С беззаботностью о детях связана беззаботность и во всех других отношениях. Личный собственник знает, что он сам устроитель своей судьбы. Этим возбуждается в нем та самодеятельность, без которой нет высшего развития. Член общины, где господствует общее владение, напротив, слагает половину заботы на общество. Через это не только умаляется в нем самодеятельность, а следовательно и производительность его труда, но в нем рождаются совершенно превратные понятия об отношении лица к обществу. Он привыкает думать, что общество обязано наделять имуществом своих членов, а это и есть то социалистическое начало, которое, последовательно проведенное, ведет к разрушению всех истинных основ гражданской жизни.

Могут возразить, что государство обязано заботиться о тех своих членах, которые не в состоянии сами за себя стоять. С этой точки зрения общинное владение представляется совокупным наследием низшей, беднейшей части народонаселения, рядом с которым может быть допущена и личная собственность, как область открытая для самодеятельности и предприимчивости. В таком именно виде вопрос ставится у нас. Требуют, чтобы каждому крестьянину был обеспечен кусок земли, а затем отдельным лицам не возбраняется приобретать и личную собственность.

В такой форме общинное владение представляется благотворительным учреждением, имеющим целью обеспечение неимущих.

Но подобное употребление поземельной собственности равно противоречит и требованиям народного хозяйства и самому значению благотворительности. В правильном гражданском порядке, основанном на свободе, помощь неимущим может состоять в доставлении им пропитания или в приискании им работы, а никак не в наделении их землею. Имущество приобретается собственною деятельностью, а не получается в виде подарка от общества. Даровой надел есть социалистическое начало, которое должно быть безусловно отвергнуто. Если притом это наделение представляется как право, то благотворительность совершенно извращается, и социалистическим понятиям открываются двери настежь.

С точки же зрения народного хозяйства наделение землею неимущих есть самое худшее употребление, какое можно из нее сделать. Для того чтобы земля давала, что следует, надобно, напротив, чтобы она находилась в руках имущих, которые одни в состоянии приложить к ней достаточное количество труда и капитала. И чем выше хозяйство, тем это требование становится настоятельнее. При интенсивной культуре наделение землею беднейшей части населения наносит величайший ущерб производительности, следовательно, и тем самым классам, которые имеется в виду обеспечить.

Проистекающий отсюда вред для народного благосостояния представляется еще громаднее, если мы сообразим, что требование идет на обеспечение не только случайно обедневших, а целой массы крестьянского населения, которое все закрепощается в общинном владении. Последнее в этой системе должно составлять не исключение, а правило. Главным зерном крестьянской собственности являются общинные земли, а затем отдельным лицам, возвышающимся над массою, предоставляется приобретать участки на стороне. Такой порядок не что иное как обречение массы крестьянства на постоянную бедность под видом обеспечения его быта.

У нас это тем менее может быть допущено, что со времени освобождения крестьян земля, составляющая их надел, покупается ими на собственные трудовые деньги. Земли, принадлежащие общинам в других странах, составляют остаток первобытных поселений, не перешедший в частные руки. У нас же земля, находящаяся в общинном владении, принадлежала доселе не общине, а казне или частным лицам; крестьяне приобретают ее путем выкупа. Но никогда еще не было видно, чтобы земли, покупаемые членами общины, принадлежали не им, а общине. Это было бы чисто социалистическое начало, идущее наперекор самым элементарным правилам гражданского быта. А именно это и совершается у нас теперь. Каждый крестьянин платит не только проценты, но и капитальную сумму за то количество душевых наделов, которое находится у него во владении. Если бы произошел новый передел и часть этой земли была бы у него отнята, то он был бы лишен имущества, за которое он платил собственные деньги. Подобная мера была бы чистою конфискациею, или, правильнее, грабежом. А между тем к этому именно ведет существующий ныне порядок. При умножении одних семейств и умалении других первоначальная равномерность наделов должна исчезнуть; неизбежно произойдет неравенство. А так как при умножении народонаселения количество крестьян с уменьшенными наделами будет превосходить количество крестьян с более или менее крупными наделами, то большинство несомненно окажется в пользу передела. Но передел при таких условиях был бы ни более ни менее, как ограблением меньшинства богатых большинством бедных. Правительство, которое допустило бы подобную меру, открыло бы доступ самым превратным понятиям о собственности в среде крестьянского сословия. Теперь именно настало время утвердить те начала, без которых нет правильного гражданского порядка. Иная политика прямо действует в руку социалистам и готовит несметные затруднения в будущем [199] .

Наконец, нельзя себе представить, чтобы в свободном гражданском порядке, где все лица признаются равно полноправными, существовали рядом две части народа, живущие под совершенно различными формами гражданского быта. Такой разрыв между высшими классами и низшими возможен при крепостном праве, где одни являются рабовладельцами, а другие порабощенными. Но как скоро водворяется общая свобода, так неизбежно должны установиться общие гражданские нравы, понятия и учреждения. Тут непременно произойдет одно из двух: либо господствующая в высших слоях частная собственность разложит наконец общинное владение, либо общинное владение сделается основным началом всего гражданского быта, сверху донизу. Но последнее было бы равносильно водворению социализма. А так как социализм противоречит всем коренными началами гражданского благоустройства и человеческого общежития, то остается только первое. В нем заключается будущность русского народа, которому при обилии земель менее всего можно опасаться пролетариата, а потому менее всего можно дорожить сохранением общинного владения.

Единственный сколько-нибудь серьезный довод, который можно представить в пользу сохранения у нас в настоящее время общинного владения, состоит в опасении повального обезземеления крестьян, которые, будучи предоставлены себе, могут распродать свои участки и остаться батраками. Но этот вопрос вовсе не имеет необходимой связи с общинным владением. Обезземеливанию крестьян можно противодействовать не сохранением права собственности за общиною, а воспрещением отчуждать участки. В пользу такого воспрещения, как временной меры, можно привести довольно веские соображения. Народонаселение, которое в течение веков было крепостным и лишено было собственности, легко может при получении свободы размотать свое достояние, тем более что денежные средства его скудны, и оно не успело приобрести необходимых для прочного благосостояния привычек бережливости, трезвости и трудолюбия; при таких условиях оно как раз попадет в руки кулаков и мироедов, которые воспользуются его неопытностью для собственных выгод. Поэтому, освобождая крестьян, государство может найти необходимым еще некоторое время держать их под своею опекою, прежде нежели предоставить их полной свободе. Все это можно допустить, но если окончательная цель государства состоит в том, чтобы поставить крестьян на собственные ноги, то именно этой цели всего более может содействовать упрочение личной собственности, ибо только при этом условии у крестьян могут развиться те чувства и привычки, которые требуются от домохозяина, привыкшего полагаться на себя, а не на других. При общинном же владении они останутся вечными младенцами. Такое положение несовместно с тем новым гражданским порядком, в котором они предназначены жить. Этот порядок весь основан на свободе; в нем человек должен сам устраивать свою судьбу и сам за себя отвечать; а это необходимо влечет за собою личную собственность, как последствие и опору свободы. Таким образом, и этот довод обращается против общинного владения.