Антропоэйя (anthtropoeia; 'a qrwpo, anthropos, человек + poi'ew, poieo, делать, производить; ср. мифопоэйя, логопоэйя) – сотворение человека или человеческого, совокупность всех практик, направленных на создание генетически или технологически измененных человеческих существ. К темам антропоэйи в широком смысле относится и сотворение человека Богом, и Голем, и Франкенштейн, и сверхчеловек Ницше, и производство людей из инкубаторов у Хаксли, и новейшие опыты клонирования, и работа над искусственным интеллектом, и движение трансгуманизма… Антропоэйя – это поэтика человекотворчества.

Биопоэйя (biopoeia; греч. bios, жизнь + греч. poiein, создавать) – искусство создания новых живых организмов, биопоэтических метаморфоз, трансгенных мутаций, переносящих искусство словесных образов, метафор и метонимий в язык генов, так что разные организмы и их хромосомы входят в новый поэтический ансамбль и слово выступает как модель развития живой клетки.

Космопоэйя (cosmopoeia; греч. kosmos, космос + греч. poiein, создавать) – искусство, обладающее всеми теми сенсорными средствами воздействия, что и сама реальность, включая обонятельные и осязательные. Космопоэйя осваивает все новые технические средства воспроизведения реальности и воплощает фантазию художника в полной чувственной достоверности, которая делает ее практически неотличимой от объектов реального мира. Со временем мы научимся создавать произведения не только изобразительного, или музыкального, или парфюмерного, но универсального искусства, обращенные сразу ко всем органам чувств (включая осязание), – столь же многомерные, как и сама реальность. В этом случае перед нами встанет вопрос: а не является ли сам космос произведением космопоэйи? Если это так, то физика, биология и другие естественные науки заново сомкнутся с теологией и эстетикой, как было на ранних стадиях их развития. Физика – это не просто изучение структуры материального мира, но изучение законов фантазии, мастерства, композиции, образности, пластического языка – той божественной космопоэйи, которая создала этот мир как произведение универсального искусства.

Социопоэйя (sociopoeia; лат. socius, спутник, товарищ, последователь + греч. poiein, создавать) – поэтическая сторона общественной жизни, в которой мы не просто исполняем отведенные нам социальные роли, но воистину играем их, играем в них, внутренне дистанцируясь от своей функции / идентичности и воспринимая ее как метафору или метонимию, как перенос по сходству или смежности. Это карнавально-театральная, условно-игровая сторона социальности: мир – театр, и мы в нем актеры. «Гул затих. Я вышел на подмостки. / Прислонясь к дверному косяку…» В сетевых сообществах наши внесетевые роли оказываются условными, мы играем в других людей, формируем себя по образу не-себя или не-только-себя, и эта не-себейность оказывается мощным фактором формирования новых метафорических сообществ, новой социопоэтической среды. «Золотою лягушкой луна распласталась по тихой воде». Луна принимает образ лягушки – в этом суть поэтического переноса, тропа. Как авторы, мы творим себя как аватаров: аватарность и авторность – две ипостаси социопоэзиса. Социопоэйя – это общество странников в иное, переходящих из роли в роль, «как образ входит в образ и как предмет сечет предмет»: общество мультивидуумов, где каждый есть в каждом. Это не шизофренически расколотая, а богатая, многоролевая, «многосамостная» личность, которой тесно в рамках одного «я». Собственно, эта множимость «я», многосамие, всегда наблюдалась в актах художественного творчества, когда личность условно, на сцене или в романе, перевоплощалась в других. «Я противоречу себе? Прекрасно, значит, я противоречив. Я велик, меня – миллионы (multitudes)» (Уолт Уитмен). Личность вмещает в себя целый социум, а социум не подавляет, а поощряет ролевую игру личностей.

Технопоэйя (technopoeia; греч. techne – искусство, ремесло + греч. poiein, создавать) – поэтическая сторона техники как деятельности, воплощающей творческие устремления человека и символическое видение мира. Мосты, раскинувшиеся над реками, как рукотворные радуги; города, сияющие белыми небоскребами в голубой дымке; виртуальные миры, приносящие нам свободу фантазий и преображений, – все это технопоэйя. Техника не менее метафорична и символична, чем поэзия, но осуществляет эту энергию созидания не в словах, а в поэтически преображенной материи, где каждый элемент «играет» с природой, преодолевает силу тяжести, дальность расстояний, ограниченность телесных возможностей. Технопоэйя, воплощенная в авиации, ракетостроении, электронике, Интернете, новейших средствах связи и построения виртуальных миров – это техника как поэзия: она позволяет прозревать незримое, слышать неслышимое, глаголить многими языками, доносить свое слово до краев мира. Подобно пушкинскому «шестикрылому серафиму», она распахивает пространства земли и неба, утверждает многомерность и вездесущность духа. Технопоэйя – это техника как продолжение поэзии иными конструктивными средствами.

Как видим, даже в техноцентрический век поэзия не исчезает, а интегрируется в новые, сверхсловесные формы бытия.

