Шрифт:
— Что за шум? — хмуро поинтересовался Левенгаупт. — Почему остановились?
— Дожили, ваше сиятельство, — язвительно заметил ездивший разбираться Будденброк. — Финны собирались сжечь мост, где намечалась переправа армии у Абборфорса. Некий поселянин Гане с шестью сыновьями задержан кавалерийским пикетом от полковника Фреуденфельда. Теперь надобно охранять каждый мост или воевать с собственными подданными.
Левенгаупт отвернулся, сказать было нечего.
А ведь стоило в те дни хоть раз проявить упорство шведам, показать твердое намерение сопротивляться, кампания завершилась совсем бы не так. Как только русская армия переправилась через рукава Кюмени, преследуя неприятеля, в лагерь прибыл курьер из Петербурга.
Ласси вскрыл пакет, прочитал, нахмурился и велел собирать военный совет немедленно.
— Господа, — объявил он генералитету и полковым командирам, — Ея Императорским Величеством предписано нам окончить кампанию нынешнюю, не переходя Кюмень. Выстроить укрепления по берегам, самим встать лагерем у Фридрихсгама, пока не наступит время идти на квартиры зимние.
Кейт поднялся:
— Армия наша уже шагнула широко за Кюмень. Императрица наша, верно, никогда бы не дала такого приказания, если б могла представить, что неприятель так легко отдаст сей важный пост, как и другие.
Генерал Фермор поддержал шотландца.
— Так как реку уже перешли, то и должно воспользоваться преимуществом, приобретенным над неприятелем, прогнать его, если можно, до самого Гельсингфорса и, овладев этим городом, окончить кампанию.
Бригадир казачий Иван Краснощеков буркнул:
— Уж коли зачали гнать шведов, так чо останавливаться?
Остальные промолчали. Риск был! Вопреки указаний Императорских действовать, армией рисковать…, можно и головой собственной поплатиться. Но Ласси махнул рукой:
— Отпишу в Петербург. Дескать, опоздало приказание сие. По сложившимся условиям, что из сказок пленных следуют, выгоднее марш продолжить ныне. Пока ответ очередной придет, глядишь, и в Гельсингфорсе уж будем.
На том и порешили.
Глава 15
Конец позора
Не только солдаты финские уходили из армии, офицеры полков гвардейских следовали за ними. Из королевских лейб-драгун уехали командир подполковник Унгерн фон Штернберг, майоры Пфейер и Лагеркранц.
— Не хочу, господа, в позоре этом участвовать далее, — пояснил свой отъезд Унгерн. — К тому же, снова сейм собирают. Из Стокгольма пишут, мне необходимо быть. Если кому нужен отпуск — спрашивайте, подпишу.
Майоры Шауман и Мейергельм переглянулись, но не ответили. Вышли молча из палатки командирской. Постояли. Шауман первым заговорил:
— Слышал я, что опять казаки разорение страшное учинили. То их генерал казачий Краснощеков по дороге на Тавастгуст поиск ведет. Эх, повстречаться бы…, — рука сама легла на эфес сабли. Мейергельм заметил, как побледнел майор от ненависти.
— Мы живем в жалкие времена, Шауман, — вздохнул в ответ. — У нас плохие генералы. Глупцы, они всячески притесняют всех порядочных и храбрых людей, радеющих о защите страны. Производят мальчишек в офицеры, но при приближении противника всегда отступают. Теперь, верно, побежим до самого Гельсингфорса, откуда потом на судах в Швецию.
С тем и разошлись. По ротам своим отправились.
Финны уже в открытую ненавидели шведов. Отступающая армия если не могла сжечь хлеб, так вытаптывала все без жалости. Лошадей всех реквизировали, оставляя обывателя ни с чем. Ласси ж, наоборот, распространил обращение к финнам с призывом не чинить противление русским войскам, а переходить в подданство, обещая защиту и прекращение набегов. Даже любимцу своему Краснощекову наказал строго:
— Тебе, атаман, наижесточайшее подтверждается: отнюдь жителей, кои ружьем не противятся, не токмо не побивать и не грабить, но и жилища их не жечь и не разорять.
Нерешительность Левенгаупта объяснялась, отчасти, еще и тем, что флота шведские, что корабельный, что галерный, формально ему подчиненные, никак не хотели повиноваться, тем самым лишая сухопутную армию столь важного для нее прикрытия. Несмотря на страшные опустошения, вызванные повальными болезнями среди матросов в прошедшую зиму, шведский флот имел очевидный перевес над русскими в Балтийском море. Но адмиралы, эскадрами командовавшие, не только не действовали наступательно, но даже не пытались прикрывать свою армию или помогать ей в обеспечении хотя бы продовольствием.
И если полковые командиры плохо исполняли приказания Левенгаупта, то адмиралы на них обращали еще меньше внимания.
Корабельной эскадрой командовавший адмирал Кронгавен, получив указание главнокомандующего следовать от Гельсинфорса к устью Кюмени, усмехнулся:
— Что скажете, Фреден, по поводу сего? — обратился он к командиру фрегата «Гессен-Кассель», сидящего удрученно в адмиральской каюте.
— У меня, ваше превосходительство, уже умерло 212 человек. Экипаж до того обессилен, что с гротом не управится при оверштаге в сильный ветер.