Согласно подписанному соглашению, Армия Югославии должна была вывести войска из Косова в самые короткие сроки, начиная с 10 июня. Натовцы полагали, что из края будут выходить остатки разбитой, почти уничтоженной Третьей армии и Приштинского корпуса. В первый же день войска сопровождали около 80 машин с иностранными журналистами, прежде всего, мировых телевизионных кампаний. Их больше всего интересовала колонна подразделений ПВО, ведь в штабе НАТО утверждали, что эта техника была натовцами полностью уничтожена. Картина, которую увидели журналисты и натовцы, была для них невероятной. По дороге из Приштины в сторону Ниша двигались колонны с противоракетными установками, ракетами, пушками разных калибров, танками, другой техникой. За 11 дней из Косова эвакуированы 85 тыс. военных, 30 тыс. т материальных средств, что равно товарному поезду длиной в 50 км [716] .

Армия отходила в боевом порядке, дисциплинированно. Длина колонн с людьми и боевой техникой составляла до 80 км, время в пути — двое суток. Наблюдатели, видя это, понимали, что сообщения натовцев о победе были выдуманными, а сербская армия достойна уважения.

Психологически военным было очень тяжело оставлять свои позиции в Косове. Многих охватили чувства недоумения, непонимания, разочарования, негодования. Офицерам легче было принять решение о продолжении боёв, чем об оставлении своих позиций. Кроме того, они понимали, что вслед за армией будет из Косова уходить сербское население. Солдаты и офицеры не могли ответить людям, почему они уходят. А сербы знали, что их ждёт, когда в край хлынут боевики. Поэтому люди сразу же сложили вещи и бросились бежать из Косова вместе с колоннами уходящей армии. Действительно, албанские боевики осмелели: занимали оставленные армией помещения, открыто вооружались и даже устраивали засады и атаковали армейские колонны. Натовцы ничего не предпринимали, не собираясь защищать сербское население.

Вывод Югославской армии из Косова, который осуществлялся под контролем НАТО, не принёс мира на его территорию. Возвращение в край Освободительной армии Косова, последовавшее с молчаливого согласия Альянса, вызвал поток сербских беженцев, численность которых уже в середине июня достигла 80 тыс. Боевики, не желавшие разоружаться, начали преследование сербов, вновь напомнили свою главную цель — отделение от Югославии. Резолюцию 1244 вспоминали всё реже, а нарушали всё чаще.

На последнем этапе к урегулированию подключается Совет Безопасности. Чтобы придать решению значимость и подкрепить его мнениями ведущих стран, было решено созвать «Восьмёрку». 7–8 июня в Бонне заседание министров иностранных дел «Восьмёрки» длилось двенадцать часов. Российская делегация надеялась наверстать упущенное и внести изменения в документ, который должен был стать проектом резолюции Совета Безопасности. Она прилетела уже со своим вариантом резолюции, и министр иностранных дел обещал бороться за неё. Как вспоминает генерал Ивашов, «на переговорах столкнулись два проекта — российский и американский» [717] . Американскую делегацию возглавляла Мадлен Олбрайт, и она, как всегда, доминировала, старалась без изменения повторить ультиматум сербам в резолюции СБ. И. С. Иванов требовал немедленного прекращения бомбёжек, пытался исключить из текста документа ссылки на сотрудничество с Трибуналом по расследованию военных преступлений и предлагал разрешить отдельным сербским спецподразделениям остаться в Косове. М. Олбрайт пишет, что не могла этого допустить: «Я теснила Иванова по каждому вопросу. Оказавшись в одиночестве, он наконец сдался» [718] . «Министр иностранных дел ФРГ Й. Фишер всё время пытался склонить российскую делегацию к согласию с натовским вариантом… Российская делегация во главе с И. С. Ивановым стояла крепко. Министр иностранных дел России отстаивал каждый пункт, шёл, что называется, стенка на стенку», — запомнил Л. Г. Ивашов [719] . Документ, который выработала «Восьмёрка», лёг в основу резолюции 1244, принятой на заседании СБ 10 июня. М. Олбрайт была довольна: «Альянс сохранил своё единство и с помощью искусного сочетания дипломатических и силовых методов — победил. Это был момент пьянящего восторга». Министр иностранных дел ФРГ Й. Фишер назвал это победой Мадлен [720] . Думается, что М. Олбрайт была довольна такой оценкой. В мемуарах она пишет: «На проходившем в Музее шоколада заключительном обеде министров иностранных дел “Большой восьмёрки” в мою честь произносились рыцарские, несказанно преувеличенные тосты. А после обеда мне позвонил президент Клинтон, и его первыми словами было: “Ну что, девочка, рада?”» [721] .