Всех этих терминов с основой «-поэйя» еще нет ни в русском, ни в английском языках (в чем легко убедиться, поискав по Гуглу). Но я убежден, что они (или сходные с ними) войдут в язык. Чем выше могущество техники, чем шире размах космических преобразований, тем поэтичнее становится бытие, поскольку поэзия это и есть власть человека преображать мироздание, власть Орфея оживлять мертвое, завораживать живое и находить всему образ и подобие. От стихов, т. е. словесных заклинаний стихий, человек переходит к практическому овладению ими, и тогда поэзия становится миротворящим Словом. Не случайно главные термины поэтики: «образ и подобие» – уже даны в начале Книги Бытия как модель отношения Бога к человеку. «Сотворим человека по образу нашему и по подобию нашему» (Быт. 1, 26). «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его» (Быт. 1, 27). Человек не тождествен и не противоположен Богу, между ними не логическая связь, а поэтическая, образная, основанная на уподоблении, сходстве. По образу и подобию Слова создается сначала человек, а затем по своему образу и подобию он пересоздает окружающий мир. В конце концов, и наука, и техника, и информатика – все это приемы поэтического творчества, т. е. средства раскрытия образа Бога в человеке и человека в мире.

Одна из этих сверхпоэзий – антропоэйя, самосотворение человека – тема данной статьи. Судьба человека в начале XXI в. все чаще рассматривается под знаком его исторического конца и вступления в эпоху постгуманизма. Идея сама по себе не нова. Еще в XX в. постгуманистические движения вдохновлялись ницшевской философемой сверхчеловека, а затем постструктуралистской эпистемой «конца человеческого» (М. Фуко). Но к началу XXI в. идея исчерпания и преодоления человека получила новый импульс в грандиозных успехах технической и особенно кибернетической цивилизации.

Сейчас становится все яснее, что медленная эволюция разума в форме человека как биологического вида подходит к новому рубежу – этапу ускоренной эволюции разума в виде информационно-кибернетических систем, быстро сменяющих друг друга на основе непрерывно растущих вычислительных и производительных мощностей. При этом возникают три позиции: две из них хорошо заявлены и общеизвестны, а третьей придерживаюсь я сам.

Первая позиция: постгуманизм (или трансгуманизм). В США еще в 1990-е годы возникло движение трансгуманизма, которое пытается соединить прорывы в области компьютерных и генетических технологий с философией преодоления природных ограничений, присущих человеку как смертному существу. На смену ему придут более совершенные киборги, бессмертные и бесконечно самосовершенствуемые технические или биотехнические носители разума. Постгуманизм нацелен на возникновение так называемой сингулярности, взрывной точки развития, которая современными футурологами, такими, как Рэй Курцвайл, прогнозируется на середину XXI в. Тогда созданные человеческим интеллектом механизмы и компьютерные системы выйдут на передний край эволюции разума и поведут за собой все более отстающих (а иногда и упирающихся) человеков. Лучшее, на что может надеяться человек как биологическая форма разума, – это на свою внутреннюю технизацию, которая дополнит технизацию и роботизацию всего социума. Биологические, несовершенные органы все более будут заменяться искусственными, нестареющими, и возникнет непрерывный энергоинформационный обмен постчеловеческого техноорганизма со всей окружающей средой. По предсказанию Р. Курцвайла, уже к концу XXI в. мир будет населен преимущественно искусственными интеллектами в форме информационных программ, передвигающихся от одного компьютера к другому через электронные сети. Эти компьютерные программы будут способны манифестировать себя в физическом мире в виде роботов, а также одновременно управлять множеством своих программируемых тел. При этом индивидуальные сознания будут постоянно сочетаться и разделяться, так что уже невозможно будет определить, сколько «людей» или «разумных существ» проживает на Земле. Новая пластичность сознания и способность перетекания из интеллекта в интеллект серьезно изменят природу личной идентичности. Физические, технологически неопосредованные встречи между двумя людьми в реальном мире станут исключительно редкими. То, что традиционно понимается под субъектом, растворится в информационных потоках и электронных сетях. Самоуправляемые компьютерные программы, как тютчевские «демоны глухонемые», будут вести беседу между собой [221] . Такова позиция фанатов технического прогресса, искусственного разума и т. д.

Трансгуманизм – это внеакадемическое движение энтузиастов киберразума. Однако и в академических кругах растет интерес к новым технологиям и их воздействию на гуманитарные науки, порождая новое поле исследований, которое часто называют posthuman studies – «постчеловеческие» или «постгуманитарные» исследования. Хороший пример – влиятельная книга Кэтрин Хэйлес «Как мы стали постчеловеками: Виртуальные тела в кибернетике, литературе и информатике» [222] .

Вторая позиция: антитехницизм. Все эти кибернетические организмы и мыслящие механизмы – дьяволовы извращения и прельщения, посланные человечеству в наказание за гордыню и грозящие самоистреблением человеческому роду. Они опасны и неуправляемы, а главное, они овеществляют и обездушивают человека. Техника, и особенно высшая, интеллектуализированная техника, уводит человека от сокровенной истины бытия, от духовных глубин и божественных тайн… В этом антитехницизме сходятся многие верующие разных конфессий, руссоисты, фундаменталисты-националисты, традиционные гуманисты, экзистенциалисты, хайдеггерианцы, экологисты-зеленые и многие другие.