Вместо этого он взял меня на руки.

Движение разбудило меня, правда, только наполовину. Я плыла по воздуху у него на руках, точно во сне. По-моему, он нес меня на мою кровать гораздо дольше, чем следовало бы. А какой он был теплый…

Он уложил меня и заново пристегнул, оставив петлю на руке достаточно растянутой, чтобы я могла легко высвободиться.

— Завтра, — сказал он.

Его голос согнал с меня сон.

— Нет. Они, чего доброго, опять начнут брать у меня кровь. Надо прорываться сейчас!

— Тебе нужно окрепнуть.

То, что на его силу мне надеяться не приходилось, даже не стоило упоминания.

— А еще мое могущество не проявится ночью. Даже ради того, чтобы тебя защитить.

— А-а… — Я почувствовала себя дура дурой. — И то верно…

— Лучшее время — после полудня. Тогда Древо не будет заслонять солнце, и это может дать нам некоторое преимущество. А до тех пор я сделаю что смогу, чтобы не дать им снова взять у тебя кровь.

Я протянула руку и коснулась его лица, потом провела пальцами вниз, туда, где на рубашке застыло жесткое пятно.

— Сегодня ночью ты опять умер…

— Я за последние дни много раз умирал. Датэ очень увлечен изучением моей способности к воскрешению.

Я нахмурилась:

— Что он…

Но нет, уточнять и не требовалось: я легко могла вообразить, что с ним делал Датэ. Порывшись в смутных воспоминаниях о первых днях после гибели Сумасброда, я поняла: нынешней ночью Солнышко далеко не впервые вернулся в комнату мертвым, умирающим, окровавленным. Поэтому ничего удивительного, что тюремщики не обратили внимания на то, как я сама «прорисовала» в нем дырку.

Сколько всего, о чем мне следовало поразмыслить! Сколько вопросов, на которые я не находила ответов! Каким образом я убила Солнышко? У меня никакой краски в руках не было, даже угля! А что там Пайтья и остальные, живы ли они еще? Сумасброд, мой Сумасброд… Нет-нет, о нем думать я не могла…

Если мой план сработает, я постараюсь добраться до Неммер, богини скрытности. Уж она-то сумеет нам помочь.

И я добьюсь того, чтобы убийцы Сумасброда получили по заслугам. Пусть даже это будет последнее, что я в своей жизни сделаю.

— Тогда разбуди меня после полудня, — сказала я.

И закрыла глаза.

14

«ПОБЕГ»

(энкаустика, уголь, металлическая затирка)

Возникли сложности.

Я проснулась, но опять не до конца, и это было к лучшему: прежде чем я успела пошевелиться и выдать себя, кто-то заговорил, и я поняла, что мы с Солнышком в комнате не одни.

— Отпусти.

Я аж похолодела: Хадо!

В воздухе витало напряжение, я воспринимала его как легкий зуд, но не понимала причины. Гнев? Нет. Не то.

— Отпусти, не то позову стражников. Они прямо за дверью!

Звук быстрого движения. Одежда, плоть…

— Кто ты?

Это заговорил Солнышко, хотя я едва признала его голос. Он дрожал от смятения.

— Не тот, за кого ты меня принимаешь.

— Но…

— Я — это я! — с таким свирепым напором ответил Хадо, что я едва не забылась и не дернулась съежиться. — Для тебя — всего лишь простой смертный!

— Да… да. — Голос Солнышка снова зазвучал как обычно, почти совершенно бесстрастно. — Теперь я это вижу.

Хадо глубоко вздохнул — не менее прерывисто, чем Солнышко минуту назад, и напряжение до некоторой степени спало. Вновь зашуршала ткань, и тень подошедшего Хадо легла на мое лицо.

— Есть сегодня какие-то признаки выздоровления? Она пробовала говорить?

— Нет. И опять нет.

Вышло ужасно чопорно, даже по его меркам. В Белых залах учат, что Блистательный Итемпас не способен ко лжи. Я с облегчением убедилась: очень даже способен. Хотя удовольствия не получает.

— Теперь все иначе, — сказал Хадо. — Сегодня вечером они снова начнут брать кровь. Надеюсь, она достаточно окрепла.

— Это ее, скорее всего, убьет.

— Выгляни в окошко! Уже две недели прошло с тех пор, как умерла Роул. Половина срока, положенного Ночным хозяином, — о чем он и соизволил нам столь театрально напомнить…

У него вырвался смешок, негромкий и невеселый. Я терялась в догадках, что он имел в виду.

— Датэ как увидел это, стал как одержимый. В этот раз я точно не сумею отговорить его…

Рука Хадо внезапно прошлась по моему лицу, убирая с него волосы. Прикосновение оказалось до того нежным, что я аж удивилась. Вот уж от кого не ждала!