На полу боролись Каллум и какой-то маленький рибут – лет тринадцати. Обезумевший пацан трясся всем телом и отчаянно пытался укусить Каллума. Судя по окровавленным рукам Двадцать два, несколько раз у него уже получилось.

Номера мальца я не знала, но догадаться было несложно. Ниже шестидесяти. И ему недавно делали уколы.

Каллум пытался бежать, но толпа не пускала и каждый раз загоняла его обратно. Неожиданно пацан прыгнул, впился Каллуму в плечо и вырвал кусок мяса.

С выражением предельного ужаса и недоумения Каллум отдернул руку. Его затравленный взгляд метнулся по сомкнутому вокруг кольцу и остановился на мне с явным облегчением. Обычно моему появлению никто не радовался.

– Прочь! – гаркнула я.

Рибуты бросились врассыпную, а я схватила за рубашку мелкого, когда тот снова изготовился напасть на Каллума, с силой ударила его в лицо и отшвырнула в сторону двери. Неужели за ним не явятся? Неужели охранники намеренно оставили его здесь в таком состоянии?

К пацану устремилось несколько унтер-шестидесятых, а я опустилась на колени возле Каллума. Когда я уже открыла рот, собравшись наорать на него и спросить, почему он, будучи сильнее, не побил этого недомерка, которому вздумалось попробовать его на вкус, Каллум вдруг обхватил меня за талию и прижал к себе.

– Спасибо, – произнес он, все еще задыхаясь.

Я замерла от тепла его объятий. Это было слишком приятно. И я никак не могла вспомнить, из-за чего хотела накричать на него.

– Извини, – сказал он, отстранившись и поднеся руки к груди. – Я испачкал тебя кровью.

В зале стало удивительно тихо. Все смотрели на нас, и я понизила голос:

– Ты цел?

Стоп. Я хотела сказать что-то другое. Я собиралась ругаться.

– Этот малыш попытался меня сожрать. – Он посмотрел на свои руки. – Полюбуйся! Он уже начал!

В нескольких местах были вырваны солидные куски мяса. Я сглотнула, с трудом сдерживая тошноту. Пацан действительно вгрызался в его плоть, как дикое животное.

Что же все-таки с ними делали?

– Почему ты не дрался? – спросила я, стараясь говорить сдержанно, хотя внутри все клокотало. Мне было нужно, чтобы Каллум успокоился и не сходил с ума из-за какого-то текущего эксперимента КРВЧ.

– Я… не знаю. Он же ребенок. А когда он вдруг начал кусаться, я совсем растерялся.

– Ты должен был дать отпор.

– Меня загнали в угол! – Он посмотрел через мое плечо, и голос его упал почти до шепота. – А еще он ровесник моего младшего брата.

– Он тебе не брат.

– Знаю, но все равно…

– Мне необходимо, чтобы ты стал лучше, – сказала я.

– Тебе и впрямь наплевать, что он едва меня не сожрал? – спросил Каллум и снова выставил руку.

– Через минуту все затянется.

– Да не в этом же дело! Я ранен!

– Мне необходимо, чтобы ты стал лучше, – повторила я.

– Я…

Тут по столовой разнесся визг, я обернулась и увидела, что обезумевший малец завис в прыжке и приготовился обрушиться на только что вошедшего охранника. Прыгнул он так высоко, что это было неестественно даже для рибута.

Никто и оглянуться не успел, как его зубы сомкнулись на шее человека. Я быстро пригнула голову Каллума и тут же услышала, как другие рибуты попадали на пол. Заговорило оружие.

С каждым выстрелом, которых насчиталось десять или пятнадцать, Каллум резко дергался. Потом наступила тишина. Я выждала еще немного и медленно подняла голову. Подросток и охранник были мертвы, хотя охранник, наверное, умер в тот самый миг, когда ему вырвали горло.

– Что… – Глаза Каллума округлились от испуга. – Что с ним такое?

– Сошел с ума, – ответила я, не зная, как объяснить иначе. Здесь, в столовой, где КРВЧ слышала каждое наше слово, сказать правду я точно не могла.

Он промолчал, но быстрый взгляд в сторону унтер-шестидесятых явно говорил о том, что он уже что-то слышал.

– Каллум!

Он повернулся ко мне, и его серьезное лицо слегка смягчилось. Это было приятно. Как будто он смотрел на меня не так, как на остальных.

– Мне необходимо, чтобы ты стал лучше. Без шуток. Ты должен слушаться приказов и больше работать. Они не терпят тех, кто выделяется. – Я кивнула на мертвого рибута, и Двадцать два сглотнул. Он понял. – Договорились?

– Да.

Когда перед отбоем я вернулась в наш отсек, Эвер сидела на постели и содрогалась всем телом. В мертвых глазах не было ни проблеска надежды, но она все еще оставалась собой. Дрожащим, жалким подобием себя.

Я села на свою кровать, и Эвер вскинула голову. В пронзительном взгляде полыхнула ярость.

– Я мертва.

– Как и все мы, – попыталась я улыбнуться.

У нее вырвался сухой смешок, на лице проступило удивление.

– Никак ты пошутила?

– Немножко. Не очень удачно.