Люда приехала в Ленинград из Свердловска. Поступила в институт, вышла замуж за доцента, принимавшего у неё экзамен, родила от него дочку и работала манекенщицей в Доме моделей по причине стройной фигуры и малой занятости. В 1971 году это была совсем непрестижная профессия, не модель в современном понимании. Скорее живой, ходячий манекен. На них кроили и шили одежду для совслужащих. Через неделю тайных любовных свиданий в комнатке коммуналки Славки Шаповалова на Владимирском, Люда переехала к Вове. Элю с сыном Вова отвёз обратно к её маме. Вернул с приплодом. Я его осуждал. А Миша Губкин, коммунист хренов, был очень рад такому высоконравственному поступку товарища. А его жена Наташа с Людой стали лучшими подружками.

Жили они весело. Кровь портила Вовкина мать, невзлюбившая Люду пуще ведьмы. Люда жила под гнётом, но зачем-то это терпела. В нашей компании была ещё одна счастливая пара голубков партийного разлива — Миша и Наташа. Миша работал в парткоме проектного института и дослужился до должности секретаря отдела строительства Горкома КПСС. Миша получил служебную жилплощадь, огромную квартиру от Горкома на Мойке, рядом с домом Александра Сергеевича Пушкина. Коммунисты ценили свои кадры и были уверены, что за свои дела достойны высшей похвалы. И материальной тоже. Они дружили с Вовой и Элей, потом с Вовой и Людой, а потом с Людой и Томазом. Пазлы их отбора остались для меня загадкой.

После коварной измены Вовка не мог найти себе места. Он воспринимал произошедшее, как страшный сон. Каждый вечер он ездил на квартиру, которую сам и снял для Томаза и упрашивал Люду вернуться к нему. Люда отпаивала Вовку валерианой, а Томазик предлагал новые выгодные сделки, способные затмить Вовке утрату любимой. Миша с Наташей тоже пытались его утешить и советовали искать новое счастье. У меня утешения Вова не искал. Знал всё наперёд. Позвонил вечером, спросил какую-то чепуху и сказал, что опять поехал к Люде с цветами. Ещё бы мимозу достал по блату. Утром мать позвонила мне в слезах и сказала, что Володи больше нет. Возвращаясь от Люды ночью 12 августа 1982 года домой, он выехал с Садовой на Невский, поворачивая направо к дому. Таксёр, летящий как пуля по пустому Невскому к разводящемуся Дворцовому мосту, попал ему прямо в висок.

Я надолго порвал свои связи с Мишей. Они дружил с Томазом, Бадриком, Отариком, кушали шашлыки, запивали Мукузани и Саперави. А может быть и Цинандали. Меня там не было. Стасик, как-то сообщив мне, что голландский шкаф, найденный нами в складчину, он продал Томазику, надолго испортил мне настроение. Слишком я принципиальный.

Горбачёвская перестройка принесла много сюрпризов и восторгов. Кооператоры радовали народ своей находчивостью и гостеприимством. Увидев вывеску «Шашлыки» на угловом флигеле Адмиралтейства, я заглянул туда из любопытства. Чутьё меня не подвело. Шашлыками угощали люди Томазика и Бадрика, а пробить дверь в стене Адмиралтейства им помог принципиальный коммунист Миша. Шашлык, фаршированный взятками. Развалить старый «Англетер» для него стало детской забавой, как и заткнуть рот нарождающимся демократам. Зато появились новые деловые финские друзья, получившие выгодный подряд. Из Бонча, в котором абреки получали так им ненужное, высшее образование, грузины сделали Талион-клуб. Коммунисты не удержали свою власть и Мишу на время задвинули. Но Томазик, принятый у Собчака, его не оставил. Люди с такими широкими связями ему были нужны. Миша знал все здания города, как свои пять пальцев.

После долгой разлуки в декабре 1993 года мне позвонил Миша и попросился ко мне на Новогодний ужин. Я обрадовался и пригласил его с радостью. Оказалось, что шашлыки заняли прочное место в меню Смольнинской столовой. Всё самое ценное в Питере было ими приватизировано за копейки. Гостиный двор, холодильные комбинаты, порт… Пришли они вместе с Томазиком и его новой женой Людой. Наперекор родительскому протесту Томазик всё-таки женился на великовозрастной русской женщине и был счастлив. Выпив по рюмке водки за старый уходящий год, я впал в коматозное состояние и уснул мёртвым сном. Как мне подлили яду я так и не понял. Очнувшись в шесть утра я застал своих гостей, пирующих за моим столом. Через месяц, пятого февраля 1994 года моя счастливая жизнь закончилась. Моя дочь попала в аварию со своим шашлычных дел мастером и чудом выжила. Я ушёл из дома.

Встретив случайно на Невском Мишу, который стал хозяином галереи бутиков в здании бывшего кафе «NORD» и лоснился капиталистическим шиком, я отказался от предложения зайти в Талион и съесть по шашлычку, но с интересом послушал его восторженный рассказ о предпринимательских успехах наших сограждан по СССР Мишико, Кусо, Алика и Отарика, о том, как они праздновали с Томазиком и Бадриком день рождения моей бывшей жены в моём бывшем доме и как горели радостным блеском её голубые глаза. Такой радостной он её ещё никогда не видел. Гамард жвеба!

Post Scriptum.

Михаил Мирилашвили (Хозяин «Гостиный Двор», казино и Петромир), Кусо Мирилашвили (хозяин «Евросервис, Гостиный двор, Фрунзенский), Бадри Какабадзе (хозяин холодильников «Петрохолод"), Александр Ебралидзе (партнёр Аркадия Ротенберга по ТАЛЕОН и всего мира), Отари Хурцилава (ректор Мечниковского медицинского университета) — уважаемые люди, мультимиллионеры, граждане Израиля, Грузии, Российской Федерации, почётные члены списков ФОРБС.

Отарик Квантришвили (2003), Бадри Патаркацишвили (2010), Томазик Кикачеишвили (1998) пали смертью храбрых богатых.

Мясник

Нечистая сила прельстила меня и я в свои двадцать лет породнился с семьёй полковника ОГПУ Петра Гусева. Причём в руке их дочери мне было отказано по причине моей финансовой несостоятельности. Но как поддёргивают мормышку, подманивая рыбу, я только сильней потянулся к этой руке. И тут мне её отдали. С условиями, конечно. С выгодой, как и положено. Много народу российского он, сволочь, загубил. Хотя бы тем, что примкнул к этой шайке чекистов с польским паханом Феликсом во главе. Жену он себе выбрал смазливую, с длинной косой и большими сиськами. Не по рылу каравай. Но права, чтобы их качать, у него были. И мать, училка с Рыбинска, Наталия, дочку свою замуж за полковника выпихнула. Да не полковником он тогда и был. Но всё равно, какие-то звёзды на погонах поблёскивали. Дело было после войны. Сталинские соколы ещё в силе были. Народ дрожал при одном их строгом, злобном взгляде.