Шрифт:
Вместо раскованной, интересной девушки, он получил закованный в скорлупу комплекс неполноценности.
Рассел не мог её понять. Нет, даже не так, ему и не хотелось её понимать.
Ведь всё так просто, нравится работать? Так старайся не покладая рук.
Не нравится работать? Оставь это и займись другим.
Хочешь похудеть? Перестань есть. Хочешь есть? Перестань говорить о том, как хочешь похудеть и просто ешь.
Хочешь самостоятельности? Перестань позволять матери принимать за тебя решения.
Всё было так просто только для Рассела. Он не желал слушать её нытьё, не желал знать, что она чувствует, о чём думает, потому что это будет не он.
Не о нём она думает, не к нему она что-то чувствует.
Если она вообще умела чувствовать. Она и внешне была похожа на красивую, дорогую куклу, и внутри.
Сама позволяла ею управлять. Где она будет жить, где она будет работать, что будет одевать, кто ляжет с ней в постель.
Каждое из этих простейших решений принимала Эвелин.
Клео привыкла подчиняться.
С ней было невыносимо. Невыносимо оставаться вдвоём, невыносимо смотреть и желать встряхнуть её, чтобы она хоть что-то почувствовала.
Закричать ей:
– Чувствовать боль нормально! Ты ведь не хочешь быть со мной, скажи об этом! Скажи мне в лицо!
Сполоснув лицо холодной водой, Рассел бросает на отражение суровый взгляд.
Проведя рукой по волосам, он обнажает шрам на лбу. Последствие схватки с собакой в двенадцать лет.
Она была милой, но когда родители утопили её щенков, точно сошла с ума и, желая кровной мести, напала на Рассела.
Отец уже вынес ружьё, желая застрелить её, когда Рассел зарыдал, точно маленький, умоляя её не трогать.
Овчарка жалобно скулила, прижимая к себе хвост, а Рассел подползал к ней всё ближе, пока отец не убрал ружьё.
В глубине души он всё же боялся, что тот может выстрелить, даже когда сын заслоняет собой собаку.
Она жила в его комнате ещё семь лет. Только Рассел гулял с ней, только Рассел её кормил, и только Расселу она позволяла себя причёсывать.
Слишком много воспоминаний от одного шрама, но он решил дойти с ним до конца.
До самого финального рубежа в лице гроба зарытого в землю.
Выходя из ванной, Рассел предусмотрительно выключает свет, опускает сидение и смывает за собой воду.
К счастью жизни с женщиной родители его научили.
Только официально они с Клео не жили вместе, просто он принёс сюда так много своих папок, что уносить их было уже практически невозможно в виду факторов лени и занятости.
Зайдя в спальню, он гасит свет, и лицо Клео освящает лишь слабое сияние экрана ноутбука.
Она никак не реагирует на столь резкое погружение комнаты во тьму.
Сняв пижамные штаны, Рассел складывает их на одной из гор его папок и устало зевая, проводит рукой по животу.
Единственное из спорта, что его не раздражало своей всепоглощаемостью, был бег.
Поэтому фигура его была скорее худощавой, никаких тебе кубиков пресса, но, по крайней мере, что-то вроде бицепса проглядывалось на руках.
Подойдя к постели, он вытягивает из рук Клео ноутбук.
Она поднимает на него отстранённый, заспанный взгляд.
Позволь ей заснуть, и она мгновенно погрузится в сон, даже позу не успеет поменять.
На ней мягкая фланелевая рубашка с изображениями медвежат, Эвелин её ненавидела.
Говорила, что такие вещи не носят девушки, которым исполнилось шестнадцать, потому что она начинает превращаться в женщину.
А подобные вещи отбрасывают её на несколько шагов назад, в детство, мешая стать взрослой.
– Ну, как поработала?
Клео отвечает слабым кивком, устало потирая глаза.
Захлопнув её ноутбук, Рассел погружает комнату в полную темноту отбрасываемых на стёкла окон, огней.
Где-то внизу кипит жизнь, а он остался здесь с ней, в полной темноте чувств и отношений.
Сбросив с девушки одеяло, Рассел повелительным движением проводит горячую линию по её ноге.
Клео не отстраняется.
Она не отстранялась, когда он впервые прикоснулся к ней, даже чувствуя, как ей больно, и не отстраняется теперь, когда это вошло в монотонную, усталую привычку в изнеможении прошедшего дня.
Подавшись вперёд, Рассел запечатляет на губах Клео поцелуй, она не позволяет себе двигаться, потому что он этого не любит.