— Что-то Миранэль не была в восторге после ночи с тобой, — вдруг очень грубо и ядовито сказал Лаэдель. — Тебе повторить выражения, которыми она характеризовала тебя и твои мужские достоинства?

— Сам удовлетворяй эту… страдающую бешенством…

Ализе не решилась произнести характеристику, данную Даххарстом леди Миранэль, но Ранхгарт и так понял, о чем тот говорил.

— Леди Миранэль… — задумчиво произнес Ранхгарт. — Что-то не слышал о такой.

— Я знаю ее, — тихо сказала Ализе, — она очень плохая и злая. Когда я была маленькой и жила в том доме в лесу, со мной постоянно находилась какая-нибудь из эльфиек. Они жили со мной не подолгу — недели, иногда месяцы, потом приходила следующая. В комнате для игр было небольшое окно, и я могла смотреть на лес, на деревья. Гулять меня выпускали только один раз в день. А вот в спальне окон не было. Мне было очень страшно одной лежать в полной темноте. Так вот, почти все эльфийки, жалея меня, оставляли маленький магический огонек. С ним было так спокойно и не очень страшно. Но однажды приехала леди Миранэль. Она очень грубо со мной разговаривала, кричала, а ночью не разрешила оставить этот огонек. И еще пригрозила, что если узнает, какая из эльфинь ее не послушает, то устроит ей кучу неприятностей. Я лежала в темноте и тихо плакала от страха. Она подошла ко мне и рассказала страшную сказку, даже не сказку, а очень страшную историю. Я не могла уснуть до утра, и слышала, как она, смеясь, кому-то, говорила, что будь ее воля, отродья этого сноба Эллентиэля гнили бы в подземелье.

— Отродья, сноб — такими эпитетами не награждают политических противников, скорее, речь идет о чем-то личном, — вслух начал рассуждать Ранхгарт. — Ты не знаешь, у твоего отца не было романа с этой Миранэль?

— Не знаю. Я ничего об отце не знаю. Какая-то завеса молчания, словно его никогда не было, — с горечью ответила Ализе.

— Может, мне старших о нем порасспрашивать? Хотя не хотелось бы, чтобы кто-то узнал, что меня это интересует. Ладно, потом подумаю, — беспечно добавил он, и вновь с интересом спросил: — И что было дальше?

— Дальше Советник засмеялся мерзким, злорадным смехом, а отсмеявшись, спросил: «Если Миранэль осталась неудовлетворенной, что ты собираешься делать тогда со своей молодой женушкой? Ты же знаешь наших эльфиечек, в этом возрасте они словно сходят с ума, эмоции через край, буйство чувств через край. Но кроме буйства чувств на них еще накатывает и буйство плоти».

— Что?! — заорал Ранхгарт. — Ты хоть понимаешь, что Лаэдель сказал Даххарсту?

— Что? — голос Ализе задрожал.

Ранхгарт с мукой во взгляде смотрел на девушку, не зная, как объяснить, что все происшедшее с ней в первую брачную ночь спровоцировано именно этими словами!

— Больше они ничего не говорили?

— Говорили, — в голосе Ализе зазвучало отвращение, но она твердо продолжила: — Лаэдель снова вернулся к этому отвратительному разговору и ехидно сказал: «Помнишь, когда эльфеечки вырывались из-под родительского контроля, что они творили? Представь, что над Ализе вообще никакого контроля не было. Как она проводила эти полгода? Тебя не смущает это обстоятельство?» А Даххарст спокойно и совершенно равнодушно ответил: «Ничуть, я даже этому в какой-то степени рад. Ей будет, с чем сравнить». Я точно услышала самодовольство в его голосе, мне стало так больно, так плохо. Неужели Даххарст обо мне такого мнения? — в голосе Ализе вновь зазвучали слезы. — Потом Даххарст сказал: «К тому же я терпеть не могу возиться с криворукими, неумелыми, неопытными девицами. Значит, первая брачная ночь не принесет мне разочарования!» Ранхгарт, как он мог так говорить обо мне? Если он меня ничуть не уважал, я даже не говорю «любил», зачем он на мне женился?

— Подожди, Ализе, не плач, — начал успокаивать девушку Ранхгарт. — Давай посмотрим на эту ситуацию с другой стороны.

— С какой еще?

— Допустим, просто представим на секунду, что Даххарст любит тебя и хочет быть с тобой.

— Он не любит и не любил меня!

— Подожди, давай сначала рассмотрим произошедшее, приняв это предположение. Он любит и хочет как можно быстрее забрать тебя к себе. И он узнает, что у кого-то на тебя совсем другие планы. Понимаешь, в этой ситуации, если он хоть на секунду покажет свои истинные чувства к тебе, считай, он пропал. Тебя будут использовать в качестве шантажа, чтобы оказывать на него давление.

— Каким же образом? — поразилась Ализе, не предполагавшая, что может быть и такая точка зрения.

— Да любым! Ему могут угрожать, что убьют тебя или выкрадут, например. Мало ли способов? Но Даххарст, столько лет живущий в нашей империи среди подобных интриг, понял это раньше всех. Он не показывает, что ты ему дорога, не показывает на словах, а ты смотри не по словам, а по поступкам.

— Я и смотрела, — тихо возразила Ализе.

— Подожди, подожди, — остановил ее Ранхгарт, вспоминая, подробности рассказа. — Тебя, в первую очередь, испугало то, что Даххарст разорвал твое платье вместо того, чтобы расстегивать пуговку за пуговкой? — Ализе кивнула головой. — Ну тут все совсем просто! — засмеялся темный. — Представь, ты — Даххарст, и в твоих жилах течет не ледяное месиво, как у ваших мужчин, а бурлит раскаленная лава. Ты месяц уже облизываешься на свою невесту, мечтая увидеть ее в своих объятиях, предвкушая все наслаждения, которые тебя будут ждать при этом. Тебе ясно намекнули, что новоиспеченная жена весьма искушена в любовных ласках, и обычные нежные, ласковые, трепетные поцелуи ее не устроят. Ты с большим трудом ожидаешь окончания свадебного пиршества, едва сдерживаешься, чтобы при малейшей возможности не впиться в жену поцелуем. И тут твоя жена под видом того, что устала, просит позволить ей уединиться в своих покоях. Не знаю, как Даххарст, но я бы точно решил, что ты пылаешь такой же страстью и ищешь предлог, чтобы быстрее оказаться в моих объятиях, поскольку и сам этого страстно хочу.