Все это, однако, должно было измениться с укреплением крестьян. В противоположность тому, что совершилось в новое время в Западное Европе, Россия перешла не от крепостного состояния к свободе, а от свободы к крепостному состоянию. С этим вместе и поземельные отношения приняли совершенно новую форму. Свобода разрушила поземельную общину; крепостное состояние ее восстановило. Естественно, что при укреплении к местам отношения крестьян к земле не могли оставаться такими же, какими они были во времена вольного передвижения. В средние века люди были свободны, а тягло лежало на земле. Но при обилии земли и скудости населения, когда не земля, а рабочие руки давали доход, подобная система не могла соответствовать государственным потребностям. Это и было одною из главных причин укрепления крестьян: для того чтобы земля давала доход, надобно было удержать на ней население. Но так как главный источник дохода все-таки заключался в рабочей силе, то подати, естественно, были перенесены на людей, а земля стала раздаваться им как средство нести наложенное на них тягло. Вместо свободного договора с отдельными лицами наступил общий надел. А так как лица были равны, то естественно было наделять их поровну. С уменьшением же количества земли и с водворением неравенства должен был наступить передел. Этот порядок одинаково водворился в частных владениях и на государственных землях, ибо в обоих случаях положение крестьян и отношения их к земле были одинаковы. Земля принадлежала не им, а владельцу; поселенные же на ней крестьяне были крепостные люди, лишенные всяких прав и получавшие землю как средство для отбывания повинностей.

Исключение составляли только те местности, куда не проникло укрепление или где оно не было вполне приложено. Таковы были обширные северные пространства, наполненные черносошными людьми. Здесь продолжались и переходы крестьян с места на место и свободное отчуждение земель; хотя правительство старалось положить этому предел, однако отрывочные его меры не помогали. Только в <середине> XVIII века, когда общими Межевыми Инструкциями велено было на каждую душу отмежевать известное количество десятин земли с запрещением ее отчуждать, и тут введено было общинное владение. Этот пример бросает яркий свет на возникновение у нас общинного владения и на причины его вызвавшие [197] .

Точно так же ушла от общинного владения и Малороссия. Здесь укрепление крестьян совершилось только в половине XVIII века, при Екатерине II. Но отбирать частные земли у малороссийских крестьян было не так легко, как на пустынном Севере; казаки крепко за них держались, вследствие чего здесь сохранилось личное владение.

Наконец, оно удержалось и у однодворцев относительно тех земель, которые принадлежали им в собственность. Напротив, те земли, на которых они были положены в подушный оклад, подверглись общему наделу с запрещением отчуждения. И тут вследствие Межевых Инструкций водворилось общинное владение. Этот пример служит опять явным доказательством исторического значения этого учреждения и причин его произведших. Оно возникло у нас не в силу издревле идущего обычая, а вследствие того, что бесправное насилие сидело на чужой земле, помещичьей или казенной, и наделялось поголовно, без всякого внимания к тому, что лицо могло приобрести своею собственною деятельностью. У государственных крестьян в особенности это было приложением древнего правила, что черная земля составляет собственность князя. Пока крестьяне были свободны, княжеское право выражалось в тягле; с укреплением же их и с возрастающим при этом бесправием, это начало привело, наконец, к тому, что существовавшее исстари личное владение, переходившее потомственно, было уничтожено, земли были отобраны у владельцев и поделены поровну между крепостными крестьянами. Тут мы видим уже не остаток первобытных патриархальных порядков, а чисто искусственное учреждение, порожденное крепостным правом. Развитие общинного владения в России составляет в этом отношении драгоценный вклад в историю сельской общины, которую она освещает с особенной стороны. Какой же общий вывод можем мы сделать из этих исторических данных? Скажем ли мы, как некоторые защитники общинной собственности, что она составляет всеобщее и коренное человеческое учреждение, тогда как личная собственность есть не более как поздний пришелец, который может иметь значение только исторической категории? Такой вывод был бы извращением законов человеческого развития. Из того, что в первобытные времена, при господстве кровной связи, общинное владение составляло всеобщее явление человеческой жизни, вовсе не следует, что таково именно нормальное устройство человеческих обществ. Мы уже не раз указывали на то, что в развивающемся существе нормальное состояние является плодом развития. Нормальный человек - взрослый, а не ребенок. Развитие человеческих обществ в силу непреложного закона ведет к свободе, следовательно, и к частной собственности. Этот закон яркими чертами написан на всей истории человечества, которая вследствие этого изображает нам постепенное разложение первобытной общины и выделение из нее личной собственности. Но так как развитие свободы не представляет непрерывного процесса, который тянется через всю историю без затмений и без промежутков, так как в жизни народов бывают времена, когда, напротив, необходимо бывает стеснить свободу во имя общественного начала, то с этим вместе является и возможность подчинения личной собственности общественной. Таково именно было положение России при возникновении Московского государства. Чтобы создать и скрепить это громадное тело, нужно было порабощение всего народонаселения. Все должны были в продолжение всей своей жизни вести тяжелую службу государству. Личные права более и более исчезают; крепостное состояние распространяется на все отношения. С тем вместе исчезает и личная собственность у низшего народонаселения, на котором всего более отразилось общее бесправие. Но порядок, пригодный для крепостного состояния, непригоден для свободы. Последняя в развивающемся обществе окончательно берет верх, а с тем вместе наступает неизбежно разложение общественной собственности личною. Это именно та задача, которая предстоит России в настоящее время.

