Из всех этих свободно возникающих частных союзов есть однако один, который имеет совершенно особенный характер, именно, церковь. Аренс, Моль и Штейн не выделяют ее из ряда других общественных союзов, но уже Трейчке заметил, что если нельзя смешать ее с государством и отнести ее к области политического права, то, с другой стороны, "серьезные сомнения насчет уместности отнесения ее к частному праву возбуждаются и первоначальным соединением права и религии у всех народов, и тою ролью, которую церковь играла и до сих пор играет как политическая сила и, наконец, тою особенностью, которая отличает ее от всех других союзов, обращенных на духовные интересы, ее способностью двигать и управлять массами и даже целыми народами" (стр. 56). В особенности явление римско-католической церкви, существующей в течение тысячелетий как единое, цельное тело, распространяющееся на всю землю и заключающее в себе многие государства, приводит Трейчке к убеждению, что в настоящее время публичное право христианских народов распадается на две параллельных отрасли, на государственное и на церковное право.

Надобно к этому прибавить, что публичность в обоих случаях - совершенно различного рода. Государство обнимает все стороны человеческой жизни, церковь - только одну; государство есть союз принудительный, церковь - союз свободный. С этой стороны церковь имеет признаки общие с гражданским обществом, она стоит с ним на одной почве, и, так же как последнее, она во внешних своих отношениях подчиняется государству. Но, с другой стороны, она является прямо противоположною гражданскому обществу. Там господствует интерес частный, тут - интерес всеобщий; там лица относятся друг к другу как самостоятельные единицы к самостоятельным единицам, здесь все они связываются в единое духовное тело общим отношением к Божеству. По идее, церковь есть установление всемирное, только в силу человеческого несовершенства она распадается на отдельные союзы и в низшей своей форме является даже как частное товарищество. Мы имеем здесь указанную философиею противоположность частного и отвлеченно общего начал, и оба эти начала как сами по себе, в силу внутренней своей ограниченности, так и вследствие противоречий, возникающих из отношения их друг к другу, ведут к необходимости высшего, связующего их единства. Это высшее единство представляется государством, которое, соединяя в себе нравственное начало, осуществляемое церковью, с юридическим началом, которым управляется гражданское общество, подчиняет оба противоположные союза единой общественной цели и тем устанавливает гармонию в человеческой жизни.

Если мы к этим трем союзам прибавим четвертый, семейство, которое составляет первоначальную, естественную основу человеческих обществ и которое, хотя в качестве частного союза входит в состав гражданского общества, но вследствие своего нравственно-органического характера сохраняет самостоятельное значение, то мы получим следующее общее построение человеческого общежития. 1) Низшую ступень составляет союз естественный, семейство, которое в первоначальном единстве содержит все человеческие цели и обнимает всю человеческую жизнь. 2) Среднюю ступень образуют два противоположные союза, отвлеченно общий и частный, церковь и гражданское общество, одна стремящаяся обнять весь мир и выйти даже за пределы земного бытия, другое стремящееся, напротив, к раздроблению на мелкие единицы. 3) Последнюю и высшую ступень составляет опять единый союз, государство, которое призвано объединить всю человеческую жизнь, а потому заключает в себе все человеческие цели, но так, что оно не поглощает в себе другие союзы, а оставляет им надлежащий простор, каждому в его сфере, подчиняя их только высшему общественному единству.

Этим значением государства и положением его среди других союзов определяются как его задачи, так и границы его деятельности. Этот вопрос мы рассмотрим в следующей главе.

В предыдущей главе мы видели, что современная политическая мысль распадается на два главных направления, индивидуалистическое и нравственное, из которых первое старается по возможности стеснить деятельность государства, а второе расширяет его безмерно. Рассмотрим оба воззрения.

Индивидуалистическая теория не нова. Еще Локк выводил государство из потребности охранения собственности и отрицал у него право выходить за пределы предоставленной ему с этою целью власти. Физиократы с экономической точки зрения провозглашали начало правительственного невмешательства (laissez faire, laissez passer), и Адам Смит в своем бессмертном творении проводил тот же взгляд, который остался лозунгом классических экономистов до нашего времени. Из публицистов XVIII века Томас Пейн, указывая на Соединенные Штаты, утверждал, что общество само в состояния делать почти все, что обыкновенно возлагается на правительство. Последнее, по его мнению, большею частью не только не помогает обществу, а напротив, мешает ему развиваться. В действительности оно нужно только для весьма немногих случаев, когда общественная самодеятельность оказывается недостаточною [311] . Мы видели, что и в школе Канта эта индивидуалистическая точка зрения привела к учению о юридическом государстве (Rechtsstaat), которого единственною целью полагается охранение права. Никто с большею полнотою и последовательностью не высказал этого взгляда, как Вильгельм Гумбольдт, в юношеской брошюре, которая осталась неизданною при его жизни и появилась в свет только в 1851 г. [312] Беглый обзор доводов знаменитого писателя всего лучше познакомит нас с идеалистическими основаниями индивидуализма.

