Мама с папой в октябре 1965 года получили от государства трехкомнатную квартиру на проспекте Науки, дом 26. Туда ходил один трамвай и один автобус, которых нужно было ждать полчаса и час на них ехать. Мамину радость по поводу новой отдельной квартиры с ванной и туалетом я разделить не мог, так как добирался домой поздно вечером, а в семь часов утра уезжал на работу с огромной спортивной сумкой, полной амуниции и учебников. Весь день я проводил в казенных учреждениях и хорошо понял, почему народ нарек новостройки спальными районами.

Домашнюю еду я видел в усеченном виде и основной запас энергии поглощал в столовой-ресторане Дома ученых. Всю теплоту домашнего очага мне давала мама моего друга Вовы Рябинина — Вера Ивановна, угощая нас чаем в зимнем саду особняка Великого князя Владимира, переданного по предложению А.М. Горького в дар советским ученым. Они относились к нему бережно, и в нем можно было насладиться изысканным уютом. Опасно было к этому привыкнуть и принять как должное. Окружающая действительность и нравы сограждан были совсем другими. И отрезвляли меня как холодный дождь.

Изнурительные тренировки довели мой вес до предельного минимума — 93 килограмма, но накопили выносливость, мощность и филигранную технику исполнения приемов.

Едва отпраздновав с лимонадом новый 1966 год, мы с Володей Ивановым отправились 21 января на сборы к первенству Европы в Москву. Мы приехали в ЦСКА на Песочной улице и узнали, что сбор начнется с отборочных схваток между претендентами. По два лучших в весе останутся тренироваться к первенству Европы до 7 марта.

Вова проиграл Витьке Бутырскому и выбыл из борьбы. Я красиво победил Леху Шутенко, Сережу Новикова, Вову Третьякова и Роина Одешелидзе, которого привезли из Грузии вместо великовозрастного Зазунашвили. Вову Иванова я провожал с грустью. Оставаться одному в этой своре молодых волков было жутковато. Жили мы по четверо в комнате. Я поселился с Андреем Цюпоченко, Сашей Меркуловым и Витей Жердевым. Мы подружились еще на сборах в Подлипках и на чемпионате во Львове, подбадривали друг друга во время схваток. Борьба — спорт индивидуальный. Все зависит только от тебя самого, надеяться больше не на кого. И единственная ниточка помощи на ковер может протянуться от твоих товарищей и тренера, болеющих за тебя с трибун стадиона.

Мой тренер на сбор приехать не смог или не захотел. Наверное, были дела поважнее. Для меня же на время подготовки к первенству Европы на свете не существовало ничего более важного.

Утром мы выходили на пробежку по стадиону. С нами в пансионате жили хоккеисты ЦСКА. На пробежках мы дурачились с Валерой Харламовым и Сашей Рагулиным, несли друг друга на закукорках. Потом мы шли на лёгкую разминку в зал на татами, а они бежали в столовую и захватывали лучшие бифштексы. Кормили на сборах нас так, как я не мог себе даже представить. Свежайшее мясо, икра, заморские фрукты.

В одиннадцать часов на татами начиналась тренировка по отработке техники борьбы дзюдо. Владлен Михайлович приглашал мастеров из ЦСКА и «Динамо» входивших в сборную СССР — Борю Мищенко, Олега Степанова.

Они возились с нами, показывали секреты. Однажды появились японцы, показали нам захваты кимоно и особенно секреты начала бросков — выведение противника из равновесия. У них я узнал, что детей в Японии начинают учить с пяти лет на уроках физкультуры в школе и рассказал потом А.С. Массарскому. Он изумился и набрал экспериментальную группу малышей девяти лет, где я помогал ему и начал свою педагогическую стезю.

После утренней тренировки мы отдыхали, обедали, ездили в кино и в музеи. Вечерняя тренировка начиналась в пять часов пополудни и состояла из соревновательных поединков с разными партнерами без учета весовой категории. В борьбе дзюдо это было нормой.

Часто в спаррингах принимали участие мастера из взрослой сборной. Приезжали даже из других городов: А. Кикнадзе, П. Чик-виладзе, А. Киброцашвили из Тбилиси, В. Саунин из Киева, В. Усик из Молдовы. Владлен Андреев, старший тренер сборной СССР, основных претендентов в спаррингах друг с другом ставил не часто. Происходило это, как правило, в конце недели и вызывало в нас высокое нервное напряжение. Ведь решалась судьба места в сборной. В конце второй недели мы сошлись в поединке с Роином Одешелидзе.

Роин на первенстве СССР не боролся, так как в Грузии занял тогда второе место за Зазунашвили. И формального права на место в сборной не имел. Но грузинский тренер уговорил Владлена Андреева посмотреть Роина в государственных интересах. Роин превосходил меня в весе и силе, но был грузен, неповоротлив и медлителен. Я превосходил его техникой, быстротой и злостью за незаконное его появление на сборах.

Татами в пансионате ЦСКА был уложен вплотную к стенам и защитных матов на стенах не было, а в некоторых местах опасно торчали батареи отопления. В схватке с Роином я повел с первых минут, сделав ему заднюю подножку на вазари. По мере того как он выдыхался я проводил все больше эффектных приемов: бросок через спину с падением, подсечку под пятку одноименной ноги.

Краем глаза я видел довольное лицо Андреева. Он хвалил мою технику. Грузинский тренер выходил из себя, кричал на Роина. Роин, ощутив близкое поражение бросился в атаку. Он пер на меня, как танк, выталкивая с татами. Действия в такой ситуации были отработаны мною до автоматизма.

Я мгновенно уперся ногой в его жирный живот и, наращивая плотность захвата свободно болтающегося кимоно, сел на татами, перекатываясь на спину и, что было сил, запустил Роина броском через голову. Роин в последнее мгновение соскользнул с моей ноги и, неуклюже согнувшись, полетел с большой скоростью на край татами, угодив плечом и головой в батарею.