— Сейчас принесу.

Она уходит. Гордубал поправляет подушки за спиной, запахивает на груди рубашку. А то Полана увидит меня таким пугалом, думает он. Умыться бы да щетину сбрить. Полана вот-вот будет тут, наверно, и на кровать присядет, пока я буду пить. Юрай подвигается, чтобы освободить место на кровати, и ждет. Видно, забыла обо мне, думает он. Бедная, сколько у нее хлопот. Хоть бы Штепан вернулся. Скажу ей, как придет: «А что, Полана, может, вернуть. Манью?»

В избу входит Гафия с кружкой воды в руках. Девочка песет ее осторожно, высунув от усердия язычок.

— Спасибо, Гафия, умница ты у меня, — вздыхает Гордубал, — а что, дядя Штепан тут?

— Нету.

— А что мамка делает?

— Во дворе стоит.

Гордубал не знает, что и сказать, даже про воду забыл.

— Ну, иди, — бормочет он, и Гафия опрометью выскакивает за дверь. Юрай тихонько лежит и слушает. Лошади в конюшне стучат копытами. Напоила ли их Полана? Нет, сейчас, наверно, еще поит свиней — вон как расхрюкались. Как же, за день набегается хозяйка. Надо бы вернуть Штепана… Поеду в Рыбары, скажу: «Эй, ты, лежебока, отправляйся к коням! Полане одной не управиться. Вечером возьму и поеду», — думает Юрай. В глазах у него темнеет, и все исчезает.

В комнату заглядывает Гафия, мнется у двери и бежит обратно. «Спит!» — шепчет она матери. Полана молчит, напряженно думая о чем-то своем.

В полдень Гафия снова на цыпочках входит в избу, Гордубал лежит, закинув руки за голову, и глядит в потолок.

— Маменька велела спросить: не надобно ли чего? — выпаливает она.

— Я думаю, Полана, — говорит Юрай, — нужно вернуть Манью.

Гафия в недоумении раскрывает рот.

— А как вам, легче?

— Спасибо, легче.

Гафия выбегает.

— Говорит, что поправился! — докладывает она Полане.

— Совсем поправился?

— Не знаю.

С полудня стало совсем тихо. Гафия не знает, чем ей заняться. Мать не велела ей убегать — сиди, мол, дома, может, хозяин попросит чего. Гафия играет на крыльце с куклой, которую ей вырезал Штепан.

— Не ходи никуда, — наказывает она кукле. — Хозяин лежит, а ты стереги двор. Да не плачь, а то наподдам.

Гафия идет на цыпочках посмотреть, что делается в избе. Гордубал сидит на кровати и покачивает головой.

— Что делает мать, Гафия?

— Ушла куда-то.

Гордубал кивает.

— Передай ей, чтоб вернула Штепана. А жеребца он может получить обратно. Хочешь, чтоб у тебя были кролики?

— Хочу.

— Я тебе смастерю клетку для кроликов такую, как у майнера Иенсена. Эх, Полана, много чего есть в Америке! Все заведем. — Гордубал качает головой. — Хочешь, Гафия, я возьму тебя наверх, в луга? Там есть такой чудной сруб, даже Миша не знает, что там было. Иди, иди, скажи матери, что Штепан вернется.

Гордубал чувствует какое-то удовлетворение. Он ложится и закрывает глаза. Темно, точно в штольне. Бух-бух, это где-то бьют киркой по камню… Вот Штепан ухмыляется — одни, мол, каменья. Да, каменья. А знаешь ли ты, дурень, что такое работа? По работе судят о мужчине. Что за дрова у тебя на дворе, голубушка? Ровные да гладкие поленья, а я, бывало, корявые пни раскалывал. Вот это мужская работа — колоть пни. Или добывать из-под земли камень.

Гордубал доволен. Немало я поработал на своем веку, Полана, ей-богу, немало. Хорошо это. Сложив руки на груди, Гордубал спокойно засыпает.

Проснулся он уже под вечер, тяжелые сумерки разбудили его.

— Гафия, — позвал Гордубал. — Гафия, где Полана?

Тишина. Издалека доносится звон, это стадо возвращается с поля. Гордубал вскочил с кровати и натянул штаны. Надо отворить ворота коровам. Голова у Юрая кружится — видно, от долгого лежания. Он ощупью пробирается во двор и распахивает ворота. В голове шумит, дышится тяжело — однако ж, слава богу, удалось выбраться на воздух. Звон близится, нарастает, ширится, как река. Все полно звоном этих колокольцев. Юраю хочется стать на колени, перезвон колокольцев звучит для него неслыханным великим благовестом. Степенно покачивая головами, во двор входят две коровы с полным выменем.

Юрай прислоняется к воротам. Ему хорошо, спокойно, как на молитве.

Во двор вбегает раскрасневшаяся от быстрой ходьбы Полана.

— Ты уже встал, Юрай? — восклицает она. — А где Гафия?

— Да, встал, — виновато оправдывается Гордубал. — Мне уже легче.

— Иди, иди, полежи, — настаивает Полана. — Утром будешь совсем здоров.

— Как хочешь, голубушка, как хочешь, — послушно и ласково отзывается Гордубал. — Я мешать тебе не стану.

Он закрывает ворота, закладывает засов и медленно идет в избу. Когда ему приносят ужин, он уже спит.