Глава российского внешнеполитического ведомства Игорь Иванов заявил, что проект этого документа «позволит перевести процесс урегулирования в Косове в политическую плоскость и под эгиду ООН». Российским дипломатам казалось, что можно ещё внести поправки в итоговый документ на заседании Совета Безопасности. Министр подчеркнул, что «пока не прекратятся бомбовые удары НАТО по Югославии, Россия резолюции по Косово в Совете Безопасности ООН принимать не будет». По его словам, разработанный проект резолюции не является окончательным и не предопределяет судьбу урегулирования конфликта в Косове [722] .

Достигнутое соглашение не могло не оказать влияния и на сербских военных, которые переговаривались с натовцами в Куманове. 9 июня начался вывод сербских войск из Косова.

Главный вопрос, который волновал российскую делегацию, — роль и размещение российских военных и натовцев на территории Косова. Российские военные пытались вернуться к идее «нарезка секторов», отдельного русского сектора, и, что очень важно, к присутствию в крае сербских военных или полицейских. Однако теперь уже американцы не были покладисты: ситуация после Белграда резко изменилась. Поэтому они предложили, употребив глагол «разрешаем», разместить один русский батальон в американском секторе. На это «наши» не могли пойти: «Худшего не придумаешь — попасть в оперативное подчинение натовскому генералу и явно для выполнения самой грязной работы по подавлению сопротивления сербов» [723] .

Заметим, что позиция России на протяжении рассматриваемого периода была крайне непоследовательной, непродуманной. Ощущалось, что в Москве нет единого центра выработки решения по Балканам, и, следовательно, единства в выполнении решений, подчинённости всех усилий одной цели. Американцы не просто нас переиграли, а сделали это красиво, используя наши слабости, политические амбиции отдельных политических деятелей, несогласованность действий.

Естественно, возникает вопрос, могло ли что-нибудь в то время остановить агрессию НАТО? Мы полагаем, что таких факторов несколько:

1) принятие Югославией ультиматума НАТО;

2) общественное мнение в странах — членах НАТО;

3) победа Югославской армии, в том числе решимость противостоять натовцам в наземной операции;

4) твёрдая позиция международных организаций, осуждающая агрессию, направление дипломатических усилий на переговорный процесс;

5) угроза силы или применение силы (эти действия могла предпринять только Россия).

Какова же была позиция России? Сначала непоследовательная (5), затем неуверенная (4), а закончилось всё тем, что Россия выступила в роли инструмента давления на Югославию по варианту (1). Высшее руководство России в своих действиях было непоследовательно, подвержено колебаниям. Политическая воля к принятию решения отсутствовала.

На наш взгляд, надо было: разработать поэтапный план внешнеполитической стратегии России на Балканах; объявить российский план урегулирования ситуации в Косове, включая тактические шаги; разработать концепцию отношений с НАТО; создать при Президенте РФ постоянно действующий рабочий орган, принимающий решения по Югославии (президент, специальный представитель, председатель правительства, представитель парламента, руководители силовых структур). Позиция представителей России в переговорном процессе должна была иметь свои рамки и границы дозволенного, т. е. нужно было определить принципы, от которых нельзя было отступать: прекращение бомбовых ударов как условие начала переговоров, отказ от ультиматума руководству Югославии, участие ООН или ОБСЕ в процессе принятия решений. Из мемуаров участников переговоров видно, что несколько раз и американцы колебались и готовы были идти на уступки. Но… на уступки шли только русские. В результате мы и сербам оказали совсем не добрую услугу, и свои интересы не отстояли.