Высшая цель человека, по мнению Гумбольдта, состоит в полном и гармоническом развитии его сил. Первое условие для этого есть свобода, а затем неразрывно связанное с свободою разнообразие положений, вследствие которого каждый самобытно усваивает себе окружающее его многообразие жизни. Здесь только может развиваться в человеке та оригинальность, которая делает его самостоятельным лицом, особенным выражением духовного человеческого естества. На этом зиждется его величие. А потому "высшим идеалом человеческого сожительства представляется такой порядок, в котором каждый развивается единственно из себя и для себя". Истинный разум, говорит Гумбольдт, не может желать человеку иного состояния, кроме такого, где не только каждый пользуется самою неограниченною свободою развиваться из себя, в своей особенности, но где и физическая природа получает от человеческих рук именно тот образ, который налагает на нее каждая единичная особь, самостоятельно и произвольно, по мере своих потребностей и своих наклонностей, ограничиваясь только пределами своей силы и своего права. От этого основного правила разум может отступать лишь настолько, насколько это необходимо для его собственного охранения. Оно должно лежать в основании всякой здравой политики.

Государство в своей деятельности может преследовать двоякую цель: отрицательную и положительную. Первая состоит в устранении зла, или в установлении безопасности, вторая в содействии благосостоянию граждан. Но только первая соответствует изложенным выше началам; вторая же, заключающая в себе все меры относительно народонаселения, продовольствия, промышленности, общественного призрения и т.д., вместо ожидаемой пользы приносит только вред.

В доказательство Гумбольдт указывает на те последствия, которые влечет за собою правительственная регламентация. На все отрасли жизни налагается печать однообразия, следовательно, устраняется главное условие развития - многосторонность стремлений. Люди отучаются от самодеятельности и привыкают во всем полагаться на правительство, а это неизбежно влечет за собою ослабление энергии и упадок народных сил. Всякая деятельность вследствие этого превращается в механическую рутину, ибо она совершается не по свободному влечению, а по внешнему принуждению. В особенности полагается преграда развитию индивидуальности, то есть именно тому, что составляет высшую цель человеческого развития. А с другой стороны, этим бездарно осложняется государственное управление; оно превращается в бюрократический механизм, причем правительство, которое по самому своему положению не в состоянии соображать все частные случаи, а может действовать не иначе как общими мерами, беспрерывно и неизбежно впадает в грубые ошибки. В результате оказывается извращение истинного отношения вещей: здесь имеются в виду не люди, призванные действовать, а единственно плоды деятельности. Все направлено на наслаждение; люди же являются не самостоятельными и самодеятельными единицами, а орудиями для достижения цели. Но именно при такой постановке дела цель не достигается, ибо наслаждение испытывается людьми, и если вместо того, чтобы ощущать удовольствие в самодеятельности, они получают его извне, то оно тем самым умаляется. Во имя счастия человек лишается высшего возможного для него счастия, которое состоит в сознании высшего напряжения сил.

Из всего этого Гумбольдт выводит, что государство должно отказаться от всякого попечения о благосостоянии граждан. Единственною его целью должно быть охранение безопасности, то есть обеспеченность законной свободы. Однако и в этом случае оно не должно расширять свою деятельность через меру. Тут необходимо разобрать, какие средства государство вправе употреблять для достижения этой цели.

В видах охранения безопасности государство может 1) довольствоваться пресечением преступлений, это законное его право, и тут деятельность его ограничивается необходимым. 2) Оно может стремиться к предупреждению зла и принимать для этого все нужные меры. 3) Наконец, оно может действовать на самый характер граждан, стараясь дать ему направление, соответствующее цели; это делается посредством воспитания, религии и попечения о нравах. Но последнего рода меры всего стеснительнее для свободы граждан, а потому они должны быть безусловно отвергнуты. Общественное воспитание еще более, нежели забота о благосостоянии, налагает на характеры однообразную печать и мешает многостороннему развитию человека. Притом как средство для достижения безопасности оно несоразмерно с целью. Точно так же вредно действует и вмешательство власти в религиозную сферу. Полная духовная свобода одна способна развить в народе ту силу духа, без которой нет высшего совершенствования. Наконец, и нравы исправляются только свободою; принуждение же превращает народ в толпу рабов, получающих прокормление от господина.