— Мне случалось пугаться, да так, что волосы на голове дыбом поднимались и сбрасывали шляпу наземь. Если же я ее успевал подхватить, то моей трусости никто не замечал. Все полагали, что я учен французским манерам и сдергиваю ее с головы для вежливости.

— Гм! — произнес гетман.

— Что же касается сравнения с дьяволом, то оно тоже неверно, Мне далеко до него, слишком робок.

— Гм! — во второй раз промычал гетман.

— И о невесте. Разве удивительно, что она приехала повидать меня? Кто знает, не сложу ли я голову в очередной баталии!

— Я хочу ее видеть! — сказал гетман.

— Зачем?

— Должен понять.

— Что?

— Должен понять, что вокруг происходит… Кто ты таков? Почему к тебе в лютую зиму мчит твоя невеста? Езжай за нею! Сейчас же. Привези сюда, а потом она уедет, куда захочет. Я все сделаю. Скажи, что шлю вас по делам важным. Не могу я больше сидеть здесь, слова человеческого по целым дням не слыша. Надоело мне все, а пуще других — Орлик… Езжай быстрее… Нет, постой! Когда с нею возвратишься?.. К утру. Ну, хорошо. Сейчас скажу, чтобы тебя пропустили. Да оденься потеплее.

Уснул гетман поздно. От нечего делать все же побеседовал с Орликом. Говорил о том, что, забравшись в Ромны, шведы могут оказаться в ловушке. Если Скоропадский со своими казаками отрежет пути отступления в Польшу, то генерального сражения на условиях, выгодных царю Петру, не миновать.

— Подожди. Подойдут запорожцы с Костей Гордиенко — станет повеселее, — утешал гетмана Орлик.

— Кому повеселее?

— Нам.

— Что повеселее — это уж точно. Народ они веселый, — согласился Мазепа. — А будет ли от Кости с его ребятами толк, не знаю. Лука спит? Буди его. Пусть настойку свою несет. Грустно на душе.

Луке гетман сказал, что теперь его мучит не только бессонница, но другая, ранее неведомая ему болезнь. Он как бы все время видит сам себя со стороны — и когда с королем беседует, и когда один сидит в комнате. Когда же ненадолго засыпает, то тоже видит сны про самого себя — то будто его на казнь в Глухове ведут, то Мария Кочубеева является ему здоровой, веселой, с веткой цветущей вишни в левой руке. А когда целует она гетмана, то на губах он чувствует терпковатый вкус уже спелой вишни…

— Не от нас все это! — покачал головой Лука. — Сны от бога. Одначе зелье дам вам сегодня крепкое, чтоб сон настоящий сморил.

Вправду, ночью Мазепа спал, как когдато в молодости, спокойно и глубоко. Проснулся свежим, отдохнувшим, без болей в коленях и кистях рук.

— Орлик! — громко крикнул он. — орлик! Они приехали?

— Кто? — вбежал из соседней комнаты генеральный писарь. — О ком ты?

— Василий и Мария.

— Василия что-то не видно. А кто такая Мария?

Мазепа махнул рукой:

— Я так и знал…

Прощание

Они ехали по узкой дороге, скользкой, укатанной и такой твердой, будто она была покрыта не снегом, а белым камнем.

Низко над деревьями висела большая кровавая луна. Казалось странным, что свет ее все же был желтым, а не красным.

Время от времени лошади сбивались с шага, наступая на замерзших, уже покрытых ледяной коркой птиц. Такой холодной зимы не помнили даже столетние старцы. Недавний ураган смел с деревьев снег. И теперь черные голые ветви их казались воздетыми в мольбе к небу гигантскими руками. Земля просила о пощаде.

— Может быть, надо ехать лесом? Не ровен час, наткнемся на шведов.

— Вряд ли. В такой холод никто и носа на улицу не кажет. За сто верст вокруг ни души.

Дальше ехали молча. Василий все еще грезил.

Вечер они провели в натопленной до духоты хате, где остановилась панна Мария. Хозяйка (ее муж еще месяц назад ушел в Стародуб, к Скоропадскому) достала из подвала соленое мясо, хлеб и яйца — все, что удалось сберечь после недавнего шведского грабежа. Принесла и два полушубка. Кони стояли в сарае у соседа. Он пообещал нарезать мешковины, чтобы сделать потеплее попоны. Пока лошадь на ходу, она не замерзает, но лишь станет — покрывается ледяной корой.

Хозяйка вскоре ушла и погасила огонь, хотя эта предосторожность была излишней. Все равно в лунную ночь хорошо виден дым топящейся печи, выдающий жилье.

Мария и Василий сидели в полутьме. Лишь блики огня из топки печи тускло и неровно освещали убогую комнату со столом, двумя табуретами и деревянным лежаком.

— Мазепа не хватится тебя?

— До утра — нет. А к рассвету мы будем уже далеко.

— Он мог послать кого-то следить за тобой.

— Мне кажется, что он о многом догадывается, но решил не вмешиваться… Хватит о Мазепе. Спой мне что-нибудь.