с Меншикова. И не из Кроншлота – точно, – девушка отмахнулась и посмотрела в небо. – Откуда-то из дальних.

– Милютин. Рисбанк. Дзичканец, – меланхолично дребезжали динамики. – Легко. Проверить. Займись.

– Проверю, проверю, – хмыкнула в кулак Алексия. Походила вокруг Спайдера, разминая ноги, и, вдруг вспомнив, поведала о том, что видела на складе его манипуляторы и ноги:

– Большие такие. Черные.

– Когда же. Вы их. Привинтите?

– Кир сделал запрос в Совет. Будет голосование, и… Думаю, все решится к концу недели.

– Хорошо. Буду. Ждать.

Простившись со своим железным приятелем, девушка быстро зашагала обратно. Совсем скоро начнет темнеть, да и на небе уже сгущались тучи. Не очень-то приятно попасть под холодный дождь пополам со снегом. Не хватало еще заболеть! Лекарства в Крепости имелись, но в очень ограниченном количестве: слишком дорого стоили, а синее Поле дублировало отнюдь не все. Аспирин, например, просто жрало, как то же золото, а вот антибиотики с отвращеньем выплевывало.

Правда, если заболеть – Кир будет ухаживать. Поить микстурами, сидеть рядом, гладить по голове, что-то рассказывать. Будет ведь, никуда не денется. И про эту дуру Дайну не вспомнит! Хм… шпионка, блин. Нет, у роботов тоже бывает сдвиг по фазе. У Спайдера вот – на почве лазутчиков. Хотя… это ведь вовсе не сдвиг, а программа. «Антиспай» называется.

Что такое компьютерная программа и как она управляет боевыми машинами, Алексия узнала из книг. Рабочих компьютеров в Крепости не осталось – все пожгли излучениями еще во время Последней войны. А если б нашлись, наверное, было бы интересно. Если б их продавали те же торговцы на дамбе. Если бы…

Подходя к Цитадельской дороге, девушка вдруг услышала какие-то крики. Громкие. Злые. И еще один – крик обиды и нестерпимой боли.

Резко прибавив шагу, Лекса оббежала развалины и замерла, не веря своим глазам. Она, конечно, предполагала увидеть драку. Но чтоб такое!

К толстому стволу рябины лицом к коре был привязан голый по пояс рыжий мальчишка, – наверное, тот самый вратарь. Несчастный извивался и кричал. А остальные футболисты с громкими криками лупили его палками по спине. Смачно так лупили, на полном серьезе, с ненавистью! На бледной коже парнишки наливались кровью следы от ударов. Бедолага дергался, плакал:

– За что! За что? Пожалуйста, не надо! Пожалуйста!

– Не надо? Получай!!! – один из ребят подобрал палку побольше, размахнулся. – Смотрите, как надо! Сейчас он у меня еще не так закричит.

Подскочившая Лекса перехватила запястье парнишки, вывернула. Палка полетела в грязь.

– А ну, цыц! Это что вы тут удумали, а?

– Пусти-и-и! – закричал юный палач – этакий белокурый ангелочек – и грязно выругался. – Кому сказал – пусти? Эй… – полными ненависти глазами он глянул на своих подельников. – А вы что встали? Бейте ее! Бейте!

Трое оставшихся бросились на девчонку с палками, так что Алексии пришлось отпустить четвертого, – правда, предварительно ударив его в солнечное сплетение пучком пальцев. Все как они с Киром учили. Рукопашный бой. Вот и пригодился. Только странно, что так, против своих же!

Но как иначе можно было остановить этих внезапно сошедших с ума детей? Не таких уж и маленьких, лет по тринадцати, уже кое-что могущих. Уговорами – типа, миленькие детишки, угомонитесь? Поймут? Вряд ли. Скорей, еще больше раззадорятся, ведь бить слабых – это так здорово! Особенно когда точно знаешь, что те не смогут дать достойный ответ, и потому кажешься себе непобедимым и сильным. И правым! Правым в своем стремлении забить врага до смерти. Раз он против – он враг!

И что с того, что только что играли вместе в футбол? Что-то произошло, – и он стал чужим. Как стала чужой внезапно ввязавшаяся в чужие разборки Лекса. Дети, подростки – жестоки, у них нет жизненного опыта и жалости. Жалость в подростковой толпе – в стае! – воспринимается, как постыдная слабость. А жестокость выглядит делом чести, доблести и геройства.

Сбросив мешавший бушлат, Алексия быстро оценила ситуацию. Один – похоже, главарь – лежит у нее под ногами. Зато трое бегут на нее с палками… и тут уже некогда думать. Бегут все вместе, плечом к плечу, инстинктивно чувствуя поддержку друг друга. Бегут по прямой, называемой в мудрых книгах линией атаки. Лекса хорошо знала, как себя вести и что делать. Умирать она вовсе не собиралась. Становиться на пути трех озверевших от чужой боли подростков – больно надо!