Каково бы ни было однако происхождение общинного владения, порождено ли оно патриархальным бытом или крепостным правом, то есть такими учреждениями, которые должны исчезнуть с высшим гражданским развитием, остается еще вопрос: не содержит ли оно в себе таких начал, которыми можно воспользоваться и в гражданском порядке, допускающем свободу? Защитники общинного владения утверждают, что этим способом сохраняется в обществе равенство и устраняется пролетариат, тогда как личная собственность неизбежно ведет к обеднению одних и к обогащению других, а с тем вместе к развитию пролетариата, главной язвы современных европейских народов.

Что личная собственность ведет к неравенству, в этом нет сомнения; таков непреложный закон свободы. Мы видели уже, что неравенство составляет необходимое последствие свободы; вместе с тем оно составляет первое условие всякого движения и всякого общественного развития. Уничтожить неравенство можно только подавляя свободу и искусственно удерживая население на низшем уровне. Это и есть неизбежное последствие общинного владения. Но выгод от этого не получается никаких. Общинное владение не предотвращает пролетариата, ибо с умножением населения у каждого становится так мало земли, что все равно обращаются в нищих. Разница с порядком, основанным на личной собственности, заключается единственно в том, что вместо некоторых пролетариями делаются все. И это не предположение, а факт, который признается даже ревностными защитниками общинного владения. Так Лавелэ, описывая общинное владение на острове Яве, говорит; "...это приращение народонаселения производит умаление доли каждого земледельца, при периодическом переделе земли. В. Бергсма рисует в этом отношении истинно ужасающую картину существующего порядка... Земледельцы утверждают, что они получают только половину или четверть тех участков, которые обрабатывались их отцами... Главная выгода, которая приписывается периодическому переделу, заключается в предотвращении пролетариата. Между тем, говорит Бергсма, именно эта система скоро обратит всех яванцев в население чистых пролетариев. Равенство сохраняется, но равенство нищеты" [198] .

Могут возразить, что там, где народонаселение не возрастает чрезмерно, этих последствий нельзя ожидать и что во всяком случае излишние руки вольны выселяться. Но это возможно и при личной собственности. Если защитники общинного владения ссылаются на некоторые захолустья в Швейцарии, где люди при общинном владении живут благополучно, то можно привести еще более примеров мелкой собственности, ведущей к всеобщему достатку. Еще Мальтус, говоря о выгодах умеренного возрастания народонаселения, указывал на норвежских хлебопашцев, которые, несмотря на суровость климата и неблагодарную почву, при личной собственности пользуются значительным благосостоянием. Если же мы принуждены прибегать к переселению, то этим самым мы признаем, что общинное владение не предупреждает пролетариата, и тогда зачем оно нужно? Излишек народонаселения можно переселять и при личной собственности. Разница та, что когда в общине становится тесно, крестьянин землевладелец может продать свой участок и уйти с капиталом, а при общинном владении он уходит с пустыми руками и на новом поселении является нищим. Вследствие этого он и не привязывается к земле, а готов всегда ее покинуть и принять привычки бродяжничества, которые всего более содействуют образованию пролетариата.

Окончательно вопрос о пролетариате сводится к отношению средств продовольствия к народонаселению. Чтобы решить его в пользу общинного владения или личной собственности, надобно спросить: который из этих двух порядков более содействует производительности почвы и соразмерному с усилением производства умножению народонаселения? В обоих отношениях личная собственность имеет значительные преимущества.

Сами защитники общинного владения признают, что частые переделы вредно действуют на хозяйство. Землевладелец не имеет интереса в хорошей обработке участка, который завтра может быть у него отнят. Вследствие этого они предлагают систему долгосрочных переделов. Но и при последней все-таки исчезает весь тот интерес, который собственник имеет к своему участку и который служит сильнейшим побуждением к производству; следовательно, производительность неизбежно уменьшается, напрасно ссылаются на высокую степень развития, которой достигает фермерское хозяйство. Мы видели уже, что эта аналогия - совершенно ложная. Безличная община не в состоянии заменить хозяина, который сам наблюдает за своим имением, заботится о его улучшении и всегда может согнать нерадивого арендатора. В этом отношении община находится даже В худшем положении, нежели государство. Если, с одной стороны, она ближе стоит к делу, то, с другой стороны, она вполне зависит от своих членов, из которых каждый имеет право требовать себе равного с другими участка, а потому является вполне независимым в своем хозяйстве. Тут высшее наблюдение немыслимо. Все невыгоды мелкого хозяйства действуют здесь в полной силе, а отсутствует именно главная его выгода, то чувство собственности, которое заставляет мелкого владельца с изумительным трудолюбием обрабатывать землю, сросшуюся некоторым образом с самою его личностью и со всем его существованием, та выгода, которая одна в состоянии поднять производительность мелкой собственности к уровню крупной. Поэтому напрасно мечтать о поднятии земледелия и в особенности об интенсивной культуре там, где распространено общинное владение. Это две вещи несовместимые.

Уменьшая производство, общинное владение, с другой стороны, ведет к чрезмерному умножению народонаселения. Личный собственник сам заботится о своих детях; он знает, что они кроме него ни от кого ничего не получат. Это чувство служит сильнейшею уздою поспешных браков, и легкомысленного размножения семейств. Там, где его нет, напрасны все заботы о народном благосостоянии. Но именно оно уничтожается общинным владением. При таком устройстве члену общины нечего заботиться о детях. Они получают свое наследие не от него, а от общества, и хотя этим стесняется доля остальных, но ему какое до этого дело? Он размножается на чужой счет. Если общинное владение возвести в юридический принцип и провести его последовательно, то взамен права членов требовать себе участка, необходимо дать общине право контролировать браки и деторождение, то есть установить невыносимейшее вмешательство общества в семейные дела, какое можно себе представить.